В голове горят тысячи вопросов, что угнетают меня, И я вновь мчусь за ответами, которых не получу.
Странно. Чувствовать всем телом холод октябрьского ветра, выбивающего из тебя весь дух, но при этом не ощущать ничего кроме воодушевления и глухого раздражения. Просто потому что приятный холод, который, казалось бы, сопровождал его всю жизнь, что привносил с собой рассудительность наряду с благоразумием, в итоге оказался чем-то, вроде проклятия. Непонятно. Внезапные, застающие врасплох знания, неожиданные и стремительные ворвались в его разум вместе с тем мужчиной. Вместе с Луханом. Минсок даже не может определить точный возраст альфы, просто потому что фланелевая рубашка и сдвинутая вбок шапка делают свое дело, но бордовый верх мундира, висевший на спинке стула, можно увидеть лишь в фильмах про средневековую Англию или Францию. Те, что носили военачальники или полководцы, но никак не семнадцатилетние парни. «— Как долго ты чувствуешь холод? Усталая улыбка и едва слышно произнесенное: — Уже как две сотни лет» «Две сотни лет» Тихий, раздраженный смех, ядовито-ироничный, с неприкрытыми нотками страха и непонимания срывается с губ так же поспешно, как и прерывается. Мужчина зарывается пальцами в волосы, прикрывает веки, сидя на капоте Мерседеса. Плевать, что прическа испортится. Плевать, что он в одном пиджаке, а пальто валяется на заднем сидении авто. Плевать, что сейчас октябрь, а не май, просто потому что он не чувствует ничего, кроме холода. Альфа достает серебряную зажигалку, с выбитой надписью на родном китайском. «Пламя твоей души никогда не угаснет» И плевать, что он этнический кореец, как и вся его семья, просто потому что его дом в Китае, он там родился и вырос, и останки его захоронят там же. Альфа поджигает сигарету и глубоко затягивается с усталой усмешкой. Было опрометчиво дарить зажигалку с подобной надписью человеку, что не чувствует ничего, кроме холода. «Уже как две сотни лет» Странные, противоречащие здравому смыслу и рассудку, мысли переполняли разум. Безумнейшие слова, теории, сказанные самим Минсоком в тот злосчастный вечер, дату которого он не знает, неужели этот холод действительно отдали (?) ему? «Хей, помнишь, на крыше высотки в Нью-Йорке ты мне рассказал одну вещь. Ангелы состоят из воздуха и воды, демоны из огня и земли, а люди из воды и земли. Может… Нам стоит попытаться? Может мне будет наоборот проще привыкнуть?» Ангелы состоят из воздуха и воды. Демоны из огня и земли. Люди из воды и земли. Что это за бред сумасшедшего? Какие, к черту, ангелы и демоны? Что это за идиотизм? На какой почве сознание могло подкинуть ему такой дикий сон? И почему в нем участвовал некий Лухан, его давний знакомый? Кем ему приходился этот молодой человек? Или же немолодой… — Милый, ты выглядишь крайне напряженным. — Сола обеспокоенно глядит на альфу, буравящего взглядом пожелтевший газон ее загородного дома, так, словно он даже не почувствовал ее присутствия, будто ее нет рядом. Девушка тянет ладонь, чтобы коснуться впалой щеки, однако тело срабатывает быстрее разума: мужчина перехватывает тонкое запястье, и лишь после этого поднимает на девушку осознанный, но в то же время полный недоумения взгляд, и лишь после этого разжимает пальцы, опуская чужую ладонь. — Ты слишком задумчив в последнее время, Минсок. — Прекрасно выглядишь. — отрешенно бросает альфа, игнорируя слова гаммы. А девушка выглядела действительно прекрасно: золотое платье, расшитое драгоценными камнями идеально подчеркивало красивую фигуру гаммы, туфли того же цвета, а поверх было накинуто черное пальто свободного кроя. Перчатки и клатч, все как полагается. Ёнсан всегда выглядела эпатажно, приковывая к себе взоры и альф, и омег, и уж тем более бет. Выглядела так, как подобает королеве преступного мира. — Взаимно. — в тон ему ответила гамма, не сводя с мужчины встревоженного взгляда. Альфа же позволил себе более фривольный вид: рваные черные джинсы облепляли накаченные бедра, рубашка того же цвета, застегнутая наполовину, открывала вид на татуированную грудь мужчины, а поверх рубашки был черный пиджак в тонкую белую полоску. На шее висела одна-единственная серебряная цепочка с кольцом, на котором во внутренней стороне было выгравировано «forever young».***
— Умина~ — тянет старший и цепляется за тонкое колечко, висевшее на шнурке. — Что это за кольцо? — Кольцо? — вскрикивает парень и ударяется головой об каркас кровати, после чего ловко выскальзывает из-под нее, подрываясь к темноволосому. — Фух, бля, слава тебе Господи, ты нашел его. Я уже думал, что потерял его. Отдай. — требовательно произносит альфа и тянется к Ханю, желая вырвать его из цепких рук, но у младшего это не получается. — Сначала скажи, кто его тебе подарил? — игриво произносит альфа, держа шнурок над головой. — Кто его подарил, что ты им так дорожишь? — продолжает Лу, и парень замечает едва уловимые нотки ревности во взгляде. Видимо, хорошо головой приложился во время удара. — Не дорожу я им и никто мне его не дарил. — буркнул мальчишка, подпрыгивая на месте, желая выхватить чертов шнурок с кольцом. — Боюсь, твой ранний подъем, и двухчасовые поиски говорят иначе. Ты перевернул весь номер в поисках этого колечка, так почему я не могу поинтересоваться, а, Минсок? Парню никогда не нравилось, когда Лухан называл его полным именем этим обманчиво-мягким голосом, потому что альфа на подсознательном уровне чувствовал нечто, сродни страху, опасности. Мину порой удавалось видеть лишь самые малые части последствий, когда старший к кому-либо обращался именно так, отчего желание видеть всю картину отпадало напрочь, вопреки его вездесущему интересу. — Это мой подарок. Мёну. На его двадцатилетие. — неохотно отвечает альфа после затянувшейся паузы и вновь тянется к кольцу. — Лухан! — рявкнул парень, толкая его к раковине. — Отдай. — на грани мольбы произносит альфа, упираясь ладонями по обе стороны раковины. — Лишь три предложения? Тебя, порой, невозможно заткнуть, а сейчас краткие ответы, даже слишком краткие для тебя. — с подозрительным прищуром произносит альфа, склоняясь к парню. — Умина, ты сам просил не читать твои мысли, а именно они помогают разбираться в чувствах. — По-моему у тебя было достаточно времени, чтобы понять природу человеческих чувств. — шипит Ким, не сводя с парня ядовитого взгляда. — Минсок, ты сам мне сказал довериться тебе, не смотреть воспоминания, не читать мысли, не воздействовать на тебя ментально. Я хочу понять тебя. Позволь мне это сделать. — альфа свободной рукой касается пухлой щеки, но парень ее быстро скидывает и прикрывает веки, поддаваясь вперед, так, чтобы его лоб касался Луханева подбородка. Так, чтобы старший не видел его выражения лица. Его чувств, его боли. Он слишком уязвим. — Помнишь, я тебе рассказывал о Нини? — как всегда издалека начинает Мин, говоря шепотом, словно остерегаясь, что их могут услышать посторонние. — - Они близнецы и Джен родилась на семь минут позже. Перед их днем рождения я крупно налажал, — смешок. — Я со своими друганами разрушил фарфоровую лавку, да и вообще оч часто дебоширил. Батя был в ярости и, ну, бля, ты же знаешь, как я ненавижу, когда на меня повышают голос, и ну, короче, он орал на меня. — невольный смешок вновь срывается с губ, и Мин чувствует, как его начинает отпускать, как ярость и боль начинают отходить на второй план. — Там много хуйни было, та замшелая лавка была катализатором, только и всего, ну и в итоге батя лишил меня карманных расходов, домашний арест, вся хуйня. Мне всегда было похуй на деньги, только дело в том, что я не успел купить им подарки на др, ведь я тупой долбоеб, который все делает в последний момент. Ну, и, знаешь, меня так бесило, что я не могу оказать им внимание (?), я даже не знаю, и бля, короче, я взломал банковский счет своего отца. — выпалил парень, складывая руки на крепкой спине. — И теперь представь: пятнадцатилетний пиздюк взломал систему безопасности, с кучей проебов, ну да ладно, не в этом суть. Я свалил на блошиный рынок, типа, там есть местечки, где продают хорошее золото и серебро, ведь если бы я поперся в дохуя известный магазин, то батины псы меня поймали бы на пороге, если не на полпути. Впрочем, это тоже неважно. Когда отец просек, кольца были уже у меня. — с неприкрытым самодовольством произнес альфа и губы растянулись в нахальной, донельзя счастливой улыбке. — Это были парные кольца, что-то типа того. Одно у Джен, а второе… <i>теперь у меня. — без тени улыбки произнес парень и поднял голову на Лу. — Ваше Величество утолило свой интерес? — язвительно вопросил Мин, на что Лухан громко рассмеялся. — Я не королевская особа. — Мне похуй, я не разбираюсь во всех этих званиях. — успокоился альфа, почувствовав холод металла между сжатыми пальцами, и хотел было выйти из ванной, как теплые руки обвили тонкую талию, и альфа оказался прижат спиной к Ханю. — Ну же, лисенок, не злись. — буквально над ухом, да так, что Минсок мог ощутить <i>к, а ж д о е движение губ. Знает же, скотина, что уши чувствительная зона и активно пользуется этим. — Хоть я и не читаю твои мысли, но отчётливо чувствую злобу, и еще кое-что помимо злости. — из едва ослабевших пальцев выхватывают колечко со шнурком, и Лу завязывает шнурок на два узла, чтобы покрепче да понадежней. — Готово. Теперь точно не потеряешь и не снимешь. — произносит альфа, чувствуя, как последние остатки злости исчезают, и позволяет себе короткую улыбку, что прячет в светло-розовых волосах.</i>***
Мгновение. Старый номер дешевого мотеля. Слабый свет лампочек в ванной. Тихие, едва слышимые фразы, сказанные в предрассветной полутьме. Чужие руки на собственной талии. Мелодичный, властный, успокаивающий голос. Теплый взгляд золотисто-карих глаз. И все это пронеслось в считанные мгновения в сознании альфы. — Блять. Это даже не ругательство, а чистый флакон отчаяния, заключенный в пяти буквах. Однако пугает далеко не это, совсем нет. Минсок чувствует, где-то глубоко в потемках жалкой душонки, что все становится на свои места. Что к нему возвращается что-то давно утерянное и до боли желанное, что-то, что будто было частью его самого. Было — ключевое слово, потому как это что-то словно нагло вырвали из сознания альфы вместе с корнями. И это пугает. — Кровь… Далекий, знакомый голос прорывается в сознание, словно через болотную тину, растворяя мираж, дымкой застлавший глаза. Видит, как образ парня, мужчины, человека (человека ли?) рассыпается на мириады мнимых осколок, осыпаясь к лакированным ботинкам туфлей, и тянется к нему. Тянется к Лухану, плоду воображения или старому знакомому, просто потому что хочет вновь ощутить тепло. Не то эфемерное тепло Бэкхёна, а настоящее, горячее, обжигающее, то, от которого кожа пластами спускается к ногам. Это действительно пугает. Видеть его, и не чувствовать ничего, кроме всепоглощающей радости. Осознания. Счастья. Видеть настолько чуждого человека и чувствовать родство. Подобное тому, что люди ощущают лишь связанные кровными узами. — Хань. Минсок прикрывает веки, и вместе с именем с губ слетает болезненный стон. Ким цепляется пальцами за холодный капот машины, и, как бы иронично это ни звучало, холод сейчас — это единственное, что его удерживает в реальности. Мгновение, и альфа чувствует, как запах Лухана оседает тонкой пленкой на языке. Ким чувствует запах крови, металлический, сладкий, и его ведет, как последнюю омегу во время течки. — Минсок, у тебя кровь! Мираж расплывается окончательно, являя мужчине Ёнсан, с окровавленным платком в руках. — Минсок! Ты меня слышишь? Девушка зарывается пальцами в угольно-черные волосы, запрокидывая голову, и держит белоснежный платок у носа. Дикая, свербящая боль едва ли не раскалывает череп надвое, отчего альфа прикрывает веки, прижимая ладони к гладкой поверхности капота. Проходят секунды, долгие, мучительные секунды, как альфа чувствует позади себя тепло. Словно сзади него кто-то есть, но как это может быть, если позади лобовое стекло? «Тише, родной, боль скоро уйдет» в одно мгновение проносится в сознании и в следующее бесследно исчезает. Самое странное, так это то, что она действительно исчезает, но сейчас альфа думать ни о чем не может, кроме как о теплых пальцах, накрывших виски. И Минсок хочет, реально хочет поверить в то, что это Ёнсан, но Ким все еще чувствует ладонь, удерживающую его затылок и ту, что держит платок у носа. Он действительно хочет поверить, но верится с трудом. — Ёнсан, все в порядке. — произносит мужчина, выхватывая платок из рук. — Это из-за давления, не беспокойся. — заверяет альфа, хотя оба знают, что это ложь. Ёнсан знает, что из альфы правду щипцами не вытащишь и, если он сказал давление, то оно и будет. И ничего более. — Минсок, возможно тебе стоит отдохнуть? Моего присутствия будет достаточно, Чондэ поймет. — произносит гамма, кладя руки на плечи. — Я обещал ему быть на открытии Овердоза. Да и тем более, куда король без своей королевы? — с обнадеживающей улыбкой произносит Ким, глядя на своего партнера. — Король что-то захворал. Совсем не следит за собой в последнее время. — в тон ему, с укором в голосе отвечает девушка, вкладывая свою руку в его. — Какой есть. Других не будет. — пожимает плечами альфа, открывая дверь пассажирского сидения. Минсок, как полагается представителю своего пола помогает девушке сесть, и только после этого сам садится, и пара выезжает в город.***
Мужчина цепляется пальцами за тонкое колечко, неосознанно, погруженный в собственные мысли, но в то же время не сводящий взора с дороги. Это не нормально. Подобного ведь не может быть, правда? Убежденный атеист, он никогда не задумывался о других расах, их представителях, потому как это пустая трата времени. Зачем думать о тех, кого не существует? Зачем бояться тех, кого не существует? Главную опасность представляют люди — этот урок мужчина усвоил еще в юности. «— Хань, давай… просто попытаемся. Проверим теорию. — Почему у вас, людей, такая тяга к саморазрушению? — Потому что некоторые заслуживают того, чтобы быть спасенными… А еще я всегда мечтал походить по улицам Аризоны в середине июля в пуховике.» Чужие слова все не покидают мысли альфы, сбивая с пути, стирая безупречную маску невозмутимости в порошок, поднимая со дна прогнившей душонки эмоции, опасные, неконтролируемые, однако самым пугающим среди них это — сомнение. Конечно, это может прозвучать, как некая шутка, недостаточно хорошая, даже отвратительная, но… Мысль так и остается незаконченной, грубо оборванной, потому как Минсок не может найти достойного оправдания. О, черт, как же он хочет придумать идеальное оправдание, универсальное, пусть это даже будет ложь, и поверить в него. Где-то на за кромках сознания, хотя, на каких за кромках, он чувствует тесно переплетающийся страх с желанием всем телом, чувствует покалывание кончиков пальцев от осознания, что вступил в игру с собственным сознанием. Проезжая вдоль Каннама, мужчина сделал некоторые выводы, от которых он будет отталкиваться: Первое. Лухан реально существующий человек. Где бы он ни был, он был, есть и будет. И, судя по всему, они были в достаточно близких отношениях, если лишь одному миражу удалось пробудить в альфе столько эмоций разом, это факт. Второе. Сны. А, точнее, первый сон является реальностью, это подтверждает твит тринадцатилетней давности. За второй сон и третье видение (мужчина посчитал это название более приемлемым) он ручаться не может. Посыл во втором сне слишком иррациональный, даже безумный, лишенный какого-либо здравого смысла. Третье. Стоит проконсультироваться с проверенным специалистом на наличие патологий их воздействия на тело и психику. Слова Ёнсан о запахе жженого дерева вперемешку с кровью назойливо всплывают в сознании, что заставляет задуматься о многих вещах, касательно химических добавок. Морозоустойчивость, как и наличие чужого запаха — это не видения, а вполне себе реальные вещи, что, возможно, являются проявлением стресса, однако альфа оставляет это лишь предположением, а после уже будет разбираться в данном вопросе со специалистом в этой области. Мужчина с женщиной останавливаются около неоновой вывески «Overdose», после чего лакеи раскрывают массивные черные двери, впуская в мир неона, музыки и алкоголя. Минсок был… удивлен. Привычный стиль Чондэ, выраженный через темные оттенки в интерьере, шелка и бархата наряду с приглушенным светом, заменили яркие, броские, кричащие цвета неона. Вокруг кружили официанты, в довольно странной, но идеально вписывающейся униформе, визитной карточкой которого являлись неоновые маски различных цветов. Пройдя чуть вперед, среди огромного множества зеркал и других отражающихся поверхностей, альфу и гамму встретила неоново-белая вывеска шестиугольного лабиринта, и невольный смешок сорвался с губ обоих, потому как это место действительно напоминало лабиринт. На ходу кивая, и здороваясь с главами других банд, мужчина встретил Ким Намджуна — главу банды «The Red Bullet» — и его брата Тэхёна. Чуть поодаль стоял Чон Джэхён, его старый друг, заведовавший игорным бизнесом по всей Корее. Большим удивлением было увидеть Тэёна, его супруга, яро ненавидевшего Чондэ, однако, судя по всему, ревность взяла свое. Приветливо кивнув Тэену, пара прошла дальше, и перед ними возник Шин Хосок, наиболее известный, как Вонхо. Мужчина с небольшой группой людей занимаются перевозкой элитного алкоголя и оружия из Штатов, а сами они называют себя «Black Swan». Подходя к лестнице, мужчина видит гостеприимно улыбающегося Чондэ, спускавшегося со второго этажа. Смольные волосы были идеально уложены, черные брюки подчеркивали длинные ноги, а белая рубашка свободного кроя скрывала, крепкое, жилистое тело священника. Впрочем, все уже привыкли видеть Отца Матео в широких, безразмерных вещах, что визуально делало его выше, удлиняло силуэт. — Чондэ, ты превзошел самого себя. — вместо приветствия произнес альфа, пожимая теплую руку. — Рад видеть вас, Минсок, Ёнсан, — Чондэ склонился перед девушкой, подхватывая тонкую ладонь и едва ощутимо накрывая ее губами. — Прошу, проходите. — произнес альфа, указывая в сторону второго этажа. — Открытие должно быть с минуты на минуту. Пара ступила на лестничный пролет, и священник обернулся к другим представителям верхушки криминального мира. Широкая, по-кошачьи хитрая улыбка расцвела на губах альфы, и мужчина, обведя всех цепким взглядом, указал ладонью на лестничный пролет, произнеся: — Прошу, господа. И лишь после Кимов остальные начали подниматься.***
Их называют королем и королевой преступного мира. Никто не смеет оспаривать их власть, перечить им, пренебрегать или же угрожать им. Даже самый отмороженный псих не посмеет перейти им дорогу — себе дороже. Ёнсан — власть, Минсок — сила. В начале десятых годов альфу отправили на южнокорейский полуостров в качестве наказания за выходку, которая стоила главе семейства нервов, потраченного времени и безрезультатных поисков блудного сына. Пока он однажды сам не явился на порог дома. Но это прошлое, далекое, но совсем не забытое, ведь до приезда наследника Клана Змей, за южнокорейский полуостров была страшная грызня за власть. Отец дал Минсоку небольшой клочок земли в Тэгу, и первой целью на тот момент парня стал портовый городок. Отпрыска главы Клана приняли холодно, в первую же ночь попытавшись убить, но что такое убийство в семье, где ты был уже рожден в крови? Что такое убийство для человека, которого стрелять учили раньше, чем китайскому? За три года мужчине удалось подчинить себе власть в криминальном мире, и среди прошлых главарей банд единственной выжившей была Сола. Начинавшая также, как когда-то Тэён, она держала клуб и по совместительству бордель около театрального района. Она-то и была единственной, кто поняла за кем стоит истинная сила и оказала поддержку мужчине. В течении четвертого года пребывания в Корее, альфа подчинил себе аппарат президента поставив на стратегически важные места в правительстве своих людей. Проверенных, дипломированных специалистов. Четырнадцатый год поистине можно было считать самым кровавым, потому как Ким действовал быстро, четко и безжалостно. С тех пор люди уверовали в фразу «Ким Минсоку никто не отказывает» не хуже тех, кто посещают храмы и святыни. Именно тогда людям на Восточноазиатском континенте открылась истинная кровожадность Клана Змей. Альфа всегда любил порядок. Видеть отвратительную бойню банд, вознамерившихся урвать желанный кусок, было неприятно. Видеть эту мерзость на своей этнической родине было в принципе неприятно, те оборванцы порочили имя ОПГ*, коими их называли СМИ и желтая пресса, Минсок не понимал, где у этих варваров была организованность. С «момента восхождения на трон» альфа стал гарантом стабильности в криминальном мире, потому как никто не смел идти против Кима или же что-то противопоставлять ему. — Не похоже на тебя. — с легкой полуулыбкой произнес Минсок, глядя на неоновые огни. — Но мне нравится. Прозрачная перегородка создавала вид, словно мужчины парили в воздухе, на деле же это был один из балконов, что с первого этажа выглядел как один из потолков, подсвеченный светодиодными лампами. — И чего же ты ожидал? — с хитрым прищуром произнес альфа, склоняя голову. — Чего-то в стиле эпохи Возрождения. Высокие потолки, колонны, соответствующая отделка, картины в стиле твоего… — замялся альфа, пытаясь вспомнить имя, — Того итальянца. Хотел очутиться в замке, знаешь ли. — со смешком произнес Минсок и позволил себе улыбнуться, слыша тихий, мурлыкающий смех около себя. — Не беспокойся, Минсок. Скоро ты окажешься в нем. — с загадочной улыбкой произнес Отец Матео и протянул партнеру бокал виски. Альфа принял стакан и бросил вопросительный взгляд на друга, ожидая продолжения. — У меня есть проект, не хочу раскрывать детали, но через полгода будет строительство новой ресторации. Думаю, за это время затраты за клуб окупятся и можно будет приступить к дворцу. — Более чем уверен. Посещаемость будет гораздо больше, чем в Соборе. Руку даю на отсечение. — невозмутимо произнес мужчина, глядя, как зал заполняется золотой молодежью Сеула, и клуб начинает заполнять музыка. — Господа, — произнес альфа, привлекая внимание присутствующих. — Предлагаю выпить за владельца клуба «Overdose» — Ким Чондэ!