***
Намджун сидит на маленьком диване — канапе — перед догорающим камином, вытянув ноги вперед и попивая вино из серебряного бокала с вылитым узором. Только свечи и еле горящие угли освещают комнату, но королю не важно, он приводит нервы в порядок после такого дня и думает о следующем. Он прокручивает в голове ритуал Элки из раза в раз, и все равно не верит, что он ее соулмейт. Невероятно. Ведь он уже готовился, что ее придется тащить в замок силой, а с морским королем договариваться. Но получилось гораздо проще, не считая, что сирена чуть не уплыла в море и пырнула его кинжалом. Лекарь, по прибытию в замок, осмотрел и замотал рану. Благо, она оказалась не такой глубокой, как ту, которую на самом деле может нанести этот самый клинок. Намджун списывает это на неумение сирены обращаться с оружием, но ему это даже на руку, ведь она не сможет нанести смертельные раны. Король помнит весь спектр эмоций, который захлестывал его на протяжении всего ритуала: ожидание, страх, переживание, потрясение. Хоть внешне он и сохранял спокойствие, но в душе чуть ли не молнии метал, как хотел начала ритуала. И хоть Ким видел его не раз, ему на несколько коротких мгновений стало страшно, что Элки сейчас умрет, ведь никто из русалок так прежде не кричал и не морщился от боли. Он хочет, чтобы сирена так кричала только от его рук. Только поэтому и схватил ее за плечи, ведь видел, что та извивается на валуне и может в любой момент упасть в воду, и ритуал сорвется. Морская пена растворится в воде. А потом смятение, ошеломление ударили в голову и грудь, что Намджун чуть не захлебнулся ими, ведь видел свое имя на хвосте сирены, которая поражает его. Он не может отрицать этого. Все русалки, которые были до этого, и на которых смерть направил собственными руками, не сопротивлялись, молили о свободе, плакали. Но Элки сопротивлялась, хоть и слезы не раз были, она выступала против него, и у Намджуна самый чистый интерес: как скоро он сможет ее сломать. А сломать он ее хочет. Ухмыляется с этой идеи, допивая вино одним глотком, и наливает вновь. Тишину с жалким потрескиванием углей и капающего воска нарушает громкий стук в массивную дверь. Стражник входит и говорит: «К вам Его Сиятельство граф Чон Хосок». Намджун говорит, чтобы друга пустили, не отворачиваясь от камина. Его успокаивает огонь. Ему даже плевать, что уже почти лето, он продолжает приказывать отапливать покои хоть несколькими поленьями, чтобы не было так холодно. Ведь в замке даже в теплое время года прохладно. А Намджун не любит его. Скучает даже по Королевству Ауруму, где вырос, но это уже неважно, ведь он король Королевства Ноли. — Меня не было несколько дней при дворе, а у тебя уже свадьба намечается с соулмейтом из моря, — проходит в помещение Хосок, наливая себе вино и присаживаясь рядом с королем. — И я узнаю все последним. Намджун, ничего не хочешь сказать? — Я рад, что ты вернулся в замок, — сухо говорит король, продолжая смотреть в камин. — И до свадьбы еще далеко. Мне нужно завтра составить брачный договор и осведомить архиепископа, чтобы его ратифицировали в день венчания. — И когда оно? — Не знаю. Не хочу тянуть, но я не могу позволить, чтобы дикарка стала королевой. Между свадьбой моего деда с Сон прошел год. Но я не могу ждать год. — Думаешь на Лунасу или Самайн*? — тихо и осторожно спрашивает Хосок, ведь называть праздники их предков в нынешнее время запрещено, когда господствует церковь, но старые праздники все равно проводятся, только название другое, более примитивное. — Скорее, на Лунасу, — кивает Намджун. Думает, что два месяца достаточный срок, чтобы подготовить Элки к придворной жизни, и чтобы она не пугалась всего. Даст ей время расслабиться, а потом начнет ломать сирену, ведь ей тогда не убежать, не скрыться от него. Коварно растягивает губы в усмешке, что не скрывается от Хосока. — Прошу, только не говори, что ты задумал что-то ужасное, — устало проговаривает граф, смотря на друга со снисхождением. — Оставь ее в покое, она уже в твоих руках. Она не посмеет перечить тебе. — Хосок, — наконец поворачивается к графу король, и тот видит в чужих глазах отражение углей, только каких сказать не может. Там только тьма и жестокость. Даже губы сильно сомкнуты, что скулы заостряются еще сильнее. Хосок невольно сглатывает, понимая, что ничего хорошо Намджун не скажет. — Ты мне друг? Друг. Ты единственный ко мне приближенный человек. Ты граф, владелец обширных земель, твой отец занимается государственными делами, как и ты, в конечном счете. Но ни ты, ни твой отец не имеют права вмешиваться в мою политику, в частности, которая направлена по отношению к сирене и моей будущей жене. А теперь, будь добр, покинь мои покои. Его голос спокойный, ровный, будто даже безэмоциональный, но Хосок в нем слышит власть, от которой шумно сглатывает, понимая, что король взбешен. Граф встает с канапе, ставит полупустой бокал на столик, кланяется и уходит, разнося только стук каблуков. Он не хочет гневить его еще сильней, не желает терять друга и человека, с которым можно поделиться переживаниями и просто поговорить без опаски, что это разнесется по всему двору. Но в то же время Хосок понимает, что сейчас лучше уйти, ведь его пререкания могут стоить очень большой ценой, которую он не сможет заплатить. Как минимум, Чон просто лишится друга и одного из близких людей. Как максимум, не хочет думать, надеясь, что такого не произойдет. Намджун смотрит, как стража закрывает двустворчатую дверь, и встает с дивана, подходя к окну и открывая его. Он смотрит на темное небо, усыпанное звездами, и думает о словах Хосока, которые отразились в нем ненавистью и злобой. Но только не на друга. Он не был в замке со дня объявления, что Элки Кин станет его женой в любом случае, он не знает, что творилось в замке все это время, не знает, как сирена вела себя. Не знает, что та разрывала плоть рыб руками и зубами, сначала убив ее холодом. Даже о покушении мало, кто знает. Намджун не хочет рисковать, уже сейчас видит в ней опасность, которую нужно приструнить и показать, что она здесь никто, даже если не умеет обращаться с оружием. Считает, что только сильные получают всего, чего хотят. Ведь только сильные пробираются наверх. Ведь только сильные имеют права распоряжаться чужими жизнями. А Намджун сильный. Всегда им был и собирается таким остаться. И никто ему не помешает: ни Элки, ни королева Сон, никто-либо еще. Какой бы ценой это ему не стоило.***
Лина присаживается на кровать, оглядывая комнату в потёмках, в свете свеч и догорающего камина, от которого только одно название. Его даже камином не назвать, слишком маленький, в него помещается только два-три поленья. Женщина хмуро смотрит на напряженную спину мужа и только вздыхает. Служанки ушли как пару минут, но даже во время их нахождения супруги не проронили ни слова. Лина гладит руками шершавую ткань, пытаясь немного успокоиться, но не может. Ведь понимает, что ее дочери придется остаться в этом замке надолго, чуть ли не на всю жизнь без возможности вернуться в родное море. Лина боится за нее, ведь спустя столько лет до сих перед глазами мольбы Элки о смерти, о том, как та сожалеет, что убила людей. Сирена боится, что дочь сломается и погибнет здесь. Только вот ее предостережения и привели к этому. — Ты не виновата, — тихо говорит Хоши на древнем языке в целях безопасности, что бы их никто не понял. — Ты пыталась защитить ее тогда, — поворачивается, и Лина будто снова оказывается на тридцать лет моложе, когда думала, что Хоши читает ее мысли. На то они и соулмейты. — Я знаю, — спокойно отвечает сирена. — Просто думаю, как все сложилось бы, если бы я не попросила Морскую ведьму стереть ей память. — Это уже в прошлом, нам надо думать о настоящем, — присаживается рядом и обнимает за плечи Лину, которая кладет голову на чужое плечо. — Королева Сон руководила страной в прежние времена, она была правой рукой короля Юнги, однако сомневаюсь, что Намджун позволит Элки хоть как-то вмешиваться в государственные дела. — Но ведь я тоже не вмешиваюсь, у меня нет такого права, — поднимает голову сирена и смотрит на мужа, пытаюсь понять, что тот имеет в виду. — Это другое. Мне кажется, что он ей полностью запретит вмешиваться во все, что касается управления и распоряжения чем-либо. И я не знаю, как помочь Элки. — Ты думаешь, что он начнет унижать ее перед двором? — озарение проскальзывает на лице Лины, однако тут же оно заменяется пренебрежением. Она, кажется, понимает, чего добивается Намджун, и ей это не нравится, как и Хоши, который только кивает на ее слова. — Она не выдержит. — Но, может, и выдержит, — устало потирает лицо морской король, продолжая говорить: — Элки жила у него несколько дней, я не знаю давали ли ей еду или нет, но, если честно, сомневаюсь в этом. Ты видела ее взгляд, когда она прыгнула в воду? Элки готова бороться, она сможет. Да, она не умеет пользоваться силой, но за всю историю очень мало было королев, в частности, в нашем клане. Только Морская ведьма знает, что это за силы, откуда они берутся и как ими управлять. — Но ведь мы не знаем, на что она способна! — вскрикивает, но моментально понижает голос Лина. Она переживает за Элки. — Ты же знаешь, что тогда случилось. А убийство произошло случайно. — Ни ты, ни я там не были, Лина, — Хоши пытается успокоить жену, понимает ее опасения и переживания. Ему самому не нравится мысль, что придется бросить дочь на суше с тираном, который будет измываться над ней, но морской король знает, что Элки готова, что она сильная, что сможет противостоять. — Новость дошла через чужие уши, и с того вечера никто не видел эту русалку, которая была свидетелем. — Ее можно отыскать… — У нас нет времени! Нам нужно такое положение в договоре, чтобы Элки находилась под нашей защитой, что бы с ней ничего не случилось, и она смогла бы вернуться в море. — Намджун не позволит, — тяжело вздыхает Лина, откидываясь на кровать и смотря в потолок. — Если только не придумать обходное условие. Хоши недоуменно смотрит на сирену, у которой на лице расползается улыбка, и пытается понять, что та задумала. Король прокручивает последние слова жены, вникает в их смысл, в «обходное условие», которое может быть. Понимает, что это подводный камень, который маловероятен, но, возможно, он станет движимой силой для разрыва брачного союза. — Ребенок, — произносят одновременно и улыбаются.***
— Черт, черт! — шипит под нос женщина в ночном платье, халате и с взлохмаченными каштановыми волосами. Она стоит посередине своего кабинета в башне, перечитывая книгу, в которой записано все, что смогла найти по поводу соулмейтов и связи между ними. Сон после разговора с Элки вернулась в покои, уже собиралась лечь спать, но в голове появилась мысль, которая прочно там засела и не собиралась выходить. И королеве надо было срочно проверить ее, но именно сейчас не может найти то, что ищет. Хотя она даже сама не понимает, что ищет. Первая мысль сменилась второй, а вторая — третьей, и Сон не может ухватиться за что-то одно. Знает, что все они касаются Элки, ее связи с Намджуном, обрядом и ее статусом в подводном мире. Русалка нервно перелистывает пергамент, водит пальцами по строчкам, ища необходимые слова, не вчитываясь на самом смысле текста. Она не сразу замечает, как холодный ветерок подул по босым щиколоткам. Ей не до этого, Сон пролистала уже полкниги, но так ничего и не зацепило. Не замечает, что руки и плечи дрожат, что халат не согревает вовсе. Она резко дергается и оборачивается, когда чувствует что-то мягкое и теплое на своих плечах. Позади нее стоит Сынён с распущенными волосами, в нижнем платье и халате, а в своих руках держит одеяло из комнаты королевы. Графиня слегка приподнимает уголки губ и говорит: — Уже поздно, тебе бы поспать. — Не могу я спать, когда что-то не сходится, — хмурит лоб королева. — Что именно? — Не знаю, но что-то во всей этой ситуации неправильно, — Сон закусывает губу, отворачивается от стола и идет к стене, где стоит канапе, и садится на него, кутаясь в одеяло и наблюдая, как Сынён садится рядом. Та смотрит проникновенно, с интересом, но с усталостью в глазах. За эти дни они так ничего нового и не нашли, хотя обе признаются, что и не искали, ведь дел во дворце было много. — Поделишься? — До меня дошли слухи, что обряд был болезненным, — начинает с самого начала королева. — Он длился долго. Намджун даже удерживал Элки, чтобы она не упала в воду. Понимаешь, я помню до мельчайших подробностей своей обряд и могу его сравнить со всей другой болью, которую мне причиняли, как с физической, так и с ментальной стороны. Он не был таким болезненным! — Может, потому что она сирена? — недоумевает Сынён. — Нет, — качает головой королева. — Я видела обряды своих старших и младших сестер, а они были сиренами. Так что точно им не было так больно, как Элки. Что-то пошло не так. — И ты поэтому здесь в такой поздний час? — с укором смотрит на мать. Сынён переживает, та отдается своим поискам так рьяно, что этому стоит только позавидовать. Графиня порадовалась бы, однако не может, ведь с поисками ее мать забывает обедать, ужинать и даже отдыхать. — Иди спать, утром продолжишь. — Хорошо. Может, ты и права, — кивает Сон, выходя их комнату. Сынён смотрит ей вслед, обводит комнату задумчивым взглядом и тяжело вздыхает. У нее никогда не была простая жизнь, она всегда была во что-то втянута, хоть даже в мелкую политическую интрижку, но в этот раз по-другому. Чувства и эмоции новые. Сынён еще не разговаривала лично с Элки, видела ее только мельком, но уже сочувствует ей. Сирене придется окунуться с головой в политические интриги с головой уже с утра, а это будет болезненно. Ведь даже ей, Сынён, которой немало лет и которая живет среди этого, порой тяжело. Кусает губы, ежится от прохладного ветерка и подходит к столу, у которого стояла королева до этого. Она опускает взгляд на книгу, уже порывается закрыть ее, но что-то заставляет остановиться и прочитать прыгающие и с трудом читаемые строчки матери. «У королевы Нам Хэйс из клана Флос были очень тесные отношения с сиреной — подругой детства — Ками Фандо́. Они доверяли друг другу, проводили время вместе. Они были настолько близки, что сомнений в их особой связи не было, поскольку она была чистой, невинной и такой искренней. Впервые силы появились у королевы Нам Хэйс, когда она оказалась свидетельницей, как ее близкую подругу поймали люди. Тогда сирена их покорила неким сгустком газа, именуемым плазмой. И после этого случая Нам Хэйс начали именовать некоронованной королевой. А их связь с Ками Фандо́ только подтверждает это, поскольку у всехранеее живших королев родственной душой являлась либо сирена, либо русалка. Между ними всегда существовала прочная духовная связь, которая по своей натуре крепче, чем связь между тритоном и сиреной. Нам Хэйс и Ками Фандо́ были и оставались подругами, а после смерти королевы Нам Хэйс трон клана Флос перешел к старшему сыну младшей сестры королевы». Сынён перечитывает запись, убеждается, что это почерк ее матери, но ощущение будто писала не она. Графиня хмурится, но украдкой поглядывает на дверь. Понимает, что за ней следят помощники Намджуна, и поэтому не старается выделить хоть как-то место в книге. Она пролистывает ее, запоминает расположение заметки, то, какие записи и заголовки ее окружает, а потом захлопывает книгу, что звук удара разносится по всей комнате и проникает в коридор. Сынён берет канделябр со свечами, задувая остальные стоящие в комнате, и выходит из помещения, закрывая плотно дверь.***
Намджун так и не лег спать, он почти до утра сидел за письменным столом и составлял первичные условия их брачного договора, акцентируя внимания на отсутствии каких-либо прав и возможностей у Элки будучи королевой в человеческом мире. Однако ему приходило в голову, что большая часть этих условий не понравится морскому королю и его жене, но продолжает упорно игнорировать этот факт. Какая ему разница? Если хотят компромисса, то пусть предлагают альтернативу, которая подойдет Намджуну. А король уверен, что они не найдут, чем заменить те или иные условия договора, поэтому и победно скалится, перечитывая в последний раз пергамент, сидя в зале совещания и ожидая родителей Элки Кин. И даже усталость не мешают ему величественно восседать на кресле и улыбаться собственным мыслям. Он уверен, что победил в очередной раз. Открываются двери в зал, и гвардеец оповещает, что морской король и его жена прибыли для ведения переговоров. Намджун кивает и смотрит, как супруги уверенно входят в зал и оценивающе осматривают его. На Хоши надета мужская рубашка — камиза — с оборками, которая заправлена в его брюки, только на ногах ничего нет, хотя король помнит, что давал распоряжения, чтобы им выдали и обувь. Лина одета в свое синее платье, которое доходит до колен, но помимо него на ней верхнее платье, сделанное из темно-синей парчи с витиеватыми узорами. Однако сирена идет к совещательному столу босиком, как и ее муж, и Намджун уже в открытую хмурится. — Я же приказал слугам, чтобы вам выдали обувь. Они что не принесли? — спрашивает, хотя и не ждет ответа. — Наверное, надо будет позже распорядиться наказать их и узнать, что они сделали с выданными вещами. — Не гневайтесь на них, Ким Намджун, — ярко улыбается Хоши, присаживаясь справа от короля, а его жена рядом с ним. — Мы — подводные жители, и мы не носим обувь и одежду. Хотя последнее мы приняли, потому что у вас в замке холодно. — Ладно, хорошо, наказывать слуг не буду, — кивает король, хотя акцентирует внимание на последней фразе: они не переносят холод. И Намджун уже думает, как этим воспользоваться, пока раскатывает свиток и передает его Хоши, и семейная пара начинают его читать и совещаться на своем языке. Ким не вмешивается, дает им время подумать, однако наблюдает за ними, пытается прочесть их по жестам, интонации, но выходит слабо. Он может только сказать, что те недовольны, но сохраняют спокойствие и хладнокровие. Намджун уже хочет заговорить из-за повисшей тишины, но супруги вновь продолжают разговор на своем языке, но уже тише, лаконичнее и так, будто им уже все равно, и они просто констатируют факт. Ким выпивает два бокала вина, пока Хоши не поворачивается к нему. — Вы все? Так быстро? — поднимает бровь Намджун, не скрывая своего сарказма и замечая поджавшиеся губы морского короля и слегка закатившиеся глаза Лины. — С чем не согласны? Что хотите поменять? — Мы не согласны со всей первой частью, со вторым пунктом третьей части и третьим пунктом третьей части. И также у нас есть небольшая оговорка по отношению ко всему брачному договору, который касается всей второй частью и многих остальных положений, — спокойно говорит Хоши, поглядывая на документ. — Я соглашусь принять ваши условия, только если вы мне предложите альтернативы, которые понравятся лично мне. — О, я вас прекрасно понял, Ваше Величество Ким Намджун. Я могу начать? — дожидается одобрительного кивка и начинает: — В первой части в первом пункте сказано, что после свадебной церемонии Элки становится королевой этого государства, но без какой-либо возможности править. Насколько мне известно, то в человеческом мире властью обладает как король, так и королева. И мне кажется, что это немного неправильно ограничивать власть нашей дочери в роли королевы этого государства. Поэтому нам бы хотелось, чтобы после заключения вашего союза Элки получила статус Королевы-консорта**. — Да, вы правы, но в чем же разница, если она в любом случае не будет править? — хмурится Намджун, не совсем понимая, куда ведет его будущий тесть. — Различие в том, что у нее будет какая-то, хоть и незначительная власть в замке и на территории государства, и также предполагается, что она может стать королевой в своем клане. — Прошу меня простить, но вы, видимо, забыли о второй части… — Я не забыл, забыли вы, что я не упомянул его как-то, с чем мы не согласны, — перебивает его Хоши и продолжает: — Однако вы в любом случае не позволите ей править, но так хотя бы у нее будет хоть какой-то статус в замке, поскольку в договоре он не был оговорен. Только «леди» было прописано, однако это не удовлетворяет нашим потребностям. Намджун постукивает пальцами по столу, взвешивает «за» и «против». И соглашается, ведь пока не видит в этом ничего, что противоречило бы его принципам и его намерениям. Он все равно не подпустит Элки к власти. Не будь у нее власти вовсе или будь она королевой-консортом. Король исправляет текст документа и передает его обратно морскому королю, чтобы тот согласился и продолжил: — Во втором и третьем пункте первой части вы прописываете, что у Элки не может быть собственного дохода и надела земли. Нам бы хотелось, чтобы вы это исправили, — выжидает паузу, чтобы увидеть реакцию короля, и продолжает: — Однако мы знаем, что вы не согласитесь на то, чтобы у нашей дочери были собственные деньги и подвластная территория. Поэтому я предлагаю, чтобы вы указали в документе право получения и того, и другого, однако, чтобы право пользования оставалось за вами. Что скажете? — Я не совсем понимаю, как это влияет. — Очень просто, Ваше Величество. В глазах ваших подданных она будет значить хоть что-то, что в свою очередь поднимет ее статус вне зависимости от того, что вы будете ей делать и как к ней относиться, — поясняет Хоши, добавляя злость в голос, и замечает, как Намджун прищуривает глаза, но все же кивает. — Я бы отказался от вашего предложения, но мне кажется, что я знаю, как это сделать. Как вы смотрите на то, чтобы я выделил вашей дочери пятую часть государственного бюджета и четвертую часть моих территорий, но все это, конечно же, остается в моем распоряжении? — Хорошо, мы согласны, — кивает Лина, передавая пергамент Намджуну. — В четвертом пункте вы указали, что Элки не принадлежит ничего, что у нее появится в процессе вашего брака. Но мне бы лично хотелось, чтобы все, что вы подарили, дали ей, либо она сама получила осталось при ней, в ее личном пользовании. Однако, чтобы она не могла все это продать. — Вы могли бы стать прекрасным политиком, Хоши Кин, — ухмыляется Намджун, внося правки, с которыми он вновь согласен. Ведь не видит в них что-то противоречащее. Ведь право пользования никак не отражается на праве распоряжения, чего у Элки не будет ни в одном проявлении. — Спасибо за комплимент, но давайте вернемся к договору? — король передает пергамент обратно супружеской паре, и тритон говорит: — Со всей второй частью и первым пунктом третьей части у нас нет противоречий. Однако с последними двумя есть. Во втором пункте третьей части вы указали, что наследником трона может стать только первый сын, которого родит Элки. Как представителям подводного клана, где трон может передаваться по женской линии, но без возможности управления им сиреной или русалкой кроме редких исключений, нам хотелось бы, чтобы первенец обоего пола, который родится у вас с нашей дочерью, имел право на трон. Как мальчик, так и девочка. — Но у нас власть передается только по мужской линии! От отца к сыну и так далее, — возмущается Ким. Вот этот пункт он менять не хочет от слова «совсем», не видит в нем проблемы или чего-то странного. Ведь это вполне естественно. А родители Элки должны быть благодарны, что он даже дал шанс своему будущему сыну стать королем. — Насколько мне известно, то вы власть получили по женской линии, — мягко и спокойно говорит Лина, смотря на короля с безмятежным лицом, будто даже не видя его. — Субин, ваша мать, первенец, старшая дочь Ее Величества Мин Сон. Через нее вы получили трон в королевстве, когда прямых мужских потомков Мин Юнги и Мин Сон не стало. Так что в чем проблема? Намджун молчит, хотя мысленно согласен. Трон он получил по женской линии, и ничего противоестественного в этом нет. Но его коробит согласиться, ведь уже и так достаточно много поблажек дал, хотя и не хотел первоначально. Ким проводит рукой по волосам, отпивает вино и все-таки соглашается, начиная исправлять текст брачного договора, не замечая, как Хоши победно ухмыляется жене, а Лина — ему. — Прекрасно, — произносит тритон на древнем языке и переходит на родной язык Намджуна: — В последнем пункте вы указали, что в случае вашей смерти и несовершеннолетия вашего ребенка, регентом станет ваш младший брат Ким Джисон. Но я не хочу, чтобы государством правила ваша ветка… — А чья же? Моя тетка Чеён, которая совсем в другом государстве? Другая тетка — Сынён, которая на стороне моей бабки? — искренне недоумевает Ким. Не позволит изменить этот пункт. — Мы хотим, чтобы регентом стала вдовствующая королева Мин Сон, — спокойно говорит Лина, игнорируя возмущение короля. — Исключено, — берет себя в руки и успокаивается Намджун. — Если я и передам трон после моей смерти и несовершеннолетия наследника, то только своей ветке родословной. Но раз вам не нравится мною предложенная кандидатура, то предлагаю жену покойного короля Мин Чимина — Мин Херин. Либо она, либо Ким Джисон. — Мин Херин, — не задумываясь, одновременно говорят супруги. — Хорошо, — хотя у Намджуна возникают подозрения, что все не так просто, как ему кажется, но он не придает этому значения. Думает, что морской король с женой что-то задумали, ведь помнит о какой-то «оговорке», но пока решает играть по их правилам. Но сомнения в их чистых намерениях пропадает с каждым новым предложенным изменением. Чувствует, что те играют на двуличие, но пока старается отмахиваться от этих мыслей, пока его домыслы не подтвердятся. В любом случае он выиграет. Ким в этом уверен. — Что за оговорку вы упомянули? — Да, точно, оговорка, — неуверенно улыбается, кидает взгляд на жену Хоши. — Мы согласились с условиями всей второй частью, однако мы не можем позволить Элки прожить всю жизнь на суше в качестве вашей жены, королевы этого государства и вашей личной игрушки. Я и Лина понимаем это, поэтому и придумали эту оговорку. — В чем же она заключается? — твердым голосом произносит Намджун, не отрывая взгляда от супругов. Злость появляется и распространяется по его телу. Она затмевает рассудок и мысли. В первую очередь она направлена на себя из-за того, что повелся на их уловки, что разглядел их двуличность так поздно, что не сразу догадался о двойной игре, в потом уже на них, что так хорошо все спланировали. — Если Элки в течение трех лет не родит вам ребенка, наследника королевства, то она вернется в море, игнорируя восьмую статью Соглашения. — А разве так можно? Это же самое прямое нарушение, — усмехается Намджун, понимая, почему у них не было противоречий со всей второй частью. — Если это нарушение одобрит и человеческий король, и морской, то это уже не будет нарушением. — А если родит, то она остается в замке навсегда и все положения брачного соглашения продолжают иметь силу? — со скептицизмом спрашивает Ким, не доверяя им. Ведь еще несколько минут назад он думал, что те просто захотят вернуть ее в море, а тут сделали условие, которое вряд ли реализуется. Намджуну нужен ребенок, наследник, и он будет, в этом он не сомневается. — Да, — кивают оба, но продолжает только Хоши: — Но хочу попросить еще одну просьбу. Чтобы текст брачного договора был на вашем языке, не на церковном, не на каком-либо другом еще, на том, на котором мы сейчас говорим. — Хорошо, я согласен. Король переписывает договор в нескольких экземплярах, каждый из которых Хоши и Лина тщательно прочитывают и подписывают. Намджун ставит королевские печати и требует некоторые экземпляры отвести архиепископу и совету на ознакомление. Он прощается с родителями Элки, разрешая им навестить дочь перед уходом. — А когда будет венчание? — уже на выходе из совещательного зала спрашивает Лина, оборачиваясь в пол-оборота. — Ближе к концу лета, месяца через два, когда будет проходить старый праздник, — отвечает король. — Я бы назвал день, но, думаю, он вам мало что скажет. — Праздник Лунаса? — хмурится сирена. — Да, как раз после него, — кивает, сдвигая брови вместе. — Откуда вы… — Я же говорил, что между нами общего больше, чем ты думаешь, — скалится Хоши и выходит с женой из зала, оставляя Кима в замешательстве.***
Королева как раз направляется в отведенные покои Элки. Она идет медленно, не спеша, ведь сил напрягаться нет. Сон, после ухода из своего кабинета, смогла уснуть только под утро, поэтому чувствует себя разбитой и не совсем собранной. Хотя сейчас время только приближается к полудню, но королева уже успела переговорить с Сынён о ее находке в книге. Русалка не помнит, как писала эту запись, но узнает свой почерк, она даже может сказать, что она довольно старая, раз находится во второй половине книги. Но все равно не может вспомнить, когда успела это записать. Хотя больше ее напрягает не сам факт написания этой заметки, а то, что всегда соулмейтом морской королевы является либо сирена, либо русалка. А тут Намджун — человек, далекий от моря, ненавидящий его — родственная душа Элки. Сон не может понять, почему это так, она в замешательстве, хочет все выяснить, поэтому и идет в покои сирены, как видит выбегающих оттуда перепуганных служанок и разносящиеся на весь коридор крики. Она вбегает в покои, как застывает на месте, наблюдая почти дюжину служанок, стоящих в центре комнаты со всем необходимым для подготовки сирены к новому дню и представлению двору. Но Сон видит, как Элки жмется к стене с открытым настежь окну, откуда проникает свежий воздух, и размахивает канделябром со свечами. У нее взлохмаченные волосы, дикие глаза, в которых отчетливо читается страх. Служанки пытаются к ней подступиться, уговорить одеться, но Элки кричит и вырывается. Угрожает, что выпрыгнет в окно, если те не перестанут к ней лезть. Королева стоит в дверном проеме и молча наблюдает эту сцену, поджимая губы. Разглаживает несуществующие складки на верхнем коричневом платье с яркими красными цветами. А потом резко ударяет рукой по двери и требует, чтобы все замолчали. Служанки пытаются сделать книксен, но их ноги не слушаются и дрожат от страха, как и сами их тела. Они опускают головы, перешептываются. Но Элки только выпрямляется и с благодарностью смотрит на королеву, на которую надеялась. — Уходите все прочь. Я сама займусь невестой короля, — приказывает Сон. — Простите, Ваше Величество, — тихо говорит одна из служанок дрожащим голосов. — Но король приказал постричь ей волосы до лопаток… — И это сделаю я. Все свободны. Она отходит от дверного проема, но продолжает стоять рядом с ним, наблюдая как девушки, оставляя все нужные вещи в покоях, уходят. Королева закрывает дверь, подходит к Элки, забирает подсвечник и только тогда спрашивает: — Что случилось? — Я проснулась, а они хотели начать меня собирать к чему-то. Хотели отрезать мои волосы, одеть в узкое и неудобное платье и накрасить. Я не понимаю, что происходит. Где мои родители? Где Лола? — Элки паникует, Сон это видит. Она обнимает сирену и поглаживает ее по спине, чувствуя еле заметную влагу на плече, но не обращает на это внимания. Понимает, что Элки напугана, что оказалась в совершенно чужом мире, где практически никого и ничего не знает. Сон ее понимает как никто в замке, даже лучше, чем служанки-русалки. Потому что у них была она, королева, другие служанки постарше. А Сон в свою молодость была одна, только Юнги и знала, но и он не мог помочь с некоторыми вещами, ей приходилось самой разбираться, строить стену, прокладывать свой собственный путь, чтобы завоевать доверие и уважение господ и народа. Элки придется пройти через то же самое. И королева с Сынён может помочь только с некоторыми вещами, но не со всеми, ведь сирене надо самой показать себя перед двором и подданными. Они могут ее обучить, объяснить правила поведения, этикет, но не более. Завоевывать доверие и показывать свою значимость сирене придется самой. — Все, тише, успокойся, — шепчет Сон, усаживая девушку в ночном платье на кровать и обнимая за плечи. — Намджун приказал подстричь тебе волосы, потому что хочет показать, что ты здесь ничего не значишь, что только он может распоряжаться тобой и твоим телом. Прости, но с этим я не могу помочь. Тебе лучше подчиниться. — Я не собираюсь ему подчиняться! — Я знаю, — кивает. — Но в этом случае лучше согласись. Сейчас твои родители ведут с ним переговоры по поводу брачного договора, и до его подписания короля лучше не злить. Да и если честно, за длинными волосами здесь ухаживать сложно. — Ухаживать? — не понимает Элки, начиная теребить волосы. — Мыть, расчесывать, собирать в прическу. Ты не в море, Элки, здесь вода — ограниченный ресурс. Я тоже не хотела состригать свои, но пришлось. Не по чужой воле, а по своей. — Ладно, хорошо, — кивает, но Сон видит грусть и тоску в глазах. Но так надо, сирене нужно это понять. — Тебе необходимо одеться в приготовленную одежду, потому что в этом мире одежда показывает статус человека. Ты могла заметить это в городе, — сирена кивает, и королева продолжает: — Она многослойная, будет неудобно в первое время, хотя я бы сказала, в первые недели, но потом привыкнешь. Главное контролировать служанок, которые тебя одевают, потому что они должны затягивать платья и корсет очень туго. — Что такое корсет? — Это что-то вроде нашего топа, только он более жесткий и надевается на камизу — платье, надеваемое на голое тело и под основными платьями. — Зачем так сложно? — удивляется сирена. — Человеческий мир, — пожимает плечами королева, слыша стук в дверь. Проходит внутрь гвардеец и говорит, что пришли Хоши Кин и Лина Кин, которые тут же входят в комнату. Сон приветствует их, слушая семейный разговор как бы издалека, находясь в этот момент в своих мыслях. Она старается понять, что задумал Намджун и сколько у нее времени, чтобы подготовить Элки к жизни в замке. Она надеялась, что та не будет сопротивляться, но все пошло не так. Совершенно не так. Со вчерашнего дня. И теперь Сон не знает, что ей делать, как и к чему готовить Элки, ведь ей потребовался год, а тут два месяца с небольшим. — В каком смысле? — сирена смотрит на родителей, находясь в замешательстве. Королева выныривает из своих мыслей, начиная вслушиваться в их разговор. — Мы уговорили Намджуну ввести в договор одну поправку, оговорку, — мягко говорит Лина. — Если ты через три года со дня венчания не забеременеешь и не родишь ему наследника, то ты можешь вернуться в море. Однако если все же родишь, то ты остаешься здесь без возможности вернуться. — Поэтому будь осторожней. Постарайся не забеременеть. Три года не такой большой срок, — обнимает дочь Хоши. Ему горько и противно со всей ситуацией, ощущение, будто он продает дочь и дает ей наказание, как пойти на преступление. Хотя думает, что в каком-то смысле так и есть. — Намджун так просто от нее не откажется, — хмуро подмечает Сон. — Он будет настаивать на ребенке. Рано или поздно за этот срок Элки забеременеет. Это только вопрос времени. — Я могу не пускать его, — говорит сирена, но неуверенность так и слышится. — Поверь, он придет, — смотрит сочувствующе, отчего Элки внутренне сжимается. Шумно сглатывает, что не остается незамеченным. — Время, — проходит внутрь гвардеец и ждет, когда Хоши с Линой попрощаются с дочерью и начнут выходить. Элки смотрит им вслед, чувствуя, что остается здесь окончательно в одиночестве. Она кидает взгляд на королеву, которая хмурит брови и кусает губы, но ничего не говорит. Боится услышать ответ, ведь теперь ей придется не просто сопротивляться Намджуну, его требованиям и приказам, но и стараться не забеременеть за три года. — Как мне избежать этого? — спрашивает, видя, как Сон только качает головой в знак отказа и выходит. Сон знает один верный способ, но если позволит Элки его сделать, то Намджун повесит их всех. Королева не пойдет на такой риск. Это самый кровавый и рискованный вариант, и самый последний. Русалка не допустит этого, пока не разберется, не поможет Элки. У нее есть время, хоть и не так много. Сон будет бороться за сирену, за ее благополучие, но не дает гарантии и мирное решение проблем. Оно здесь не работает. Приходиться чем-то жертвовать, идти на крайние меры, убивать, когда не хочется. В первую очередь Сон обещает не допустить смерть Элки, а потом уже не допустить ее беременности.