В двух словах

— Ты настоящая, Эйнджел. Только с тобой я наконец чувствую, что могу дышать. Стэн говорил так, что у нее сладко и тревожно сжималось сердце — так сердце сжимается, когда влюбляешься в кого-то безответно и навсегда, не осознавая еще, что это катастрофа, которая изменит всю твою жизнь. Но Стэн ведь любил ее в ответ, вот в чем дело. Если не любишь, душу не откроешь, не покажешь свою уязвимость, не признаешься в слабостях и не раскроешь самые свои сокровенные мечты и надежды. Эйнджел свято верила, что в их со Стэном случае катастрофы не случится — Стэн для нее стал спасением, чудом, счастьем и удивительным откровением. Да, засыпать на его плече — роскошь из разряда непозволительных, а уж совместное пробуждение в одной постели и подавно, но… Разве не в ее объятия всегда стремился Стэн так неудержимо, разве не ее целовал так нежно и трепетно, разве не она для него была утешением и отрадой? — Я никогда тебя не обижу, слышишь? И никогда тебя не оставлю, Эйнджел. Она верила, верила каждому слову, верила так отчаянно и так слепо, будто только вчера появилась на свет и знать ничего не знала о том, как жестоки могут быть уважаемые белые мужчины, у которых жена, двое милейших детей и уютный светлый домик в пригороде, обнесенный белым заборчиком. Верила до тех самых пор, пока ключи, которые Стэн когда-то так торжественно вручил ей, не подошли к замку в дверях квартиры, которая была их любовным гнездышком долгие и сладострастные месяцы. Верила до тех самых пор, пока не увидела его с другой девушкой вроде нее — ее, свою новую игрушку, наверное, Стэн тоже звал «настоящей». Вот только она, в отличие от Эйнджел, наверняка не просила его оставить жену и встречаться открыто. — Ты ведь обещал, Стэн, — все было бесполезно, но этот полу-стон, полу-мольба сорвался с губ Эйнджел почти против ее воли: она должна была уйти и отпустить его, часы пробили двенадцать и чудеса рассеялись призрачным маревом, оставив во рту лишь привкус горечи. — Ты тоже обещала, Эйнджел. Обещала никогда не требовать больше того, что я могу тебе дать. И ты, и я не сдержали обещаний, так что мы квиты. Они были квиты, вот так вот. А Эйнджел была еще и мертва — пусть не снаружи, пусть внутри, но вместе со Стэном ушло все, что было важным и нужным, и в этом заключалась злая ирония: когда-то она научила его дышать полной грудью, чтобы он однажды перекрыл ей кислород.