Сказочник

Деор хотел незаметно пройти в свой закуток через общий зал с камином, где разбойники собирались вместе поесть или просто погреться у огня, но этого ему не удалось. - Эй, парень, где твой плащ? – крикнул один из его товарищей, и Деор поежился: его знобило от прогулки под начинающейся метелью в одной куртке. - Дунга украла? – насмешливо спросил другой, и стало ясно, что они уже все знают. Вот Ульфрид сидит, хохочет во весь рот, только жестокие глаза не смеются. - Зачем украла? – с нарочитой серьезностью заметил Эохельм, который сидел развалившись на самом лучшем месте, прямо перед пылающим камином. – Сам отдал. Женщинам всегда надо платить за любовь, они тогда добрые, - он громко рассмеялся, и остальные с готовностью подхватили смех вожака. Деор покраснел так, что от его ушей можно было зажигать костер и, ни слова не говоря, бросился к двери в коридор, ведущий к кладовым и каморкам-спальням. *** Неудачное ограбление дома Рахи отозвалось шайке Эохельма куда хуже, чем можно было подумать. Никого из воров не поймали, но тем больше стали опасаться их богатые горожане, которые стали нанимать все больше стражников. Стражников соблазняли посулами, им грозили карами – и они не смели спать на посту. Когда через неделю Эохельм предпринял еще один дерзкий налет на другой богатый дом, то ему и Хродде едва удалось унести ноги. Остальные двое громил были зарублены дунлендингами на месте. Злой Эохельм, которого в стычке ранили в руку, сидел в доме, будто больной хищник в логове, и чуть ли не рычал на своих подельников, а иногда и отвешивал оплеухи здоровой рукой. Он не собирался умерять аппетиты, привыкнув жить за счет добычи, пусть даже за нее приходилось рисковать жизнью. Он не собирался становиться жалким работником в какой-нибудь мастерской Эдораса, чтобы зарабатывать на хлеб, да и его товарищи уже давно отвыкли трудиться. Деор неделю провалялся в своей каморке, в жару и полубреду – он сильно простудился в ту памятную ночь. Он помнил, что, вот так же простудившись, едва не умер, когда жил один и некому было подать ему хоть стакан воды. Но здесь о нем заботились, хотя и не слишком рьяно. Ставили рядом кувшин с водой, пару раз приносили целебные отвары, носили еду. В полубреду Деору снились странные сны. Чаще всего ему являлась пещера, нет, не так: Пещера. Она была огромной, потолок прятался в дымке вне пределов видимости, но Деор знал, что он есть. А вот стены можно было разглядеть и, воистину, на них стоило посмотреть! Они мерцали яркими красками тысяч и тысяч оттенков – так ярко сияет металл или самоцвет. Наверное, там было и то, и другое. Камень не был гладким, прчудливые выступы и наросты иногда образовывая целые картины, странные и необъяснимые. Иногда в них виделись очертания животных и людей, иногда – сказочных существ, прекрасных или уродливых. Живых существ Деор там не видел, разве что дважды вдруг появилась Морвин. Она, улыбаясь, смотрела на Деора, а потом вдруг превратилась в черную кошку, непостижимым образом не переставая улыбаться. В другой раз она стала взлохмаченной вороной. «Ну и привидится же!» - думал Деор, просыпаясь. - «Вот уж сказочки-побасенки… Не бывает такого. Ну да кто уж снам верит? Разве что старухи и глупые девчонки…» Но все-таки внутри него поселился холодок, страх перед неведомым. А вдруг Морвин и вправду оборотень? Или колдунья? Ужас многих поколений простых невежественных людей жил внутри Деора, заставляя верить самым нелепым выдумкам, порожденным всего лишь причудами разума в бреду. Жар понемногу отступал, оставляя полуобморочную слабость, а постепенно уходила и она. Деор выздоравливал и скоро уже смог подняться на ноги. Эохельм в общем зале поглядывал на него нетерпеливо, но посылать на работу воришку, который еще еле ноги таскает, было бы глупо. Поэтому Деора не дергали, оставляя набираться сил. На это потребовалась еще неделя, но в конце второго месяца зимы Деор полностью оправился. Эохельм обрадовался – Деор прежде приносил столько же золота, сколько другие мальчишки вместе взятые, и тут же послал его на улицы. Удача улыбалась Деору, и он за несколько дней принес пятьдесят золотых монет и перстень с рубином. - Молодец! – хлопнул Эохельм его по плечу, разглядывая перстень. Деор счастливо заулыбался – обида на насмешки уже забылась, оставив лишь слабую отметину в дальнем уголке души. Вожак доволен им, и он сделает все, чего Эохельм захочет. - Удачливый ты парень, как я погляжу, - продолжал Эохельм, довольно улыбаясь. – И неглупый. Надо бы тебя еще нашему ремеслу поучить. Деор смотрел на вожака, ничего не понимая, и вопреки утверждению Эохельма чувствовал себя глупым. - А вот завтра пойдем дань собирать, - сказал Эохельм, отвечая на незаданный вопрос. - Какую дань? – удивился Деор. «Нешто вожак уже королем заделался или удельным владыкой, чтобы дань собирать?» - подумал он про себя. - Увидишь, - засмеялся Эохельм. – Завтра. *** Назавтра они вышли из дома после полудня. Кроме Деора и Эохельма шли еще Хродда, Вульф и Ингвин. Серая мгла наверху слегка посветлела, из туч сыпал редкий мелкий снег. Деор, прыгая по нерасчищенным сугробам, поежился. Он лично вполне обошелся бы без нового снега, но небеса ничего у него не спрашивали. Равнодушно сыпали снег, укрывая накопившуюся за несколько дней грязь – выброшенный мусор, пепел из очагов и труб - белым чистым покрывалом. - Это еще ничего, - сказал шедший рядом с Деором Вульф, который помнил времена «до Тьмы», помнил и страшное крушение королевства Рохан. – Тридцать лет назад с неба черный снег шел. - Правда? – удивился Деор. - Как есть правда, - кивнул Вульф, довольный, что его так внимательно слушают. – Говорили, это на юге какая-то гора выбросила в небо столько огня и дыма, что все земли вокруг сгорели, а восточный ветер поднял пепел с пожарища, да к нам принес. Все тогда было черным-черно. И снега было столько, что он лежал чуть не полгода. Голодный был год… Страшный… Еще и орки эти поганые навалились, и дунги… Все сожрали, что было. Народу перемерло – страсть… В деревнях вой стоял – самим есть нечего, ребятишек кормить нечем. И защититься не могли – слишком многие на войне погибли… Старики многие тогда сами себя жизни лишали – чтобы внукам хоть что-то осталось. А кое-кто из стариков, говорят, даже так говорил: я, мол, помру, а вы мое мясо ешьте – хоть так спасетесь. - И ели? – с ужасом спросил Деор. - Бывало, - кивнул Вульф. – Голод – не добрый кухарь, жрать не даст. А уж как прижмет – и собственную бабушку съешь. - Ох, - Деор почувствовал тошноту. - Но не все так делали, - задумчиво произнес Вульф. – Не все. Шли они долго, выбравшись из трущоб и попав на улицы, где располагались разные мастерские – седельные, шорные, ткацкие и гончарные… Здесь работали и жили рохиррим, хотя бывало, что и некоторые дунлендинги принимались за честный труд. Впрочем, те дунлендинги, что желали трудиться, а не воевать и грабить, большей частью жили у себя на родине, в горах. Миновав две седельные мастерские – над их дверьми были грубые рисунки седел – Эохельм с товарищами постучались в третью. Сначала открылось небольшое окошко в двери, но тут же загремели ключи – на пороге держать гостей не стали. Хродда первый ввалился в дверь, держа руку на дубинке, засунутой за пояс. Его небольшие глазки подозрительно обшаривали полутемные сени – нет ли где опасности? Но все было тихо и спокойно. Эохельм, выждав несколько мгновений, шагнул вслед за Хроддой. Открывший им двери работник пробормотал: «Сейчас позову хозяина», - и скрылся за еще одной дверью. Хозяин не заставил себя ждать. Не прошло и нескольких минут, как немолодой рохир появился в дверях, кланяясь гостям. Эохельм даже не наклонил головы, а сразу спросил: - Собрал? Хозяин кивнул и снял с пояса небольшой мешочек, в котором позвякивали монеты. Эохельм высыпал их на ладонь – несколько серебряных и много медных – пересчитал, кивнул довольно: - Ладно, рассчитался. Месяц теперь живи спокойно, никто тебя не обидит. Седельщик кивнул в свой черед, улыбнулся, но лицо у него было совсем нерадостное. Они вышли на улицу. Деор плелся последним, раздумывая, что бы это все значило. Приставать с вопросами он не решился – надо будет, объяснят. Сначала он вообще подумал о том, что Эохельм договорится с седельщиком о продаже ворованной кожи, но об этом и речи не было. И что значило «никто тебя не обидит»? Во второй раз они постучались в дверь гончара. Дверь открыла женщина – бледная и худая, с заплаканным лицом. Она же протянула Эохельму кошелек. - Господин… - просительным тоном сказала женщина, пока Эохельм подсчитывал монеты. – Может… ну… - Чего тебе? – недовольно буркнул Эохельм, раздраженный, что его отвлекли. - Может, - повторила женщина жалобно, - хоть одну серебряную монету вернешь нам? Муж мой болен, работать не может, дети еще маленькие… Есть скоро будет нечего… - Уговор был – один золотой, - твердо сказал Эохельм. – Здесь все верно, больше ничего не потребую. Пока, - он ощерился в усмешке. Женщина заплакала, тихо проговорив: - Прошу тебя… умоляю… - Денег нет – на улицу иди, - грубо сказал Эохельм. – Может, кто на тебя и польстится – выбери только ночку потемнее… Он засмеялся, и разбойники громко захохотали шутке вожака. Одному Деору было не смешно, женщина напомнила ему мать – неясный образ из детских воспоминаний. Вот такая же худая она была… и плакала часто… Но Деор промолчал, понимал, что вожака злить опасно. Да и что он сейчас сможет сделать? Посмеются все над ним и сделают по-своему. Женщина больше ничего не говорила, только плакала, когда они вышли на улицу. В третьей мастерской, ткацкой, еще хуже вышло. Тут сам хозяин пришел, и Деор по лицу его понял, что тот не только не радуется побору, а попросту испуган. Почему испуган, выяснилось быстро. Эохельм сосчитал монеты и пристально посмотрел на ткача. - Я тебе сколько заплатить сказал, а? – тихо, но жестко сказал он. - Один золотой, - голос у ткача был твердый, но Деор заметил, как он судорожно сглотнул. - А тут – меньше! – рявкнул Эохельм. – Серебряка одного не хватает! - П-прости, господин, - запинаясь, проговорил ткач. – Дочь у меня болела, потратили на целителя… - А мне-то какое дело? – прищурился Эохельм. – Уговор дороже денег. Сказано было – золотой, значит, золотой. - Но, но… - ткач судорожно сглатывал, пытаясь найти нужные слова. Тут наверху стукнула дверь. Эохельм и Хродда подняли головы одновременно, Хродда схватился за дубинку, Эохельм сунул руку под плащ – к кинжалу, догадался Деор. Но опасности никакой не было, это была жена ткача, привлеченная криками. На руках она держала младенца, за ее юбку цеплялась девочка лет трех, наверное, та самая дочь, о которой ткач говорил. - Ага, - сказал Эохельм и улыбнулся. Глаза у него, несмотря на улыбку, были жесткие. – Иди-ка сюда, милая. Женщина только испуганно смотрела, не двигаясь с места. Может быть, уже жалела о том, что выглянула. - Хродда, приведи ее, - кивнул своему подручному Эохельм. Ткач было рванулся – помешать, но Эохельм схватил его за руку, и тот обмяк в стальной хватке. Да и куда ему против Эохельма, тем более – против Хродды, ведь известно, что в ткачи да портные идут самые слабосильные. Женщина не пыталась убежать – не то поняла, что это бесполезно, не то страх вогнал ее в оцепенение. Она покорно спустилась вниз вместе с Хроддой. - Во двор, - скомандовал Эохельм. Все спустились во двор. Хродда вел женщину, за которую так и цеплялась девочка, Эохельм тащил ткача. Снег все так же падал редкими хлопьями. Ветра не было, но все равно без плаща было бы холодно. А жена ткача была в одном платье, босая… Эохельм указал на один из сугробов, наметенный у забора. - Сюда ее ставь, - сказал он Хродде. - Ну вот, - обратился он к ткачу, который побледнел – и, похоже, не только от холода. – Вот так они и будут стоять, пока ты серебряк не отдашь. Ну? - Нету, - побелевшими губами прошептал ткач. - Врешь, - спокойно сказал Эохельм. – Есть. Женщина в сугробе тряслась крупной дрожью. Ребенок на ее руках заплакал, видимо, тоже почувствовав холод через тряпье. Маленькая девочка, не выпускавшая юбку матери из рук, зарыдала в голос. Ткач сломался. - Есть, есть! – закричал, почти завизжал он. – Я принесу, только отпусти их, пожалуйста! - Ну вот, а говорил – нету, - нарочито медленно проговорил Эохельм. – Принесешь – отпущу. Хродда, проводи его, - кивнул он громиле. Когда ткач и Хродда скрылись в доме, Эохельм широко зевнул. - Вот дурак все-таки, - проговорил он, обращаясь к полузабытому всеми Деору. – Думал, я размякну, прощу долг. Я же ихнюю породу знаю – всегда припрячут на черный день. А и хоть бы померла его баба со всеми ублюдками – все ему же легче, меньше ртов кормить. А ведь побежа-а-ал, - усмехнулся он. – Видишь, как дела надо делать? - Вижу, - едва смог выговорить Деор. От всего происходящего его охватил ужас, более ледяной, чем холод на улице. - Да ты чего, жалеешь их, что ли? – насмешливо проговорил Эохельм. – Ничего, обвыкнешь. Тут же как – или мы, или они. Лучше мы, верно? Деор медленно кивнул. Когда они шли обратно домой, Эохельм, как и обещал, начал «учить» Деора, объяснив ему смысл всего сегодняшнего дела. - Я им всем сказал: платите мне золотой в месяц – живите спокойно. Никто вас не обидит, ни одна другая банда в ваши дома и мастерские не полезет. А кто не хотел – тех припугнул, что пущу им красного петуха. Все согласились. А что им делать? Страже жаловаться? Х-ха, - усмехнулся он. – Я ведь со стражниками в доле, они меня знают. От начальства-то ничего не получишь, а от меня – можно денежек поиметь. И вместе дела обделывать. Хотя сейчас купчишки испугались, много им платят. Ну ничего, успокоятся, опять плату урежут, а тут опять я с золотыми. А сейчас у нас выбора большого нет. Купцов грабить опасно, стало быть, надо другие прибытки искать. Бедняки мало могут дать, но ведь их самих много. Вот и будет нам добыча, - он улыбнулся, обернувшись к Деору. – Да ты что, замерз что ли, бледный какой… Ладно, сейчас элем отогреешься… *** Несколько дней Деор старался поменьше попадаться Эохельму и остальным на глаза, с вечерних кутежей старался незаметно улизнуть и затаиться в своей каморке. При взгляде на вожака, на его верного Хродду он все вспоминал трясущуюся женщину в сугробе, плач ребенка, бледное лицо ткача – и его всего передергивало. Нет, Деор много чего повидал в своей жизни и совсем не был наивен. Уличные мальчишки (да и девчонки) дрались между собой, взрослые били детей – за провинности или просто со злобы, да и между собой тоже дрались, особенно перепив крепкой браги. На главной площади вешали убийц или бунтовщиков, ворам рубили руки, пороли за всякий мелкий проступок… Но вот так хладнокровно мучить… Да еще и своих… Будь Эохельм дунлендингом или харадцем, тем более – Черным, Деор бы не особо удивился. То все – враги, захватчики, слуги жуткого Черного Владыки на востоке. Но ведь тут свои были… Тут нельзя сказать, что «отбираем то, что у нас отобрали», неправда это. Просто сильный отбирает еду у более слабого, оставляя того умирать с голоду. И ничего хорошего в этом нет. Но как Деор ни прятался, а через пять дней Эохельм его снова к себе позвал. Деор пришел, встал, уткнувшись взглядом в пол – не было сил смотреть на довольного вожака. Эохельм хлопнул его по плечу: - Ты чего глаза прячешь, словно красна девица? Зеленый ты еще совсем. Вор хороший, но зеленый. В нашем деле надо по-всякому вертеться, на одних кошельках не проживешь. Станешь старше, вырастешь – уже карманный воришка из тебя плохой будет. А я тебя хочу помощником сделать, ты парень сметливый. Но для этого тебе обвыкнуть надо. Сегодня вечером опять пойдем дань собирать. Деор не отвечал и не поднимал глаз. Эохельм положил ему руку на плечо, по-дружески вроде, потом сдавил, сказал жестко: - Все равно по-моему будет, хочешь не хочешь. А не захочешь – камень на шею, да в воду, - голос его снова помягчел. - Да ты не бойся, не бойся. Ты парень хороший, верный, будешь слушаться. Так ведь? - Так, - тихо сказал Деор – а что ему еще оставалось? - Ну вот и ладно. К вечеру будь готов. До вечера Деор болтался по всему дому сам не свой – и сидеть в каморке не хотелось, думу думать горькую, но и разговаривать он ни с кем не разговаривал. Так – то во двор выйдет, то в кухню заглянет. Кухарь ему даже кусок свежего хлеба дал – думал, он голодный. Деор хлеб такой очень любил, но сейчас съел и даже вкуса не почувствовал. Вечером они с Эохельмом, Хроддой и Вульфом пошли на улицу мастеров, только уже на другую, не на ту, что в прошлый раз. Деор даже успокоился немного – он все боялся, что опять встретит ткача или его жену, а увидеть их было бы невыносимо. Из разговора спутников он понял, что улица называется Седельной, и при этом названии что-то у него в душе всколыхнулось – кто-то ему что-то говорил об этой улице… Но кто и что? Нет, этого Деор не помнил и скоро бросил попытки вспомнить. Когда стало совсем темно, они постучались в дверь седельной мастерской – Деор еще смог различить грубоватый рисунок седла над дверью. Им долго не открывали, так что Хродда по знаку Эохельма принялся колотить по двери своей дубиной, так что по всей улице разнесся грохот, а дверь начала дребезжать, угрожая слететь с петель. Наконец, дверь открылась. Угрюмый парень-рохир оглядел незваных гостей и буркнул: - Заходите. Через сени они прошли в само помещение мастерской. Здесь сильно пахло кожами, впрочем, ничего удивительного – кожи здесь лежали на полу, висели на потолочных балках, свисая до самого пола. Некоторые слегка колыхались, будто от ветра, хотя Деор сквозняка совсем не чувствовал. Почти сразу же появился хозяин – рохир лет пятидесяти, довольно высокий, хотя и пониже Эохельма, крепкий и жилистый. Его полуседые длинные волосы были собраны сзади в хвост, лоб охватывал кожаный ремень. Лицо его, изборожденное морщинами, было спокойным, взгляд серых глаз – пристальным и жестким. - Привет тебе, мастер Эотан, - с насмешливо преувеличенной вежливостью проговорил Эохельм. Мастер Эотан не отвечал, молча разглядывая гостей. Эохельм тщетно ждал ответных приветствий, затем заговорил сам: - Что же ты даже не здороваешься? - А я вам здравствовать не желаю, - наконец ответил мастер Эотан. - Какой ты неучтивый, мастер Эотан, - Эохельм покачал головой в притворной печали. – Ну да ладно, мне от тебя не слова нужны. Деньги принес? - Деньги? – переспросил мастер Эотан. - Деньги, деньги, - повторил Эохельм, - вот такие круглые штучки, - он соединил большой и указательный палец в колечко, - из золота или серебра, можно даже медные… Ну, мы же об этом говорили с тобой недавно. А то зачем бы я сюда пришел – в работники к тебе наниматься? – он захохотал над своей шуткой, все остальные, кроме Деора, тоже засмеялись. - А что, мне работники нужны, - как ни в чем не бывало продолжал мастер Эотан, - вон у твоего товарища ручищи какие… Да и ты был бы неплох – кожи мять… - Что я, дурак тебе, что ли – кожи мять за медный грош в день? – грубо проговорил Эохельм. – А ну гони монеты, пока мы не разнесли тут все к демонам! Хродда взялся за свою дубину, грозно оскалившись и чуть не рыча, и тут мастер Эотан вдруг отступил на шаг и громко крикнул: - Пора! Внезапно кожи, висевшие на балках, рухнули вниз, а за ними обнаружился с десяток людей, высоких, могучего телосложения. Они шагнули вперед, и испуганный и изумленный Деор увидел, что у них всех в руках дубинки. В нос ему ударил резкий запах сырых кож, и Деор понял, что это кожемяки. Кожемяками становились только сильные люди, а их ремесло делало их еще сильнее. Это были опасные противники, если бы дело дошло до схватки. Похоже, Эохельм тоже так думал, потому что вовсе не спешил отдать приказ напасть. Его глаза лихорадочно перебегали с мастера Эотана на его друзей, но он молчал, как и двое других разбойников. Первым заговорил снова мастер Эотан: - Я хорошо подготовился, как ты видишь. Вместо монет ты здесь получишь разве что пару ударов палкой. Лучше убирайся вместе со своими прихвостнями и никогда больше здесь не показывайся! Да, и учти, что кроме палок у нас есть и луки. При этих словах напротив главного входа открылась еще одна дверь и в ней показались две фигуры с луками. Они не были высокими и могучими, как кожемяки. Деору одна из фигур показалась знакомой. Он вгляделся и чуть не вскрикнул: это была Морвин. Тут-то Деор и вспомнил – это же она говорила ему: «Приходи в дом Эотана». Морвин держала на прицеле самого Эохельма. Эохельм не был бы вожаком, если бы не понимал, когда можно напасть, а когда следует уступить. Гордость его сильно пострадала, но страх пересилил. - Ладно, - процедил он. – Мы уйдем. Сейчас. Но мы вернемся – и тогда ты пожалеешь, что посмел поднять на меня хвост. Вы все пожалеете! - Я тебя не боюсь, - спокойно сказал мастер Эотан. Красивое лицо Эохельма скривилось в гримасе гнева, но больше он ничего не сказал, только плюнул под ноги и пошел к входной двери. Остальные разбойники молча потянулись за ним. *** Плох тот вождь, что не выполняет свои угрозы. Потому Эохельм на другой же день принялся строить планы и приводить их в исполнение. Весь дом его шайки гудел, как потревоженный улей. Разбойники доставали из тайников настоящее оружие и точили клинки. Из разговоров Деор узнал, что к шайке Эохельма должны присоединиться еще несколько шаек, менее крупных. Посулами и угрозами он заставил их главарей слушать себя. Эохельм грозился, что перебьет всех в доме мастера Эотана вплоть до грудных младенцев и сожжет сам дом. Деор тоже был занят, он и выходил на улицы за «добычей», и выполнял множество поручений Эохельма, для которого теперь стал чуть ли не правой рукой. Но если днем для мрачных мыслей в голове его не находилось места, то по ночам его охватывала глухая тоска. Он разрывался надвое, не зная, что делать. Деору совсем не хотелось, чтобы Эохельм убивал людей, таких же рохиррим, как они сами. Лучше бы уж Эохельм рискнул, устроил налет на какого-нибудь купца… Это было бы смело и благородно. А то, что делал Эохельм, было отвратительно. Он был вовсе не героем древних легенд, бесстрашным воином на могучем коне. Он был всего лишь волком, неразборчивым хищником, который перегрызает горло овце, человеку, другому волку, если тот стоит у него на пути. День, а точнее, ночь нападения на дом Эотана был назначен. Когда Деор это узнал, ему стало еще хуже. И, наконец, он решился. «Надо их предупредить», - думал он. - «Может, конечно, они и сами подготовились, ну а вдруг – нет? Надо им сказать, чтобы убегали подальше. И вообще, Морвин сама меня туда позвала… она меня не прогонит». За два дня до нападения, глубоким вечером он выбрался из дома Эохельма. Дорогу он запомнил неплохо, но все-таки немного поплутал по извилистым улочкам трущоб. Наконец, Деор увидел знакомую дверь, на ней все еще остались вмятины от дубины Хродды. «Может, надо было все-таки днем прийти?» - запоздало подумал Деор, когда долго никто не подходил на его робкий стук. Наконец, окошечко в двери открылось: - Кто? – спросил из-за двери мужской голос хрипло и неприветливо. - Я Деор, - едва слышно от волнения сказал юноша. - Какой-такой Деор? Я таких не знаю. Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову! – окошечко стало закрываться. - Подожди! – от волнения юноша стал говорить чуть ли не фальцетом. – Я к Морвин. Я отдал ей свой плащ. Спроси ее, если мне не веришь! - К Морвин? – дверь приоткрылась. – Ну заходи, парень. Но учти, если ты врешь и кого за собой привел… - Да никого тут нет, - немного сердито отозвался Деор. - Ладно, заходи, - на счастье Деора это был вовсе не тот же работник, что и прошлый раз – иначе бы он его узнал и захлопнул дверь перед носом. Они зашли в полутемные сени, работник закрыл дверь на засов и повел Деора по коридору. Вскоре они остановились перед низкой дверкой. Спутник Деора постучал и сказал: - Морвин! К тебе пришли! - Заходите! – крикнул изнутри женский голос. Комнатка, куда они вошли, была небольшая, но чистая. В ней приятно пахло сухими травами – Деор заметил, что несколько пучков были развешаны по стенам. Еще он заметил в углу несколько стрел. Морвин подняла глаза от шитья и, кажется, не очень удивилась, увидев Деора. - Пришел все-таки. Долго тебя не было. Плащ забрать хочешь? Она поднялась, подошла к небольшому сундуку у стены и вытащила плащ Деора. Юноша молча взял плащ и стоял посреди комнаты, мучительно подбирая слова. Работник потянул Деора за рукав – мол, получил, что хотел – пора и честь знать. Но тот уперся. Наконец, решился и выпалил: - Убегайте все. Через два дня вас пожгут, вот. - Чего?! – заорал работник, хватая Деора за руку. – Ты угрожать тут пришел? А ну, выйдем, разберемся… - Погоди-ка, Керл, - Морвин внимательно смотрела на совсем растерявшегося Деора. – Не угрожать он пришел, а предупредить – так? Деор только и смог, что кивнуть. - Ладно, - сказала Морвин. – Пойдемте-ка к мастеру Эотану, он разберется. Мастер Эотан тоже еще не спал, собирая инструменты в мастерской. Деор горячо и сбивчиво, но подробно рассказал ему обо всех кровавых замыслах Эохельма. - Так, - спокойно сказал мастер, внимательно вглядываясь в лицо Деора. – Чего-то подобного я и ждал, не знал только – когда. Только не такие уж мы и беззащитные, как кажемся. - Но и Эохельм этот – опасен, - сказала Морвин, обращаясь к мастеру Эотану почти как равная, чему Деор несказанно удивился. - Мы теперь предупреждены, - слегка улыбнулся мастер. - А вдруг он врет? – вступил в разговор Керл, который смотрел на Деора подозрительно и на всякий случай загородил путь к двери. – Вдруг обмануть нас хочет, мы поверим – а эти разбойники не через два дня нападут, а сегодня? - Не вру я, - угрюмо сказал Деор, не зная, как доказать свою невиновность. И правда, с чего бы им ему верить? - Давайте его здесь оставим, - предложил Керл. – Соврал – я его лично придушу, - он продемонстрировал внушительную волосатую руку с толстыми пальцами. - Так если парень пропадет – Эохельм и поменять все планы может, - задумчиво проговорил мастер Эотан. – Да и не похоже, чтобы врал. А ты, Морвин, как думаешь? – он тоже смотрел на девушку, как на равную, и Деор снова удивился. - Не думаю, что врет, - сказала Морвин, немного помолчав. – Парень он неплохой, попал только в дурную компанию. Но ведь теперь понял, что дурная, правда? – она улыбнулась Деору. Деор в ответ улыбаться не стал, только зубы стиснул. Чувствовал он себя паршиво, все-таки Эохельма он предал, как ни крути. А тот его когда-то спас. И вообще… Нет, не предупредить храброго мастера и его товарищей было нельзя, но до чего же противно предательство!