***
Увы, путь жизни краток и необратим, И хоть поверить в это невозможно, Вечный мрак сей дар небес венчает, Круг замыкается, торжественно-печальный, Бой завершен, мелодия стихает.
Дымчатый туман медленно съедал окрестности, покрывая их белой пеленой. Где-то наверху возвышался мрачный свод небес, уступавший пещерному комплексу. Леви остановился, когда разделявшая сознание каменная линия практически поглотила ночную синеву. Он запрокинул голову, словно в последний раз всматриваясь в размытую краску по краям, где не щебетало птиц, а шелест деревьев был слишком далек от слуха. Ветер хлестанул по нему, будто говоря идти дальше, — сырой и пронизывающий. — Ты заснула что ли? — недовольный голос Кенни эхом раздается по тоннелю, ведущему в неизвестность. На белой блузе остался грязный отпечаток от подошвы сапога мужчины. Аккерман двинулся с места. Всё ниже и ниже. Влажная темнота постепенно убаюкивала мысли, напоминая о волосах цвета вороньего крыла. Серые глаза осуждающе смотрели на него сквозь толстую пелену и постепенно угасали с каждым шагом. — Мертва, — еле слышно прошептал он, смакуя это слово на вкус. Её образы один за другим заполнили его полностью, и в ту же минуту у него перехватило дыхание, когда сердце забилось чаще и начало покалывать. Они были всё ближе. И в одночасье всё изменилось. Он возвращается в то место, которое когда-то называл домом. Подземный город — город умирающего заката, город, где время неистово остановилось, а люди стали заложниками насилия над человеческими душами. Под пещерным куполом умирают надежды увидеть новый день, и постепенно они разлагаются, как живая материя, принося лишь болезни. Мечты на лучшее будущее ломаются с приходом разрушительной силы, способной подчинить себе костную ткань и кожные покровы. Ему страшно захотелось бежать — убраться отсюда ко всем чертям. Прошло слишком много лет, чтобы дома успели местами побелеть, наполниться разрушающей плесенью и стать чем-то далеким. Совершенно незнакомая гладь зданий предстала перед ним, где источником света служило искусственное освещение от керосиновых ламп. Здесь не встретишь зеленую траву, весело переливающуюся в лучах света, никогда не сможешь почувствовать живительную влагу небес, не увидишь засеянные цветами поля и океаны, похожие на её глаза. Чёрная решетка красовалась на застывших стропилах, разбитая черепица маячила вдалеке, закопченное ущелье отдавало кислотой, — всё это говорило о недавнем пожаре. Запах мочи ударил в нос, а позже облако сигаретного дыма вцепилось в него, когда Кенни прошел дальше, оставив Леви позади. Кажется, Военная Полиция уже ждала их. Аккерман сразу узнал гнусную морду Джера Санеса. Леви не мешало ему ещё задолго до этого преподать урок манер, а после этого бросить под трибунал за убийства и многочисленные изнасилования молодых девушек и детей — ему вымощена отдельная дорожка в ад. Он встрепенулся от того, как злоба постепенно начала пульсировать по венам. — Как-то слишком злобно она на меня таращиться, — усмехнувшись, произносит Джер, — оставь эту малышку мне на пол часа, и она будет скулить, что не получила ещё жесткого… — Ты думаешь, Санес, ребятки из Легиона Разведки оттого, что ты им руку заломил, под тобой стонать начнут? — рассмеявшись, перебил Кенни пылкую речь мужчины. — Если хочешь — валяй. Она мне пол губы отхерачила. Он не слышал всего разговора, но мог понять по разгорячившемуся лицу Джера, о чём он думает сейчас, поглядывая на него похабным взглядом. Аккерман захлебнулся в волне отвращения, когда кривая хищная улыбка исказила его, а Кенни направился дальше, остановившись в двадцати-пятнадцати футах от входных ворот. Леви ничего не оставалось, как пойти вслед за мужчиной, однако потная рука Санеса накрыла его плечо, прежде чем он успел проскользнуть мимо. — А ты милашка должна заплатить за проход. — Не смей трогать меня своими грязными руками! — его голос напоминал шипение змеи. Аккерман стоял так, что Джер не видел ножа и не понимал грозящей ему опасности. Вспышка ярости могла озарить ночь. Он опомнится, не успел, как лезвие рассеяло воздух, оголяя сухожилия и мышцы, и три костлявых пальца полетели на землю с хлынувшей ручьем кровью. Пронзительный вопль прорезал местность и с упоением раздался в голове Леви ещё несколько раз. Санес начал задыхаться от болевого шока, достигшего его через пару секунд. Он рухнул на колени, а из его глаз хлынули слезы. — Ты поплатишься за это, мелкая сука! — крикнул Джер, доставая дрожащей рукой ружье из кобуры. Прошло несколько секунд. Ещё несколько. Леви успел завернуть руку мужчины в тот момент, когда тот уже нажал на курок. Громовой выстрел рассек пространство. Пуля точно вошла в плоть Санеса и проскочила через него, лишая мужского достоинства, а, возможно, и жизни, если сейчас ему никто не окажет медицинской помощи. — Чёрт, — раздраженно выкинул он, смахивая рукавом горячую кровь, плеснувшую каплями в лицо. — Развлеклась? — доносится голос Кенни откуда-то за оградой, после чего его силуэт, отдавая тенью, выплывает наружу. — А теперь пошли. — Ты ему не поможешь? — удивленно спрашивает Аккерман, кладя нож за голенище сапога. — Этот ублюдок сам выбрал такую смерть, — безразлично отвечает мужчина, притаптывая тлеющую сигарету подошвой, — и не говори, что ты этого не хотела. — Но он твой товарищ. — Все мы здесь товарищи, пока уродливая баба с косой не приходит по наши души, — весело проговорил Кенни, взмахнув рукой. Аккерман молча таращится на спину мужчины секунды две. Взгляд у него был такой же, как несколько минут назад, но более остервенелый. «С такими людьми, как Кенни, человечество бы уже давно увидело свой последний закат» Шагая за ним, Леви в последний раз оглянулся, чтобы запечатлеть в памяти восково-белое уже мёртвое лицо Джера с застывшей гримасой боли. Через его одежду, как через губу, наполненную водой, просачивалась и стекала кровь. Они двигались вглубь, петляя через постройки. — Ты же из рода Аккерман? — интересуется мужчина. — Больно уж ты мне напоминаешь Леви. — Ошибаешься, — недовольно цокая, отвечает он. — Да брось ты, — сплевывая, произносит он. — Думаешь, я не вижу этой аккерсвязи между вами? Никогда не думал, что она может возникнуть среди двух представителей этого рода. Это было ложью, очередная провокация со стороны Кенни — так думалось ему. Пока Микасы нет рядом, слова совершенно не путались, сердце не билось в конвульсиях, а тело предательски не изнывало, но стоило напомнить о ней, внутри всё натягивалось, как тетива лука. Леви нахмурился и сжал ладони в кулак. — Да что тебе вообще может быть известно о ней? — раздражено спрашивает Аккерман. — Не больше, чем тебе, — усмехнувшись, отвечает мужчина. — Но согласись, это забавно чувствовать недолюбовь. От последней фразы внутри Леви всё вспыхнуло и сжалось. — Недолюбовь, — шепотом произнёс, но, помотав головой, тут же отбросил все рассуждения на эту тему, увеличивая шаг. Они были уже близко. Звук привода рассеял тишину. Случилось то, чего он боялся больше всего — отчетливые образы Фарлана и Изабель пронеслись в двух метрах от него, наполненные живительной энергией. «Словно свободные птицы» В зеленых глазах Магнолии были нотки истерики, граничащие с безумием. В горле застрял комок, который он не мог проглотить. Его лицо перекосило, когда она, улыбнувшись, указала на него и громко крикнула: «БРАТИК, ТЫ УБИЛ НАС». По спине побежали мурашки: от поясницы и до шеи. Неведомая чёрнота миазмами и багровыми жилистыми пузырями стала покрывать его тело. Ещё несколько раз и более ясно, казалось, что голос приближался взрывной волной к нему, а ладоням не хватало сил заткнуть уши. Ещё чуть-чуть. Их кожа слезает, оголяя кровеносные сосуды и артерии. Они оба постепенно превращаются в скелетов, рассыпаясь, подобно печенью. В тот день он должен был погибнуть с ними. Леви тянет руку навстречу, когда крупицы белыми обрывками разлетаются, но тонет в болоте. И сейчас он со стороны видит лежащую оторванную титаном голову с безжизненными глазами, в которых отражается смерть его лучших друзей и товарищей. «Почему я вижу это снова?» Связь с реальностью истончалась, и он пошатнулся. В голове всё гудело, дома медленно начали вращаться. Барабанная дробь ледяных капель напоминала отдаленно звук скребущихся когтями животных. — Мы пришли.***
Леви связали руки и вытолкнули на арену, бросая его, словно надоевшую тряпичную куклу в огонь. Пошатнувшись, он чуть не упал, однако ему хватило сил, чтобы удержаться на ногах и не приложиться к земле. Он почувствовал себя беззащитным, как животное, выставленное на всеобщее обозрение в клетке. Ему становилось хуже: кожа бледная и сухая, казалось, что она вот-вот потрескается и разлетится частичками по скрытому от посторонних наблюдателей павильону, прищуренные от яркого света глаза глядели через железную сетку на собравшихся здесь, переливаясь болезненным красным оттенком, колени предательски подрагивали от каждого второго шага. Исхудавшее тело с опаской двигалось на середину. — Перед вами один из элитных солдат Легиона Разведки — Микаса Аккерман! — громкий мужской голос озарил помещение, взрывая трибуны ревом. Нескончаемые крики слились один, медленно надавливая на череп, словно под металлическим прессом, и, оставляя глубокую ямину. Паника хлипко пронеслась вдоль позвоночника, отдаваясь невесомой дрожью где-то внутри, когда он вспомнил недавние слова Кенни. «Тебя ждёт два боя, один из которых будет с дикими собаками. Первую минуту ты будешь полностью безоружна. Смотри, не наложи в штаны, когда увидишь их» Он почувствовал легкую вибрацию каменного пола. Пугающая ясность перехватила дыхание, а внутри всё замерло, когда железный занавес царапающим звуком медленно поднимался вверх, давая возможность разглядеть шестерых псов, которые пока что, изнывая лаем и брюзжа слюной в разные стороны, томились, готовые в любой момент сожрать его. Сглотнув, он представил, как они сдирают верхний слой кожи, забрызгивая кровью стены, мышц, а позже обгладывают кости, как первые мошки селятся в выкинутой в лужу гниющей голове, как пересохли бы белки глаз, покрываясь мертвенной бледной пленкой. А самое главное, что заставило подорваться рвотный рефлекс к горлу — это возвращение души в своё тело, где на его месте должна быть Микаса. Он не простит себе этого. «Неужели всё так просто закончится?» Зубы скрипнули. Погибель маячила в четверти дюйма от его носа, а что-то живое подсказывало, что нужно бежать и как можно скорее, но зал сливался в мутную картинку, откуда не было выхода. Голову заполнили образы пожранных истощенных лиц, оторванных посиневших рук и ног, тысячи испуганных глаз детей, в которых отражалась багровая пасть смерти. Он был там. Вместе с ними. Он слышал жалобные стоны и вопли — их было слишком много, они соединялись в единую жуткую музыку, от которой внутри всё сжималось. «Насколько же человечество хрупкое?» — А её противники наши излюбленные собачки, ну же, Микаса, не стесняйся, подходи ближе, если они тебя обидят, то мы позаботимся о твоем теле, — снова этот голос. Толпа залилась жутким хохотом. Здесь не над чем было смеяться. Они все хотели видеть его закуской, а он всего лишь хотел жить, озираясь по сторонам. И когда через пару секунд на него должны помчатся дикие собаки, Аккерман нашел глазами Кенни. Тот улыбался. Старикану определенно было забавно. И тут Леви понял, что все чудовища, которые когда-либо видел он, слились в одно мясистое существо с выпирающими клыками, слизью, свиным рылом, с лопнувшими кровяными капиллярами и с набухшими фиолетовыми ноздрями — именно оно олицетворяло Кенни, его внутренний прогнивший мирок. От этих мыслей он невольно скривился. «Я найду тебя, ты слышишь, Леви?» Воздух застыл. Вдруг всё разом остановилось, словно остолбенев. Поднебесье кануло в небытие с её голосом, оставляя яркий белый цвет, где был только он — совершенно одинок и неспокоен. И так всю жизнь: борется не с кем-то, а сам с собой, силясь победить, но терпит поражение. У него не было цели, он продолжает бесследные поиски. Надежда растворялась пропорционально тому, насколько близко приближались псы. Нога сломала шею, вонзившись глубоко в хрящ одной из собак до последнего хруста, и толпа замолчала. «Моя жизнь ничего не стоит» 47 секунда. Руку прорезала боль от вонзившихся в кожу клыков, а чёрные собачьи глаза пылали агрессией. Они норовили разодрать его, чтобы получить свой похвальный кусок человечины да проделанную работу, и это получалось. Луна не стали темнее, а взгляд сверкнул. 30 секунда. Тело ослабевало. Он отбился, но потерял слишком много крови. Другая шавка кинулась на него, но это был её последний визг, когда тело Леви всем весом обрушалось на неё, перевравшая в кровавое месиво её внутренности. «Только держись» 17 секунда. Его волосы, ещё недавно чистые и сухие, теперь слиплись и порыжели от крови. Он нервно дышал, грудь поднималась, пока пуговицы на рубашке не натягивались. Одна из собак совершила роковую ошибку, разодрав в клочья его веревку, и это высвободило руки, давая возможность сделать захват и задушить её до победного хруста. 5 секунда. Запах смерти и разложения усиливался. В глазах начало темнеть. Он чувствовал, как жизнь просачивалась через рану, постепенно покидая его, как колени обессилено приземлились на уже бордовую землю, как смертоносная пасть открылась в нескольких дюймах от него. «Не умирай» 1 секунда. Боли не было. Всё тот же белый фон. Он ощутил полёт, как ощущали его Изабель и Форлан, когда возносились вверх. Холодный свет был всё ближе, казавшийся таким неуместным, когда теплые капли накрыли его, унося постепенно куда-то вниз всю ту чернь, которая накапливалась в душе. Если это смерть, то почему она отдает приятным запахом мыла? Неведомая вспышка озарила его, зажигая огонек жизни, который не даст сойти ему на обетованную землю мёртвых, и он вновь полетел вниз, но уже сильнее цепляясь за неё. Она связала их жизни в одну красную нить. — Спасибо, Микаса.***