Расскажи мне сказку, мама

— Так, Генри, ты готов спать? — осведомилась Реджина и, с любовью поправив и подоткнув одеяло сына, уселась рядом с ним на кровать. — Мне удобно, но спать пока не хочется, — восьмилетний мальчик посмотрел на неё, и в его глазах сверкнула новая идея. — Расскажи-ка мне лучше сказку, мама. — Сказку? — повторила та, засмеявшись и игриво подняв брови. — Ты слышал все сказки из книги миллион раз. Может, сам расскажешь мне какую-нибудь? — поддразнила она, легонько ткнув его в живот. Генри захихикал, но вскоре пришёл в себя и перевёл дыхание. — Не-а, мама, это ты должна рассказать сказку, — раздражённо заявил он. — А раз я слышал всё, что написано в книге, тогда расскажи мне, пожалуйста, что-нибудь новое. Придумай, если нужно. Их взгляды встретились; ни один из них не хотел отступать. Зелёные и карие глаза боролись за победу, и наконец Реджина сдалась и улыбнулась. Она никогда не могла долго противиться щенячьему взгляду Генри. Он хотел услышать то, чего не было в книге? Что ж, она могла это сделать. Она расскажет ему сказку, которой нет ни в одной книге и которую никто уже не помнит. — Жила-была на свете красавица восемнадцати лет от роду, — начала она с мечтательной улыбкой, и в глазах её заплясали весёлые огоньки. — И была её красота известна по всей стране… — перебил Генри скучающим тоном. — Это Белоснежка, мам. Я знаю эту историю наизусть. Реджина закатила глаза и внутренне съёжилась. Нет, это была вовсе не Белоснежка. Впрочем, её улыбка не исчезла, и она ответила совершенно искренно: — Никакая это не Белоснежка, Генри. Я же обещала тебе новую сказку, не так ли? Эту ты никогда раньше не слышал, поэтому просто слушай. Так на чём я остановилась? Ах да. Давным-давно жила-была на свете прекрасная девушка лет восемнадцати. Она жила в далёкой стране, где резвились феи и доблестные рыцари в сияющих доспехах убивали огнедышащих драконов во имя своих прекрасных принцесс. Глаза Генри расширились от восхищения, и он выпрямился, подавшись вперёд, чтобы не пропускать ни единого слова. — И она была принцессой, мама? — спросил он с искренним интересом. Реджина тихо рассмеялась и покачала головой: — Нет, она была всего лишь дочерью одного помещика, хотя и очень богатого. Когда Генри открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, она приложила палец к его губам и мягко упрекнула: — Если ты будешь продолжать перебивать, ты никогда не услышишь эту историю до конца. Это настолько возбудило любопытство мальчика, что он замолчал и стал с нетерпением ждать продолжения. — Она жила с родителями в огромном роскошном дворце, — заговорила приободрившаяся Реджина. — Её отец, пожилой хозяин поместья, был добрым и мягким человеком, которого любили все слуги и уважали крестьяне с его обширных земель. А вот мать её была очень могущественной и злой колдуньей. — Прямо-таки настоящей колдуньей? — не поверил Генри. — Увы, да, мой дорогой мальчик. Причём не простой, а самой злобной во всей стране, — драматично сказала Реджина. Мальчик, наслаждаясь историей, придвинулся к ней ещё ближе, впитывая каждое слово. — Она собиралась кому-нибудь навредить? — забеспокоился он. Ему не хотелось, чтобы главная героиня пострадала. Хотя он пока не знал о ней абсолютно ничего, он мог уже сказать, что душа у неё была хорошая. — Ты же знаешь, я не могу тебе этого сказать. Это испортит весь процесс, — загадочно возразила Реджина, и Генри опять замолчал, желая скорее узнать конец. — Их прелестная — и единственная — дочь, достигнув восемнадцатилетия, превратилась в поистине прекрасную девушку. Её чёрные кудри струились по спине, как шоколадная река, а губы её были полными и алыми, как рубины. — И ты всё ещё утверждаешь, что это не Белоснежка? — скептически хмыкнул Генри. Когда Реджина кивнула, он пожал плечами и продолжил слушать. — Её красота стала главным источником гордости для её родителей, но у самой девушки имелись более серьёзные заботы. — Какие же? — Генри был не на шутку озадачен. — Более важные, чем внешность, — тепло объяснила Реджина. — О, тогда ладно, — мальчик широко улыбнулся и посмотрел на маму, ожидая продолжения. — В то время как другие юные дворянки, желая успешно выйти замуж, обучались тонкостям великосветского этикета и трудились над тем, чтобы их природные грация и очарование достигли совершенства, девушка из нашей сказки не хотела расставаться с радостями детства. Она частенько предавалась своей самой большой страсти — верховой езде. — Верховой езде? серьёзно? — прищурился Генри. — Но ведь она жила в королевстве, полном волшебства! Почему тогда она не могла поиграть с феями или, я не знаю, покататься на единорогах? Из горла Реджины вырвался короткий хрипловатый смешок: — О, Генри, ты и то не сумел бы ездить на единорогах. Они никогда бы не позволили тебе. А феи теряют свою привлекательность с течением времени. — Откуда ты знаешь? — Поверь мне, я хорошо знакома с этой сказкой. И я знаю, что эта девушка не захотела бы развлекаться с феями, — отрезала Реджина твёрдо, но доброжелательно. — Она всему предпочитала лошадей. Сидя на своём любимом коне, девушка чувствовала себя свободной, как птица в полёте. Её чёрные волосы развевались, как флаг, когда она скакала с закрытыми глазами, представляя, что вот-вот вырвется из-под гнёта колдуньи. — Ага… значит, эта колдунья всё-таки обидела девушку! — торжествующе воскликнул Генри, радуясь не этому, а своей догадке. — Что я говорила насчёт перебиваний? — мягко напомнила ему мать. — Ну да… не делать этого. — Мальчик повесил голову, как щенок, которого только что отругали. — Верно, мой милый, — гордо улыбнулась Реджина. — Колдунья была не слишком довольна поведением дочери. Она считала, что та должна уделять внимание занятиям, более подобающим аристократке, и объявила, что девушке можно ездить на коне только один раз в неделю под её личным присмотром. Более того, колдунья начала обучать дочь искусству изящества и флирта в надежде, что в сочетании с её природной красотой этого будет достаточно, чтобы выдать её замуж за богатого и знатного мужчину. — А вот это уже совсем не весело! — Генри вскрикнул от отвращения. Его лицо исказилось, когда он представил бедную девушку, у которой безжалостная колдунья отняла всё, что она любила. — Дело в том, что аристократки, как правило, никогда не делали того, что хотели. Им всегда приходилось сидеть и ждать, как принцессам из башни, когда их спасёт какой-нибудь принц, или же выходить замуж против их воли, — голос Реджины мрачнел всё больше и больше, и она глядела уже не на сына, а куда-то в пустоту. Быстро вернувшись с небес на землю, она попыталась поднять ему настроение шуткой: — Не говоря уже об этих ужасных платьях! — А я думал, что принцессы любят платья, мама. На картинках в моей книге они всегда выглядели такими красивыми и счастливыми в них, — признался смущённый Генри. — Они хотят, чтобы ты так думал, — заговорщицки проговорила Реджина. — Под этими платьями скрывается добрый десяток слоёв, из-за которых невозможно дышать. О еде тем более можно забыть! А летом, когда жарко, всё ещё хуже! — Откуда ты так много знаешь о сказочных платьях, мама? — хмыкнул Генри, становясь ещё более подозрительным. Реджина мысленно ругнулась на саму себя. Её минутная оплошность почти всё испортила. — Как ты думаешь, кто научил тебя всему, что ты знаешь о сказках? — усмехнулась она. — Тебе не кажется, что есть ещё кое-что, о чём могу знать только я? — Пожалуй, ты права, — неуверенно согласился Генри. Он был убеждён не до конца, однако не решился развивать эту тему. — Девушка была в отчаянии от перспективы выйти замуж за какого-нибудь незнакомца, который не был бы её настоящей любовью, но она не могла пойти против воли матери. Утешение она находила в том, что могла хотя бы раз в неделю проводить время со своим любимым конём, а потом ухаживать за ним в конюшне. И однажды она встретила там его, — на этом слове обычно строгое лицо Реджины вдруг озарилось неподдельным счастьем. — С кем, с кем она познакомилась? — Генри чуть не подпрыгнул на кровати, будучи крайне взволнован тем, что вот-вот узнает, кто же был этот загадочный человек. — С конюхом. Он был красивым и заботливым юношей, который обращался с барышней не как с никчёмной и дерзкой девчонкой, какой её выставляла мать, а как с настоящей принцессой. Он нежно обнимал её, словно фарфоровую статуэтку, и, когда удавалось, они ускользали от бдительного ока колдуньи, чтобы полностью посвятить себя друг другу. Они совершали ночные прогулки по поместью, стараясь, чтобы их никто не видел… — Он был её истинной любовью? — прошептал Генри с благоговением. Истинная любовь была для него важнейшей составляющей каждой сказки. Неудивительно, что он обратил на это внимание. — Да, Генри. Именно так, и никак иначе, — свет в глазах Реджины засиял ещё ярче, и в нём появилась невероятная нежность. — Когда колдунья не могла их видеть, они встречались в конюшне, крепко обнимая друг друга. Когда же произошёл их первый поцелуй, с девушки как будто бы спало давнее заклятие. Ей сразу стало легче, словно с плеч свалился какой-то тяжкий груз, и она стала наконец-то свободна. — Потому что поцелуй истинной любви разрушает любые чары, — Генри не смог сдержать волнения от понимания того, что он знает, что происходит. По крайней мере, он так думал. Реджина чуть было не отругала его за то, что он перебил её, но, увидев его энтузиазм, не сделала этого. — Да, не было никаких сомнений в том, что конюх — истинная любовь этой девушки. Она обожала его всем сердцем, как и он её. Их любовь крепла с каждым днём, с каждым новым рассветом, убеждая их, что они не могут любить друг друга больше, чем сейчас, но каждый закат доказывал, что они ошибаются. — Ух ты… — только и выдохнул Генри. Теперь его глаза походили на два блюдца, и он цеплялся за каждое слово матери. А та улыбалась во весь рот, купаясь в лучах былого счастья. — Но в сказках любовь никогда не даётся так легко. Их блаженство длилось два года, наполненных бесчисленными драгоценными моментами. Они тайком отправлялись на залитые лунным светом пикники у Светлячковой горы, наслаждаясь ощущением приключения, которое приходит с потаённой любовью. Это только усилило их страсть. — А что значит «потаённая»? — не понял Генри. — Это значит «тайная», милый. — Что ж ты сразу не сказала? — он проворчал это себе под нос, но Реджина его услышала. — Если ты хочешь, чтобы я рассказывала тебе сказку, я буду использовать язык сказки. Разве ты не этого хотел? — парировала она, наблюдая за внутренним конфликтом, разворачивающимся внутри её сына. Наконец его воображение взяло верх, и он сдался. — Ладно уж. Только постарайся не употреблять так много непонятных слов, а то у меня от них голова болит. Рассмеявшись над его честным признанием, женщина перевела дух и продолжила свой рассказ: — В течение этих лет им удавалось хранить свою любовь в тайне от бдительной колдуньи. Однако на третий год та заволновалась. У её дочери по-прежнему не было никаких перспектив для удачного замужества — во всяком случае, в том смысле, как она это понимала, а она мечтала выдать её за короля, ни больше ни меньше. Она начала лихорадочно подыскивать наиболее достойного кандидата себе в зятья, всё больше ограничивая свободу дочери. Отныне девушка не должна была ездить верхом и вместо этого проводила время, как её ровесницы благородных кровей. — Бедняжка, — посочувствовал Генри героине сказки, не зная, что она сидит рядом с ним, и Реджина согласилась с ним от всего сердца. — Запрет на верховую езду означал для неё долгую разлуку с её возлюбленным. Но для истинной любви не существует преград. Днём наша девушка играла роль послушной дочери, а ночью вставала с постели и бесшумно вылезала в окно, чтобы встретить на лугу своего конюха. Они дорожили каждым поцелуем, каждой лаской, потому что не знали, когда это будет в последний раз… Реджина ощутила, как к глазам подступают слёзы. Она знала, что сейчас произойдёт. Она ненавидела эту часть истории, но часть эта была ключевой, и её необходимо было рассказать. — Девушке удалось продержаться ещё полгода. Полгода тщательного обмана. Полгода украденного счастья. К сожалению, всё имеет свою цену. Она стала беспечной, ободрённой своими успехами в сокрытии романа, и вот настала ночь её разоблачения, — Реджина еле удержалась, чтобы не расплакаться в этот миг. — О нет! Что случилось? Её поймала колдунья? — Генри выпалил все эти вопросы, как пулемёт. Мать печально посмотрела на него, пытаясь сдержать слёзы. Хорошо ещё, что это осталось незамеченным. — Однажды на прогулке девушка сняла с несущейся лошади юную принцессу, чей отец был проездом в тех краях. Помещичья чета предоставила им кров в стенах своего дворца, а король попросил у них руки их дочери в благодарность за её подвиг. Колдунья с радостью дала согласие. Девушка, осознав собственное бессилие перед этим решением, беспокоилась, что уже не сумеет встретиться с любимым в эту ночь, но в конце концов страсть овладела ею и заставила бежать к нему. Маленькая слеза опасно приблизилась к уголку глаза Реджины и угрожала упасть при любом новом слове. Однако Генри был слишком увлечён рассказом и надвигающейся трагедией, и это ускользнуло от его внимания. — В своём порыве она забыла закрыть окно после того, как выбралась наружу. Она рассказала конюху обо всём и предложила ему сбежать отсюда и жениться на ней. Тот согласился и надел ей на палец тонкое золотое кольцо, а затем поцеловал с таким пылом, будто это было в последний раз… — Реджина старалась говорить тихо и ровно, чтобы голос не сорвался. — А тем временем во дворце маленькая принцесса почувствовала, что во сне её пробрал озноб, словно от сквозняка. Она встала с постели, чтобы посмотреть, в чём дело, и быстро обнаружила, что окно в комнате её спасительницы распахнуто настежь, а кровать пуста. Реджина проклинала себя за ту давнюю глупость. Как она могла быть такой наивной и неосмотрительной? Неужели любовь к её дорогому Дэниелу и доверие к проклятой Белоснежке так ослепили её?.. — Принцессе не потребовалось много времени, чтобы найти её в конюшне, в объятиях возлюбленного. Её глаза расширились от ужаса, и она бросилась прочь. Догнав её, несчастная девушка умоляла не рассказывать её матери об этом происшествии, поскольку знала, какое невыразимое зло может та причинить и ей, и конюху. Но через несколько дней эта девочка, глупая и бестолковая малышка, поддалась медовым речам колдуньи и всё же выдала ей тайну, которую девушка так старательно хранила почти три года. Колдунья похвалила юную доносчицу за это признание и ночью направилась прямиком в конюшню. — Она опять причинила вред девушке? — зацикленность Генри на этом вопросе не позволила ему вовремя догадаться о том, что стряслось на самом деле. Реджина глухо рассмеялась. — Нет. Когда колдунья добралась до конюшни, она обнаружила свою дочь готовой к побегу с конюхом. Та отказалась предать его, как её саму предала принцесса, потому что, в отличие от неё, была честной и смелой. Колдунья, видя, что бороться с этим бесполезно, притворилась, что принимает её желание. Она дала паре своё благословение на брак, и тут девушка покинула объятия конюха, не зная, что чувствует их в последний раз, и обняла её. Она была так счастлива тем, что мать всё поняла, что все тайны закончатся и она сможет отдохнуть… Слёзы сокрушительной скорби скатились по лицу Реджины. Правда, их было немного, и Генри не заметил их. — Коварная колдунья лгала. В следующее мгновение она встала перед конюхом и ткнула его рукой в грудь. Она вытащила его бьющееся сердце, к большому удивлению его и девушки, и начала медленно сжимать его, наслаждаясь агонией умирающего. В конце концов оно рассыпалось пеплом, и бедный юноша рухнул замертво через секунду. Девушка подбежала к нему, пытаясь его оживить неистовыми поцелуями. Но всё было напрасно… Губы её любимого были уже холодны, и это доказывало, что он действительно мёртв… — в этот момент голос Реджины сильно дрогнул, и все её эмоции скрутились в комок, застрявший в горле. — Это всё? — Генри был мрачен как туча. — Неужели её сказка завершилась, причём без счастливого конца? — Нет, — ответила Реджина пустым, безжизненным голосом, — не завершилась. На следующий день она вышла замуж за старого короля, как и хотела её мать, но счастья лишилась навсегда. И по сей день его не нашла… — Надеюсь, она его найдёт, — пожелал Генри. — Спокойной ночи, мам. — Он лёг на спину, перекатился на бок и мгновенно заснул. Реджина смогла наконец дать волю слезам. И они обжигали её лицо, напоминая обо всех неисчислимых муках, которые она перенесла. — Я тоже, Генри, — пробормотала она чуть слышно. — Я тоже.