Смерть в темноте

Как же тяжело дышать... В эти пещеры не попадает ни лучика света, и воздух такой спертый, старый, он пахнет смертью. Паника уже давно заполнила все нутро акавирца, отравляя и ломая последние ошметки воли. Уже нет сил идти вперед, да и куда это - вперед? Есть ли вообще отсюда выход, быть может, идти дальше - значить приближать свою гибель? Но и оставаться на месте тоже нельзя. Эти чудовища все еще снуют во тьме, Зафери слышит их шепот. Они пока еще не замечают его, а может, просто поджидают пока акавирец ослабнет настолько, что меч, судорожно зажатый в его руке, уже не будет представлять угрозу. Как же хочется пить... Жажда мучает больше всего, но последняя капля воды чуть смочила сухие потрескавшиеся губы Зафери больше суток назад. По крайней мере, так ему кажется, хотя в этой давящей темноте и постоянном полузабытьи ощущение времени могло исказиться. Кто знает, сколько раненому посланнику пришлось ползти по сужающимся проходам подземелий, он мог не одолеть и пары метров, и его усиленное движение вперед - лишь иллюзия. Зафери уже не чувствует боль, ее просто нет, только тяжесть и сильная слабость. И жажда, мучительная жажда от жуткой рваной раны на животе, края которой уже начали загнивать. Нечем перевязаться, нечем подлечить себя - весь нехитрый скарб путешественника остался где-то позади, во тьме. Ног акавирец уже давно не чувствует, как и всего, что находится ниже пояса - одно из чудовищ перебило ему позвоночник, метко швырнув огромный валун, буквально обративший позвонки в мелкие осколки. Теперь Зафери ничего не чувствует, кроме тошноты и жажды. И тоски. Тяжелая тоска по солнечному свету и близким угнетает несчастного посланника, проклинающего день, когда он отправился в Белый Проход. Прижимаясь губами и пылающим от жара лбом к пронзительно холодным камням Следа Змеи, акавирец прижимает к груди плоскую дощечку с вытесанными на ней буквами приказа для его соотечественников, медленно умирающих в крепости от голода. Приказ о задержке припасов, который мог бы спасти не одну жизнь. Но уже не спасет никого. Зафери понимает, что будь у него здоровье и спутник, обезглавленный труп которого давно лежит где-то позади, обглоданный пещерными чудовищами и пумами, он бы имел шанс выбраться на солнечный свет и выполнить свою миссию. Но сейчас он может только упрямо волочить на разбитых в кровь локтях свое истощенное искалеченное тело, не желая становиться кормом для отвратительных монстров. Все. Сил больше нет, они испарились, как утекает мелкий речной песок сквозь широко расставленные пальцы, моментально и безвозвратно. Смазанный кровавый след, оставляемый раненым, привлекает неуклюжих чудовищ, но они слишком громоздки, чтобы протиснуться в щель между утесами, в которой сейчас, привыкшими к темноте глазами, почти на ощупь, дописывал акавирец в дневнике свои последние строчки. "Я провалил задание. Мне не удалось доставить приказы в форт Белого Прохода. Я почти достиг цели, но с тем же успехом я мог бы находиться на расстоянии многих лиг. Я не могу ходить, и мои силы иссякают. Если какой-нибудь солдат или гонец найдет этот дневник, пусть он доставит приказы в форт, пока еще не поздно..." Вымученная усмешка расколола губы умирающего. Никто не пройдет здесь. Никто его не найдет. Никто никогда не узнает, как он умер, как старался спасти своих однополчан. Как мучительно отрывал собственные вываливающиеся кишки от пола, чтобы сделать еще один рывок вперед, к уже ставшей сказочной поверхности. Ослабевшая, тонкая, как веточка молодого дерева, рука мужчины вывела последние слова, и крохотная слезинка упала на буквы - чудом оставшаяся капля жидкости в иссохшем организме. "И, пожалуйста, расскажите моей жене, Вате, что Зафери всегда будет любить ее..." Вата... Акавирец попытался проглотить сухой комок, оцарапавший его горло. Внезапно чей-то смех донесся до него. Он не поверил своим ушам, с трудом поднял голову, озираясь. Но нет же, смех повторился, это женский смех! Такой знакомый и близкий! Рядом раздались шаги, из-за поворота показались чьи-то тени, дергающиеся в ярком свете факела, ослепившем Зафери на какое-то мгновение. - Он здесь! Мы нашли его! - Он ранен... Осторожно, поднимите его. Необходимо вынести его из Следа Змеи, пока вся здешняя фауна не прибежала на запах его крови. Чувствуя, как кто-то прикасается к его плечам, акавирец провалился в темноту, потеряв сознание... Пришел в себя он не сразу. Казалось, словно прошла вечность, прежде, чем опухшие веки приподнялись, и взгляд его встретился с глазами высокого мужчины-акавирца. Зафери попытался заговорить - и сам не узнал собственный голос, таким чужим и ослабшим он был. - Кто вы, и где я нахожусь? Акавирец приветливо склонил голову. - Я - Мишахи, командир форта Белый Проход. Не шевелитесь, вы ранены. Мои люди нашли вас в Следу Змеи и принесли сюда. Здесь вы и останетесь, пока не поправитесь, хотя вынужден признать, что лишний рот нам здесь не особенно нужен. - Мне жаль... - прошелестел Зафери. - Я нес приказ о снабжении... Оно откладывается на месяц, увы... - Да, - взгляд командира помрачнел. - Я уже ознакомился с приказом, взятым у вас при обыске. Что ж, у нас нет иного выхода, как продержаться этот нелегкий месяц. Поправляйтесь. Развернувшись, Мишахи вышел за дверь. Зафери провел весь этот месяц в Белом Проходе. Он довольно быстро поправился, благодаря искусству акавирских магов-целителей, и уже вскоре смог надеть латы и взять в руки меч. Больше всего на свете он сейчас рвался в бой с армией Ремана, ежедневно осаждавшей крепость. Мы победим. Мы обязательно победим. И героями вернемся домой, к родным и семьям, где ждет меня моя дорогая и любимая Вата, которую я с ног до головы осыплю подарками. Она будет с удивлением рассматривать их и счастливо смеяться, а иногда вздрагивать от ужаса, слушая мои рассказы о том, как я лежал в темных страшных пещерах... И улыбаться, хлопая в ладоши, когда я дойду то того момента, как открыв глаза, впервые за долгое время увидел солнечный свет... И мы будем жить долго и счастливо, много-много лет... Огры, чье прикосновение к своему плечу умирающий успел почувствовать, прежде чем погрузился в радужные иллюзии, выволокли искалеченное тело в проход пошире, где смогли вонзить зубы в воняющий гнилью живот акавирца, вытаскивая из него внутренности и пожирая их, а на губах Зафери, уже испустившего последний вздох, осталась счастливая улыбка человека, не знающего, что он так и не сумел выбраться на солнечный свет.