Solitude

Вы знаете, что такое одиночество? Точнее сказать, роскошное одиночество. Нет? Я расскажу вам. Представьте, что вы ни от кого не зависите, вы вольны делать все, что пожелаете, у вас не болит душа от переживаний, у вас не связаны крылья. Абсолютная свобода. Вы - один на этом свете, и сейчас это звучит так сладко, что меня переполняет ощущение величия над миром. Я познал это таинство, такое желанное, граничащее по наслаждению с грехом. Очаровательный эгоизм. Я настроил всех против себя, и сейчас, разглядывая алое вино в бокале, я думаю о том, что это было верное решение. Я ни о чем не жалею. Я - Пруссия, я - один, я - выше. Остальные - стадо баранов, никто из них так и не познал это великое счастье быть одиноким. Говорят, счастье в любви и дружбе. Да неужели? Мои губы сами растягиваются в ухмылке, когда я слышу нечто подобное. Неужели моему брату действительно хочется тащить на себе Италию? Неужели Япония действительно хочет быть с ними? Отнюдь, им просто друг от друга что-то нужно. Такие дела, впрочем, обстоят и с остальными. "Поделись нефтью, мы же друзья!", "Мы же друзья, прикрой меня на войне!", "Может объединимся с ними? Мы будем дружить, радоваться, а в трудные минуты предавать друг друга!" Италия - глупый наивный мальчик с чистой душой, и мне его жаль, он искренне тянется к Людвигу, он так к нему привязался... Он не знает боли предательства. Бедняжка, как же он будет страдать, когда Германия от него отвернется. Этим отношениям так или иначе придет конец, так зачем было начинать, когда можно избавить себя от этой мороки, оставаясь прекрасно одиноким? Я никогда не ошибаюсь. Но однажды я позволил себе ужасный промах, за который мне до сих пор так стыдно. Австрия. Родерих. Было так приятно впустить его в свое одиночество, позволить ему вкусить этой роскоши и оставить в ней навечно, словно любимую куклу. Я чувствовал себя пауком, заманивая это прекрасное создание в свои искусные сети, постепенно опутывая, привязывая к себе все крепче и крепче. Тогда я осознал, что одиночество внезапно перестало быть таковым. Это уже была не та роскошь. Мне нужен был Родерих, но в то же время я не хотел делиться с ним своей свободой. Я никому не позволил бы связать свои крылья, но Родерих тоже оказался пауком, и вот я в его ловушке, а он - в моей. Я до сих пор помню его взгляд из-под очков, легкий румянец, сдержанную полуулыбку, его странные рубашки в рюшах, его алебастровую кожу, тончайшие фарфоровые ключицы, узкие плечи, стоны, словно по октавам, изящный изгиб тела... Я помню, как старый черный рояль поскрипывал под нашими телами, как ноги Родериха случайно задевали клавиши, звуки рояля смешивались со стонами, и это была, поверьте, самая прекрасная музыка. Австрия таял в моих руках каждую ночь, но даже на самом пике страсти мы не забывали, что наступит миг, когда нам придется друг друга оставить... И этот миг наступил. Венгрия забрала его у меня. Просто взяла, распутала все нити и забрала, а я так и остался закутан в его паутине, не в силах из нее выбраться. Я и не хотел выбраться. Пустить его в свое одиночество было страшным промахом. Теперь мне все напоминает о нем. И какое же это одиночество с тупой ноющей болью на сердце? Почему так сильно обжигает все тело одна мысль о том, что Он теперь у нее, у этой мерзкой твари?.. Бокал разбит. Вино растекается кровью по белоснежному ковру. А я ведь мог бы объявить войну Венгрии и отомстить сполна, но у меня нет союзников. Я одинок.