грезы о настоящей весне

«любви сильнее долг», – так говорили все те, кто во главе со мной тебя сгубили; советы наши кровью расчертили аверс монеты, от которой цепью каверз разнесся звон предательски колоколов – намного выше всех измученных голов. взмываешь ты, покрыв весь мир крылом дракона, с которым я в сравнении ничто. бастард. ворона. ты обещала цепи наши глупой тирании расковать, свободы дать вдохнуть – не пепел. но стоит ли его повторно сквозь пальцы пропускать? я знаю, что тебе соврал, ответив. ты за предательства врагов сжигала, без права на пощаду, меня же ты… не отпускала. дозор таких как я зовет мечами, что разгоняют тьму бездонными ночами; дозор таким как я не доверяет, но смерть – и треск огня, и дым над раной – все меняет. остались только клятвы, предсказанья: чем дальше от стены сейчас, тем громче жгут сознанье. я столько клялся – хватит на троих! я обещал щитом быть – для живых. что мне прочили – уж и не вспомню. дени… как жаль, что не было других решений. тогда. теперь же, за останками стены, под робкий стук капели – предвестницы весны – жалею снова: по нашим венам кровь текла одна, валирии древней, живая война. она – огонь, безумье, сила духа; ее во мне дрогон напрасно смог унюхать… и не испепелил – по праву и по горю. тебя забрал – назад, на травяное море. а я стоял и вслед смотрел бездумно, пораженно, как будто был неискренне влюбленный. через меня предательство последнее тебя убило; из джона сноу в цареубийцу за мгновенье превратило. титул – насмешка, под стать безумной королеве, принять которую не смог холодный север: надменный, истощенный, но живой, пока восток ты заливала пепельной зимой. ты стала страхом, хуже долгой ночи, и сделала парадоксально день короче, накрыв своими крыльями и обещав от деспотии всем защиту; глаза твои – безумием и светом до ресниц залиты… но я не смог тебя саму освободить от той цепи, под тяжестью которой весь наш род погиб в крови, огне, жидком металле. и я так поступил. с тобой. чтобы тираны не взлетали. я дрогнул, отступил – и все ждал дыма своего от пламени дракона, что так непримиримо звал мать свою, возможно, братьев. и, трон расплавив до последних рукоятей, взлетел, страша в последний раз весь мир, а звон колоколов, ненастоящий, навечно уши мне залил. я мог бы стать таким как ты – быстрее даже, тем королем, что в пепельный саван обряжен; я шел бы против клятв, пророчеств, знатных лордов – на звук дрожащего от предвкушенья безрассудства; коснулся бы ноздрей на теплой чешуистой морде; я мог бы – если все знамения сойдутся. солнце зашло уже на востоке, горы чрез ветер вернулись к истокам; может, и море исчезло под сажей? трон из мечей стал бы сразу неважен. он – колесо, что скрипит безустанно. нам бы – достался ребенок желанный. я почти верил: зачатье случилось, кровь, что я видел, на двух поделилась… дени, поверь, ради вас с нашим сыном, в гавани стало бы меньше невинных. первый ребенок твой умер за кхала, следующих двух – на войну обменяла, третий – живой, одинокий, последний, а роду таргариен нужен наследник. кровь нашей крови, тот принц, что обещан, и пусть ему семь королевств рукоплещут. хуже становится мне с каждым днем: небо вот-вот разразится огнем, снег обернется людскою золой, пустит ростки и цветок голубой. вороном сон обернется с рассветом, взмоет и вскрикнет, упав как монета – не той стороной, в неправильном месте, где б ты смогла стать лишь ночи невестой. король за стеной и цареубийца… жаль, что все это взаправду, не снится. лишь лютоволк верный мне – как с начала, я же – в дозоре, глава одичалых. тайну рождения забрал я от трона, но в темноте, во всех снах, изощренно вижу я правду заигравшейся знати: я им удобен, пока адекватен. бастард неда старка, щит за стеной – больше ни слова. я им чужой. к власти не рвавшись, легко отпустил то, за что стыдно, таясь, погубил я королеву – мою, навсегда; выбросил нас из родного гнезда – жду ли я тайно дракона полет? смог бы я бросить свободный народ?.. но я не могу. я под долгом прогнулся. выйдя за стену, тотчас обернулся в смутной надежде увидеть… что все? долг вестеросу как старк я отсек. пусть лютоволк мой по-прежнему рядом, но неспроста же мне грудь лихорадит? кровь валирийская жаждет расправы – ради моей королевы лукавой; вплавить же в трон коготь свой – и подле остаться, эйгоном стать. хоть попытаться. но без тебя – и без сына – не смею, стань же мечтой о весне – лишь моею. лучшей из всех, матерью вестероса, славы чьей прозвучит отголосок: узкое море, дорна границы, эссос, наат – пусть же мир воцарится. я не уверен, что знаю, как правильно надо, больше не строю я планов, догадок. я не пытаюсь быть лордом, бастардом, ни королем, ни щитом и ни гардой. нет больше долга, нет прав на трон, нет старка-волка… умрет и дракон под синим небом, средь вольных лесов, свободный – от чести и от оков. могилы не будет, креста, похорон – взамен на возможность, что буду прощен под знаменем розы, цветущей на льду, там, где, созревши, мечты все взойдут, за краем света, над солью и дымом, в древней валирии, миру незримой – встретимся снова, моя королева, лик чей на память оставлю чардреву, встретимся мы на кометы узоре, что возвещала земле об азоре… но кончен дозор, следом – служба короне, нет вестеросу нужды в обороне. должен был я уйти вслед за тобою – моей королевой и моей же весною.