Свободу Беззубику

      Утро выдалось невесёлое. Газеты пестрели фотографиями дерущихся молодых людей. Кто-то из журналистов, обратив внимание, как повели себя отцы, даже задумался о семейной обстановке второго кандидата в мэры. Тут же вспомнились всем его три неудачных брака, последовавших после смерти матери Сморкалы. Слюнявый был в бешенстве. В ещё большем бешенстве, когда он не обнаружил сына дома утром. Тот явно не ночевал в своей кровати.       А Сморкала не хотел и не мог вернуться домой. Его достало вечное отцовское давление, контроль, постоянное недовольство, ворчание, ругань. Что бы ни сделал Сморкала, отец никогда не гордился им, ни разу не сказал слов одобрения. И это убивало! Ведь он был единственным родным человеком в жизни Сморкалы. И что убивало ещё сильнее — это постоянное обвинение в смерти мамы. Можно подумать Сморкале было легко жить без матери, смотреть на трёх мачех рядом с отцом, одна моложе другой. И когда он окончательно понял, что отец так и будет насмехаться над ним, то стал искать себе новую семью. Ею и стала компания ребят, которая сама сколотилась вокруг него ещё в школе.       Малолетняя шайка была настоящей головной болью Бёрка. Все знали, кто там главный, но никому не удавалось поймать никого из группы с поличным. Поэтому подростки чудили, пока не подросли и несколько не успокоились. А когда Сморкала уехал учиться, группа и вовсе развалилась, лишившись своего клея. Все разбрелись кто куда. Единственные, с кем Сморкала поддерживал отношения, были близнецы Торстон. Чудаковатые, но в целом незлобные к другим людям ребята. Они подрабатывали в баре на ринге братьев Гримборн. И Сморкала был там не просто частым гостем…       Однажды, когда он участвовал в какой-то уличной потасовке, причём в этот раз он выступал в роли жертвы, к нему на помощь подоспел рыжеволосый мужчина крепкого телосложения. Он помог отшить неприятелей, с каким-то странным задором раздавая тумаки направо и налево. Когда всё было кончено, он, восстанавливая дыхание и широко улыбаясь, подошёл к Сморкале и протянул ему руку:       — Я Дагур. А ты неплохо дерёшься для своего возраста. Пойдём, с меня выпивка, — и мужчина, хлопнув по плечу Сморкалу, повёл его за собой.       Они зашли в какое-то неприметное здание в подворотне неподалёку от места, где случилась драка. Дагур по-хозяйски открыл дверь, прошёл по мрачному узкому коридору, насквозь пропахшему табаком и алкоголем, пожал руку верзиле, стоявшему возле огромной чёрной двери, которую тот распахнул перед ними. Они оказались в огромном помещении, в одном углу которого располагался ринг, а в другом — длинный бар. Несколько столиков и закрытых кабинок стояло вдоль стены, официанты, отличить которых от посетителей можно было лишь по фартукам и подносам, сновали от клиентов к бару и обратно. Вокруг ринга собралась толпа, которая кричала и размахивала руками — бой был в самом разгаре. Сморкала застыл на месте. Ему сюда нельзя. Если отец узнает в каких злачных местах он бывает, ему не поздоровится. С другой стороны, не нужно ему разрешение Слюнявого, он сам разберется, что ему делать. А местечко было, что надо.       — Ну, чего застыл? — Дагур подтолкнул Сморкалу в сторону барной стойки. — Или боишься, что мама ругать будет?       Услышав это, Сморкала сжал челюсть и уверенной походкой направился к бару. Дагур подал знак бармену, и тот сразу подал стакан с виски мужчине и вопросительно взглянул на юношу.       — Плесни-ка ему того же, — произнёс Дагур, и бармен молча подчинился, даже не подумав спросить удостоверение.       — Вот это сервис, — присвистнул Сморкала. — Не боишься, что будут проблемы?       — У меня — не будет, — подмигнул Дагур.       — Ты тут что, за главного?       — Не совсем. Но вон тех ребят, — Дагур кивнул в сторону дерущихся на ринге, — нашёл я. Примерно как тебя сегодня.       Мужчина замолчал, давая парню осмыслить происходящее. Сморкала с любопытством осматривал всё помещение. Наибольший интерес у него вызвал ринг. Бой проходил без каких-либо правил, как это и бывает в подобного рода клубах. И хотя он сам с детства увлекался борьбой и тратил немало времени на поддержание своей формы, ему в голову не приходило, что он может тоже выступать на ринге.       — Эх, зря он так… — пробормотал Сморкала, глядя на дерущихся. — Надо было уйти влево, тогда тот потерял бы контроль над ситуацией, и была победа. А так этот верзила его сейчас дожмёт.       — Я вижу, ты разбираешься не только в уличных потасовках, — ухмыльнулся Дагур.       — Ха! Я не пропустил ни одной трансляции MMA, — хвастливо отозвался Сморкала.       — Даже не сомневался. Хочешь оказаться на месте того парня? — Дагур вытянул руку со стаканом и указал пальцем на победителя боя, который улыбался окровавленным ртом, победно вскинув вверх кулаки. Толпа вокруг бушевала. Одни радовались своему выигрышу, другие кричали проклятья в адрес поверженного противника.       — Я? — удивился Сморкала.       — Да, ты, — утвердительно кивнул Дагур. — Ну же, не надо скромничать, я видел, как ты дерёшься. Уже неплохо. Но если найдёшь себе грамотного тренера и будешь вкладываться в это дело, станешь непобедим. Поверь, я вижу в тебе потенциал.       — Я… я не знаю, — замялся Сморкала. — Это как-то слишком. Мне и восемнадцати ещё нет.       — Правда? А выглядишь ты постарше… Впрочем, здесь с тебя никто не будет требовать сказать правду. Здесь ты можешь найти себя и стать тем, кем захочешь.       Это звучало так заманчиво! Сморкала унёсся мечтами далеко, где он прославленный боец, известный на весь мир. И начать он может уже сейчас… Но что скажет отец?       Дагур заметил метания молодого человека. Многие из них, тех, кого он находит для Райкера, сначала сомневаются. Есть и те, кто сам приходит, но они далеко не всегда то, что нужно заведению. А этот мальчишка… в нём определённо что-то есть. Дагур чувствовал невольную симпатию к Сморкале. Чувствовал в нём настоящего бойца, каким был и он сам когда-то. Он пошарил в кармане брюк и вынул оттуда визитку. Протягивая её Сморкале, мужчина сказал:       — Если надумаешь, звони в любое время.       И Сморкала надумал. Он решился и стал участвовать в боях на ринге в клубе. Дагур познакомил его с отличным тренером, который сумел превратить алмаз в бриллиант. Единственным условием Сморкалы была анонимность. Он не хотел, чтобы о его хобби прознали журналисты и отец. Это Дагур легко ему пообещал. Бизнес не то чтобы был незаконным, но Райкер его оберегал. Это было его личное детище, что-то отдельное от брата. Ему так хотелось иметь что-то своё, а не быть вечно на побегушках у Вигго. Этим чем-то и стал закрытый клуб. Никаких журналистов и лишних людей.       Вторым условием Сморкалы было время. Он имел право сам выбирать, когда участвовать в бою, а когда нет. Это было ему необходимо для сохранения своей второй жизни в тайне. Сначала Дагур сопротивлялся, говоря, что это не совсем по правилам. Но потом, когда Сморкала провёл несколько первых разминочных боёв и легко победил всех соперников, принеся немалый доход, ему было позволено и это. Отец все синяки и ссадины списывал на постоянные уличные драки. И в целом, его это не особо волновало. Он хотел, чтобы его сын был настоящим мужчиной. А какой настоящий мужчина не должен уметь драться? Хотя иногда Слюнявого раздражало, что одежда сына пахнет, как будто ей пол в каком-нибудь кабаке вытирали.       Сморкала старательно оберегал своё тайное увлечение. С Дагуром он стал на короткой ноге, они общались на равных. Мужчине нравился боевой дух младшего товарища. Пару раз он его и сам тренировал, чтобы лучше понять сильные и слабые стороны подопечного и лучше подбирать ему соперников. Сморкала не понимал, чем заслужил к себе особое отношение, да и не особо думал об этом.       Потом ему удалось пристроить на работу в этот же клуб своих друзей Торстонов. Так что, у него теперь всегда была своя группа поддержки.       Ничего удивительного, что Слюнявый не нашёл своего сына дома после благотворительного вечера. Сморкала не собирался возвращаться домой после случившегося. Он сначала зашёл в клуб, где Задирака работал барменом, и в волю залил злость на Иккинга, гнев на отца и разочарование всей своей жизнью.       Проснулся он на стареньком диванчике, заботливо укрытый пледом. На столике рядом стоял стакан воды. В этом чувствовалась рука Забияки. Сморкала заметил, что она в последнее время к нему особенно добра, но он не понимал почему. Он сел, щурясь на светившее в окно солнце и схватился за больную голову. О боги! Что вчера вообще произошло? Память плыла, как в тумане, показывая лишь несвязные картинки.

***

      Дорогой автомобиль летел сквозь ночной город, направляясь в элитный жилой квартал, где в одной из высоток в стильной и аккуратной, пусть и небольшой, квартире жила новоиспечённая чета Дирейндж. Дагур с беспокойством поглядывал на свою жену, которая молча смотрела на огни города.       Он припарковал машину на их месте на подземной стоянке, открыл дверь и подал руку супруге. Вместе они вошли в лифт, который поднял их высоко наверх. Мала всё также молчала, держа мужа под руку. «Интересно, — подумал Дагур, — о чём она так задумалась?»       — Ты в порядке? — вопрос вывел Малу из задумчивого состояния. Она подняла на супруга большие серо-зелёные глаза.       — Да… Да, всё хорошо, — она улыбнулась ему.       — Ты молчала всю дорогу, — заметил он.       Нельзя сказать, что Мала была болтлива, она, напротив, всегда очень сдержана. Но обычно после подобных вечеров ей есть, чем поделиться. Налаживание связей, договорённости, решения некоторых вопросов бизнеса — часто это происходило на таких неформальных встречах. И Мале всегда было чем поделиться с мужем. Но не в этот раз.       — Да так… задумалась немного, — она махнула неопределённо рукой, усаживаясь на банкетку возле туалетного столика и вынимая дорогие изумрудные серьги — подарок мужа к свадьбе. Ни к чему ему знать, что сегодняшняя встреча разбередила старые раны. Это уже давно в прошлом. Похоронено, забыто, стёрто. — Кстати… не знаешь, из-за чего сцепились мальчики? Сын Валки и тот, темноволосый.       — Сын Слюнявого?       — О, так он сын второго кандидата? — Мала никогда раньше с ним не встречалась.       — Да, он самый. И нет, я не знаю, почему они подрались, — произнёс Дагур и, поколебавшись, добавил: — Я нашёл этого мальчишку пару лет назад в уличной драке и привёл его к Райкеру в клуб. Он весьма талантливый.       Дагур осёкся. Раньше ему нельзя было разглашать имена своих подопечных. Но теперь он больше не сотрудничает с братьями Гримборн, а значит, нет смысла и скрывать что-либо от своей жены. Мала удивлённо вскинула брови, повернувшись к мужу. Он никогда до этого не делился подробностями той, прошлой своей работы. Когда они познакомились, когда их захватила любовь, ей даже не пришлось уговаривать его уйти от Гримборнов. Дагур сам разорвал все связи, когда она поведала ему, насколько жесток их бизнес. Он был без ума от Малы и прыгнул бы с самого высокого Бёрковского утёса, если бы она приказала. Впрочем, к драконам Дагур никогда не имел отношения. Он занимался людьми. В основном, поиском талантливых бойцов для ринга Райкера или ловцов и охотников. Когда он понял, что своей жизни не видит без Малы, он также понял, что им не быть вместе, если он останется с Вигго и его братом. Так что не колеблясь, Дагур ушёл из их компании. А к мальчишке, который заметно подрос, мужчина питал всё те же тёплые чувства старшего брата. В конце концов, он его многому научил. И хотя пересекались они теперь крайне редко, но остались приятелями.       Мала устало скинула туфли и, заламывая руки, всё никак не могла справиться в молнией на платье. Дагур подошёл к ней и, помогая с молнией, нежно коснулся белого плеча губами. В её глазах впервые с тех пор, как она столкнулась с Вигго на вечере, блеснул огонёк. Мала повернулась к мужу и, обвивая его шею руками, увлекла его на постель…

***

      И снова машина Стоика мчится по городу в их особняк. И снова отец молчит и недовольно поглядывает на сына, который притих на заднем сидении. Всё, как несколько недель назад, когда он забирал его из полицейского участка. Валка тихо сидела рядом с мужем, чувствуя кожей недовольство Стоика сыном. Да и она не была в восторге от произошедшего. Но безоговорочная любовь к Иккингу говорила ей, что если тот ввязался в драку, то не просто так, из-за ерунды какой-нибудь. Тут что-то серьёзное. И она его не особо судила. В конце концов, он её ребёнок, пусть и вымахал выше неё на голову.       Стоик мрачно вёл машину. Он многое мог бы сказать своему сыну, но не хотел, потому что чувствовал, что просто взорвётся, едва начнёт говорить. Да что же это? Разве так сложно вести себя прилично? Сынок Слюнявого был не подарком, но разве Иккинг этого не знал? Умение драться — это прекрасно, быть сильным мужчиной и отстаивать свою точку зрения. Но не на благотворительном же вечере! Да ещё и эту дурацкую вазу, или что это было, разбили на мельчайшие осколки. Ох, как стыдно-то. Наутро все газеты будут пестреть фотографиями и статейками.       Подъехав к дому, Стоик остановил машину, заглушил мотор, молча через зеркало заднего вида посмотрел на Иккинга суровым и долгим взглядом и, не говоря ни слова, вышел из салона. Он помог выйти Валке и, что-то шепнув ей на ухо, ушёл, шурша гравием подъездной дорожки, оставив её наедине с сыном. «Наверно, пойдёт сейчас в библиотеку и будет сидеть там до поздней ночи, размышляя, какой его сын недотёпа», — мрачно подумал Иккинг.       Он подошёл к матери и подал ей руку. Вместе они зашли в дом, и она повела его на кухню. Налив ему и себе чай, скинув туфли и распустив волосы из тугого узла, она посмотрела на него своими огромными голубыми глазами. И его прорвало. Он рассказал о стычке со Сморкалой. О том, как терзал тот его в школе. О том, как Иккингу всегда хотелось быть его компании «крутых ребят», а не слыть «ботаником», как его одноклассник Рыбьеног. Потом, заикаясь и краснея, Иккинг поведал об Астрид. Валка улыбалась — её сын был таким светлым, добрым, искренним. Он не умел врать, все его чувства всегда отражались на лице.       Валке было жаль Сморкалу. Его отец был весьма неприятным типом. А после смерти любимой жены, он вообще стал невыносим. И бедный мальчик, воспитанный таким человеком, тремя мачехами, которые с каждым разом были всё моложе, не мог, конечно, не мог вырасти… хорошим человеком. Но, может, для этого юноши ещё не всё потеряно?       — Мам, я видел как Мала разговаривала с Вигго. Они друзья? — внезапно сменил тему Иккинг.       — Что? — Валка пришла в замешательство. Она была одной из немногих, кто знал историю несчастной любви этих двух людей. Но раскрывать тайну не собиралась. — Насколько я знаю, нет. Наверно, обсуждали какие-то дела.       — Не уверен, Вигго вёл себя с ней не так, как обычно, — задумчиво сказал Иккинг.       Какой проницательный мальчик!       — Неужели? — удивилась Валка.       — Мам, если они знакомы, может… может, Мала поговорит с ним о Беззубике? Она ведь возглавляет «Защитников Крыла» и имеет большое влияние. Пусть она убедит его, если не отпустить, то хотя бы не навредить дракону. Пожалуйста!       У Валки перехватило дыхание, зелёные глаза сына смотрели с такой тоской и надеждой, что у неё не хватило духу отказать ему. Мале не понравится этот разговор. Но она попросит. Ради сына. И ради Дракона.

***

      Сморкала со стоном потянулся к стакану с водой. Голова гудела и раскалывалась, свет был слишком ярким. Всё тело ныло. Он дотронулся до скулы, которая жутко саднила. Ужасно болели рёбра. Интересно от чего. Он смутно припоминал драку с Иккингом на вечере. Помнил, как поехал в клуб. Помнил, как пил. Смутно припоминал спор с Забиякой, которая уговаривала его прекратить и поехать домой. Дальше были какие-то несвязные обрывки. Какие-то ребята, снова драка, руки Забияки, этот вот диван… Нет, ничего не ясно.       — Проснулся? — услышал он голос и чуть не подпрыгнул от неожиданности.       В дверях стояла Забияка, держа две большие кружки с кофе. Длинные светлые волосы убраны в высокий хвост, безразмерная футболка, стащенная, скорее всего, у брата, и короткие шорты, обнажавшие длинные худые ноги. Сморкала видел её в этом домашнем наряде всё чаще, потому что всё чаще предпочитал квартирку близнецов особняку отца. А в диване наверное уже сохранились характерные вмятины от его тела.       — Боги! Заб! Ты напугала меня.       Она криво улыбнулась, внимательно вглядываясь в него, и подошла ближе. Она подождала, пока он сначала опустошит стакан с водой, а потом протянула ему кружку с кофе. Сморкала с благодарностью принял у неё ароматный напиток, с удовольствием вдыхая любимый запах.       — М-м, напиток богов, — пробормотал он, делая глоток. — Спасибо, Заб, ты всегда знаешь, как поддержать.       Забияка закусила губу. Помнит он или нет? Она присела в его ногах и отпила из своей кружки. Она внимательно смотрела на него, пытаясь угадать. Нет, наверное, не помнит… И она не знала, радоваться этому или огорчаться. Сморкала не замечал её внимательного взгляда, а когда он посмотрел на неё, то она быстро спрятала глаза под густыми ресницами, делая вид, что слишком занята своей кружкой.       — Что вчера было? — задал он вполне логичный вопрос для человека, который сильно перебрал вчера, и Забияка совершенно не понятно почему поперхнулась кофе. — Заб? — он удивлённо посмотрел на неё.       — Ты о чём? — спросила она с самым невинным видом.       — Как я здесь оказался? Я плохо помню. Я с кем-то подрался? Сколько же я выпил, раз всё забылось…       — Ты был на пафосном благотворительном вечере. Кстати, не видал там наших предков? Там ты подрался с Иккингом, который оказался не таким уж и хлюпиком, вон какой фингал тебе поставил, — Сморкала болезненно поморщился, дотронувшись до скулы. — Потом ты, на почве очередных разногласий с папашей, приехал в клуб. Задирака без устали подливал тебе крепкие напитки, а ты напивался. Зацепил каких-то ребят, они тебя избили, и мы с Задиракой привезли тебя сюда. Всё, — она умолчала о некоторых подробностях. Но раз он всё забыл, так тому и быть.       — О боги, — простонал Сморкала, откидываясь обратно на подушку. — Отец меня прибьёт.       — Не прибьёт, ты его единственный наследник, — разумно заметила Забияка.       Оба замолчали. Забияка задумалась о чём-то своём. А Сморкала усиленно проворачивал в голове события прошлой ночи, по крайней мере, то, что мог вспомнить. Он думал о том, какой он несчастный человек. У него нет семьи. Единственный родной человек его презирает. А он, испробовав все способы привлечения внимания: от послушания до полного безрассудства, — уже не верил, что отношения с папой можно наладить. Ему всё было противно. Он ненавидел дурацкий колледж, учёба в котором его не радовала. Ненавидел огромный дом, слишком большой для них двоих и иногда появляющихся там мачех. Он отчаянно протестовал против того, чтобы реализовать какие-то мечты Слюнявого, которые совсем не вязались с его собственными. У Сморкалы было чувство, что он оказался где-то глубоко на дне, придавленный камнем, который он не может с себя снять. Он не знал, как выбраться из этой ловушки и чувствовал, что теряет себя, погибает под тяжестью этого камня, задыхаясь без воздуха.       Тонкие пальцы осторожно дотронулись до его плеча, возвращая его в реальность.       — Эй, Сморки, ты в порядке? — Забияка обеспокоенно вглядывалась в его лицо.       — Нет, — покачал он головой. — Нет, Заб, я не в порядке…