Невинность

— А ты умеешь летать? — он сидит на подоконнике спиной к оконной раме, из открытого окна порыв ветра треплет шёлковые кудряшки на его голове. Даже с таким ветром в комнатушке очень жарко, но по всему телу табуном бегают мурашки.  — хи-хи. Стоит только откинутся - следуя своим словам, движется назад, выгибая спину и оказываясь частично за окном - отпустить руки и отдаться этому тёплому летнему ветру. Он отпустил руки и почти падает, но резко остановившись, возвращается в первоначальную позу, улыбаясь, словно он не в себе, сверкая безумной зеленью глаз. — Если я откинусь, то полечу? — Скорей умрешь, — смотрю, как он в непонимании щурит глаза. — Люди не летают. Судорожно машет головой, не хочет верить словам. — Нет. И правда. Судьба странная вещь, никогда не знаешь, что окажется за открытой дверью. Но выбор, который мы делаем, решает все. Не нужно было заходить к нему в комнату, лечащий врач четко объяснил правила жизнь в этом месте. Из здания не выходить. С соседями не говаривать. В гости не ходить. Двери не открывать. С собой не кончать. Еда и вода привозятся раз в неделю, после чего разносится каждому пациенту лично. Так же проверяют работоспособность и адекватность. После прохождения курса терапии, возможно возвращение в социальную жизнь. Хотя о какой социальной жизни в дальнейшем может идти речь, когда нас буквально изолировали. Сидим в четырёх стенах и пялимся в одну точку. Как не сойти с ума? Думаю, на камерах наблюдения, расположенных в коридорах можно чётко заметить, что никто не следует этим чертовым правилам. Каждый уважающий себя сумасшедший открывает дверь. Сперва с опаской, ожидая очередных ударов и пинков от санитаров, оглядывается по сторонам. Продолжая так делать из дня в день. Пока не удостоверится, что все в порядке, медленно, как хищник перед жертвой, ступает на неизвестную территорию. А дальше все по наитию. Самое тяжелое — это открыть дверь. Звукоизоляция отсутствует. Кто-то вечно скребется то ли по стенам, то ли в голове. Нельзя различить, где начинается твой крик и заканчивается чужой. Мы заперты в клетке добровольно.

Мы подписали договор.

Он говорит это каждый раз как приходит. Следуй правилам и скоро вернёшься к семье. Эти слова не покидают мой разум. Семья. Семья … Почему я здесь. … Ах… точно. Семья… У меня ее нет. Больше нет. Скука, пиво, дробовик. Это реальность или фильм?! Зачем я открываю дверь? Ведь если не открою, то вернусь к семье. Петли ржавые, пронзительный скрип раздаётся по всему этажу. Стою на пороге и не вижу ничего. Резко появляется полностью обнаженный тощий мужчина с абсолютно лысым телом. В его руках нож. Глаза закатаны, а руки двигаются сами по себе. Он исчезает во тьме так же быстро, как и появился. В холодном поту делаю шаг в неизвестность. Погружаюсь. Где-то в конце коридора, у самой стены открыта дверь. Прямо как моя. Она двигается сама по себе, с тихим шелестом то, приоткрываясь то закрываясь. Становлюсь напротив. На меня смотрит безумный парень в одних спортивных штанах на пару размер больше его самого. Он сидит на подоконнике, за ним открытое окно. Его тело раскачивается вперёд и назад, вперёд и назад. Он не замечает ничего. Но свесившись назад, замирает и говорит: — А ты умеешь летать? Пройдя по кругу, не имеет смысла возвращаться. Если нет отправной точки, то и нет пункта назначения. Мне некуда деть руки. Ноги кривые и тяжелые. Спина больного работающего человека. Голова гудит от выпивки. Летать. Отрастить крылья, взмахнуть ввысь. Растворится в синеве неба отражающегося в моих глазах. Глаза. Они устали. Мир прогнил. Его зловонье проникает в ноздри. Смрад заполз даже в черепную коробку, разве что лоботомия способна меня спасти. — Я не хочу улетать отсюда.— Он смотрит на меня непонятным взглядом. — Но если ты захочешь улететь, я возьму тебя с собой. — Лукавство, хитрость. Кокетливость. Глубоко в памяти всплывают образы чего-то прекрасного. Кого-то кто уже кривил и заламывал губы, улыбался. Слизывал кровь из разбитого носа. Смешивал ее с шоколадом. — Я не могу улететь. У меня нет крыльев. — Мне даже неловко это говорить. Мы не знакомы, но он кажется таким открытым. — Тебе не нужны крылья. — его пальцы холодные, но крепкие. Одним движение тянет на себя и я, не удержавшись,заваливаюсь, сверху припечатав нас обоих к подоконнику. Боль. Но он даже не щурится. Лишь улыбается и смотрит в глаза. — Давай улетим вместе?—  звучит как мольба. Не могу ему отказать. Он откланяется назад, я двигаюсь вперёд. Мы сплетаемся воедино подобно змеям. Нет ничего. — Что вы делаете?—  Этот голос что звучал в голове снова вернулся.—  Я предупреждал, что бы вы оба следовали правилам. Разойдитесь. Я сказал, разойдитесь или я сам вас разниму. Считаю до трёх. Один. — Ни одна вещь в мире не сможет нам помешать. Глаза в глаза. Два. — А ты читал Льюиса Керол? В ответ лишь отрицательно качаю головой. Три. — Тогда мы сейчас окажемся в кроличьей норе. Наш врач движется на нас. Он настроен серьёзно. Его лицо злое и разочарованное. Но он не успеет. Окно широкое. Ветер развивает пряди, я ощущаю сладкий медовый аромат. Солнце светит в глаза ослепляя. Летим. Нас не успели схватить. Все слишком быстро и сумбурно. Такая легкость в теле и тепло чужого. Его безумно счастливые глаза и улыбающийся рот с рядом цветных зубов. Мы парили в воздухе не долго. Стоило бы испугаться. Близится конец. Но, как и Алиса, мы летели в страну чудес. Три. Всплеск воды. Может здесь, мы найдём покой, хоть не телом, но нашей душой.