Ультрафиолет

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.       Соулмейта встретить — это как корь подцепить. Не переболел в детстве, то уж лучше и вовсе не болеть, а то и кони с горя двинуть можно. Чем старше становишься, тем меньше шансов встретить свою судьбу и тем тоскливее на душе.       Намджун, по закону подлости, не встретил. Ждал-ждал, но вот уже и пубертат миновал, и прыщи сошли, и школу закончил, и даже учёба в институте подходит к концу, а он всё один. Да и не ждёт он больше чуда. Смирился. Почти. Может, умер соулмейт — так бывает. А может, и не родился ещё, так тоже бывает. Но первое чаще случается, тогда как второе почти всегда — только в сказках да в дорамах…       Не один он такой несчастный, таких вот «половинчатых» в мире целая куча, да только в окружении Намджуна — ни одного. Уже давно все обзавелись парами, годами пребывая в счастливом неведении, что где-то кому-то не так повезло…       На Намджуна нередко посматривают с жалостью, чем только сильнее вгоняют в депрессию. Ещё в школе, в период полового созревания, когда почти у всех происходил бум встреч с соулмейтами, он почувствовал… что ничего не чувствует. Не поднималась температура, не кружилась голова от чужих мыслей, не зудела кожа в местах, где должна появиться метка, не снились волнительные сны, от которых просыпаешься с неистово бьющимся сердцем и мокрым бельём. Уже тогда он ощущал всепоглощающую пустоту и одиночество. Словно невидимка он.       «Так бывает», — говорит его лучший друг Юнги, чья пара тоже запаздывала, но к первому курсу и он обзавёлся возлюбленным, благодаря которому его запястья стали украшать золотые татуировки-браслеты. Красиво… Но с тех пор их дружный дуэт превратился в трио, а третий, как известно, всегда лишний, впрочем, Юнги никогда этого не демонстрирует и до сих пор поддерживает друга.       Наука не стоит на месте, и от этого ещё обидней. Раньше, чтобы встретиться со своей половинкой, если она не из твоего окружения, приходилось регистрироваться в специальных библиотеках, где на тебя заводили «дело», фотографировали метки, писали данные и отправляли в архив в столицу, и лишь там, перелопатив кучу материала, можно было найти совпадение и встретиться. Сейчас же достаточно зарегистрироваться на сайте и скинуть туда фото метки, а система сама найдёт совпадение в течение нескольких минут. Удобно…       Намджун любит сидеть на этом сайте, рассматривая те метки, что выложены в открытом доступе. Чаще они выглядят как родимые пятна, кляксы, будто краску на тело кто-то плеснул. Но бывают и сложные, прекрасные. Симметричная геометрия, мандалы, фракталы, абстрактные пейзажи, воздушные цветы или птицы райские, что уж совсем необычно. Монохромные, едва заметные или, наоборот, такие, что расцветают на коже яркими красками, будто искусный художник кистью прошёлся. Говорят, всё от внутреннего мира зависит. По этому случаю даже новый раздел в психологии появился: анализ личности человека по метке.       Глядя на всё это разнообразие, Намджун завидует сильно. Он помнит, как в школе ребята хвастались своими метками, что с каждым днём проявлялись всё сильнее, пока не становились завершёнными. Помнит, как горели их глаза от счастья, как они впервые приходили со своими парами, неловко держась за руки и глядя полными обожания глазами друг на друга. Намджун с каждым годом всё меньше мечтает о прекрасном внутреннем мире своего соулмейта, он согласен даже на самую простенькую завитушку, на крохотную чёрточку даже, но…       — Набей себе татуху, — говорит однажды Юнги, глядя на его терзания, — заполни пустоту.       — Не вздумай этого делать! — категорически не соглашается с его мнением Хосок. — Сколько людей испортили красоту истинной метки своими грязными лапищами, а потом пожалели. Ты ещё встретишь свою половинку! Возможно, ты что-то упускаешь… Ты во всех местах хорошо смотрел?       И сразу тянет к нему свои ручонки. Юнги прячет улыбку, умиляясь добротой и искренностью своего соулмейта. Хосок единственный, кто верит в гипотетическое счастье Намджуна, но это совсем не утешает. Намджун с радостью бы смирился, забылся и просто вычеркнул бы эту часть своей жизни, но жизнерадостный Хосок не даёт этого сделать.       — Каково это, встретить соулмейта? — спрашивает Намджун у Юнги, когда они заканчивают редактировать новый трек. Они оба — музыканты, довольно неплохие по отдельности и почти гениальные — вместе. Хотя характеры у них совсем разные: Намджун спокойно решает все организационные вопросы, общается с людьми, а вот Юнги совсем не умеет вести переговоры, у него нет желания общаться с незнакомцами. Он предпочитает сидеть в уголке на диванчике и дремать, либо попивать винишко, пока его парень, к примеру, оттачивает новый танец перед зеркалом. Максимум, на что способен Юнги — покачивать ногой в такт музыке и неотрывно следить глазами за перемещениями общительного и гиперактивного Хосока. Он и сейчас это делает, всё время ищет его взглядом, хотя тот находится в паре метров от него и мирно дрыхнет на кушетке. Юнги, прищурившись, смотрит на Намджуна, словно не знает, стоит ли отвечать на заданный вопрос.       — Ты можешь представить, что всю жизнь жил с одним лёгким и страдал от нехватки кислорода, постепенно умирая? А потом раз, и у тебя чудесным образом появляется второе лёгкое и ты, наконец, можешь дышать полной грудью, видеть весь спектр цветов и ощущать все запахи.       Намджун слушает Юнги и считает его засранцем. Потому что после его слов становится только хуже. У него ведь навсегда останется одно лёгкое, и, в конце концов, он действительно начинает задыхаться. По утрам он чувствует сильную головную боль, сухость во рту, а в зеркале отражается бледное, с синяками под глазами, лицо. Запястья зудят, будто их наждачной бумагой тёрли. К вечеру состояние ухудшается и поднимается температура, а ночь превращается в пытку — он не может уснуть, находясь в полубреду и видя странные, психоделические сны: по его телу ползают змеи, мелькая в стеблях терний, и их иглы впиваются изнутри, разрывая кожу.       Он пытается их стряхнуть, царапает себя, расчёсывает до крови, пока не просыпается окончательно. На руках отчётливо проступают красные борозды, оставленные ногтями, кожа печёт, чешется и пылает, словно в огне. Намджун психует, находит маникюрные ножницы и срезает под корень, чуть ли не до крови, ногти, потом залезает под холодный душ и стоит так долго, как может. Зуд немного стихает. Утром, сонный и разбитый, он встречается с Юнги.       — Выглядишь хреново, — констатирует друг. — Поехали в больницу, вдруг заразу какую подцепил?       Намджун не хочет в больницу, он не любит запах лекарств и стерильную чистоту коридоров. А ещё больше — раздражающие вопросы и удивлённые взгляды. Ещё бы — ему уже двадцать пять, а соулмейта нет, и тогда сразу все врачи и медсёстры смотрят на него как на смертельно больного: с жалостью и скорбью. Но в этот раз он не противится, да и состояние его странное и вызывает опасения.       Они идут в государственную клинику, врач долго осматривает его кожу, разглядывает самые расчёсанные места, берёт кровь и фрагменты кожи на анализы, но так и не находит ничего подозрительного. Ни аллергии, ни паразитов, ничего такого, что могло бы заставить человека корчиться от боли, сдирая собственную кожу. «Нервное», — выносит вердикт доктор и прописывает Намджуну целый список обезболивающих и успокоительных. Парень заглатывает пригоршню таблеток, в голове мутнеет, перед глазами плывёт, мозг отключается, но боль так и не уходит.       — Херня всё это, — говорит Юнги через несколько недель, глядя на неадекватную физиономию друга и отбирая таблетки, — нам нужен другой врач.       Странная чесотка прогрессирует, с каждой новой неделей перемещаясь выше и дальше.       Они проходят ещё через несколько клиник, все качают головой и говорят одно и то же. Юнги злится, а Намджун с каждым днём всё больше превращается в овощ. Боль от предплечий сдвигается к плечам, а затем к ключицам, а потом и вовсе на рёбра. Нервозность Намджуна превращается в настоящий психоз. Вечерами он напивается до умопомрачения, пока не отрубается, но даже тогда кошмары не дают ему покоя.       В этот раз на помощь приходит Хосок, потому что Юнги уже боится показываться на глаза Намджуну. Хосок залетает в квартиру к другу, силой вытаскивает его из кровати, засовывает под холодный душ, заставляет почистить зубы, причесаться, выпить кофе и чуть ли не с ложечки кормит куриным бульоном, а потом они садятся в машину Юнги и втроём едут куда-то на окраину города.       — Тут небольшая частная клиника, — начинает Хоби, когда они подъезжают к аккуратному двухэтажному зданию с цветочными клумбами у входа, и пока Намджун не устроил очередную истерику, заталкивает того прямо в кабинет к врачу — видимо, о встрече договорились заранее.       — Я не… — мнётся Намджун на пороге и замирает. Доктор приветлив и явно ждёт его, но удивительно не это — всё тело мужчины, с ног до головы, покрыто разноцветными татуировками. Даже на лице, под скулами, виднеются аккуратные полоски, что совсем не вяжется с его интеллигентным видом.       — Да вы не бойтесь, я не кусаюсь, — улыбается он. — Снимите рубашку, я посмотрю, в чём дело.       Намджуну не хочется на очередной осмотр, но он решает сделать это в последний раз. Если ничего не выяснится, то больше ноги его не будет ни в одной из больниц. Тем более, сегодня под рёбрами жжётся особенно сильно, так сильно, как никогда ещё за всё это время. Аккуратно почесав разодранную кожу, Намджун обречённо ждёт, пока врач его осматривает. Пальцы у него прохладные, но мягкие, он едва касается, близко-близко приблизившись и чуть ли не носом уткнувшись, разглядывает нечто, видимое лишь ему.       — Так-так, кажется, я догадываюсь, в чём дело, — ухмыляется он через минуту довольно, и Намджун едва сдерживается, чтобы не фыркнуть — ну конечно, куча специалистов не разобрались, а тут какая-то конторка, и сразу решение нашли. Но доктор уже отходит в сторону, плотно закрывает жалюзи и выключает свет. Кабинет на мгновение погружается в полумрак, но потом щёлкает другой выключатель и всё вокруг заливает неярким фиолетовым светом.       — Прошу, посмотрите сюда, — он подводит Намджуна к зеркалу, и тот едва сознание не теряет от увиденного. Его руки, плечи, ключицы и грудь покрыты причудливыми росчерками. Чем сильнее разгорается ультрафиолет, тем насыщеннее становятся узоры: ажурные кляксы превращаются в чётко детализированные цветы, а неясные завитки — в змей с изящными узорами на спинах.       — Это самая прекрасная метка из всех, что я видел за свою жизнь, — восхищённо выдыхает доктор. — Жаль, что вы так поздно о ней узнали.       — Поздно? — пугается Намджун, и перед его глазами едва обретённое счастье чуть не превращается в пепел. Душа леденеет. В голове сразу возникают ужасные мысли — одна страшнее другой. Намджун ещё не видел своего соулмейта, не нашёл его, но за этот десяток секунд сказочного сна уже успел полюбить его сильнее жизни.       — Ваш соулмейт не дождался, когда вы рассмотрите метку, и решил нанести поверх неё татуировку.

***

      — Он просто хотел, чтобы я узнал о его существовании, он делает себе больно из-за меня… — рыдает Намджун в машине по дороге домой, чем сильно пугает Юнги. За всю жизнь он ни разу не видел друга плачущим, и это выглядит ужасно пугающе. Сердобольный Хосок сразу предлагает выпить успокоительного, но тот отказывается. Намджуну не терпится зайти на проклятый сайт и проверить метки в разделе «особые», тот самый раздел, в который он никогда не заглядывал, чтобы не расстраиваться ещё сильнее, ведь тогда он понимал, что ему никогда не стать даже обычным, не то чтобы особенным…       Чуть ли не силой отправив озабоченных его состоянием друзей домой, он, не разуваясь, залетает в комнату и включает ноутбук, сходу подсоединяя телефон и загружая фото метки на сайт. Система мучительно долго анализирует полученную информацию, несколько минут, кажется, превращаются в часы и затем появляется окошко: «Совпадения не найдены, повторить поиск?»       Намджун думает, что его сердечный приступ хватит, но ведь дело уже за малым, главное — у него есть соулмейт! Он жмёт на повтор и уже более спокойно ждёт анализа системы пока, наконец, не получает результат. Один-единственный, самый-самый желанный. Сердце колотится, воздуха катастрофически не хватает, а в животе порхают бабочки — не то от предвкушения, не то от страха.       В профиле всего два фото. Первое — в ультрафиолете, добавлено десять лет назад. На нём улыбается полуголый пухлощёкий парень-подросток, изображая пальцами рожки. Он счастлив, глаза искрятся безмерной радостью, предвкушением встречи со своей половинкой. На не по годам спортивном теле сверкают прекрасные цветы и изящные змеи. Намджун теряет дар речи, встаёт и уходит. Ему срочно нужно проветриться, и он выходит на балкон, достаёт сигареты, к которым не притрагивался очень давно, и курит одну за другой, пока во рту не поселяется противная горечь, а голова не начинает кружиться от никотина. Тогда он возвращается и снова смотрит на фото, и сердце кровью обливается — десять лет. Десять, мать его, долбанных лет, выброшенных в бездну. Десять лет одиночества. У Намджуна колет сердце, а в глазах двоится от набежавшей влаги, потому что на втором фото на него смотрит уже взрослый парень. Обычная селка, в парке Сеула, на лавочке, около памятника влюблённым, мимо которого Намджун уже несколько лет ходит в универ. Он одет в майку, держит в руках сигарету, и в его глазах отчётливо видны обида и разочарование.       «Пошёл ты к чёрту», — написано в статусе. Вот так, без эмоций и знаков препинания.       «Пользователь был в сети четыре месяца назад».       Намджун бы пошёл, и не только к чёрту, но и в окно бы вышел. Но под рёбрами всё ещё колет, и это шанс. Его шанс. Их шанс…       В профиле ни адреса, ни фамилии, лишь имя «Чимин» и номер мобильного. Он набирает номер и слушает долгие гудки до упора. Потом набирает ещё раз, и ещё, пока на том конце не слышится сонное «алло». Намджун так часто представлял этот момент, столько мечтал, продумывал, но сейчас всё это выглядит так бессмысленно и глупо, поэтому он просто замирает и…       Скоро они встретятся и Намджун будет молить о прощении, а Чимин будет закусывать губу, и в его глазах будут блестеть слёзы. Сколько их, непролитых, было за эти годы?       Потом он простит его и покажет «новые», почти завершённые, татуировки, самые болезненные, специально выполненные поверх меток бамбуковой палочкой, чтобы его соулмейту наконец дошло, чтобы он, наконец, почувствовал. Намджун будет водить пальцами по вычурным узорам, стараясь забрать всю боль себе, и его сердце будет разрываться от боли за причинённые страдания и за всё потерянное время. Чимин будет прижимать его руки к себе, и под ними отчётливо будет слышно трепетно бьющееся сердце, а Намджун решит, что обязательно сделает себе такие же татуировки, потому что весь мир должен видеть, что они больше не одни, что они принадлежат друг другу. Они долго будут изучать тела друг друга и проведут много бессонных ночей, навёрстывая упущенное, они будут прощать всё и даже полюбят всех тараканов друг друга, потому что невозможно не любить того, с кем делишь дыхание жизни, того, кто навсегда станет твоим «вторым» лёгким.       Но всё это будет потом, через час или день, неделю или год, а пока:       — Привет, — Намджун запинается, — это… я.       На том конце пауза и облегчённое:       — Ну, наконец-то. И десяти лет не прошло.