Поезд

Колеса поезда приятно волновали слух, постукивая на стыках рельс. Для многих людей, по крайней мере, для меня, этот звук связан с чем-то, что приносит новые впечатления и долгожданный отдых. Ведь многие путешествия берут начало именно со старого доброго купе на четыре персоны. Возможно, экстрасенсы найдут обычное купе сосредоточением энергетики сотен людей, которые побывали тут за прошлые года, я же нахожу тут лишь какой-то особенный запах прошлого, знакомый, пожалуй, с самого детства и встречаемый мною только здесь. Но отбросим лирические отступления. Главное, что поезд сообщением «Киев - Севастополь» везет на полном ходу радостного меня в солнечный и теплый Крым. Соседей пока что у меня нет, так что, купе остается в моем распоряжении на неопределенный, но, боюсь, что короткий, срок. Где-то вагонов через пятнадцать, точно так же сидит мой друг и, видимо, и не думает поднять свою пятую точку и понести ее в направлении моего местонахождения. Ну, да ладно, больно мне нужна его морда, расплывающаяся в улыбке при виде кондиционера, который отсутствует в его плацкарте. И, наслаждаясь мыслью, что дивное чудо техники дует прохладой только для меня, я уснул, прислонясь головой к окну. *** Проснулся я, нежно целуя вагонное окно. Глубоко удивленный этим обстоятельством, я отклеил лицо от стекла и обратил внимание на черную занавеску с черепами, элегантными складками спадающую мне на левое плечо. Потрусил головой, не желая верить в действительность происходящего. Тряпичное изделие не исчезло. - Я тоже их вижу, - раздался насмешливый женский голос сбоку от меня. Я медленно обернулся на звук, мысленно готовя себя увидеть говорящее пони. Но нет, на меня заинтересованно смотрела пара больших карих глаз, принадлежащих миловидной темноволосой девушке. Ее губы сложились в полуулыбку, отчего серьга в брови стала смотреться как-то по-особенному прелестно. Я хотел было что-то ответить, но мое внимание перехватил длинный ряд разноцветных шнурков, свисающий с полки надо мной. Я не без удивлением разглядывал это странное явление, а девушка, все еще наблюдающая за мной, издала короткий смешок. Неужели я выгляжу так глупо? - Я запомнил это помещение немного в другом виде, - я как можно более непринужденно обвел взглядом купе, отметив пару стилов на полу, бас-гитару в углу полки девушки, розовый вазончик с геранью на столике… - но так даже интереснее… Я улыбнулся ей и, играючи, дал щелбан красному шнурку, висящему у меня перед носом. Тот же, играя по собственным правилам, не преминул тут же оторваться от стаи своих многочисленных сородичей и приземлиться на пыльный купейный ковер. - Где мой шнурок? – тут же раздался громкий владный голос. С верхней полки свесились ноги в полосатых вязаных носках. Я быстро спохватился и метнулся к узкой красной полоске ткани, отдыхающей на полу. Попутно ударившись головой о столик и вывернув горшок с геранью на юбку девушки, я все-таки поднялся с пола, сжимая шнурок, потирая ушибленную макушку, и оценивая масштабы принесенного мною ущерба. На секунду я забыл про шнурок, озадаченно разглядывая темное пятно на белоснежной юбке девушки, состоящее из смеси земли с какой-то влагой, пахнущей, словно… - Виски. – Констатировал человек в полосатых носках. - Что, простите? – спросил я, оборачиваясь к говорившему. - Шнурок отдай. – Дружелюбно потребовал старик с ниспадающими на плечи седыми волосами, прикрытыми черной банданой, из-под которой выбивалась революционная красная прядь. Его лицо, покрытое сеткой морщин, все еще сохранило след былой красоты и задора, и еще какого-то неудержимого бунтарства. И если красота – это привилегия молодости, уходящая с годами, то бунтарство сохранилось в этом старике на все сто, судя по шипастому ошейнику, черной свободной футболке с пошловатыми иностранными надписями и кожаным штанам, прекрасно контрастирующим с вышеупомянутыми носками в желто-зеленую полоску. Опомнившись, я сунул шнурок в его жилистую протянутую руку, татуированную прошитым стрелой сердцем, под которым красовалась, как будто недописанная мастером до конца, надпись «Isa…», о значении которой можно только гадать. Старик уж как-то слишком бережно привязал красный шнурок к бахроме лоскутного одеяла, покрывавшего собой его полку, промурчав что-то невразумительное, из чего я сумел понять только что-то вроде «любимое» и «воспоминание». Тем временем, девушка раздраженно рылась в своем чемодане, видимо, в поиске какой-нибудь замены своей испорченной юбке. - Простите меня, ради Бога, поезд пошатнулся, и… - Я недоговорил, смутившись под ее тяжелым взглядом, не пророчащим ничего хорошего для меня. Серьга в брови более не выглядела столь прелестно, скорее, устрашающе. - Ничего, - неохотно буркнула она, тщетно пытаясь скрыть свое крайнее неудовольствие и выуживая из чемодана пестрые лосины, которые могли принадлежать, разве что, гимнастке. Но почему именно их? Захлопнув чемодан, девушка демонстративно вышла из купе, оставив за собой едва уловимый шлейф цветочных духов. - Но почему же она взяла именно лосины? – тихонько пробормотал я сам себе, вытирая салфеткой остатки земли со столика и поправляя смятый листик герани. - Чтобы ты видел, как ей фигово, - рассудительно ответил любитель шнурков, принявший мое недоуменное восклицание за вопрос, адресованный ему, - сынок, это женщины. Бьюсь об заклад, что он поучительно поднял указательный палец. Я еще немного помолчал, задумчиво елозя салфеткой по столику и оставляя грязные разводы, а затем вспомнил: - А что же на счет герани? – полюбопытствовал я, желая узнать причину странного присутствия виски в розовом горшочке. - Это не моя герань, - равнодушно хмыкнул старик. Я глянул на другую верхнюю полку. Спиной ко мне лежал человек, с головой укрытый простыней, забиравшей возможность хоть как-нибудь описать его внешне. - Значит, это герань нашего четвертого соседа, - констатировал я. - Герань? Что с моей геранью? До сих пор спящий человек, всполошился и резко сел. Я молча ушел в шок.