Тик-так. Стрелки часов медленно отбивают привычный им ритм. Они никогда не останавливаются, никогда, даже на миллисекунду. Все время бегут вперед, словно боятся куда-то опоздать, словно из-за их опоздания может случиться что-то непоправимое, трагедия величиной в вечность.
Тик-так. Уверенно твердят хранители времени, гордо оповещают мир о том, что никогда нельзя останавливаться. Вне зависимости от обстоятельств, и какими ужасными, больными они не были бы, необходимо идти дальше, — таково правило Вселенной.
Тик-так. Касаясь нервных окончаний, звуки безжалостно натягивают струны страдающей души. Активируют рой бесполезных мыслей, пробуждают уставший от переживаний, от самого себя, организм.
Тик-так. И девушка не в силах побороть острое желание избавиться от источника звука. Слышится грохот, звон, треск. Пластмассовый раздражитель, встретивший на своем пути преграду в виде стены, разбивается на десятки мелких цветных обломков. Время навсегда останавливается. Наступает желанная тишина, действующая на нервы еще сильнее, еще хуже. Доставляющая массу неприятных эмоций. Нагнетающая без того мрачную атмосферу, уже месяц царившую в маленькой квартире на окраине провинциального городка.
«А ведь раньше все было иначе», — невзначай вспоминает Анна, глядя на потрескавшийся от слишком сильного удара желтый кафель с уродливыми белыми ромашками. Не жалеет. Ни капли не жалеет. Ей никогда не нравился этот дурацкий рисунок, да только денег на новый ремонт не было. Сначала денег, потом времени, а теперь сил и желания. Их будто высосали. Кто-то сверху прогнал ее через соковыжималку и, оставив лишь мякоть, вернул в пустующую с некоторых пор обитель любви и верности. Нервно усмехается. Еще бы, кто мог подумать, что спустя десять лет счастливого брака она останется с одиночеством, болью разочарования от предательства. А он уйдет, не выдержав трудностей, устав от съедающей изнутри бытовухи. И, что в сотню тысяч раз ужаснее, заберет ребенка — смысл ее жизни.
Да, к такой подлости с его стороны Анна не была готова. Конечно то, что семейная чаша покрывается трещинами, причем в последние годы довольно крупными, а пояс верности, магически сменивший материал с прочного титана на легкий шифон, рвется по швам, — она не могла не видеть, никогда не являлась и не прикидывалась дурой, да и диплом магистра в области психологии что-то да значил. Но найти выход из положения все равно не могла, и, наверное, все же стоит признаться, — не пыталась. Боялась признать свою слабость, неумение говорить с самым дорогим человеком, отсутствие понимания и, как итог, поражение в войне за любовь и счастливое будущее. Даже самой себе, как маленькая, боялась признаться в том, что они загнали друг друга, свою семью, в бездну, выхода из которой нет. Или все же он есть? В любом случае, они его не нашли, и даже не искали.
Кап. Из крана медленно скатилась капля воды и с характерным звоном разбилась о раковину.
«Он так и не починил чертов кран», — хотела разозлиться на мужа, вернее, уже бывшего мужа, но не смогла. Пустота, поселившаяся в израненной душе, выжгла все чувства и эмоции. Остался стерильный порядок. Безвкусица. Равнодушие.
Кап. Кап. Анна старается не замечать стука по расшатанным нервам, не обращать внимания и тогда, быть может, высшие силы пожалеют, оставят ее в покое. Забудут о существовании несчастной, дадут ей тихо сойти с ума в этой чертовой квартире.
Кап. Кап. Кап. Она не выдерживает. Кричит, что есть мочи, срывает со стола белоснежную скатерть, покрывшуюся за последнее время пятнами от вина, хлебными крошками, разводами от туши, помады. Грязная посуда с громким звоном разбивается о пол. Осколки разлетаются по всей кухне, а она, не сдерживая слез, падает на колени.
«Слабая, слишком слабая», — зачем-то в очередной раз винит себя во всех бедах, во всех несчастьях. Стекло впивается в тело, режет тонкую кожу, выпуская красную жидкость наружу. По опухшему лицу ручьем льются слезы. Но боли от порезов она не чувствует. И это самое страшное, — когда душевная боль целиком замещает физическую.
Раздается мелодия мобильного телефона. Вот уже месяц, как ни один входящий вызов не получил ответа. Ни одно сообщение не было даже прочитано получателем. Анна ведь даже ни разу не притронулась к телефону. Если бы в тот день не оставила на зарядке, то он, должно быть, уже давно выключился, а так… Сама судьба испытывала девушку на стойкость. Или же пыталась ей хоть как-то помочь? Вытащить со дна, вернуть к жизни или хотя бы ее подобию. Ведь звонок раздавался каждый раз, когда отчаяние захватывало целиком и полностью, когда тяжесть бремени не давала сделать и вдоха, когда она почти переступила тонкую грань безумства. Звук возвращал ее к реальности каждый раз, и за это все же она была ему благодарна.
Открыв глаза, Анна видит перед собой кровь. Смеется. Громко. А слезы не прекращают одна за одной скатываться по когда-то привлекательному лицу, к прямому носу, очертив который, падают вниз, на пол.
«До чего же ты себя довела», — качает головой, осознавая бредовость своих действий. И слышит стук в дверь. Торопливый, требовательный. Словно кто-то спешит попасть внутрь, словно кто-то нуждается в том, чтобы ему срочно открыли. Она даже не собирается подниматься. Замирает. Ни разу не шелохнется. Стеклянным взглядом смотрит вперед и молчит, и ни единой мысли не проносится в ее голове. Абсолютная тишина. Пустота. Ее здесь нет, давно не стало. Исчезла. Испарилась. Пропала без вести. Пусть думают все, что хотят. Ей все равно. Плевать.
Она знает, что если не подавать признаков присутствия, то нежданные посетители рано или поздно уйдут. Знает на уровне инстинктов. Чувствует. И не раз на протяжении месяца проделывала этот трюк. Каждый раз уходили. Каждый раз долго не возвращались. Последний был, наверное, недели две назад. Точно Анна знать не может: в календарь не заглядывает. Потерялась где-то в прошлом. В счастливом прошлом. А сейчас балансирует между забытьем и сознанием, словно странник, потерявшийся в дороге, стоящий на распутье, не знающий, куда ему идти. Словно святой грешник, недостойный рая, но и не заслуживший ада. Такой себе феномен.
Стук, походивший скорее на грохот, вскоре действительно затих.
«Вот и все», — с облегчением выдыхает девушка, глядя стеклянными глазами перед собой. Гости, должно быть, подумали, что квартира пустует, решили заглянуть потом. Когда-нибудь. В другой жизни. Но Анна ошибается. Впервые за месяц посетители не ушли. Внезапно для девушки раздается знакомый щелчок: кто-то открыл дверь ключом. Она даже знает кто, догадаться не так сложно, согласитесь. Руки трясутся, тело покрывается сотней мурашек. Анна перестает дышать и чуть ли не теряет сознание, когда слышит тихие приближающиеся шаги. Его шаги. Он останавливается прямо за ее спиной, она чувствует на себе долгий внимательный взгляд, но повернуться боится: вдруг видение? Галлюцинации?
Иварс осторожно касается женского плеча, так трепетно, словно она может рассыпаться, разбиться, как посуда, валяющаяся на полу. Анна вздрагивает. Мужчина облегченно выдыхает, камень падает с его грешной души: живая. Сколько раз он звонил ей? Писал сообщения? Сбился со счету. Объездил всех родственников, друзей, знакомых. И впервые решил проверить квартиру: до ужаса боялся обнаружить труп любимой жены. Почти бывшей жены. Воспоминание болью отзывается в сердце.
«Не время», — напоминает самому себе и поднимает ее под руки. Пугается, видя торчащие из ног осколки, кровь, стекающую вниз, но как обычно не показывает эмоций. Он никогда не показывал то, что чувствовал на самом деле. Даже перед Анной. Особенно перед ней. Хотел всегда казаться сильным: надежным плечом, стеной, за которой ничего не страшно, всегда безопасно, спокойно. Правда… Анна никогда ему не верила, никогда не понимала этого стремления. Чувствовала истину.
Иварс относит ее в ванную и, нехотя, замечает, как сильно Анна похудела: и раньше была легкой, а сейчас вовсе — перышко.
«Когда ты ела в последний раз?» — не озвучивает свой вопрос вслух, догадывается, что ответа не дождется. И понимает, что так даже лучше… Он не готов услышать, что из-за него девушка отказалась от пищи. Отказалась от жизни. Это она наглядно продемонстрировала. Тяжело вздыхает, усаживая Анну на стиральную машину, которая ранее всегда была завалена игрушками дочери. Достает аптечку из настенного шкафчика и садится перед девушкой на корточки. Предельно аккуратно достает стекло и керамику, отмечает, что от нее не слышно ни единого звука: она просто не чувствует боли; Иварс догадывается об этом и злится. Смывает кровь с кожи, обрабатывает перекисью водорода и зеленкой, дует на раны, крепко забинтовывает. Тем временем Анна не сводит с него пустого безжизненного взгляда и все так же молчит: ей все еще кажется, что он — ее фантазии. Больные фантазии. И всего-то. Она абсолютно не доверяет своим видениям и ощущениям. А он вновь берет ее на руки и относит в спальню. Расправляет постель, которой долгое время никто не пользовался: Анна предпочитала спать в детской, там она чувствовала себя немного ближе к дочери; укладывает, как маленького ребенка, подтыкает одеяло. Девушка устало закрывает глаза, надеется избавиться от наваждения, от иллюзий, и сразу же засыпает. Изможденный организм сдается перед магией дедушки Морфея. Мужчина нежно целует ее в лоб и оставляет отдыхать.
Заходит на кухню и не сдерживается: ударяет стену, разбивает костяшки на руке, но совсем не замечает этого.
«Это ты виноват в том, что с ней случилось», — самобичевание в последнее время стало привычкой, нормой жизни. Иварс устало скатывается по стене и стирает скупую мужскую слезу с лица, успокаивает себя тем, что Анна все-таки живая, относительно здоровая… А остальное он обязательно исправит, по крайней мере постарается. Ненавидит себя за тот опрометчивый поступок, который привел их в точку невозврата. Молит Бога о прощении, о помощи. И спустя несколько минут встает, берет себя в руки и убирает следы недавней истерики. Замечает среди разбитой посуды любимую кружку Анны, долго вертит в руках, вспоминая как дарил ее на годовщину свадьбы. Понимает, что выбросить не сможет, собирает остатки в пакет и надеется ночью собрать по кусочкам. Закончив с уборкой, заглядывает в холодильник.
«Мышь бы повесилась», — заключает Иварс, отправляет в помойку сгнившие овощи и испортившиеся продукты. Рыщет по ящикам, впервые за долгие годы брака, и находит пачку гречки. «Не густо», — качает головой, звонит матери, чтобы узнать, как варится гречневая каша. Молоко, разумеется, давно прокисло. Готовит на воде. Внимательно, ответственно подходит к работе: боится пересолить, недоварить, разварить. Гордится результатом, осознает, что впервые сам приготовил что-то съестное: до этого у Иварса никогда ничего не получалось, кулинар из него был паршивый. Оставляет ужин на плите, надеясь, что, проснувшись, Анна покушает, и, собрав весь мусор, уходит, обещая самому себе вернуться на следующий день.
Солнечные лучи играют в салочки на молодом лице. Девушка хмурится, ворчит что-то неразборчиво и прячет голову под одеяло. Раздается звон дрели: соседи вновь что-то ремонтируют. Еще месяц назад Анна бы прокляла все на свете, отправилась бы ругаться, закатила бы скандал, а сейчас… Отчаянно пыталась уснуть, попасть в тот мир, где все хорошо, где он по-прежнему рядом, они вместе воспитывают Агнессу и не знают печали. Но боги не милостивы, она принимает поражение и нехотя поднимает корпус, садится. Охает, ощущая режущую боль в ногах и тянущую — в спине. Взволнованно отбрасывает одеяло и изумленно глядит на перебинтованные конечности.
«Неужели…» — в голове проносится догадка о реальности прошлого вечера, но Анна решительно отбрасывает глупые мысли. Не мог Иварс прийти. Просто не мог. Хочет разреветься, но слез не находит. Тяжело вздохнув, закрывает глаза, мечтая провалиться сквозь землю. Умереть.
«I wish that you would just leave», * — вспоминает строчку из песни. Песни, под которую они впервые поцеловались, и закрывает лицо подушкой. Анна действительно хочет, чтобы он ушел насовсем. Исчез из воспоминаний, снов, мыслей, из сердца. Спустя время немного успокаивается, пытается встать. До чего же болят ее ноги… Но через боль она продолжает идти.
На некогда белоснежных бинтах кровь создала абстрактную картину. Искусство страданий. Анна сидела на подоконнике в гостиной и следила за тем, как воробей перескакивает с ветки на ветку, сталкивает сородичей с насиженных мест. Такой радостный, живой. Девушка даже немного завидует птице. Касается пальчиками стекла, бессознательно выводит различные узоры, вновь думает о прошлом. Ненавидит себя за свою слабость. За то, как быстро она сдалась. Опять винит во всех грехах. И вздрагивает, слыша, как открывается входная дверь. Иварс, с полными пакетов руками, заходит в квартиру. По привычке кидает ключи на полку, снимает обувь, ищет домашние тапочки и не находит. Конечно. Он же забрал их вместе с остальными вещами. Мысленно ругается. Проходит на кухню, проверяет кастрюлю и со злостью констатирует то, что она даже не притронулась к пище. Психует. Накладывает гречневую кашу в тарелку, греет в микроволновой печи вместе с купленными только что сосисками, отрезает кусок ржаного хлеба и несет Анне. Она все так же сидит в гостиной, даже не оборачивается.
«Просто галлюцинации», — успокаивает себя.
— Тебе нужно поесть, — приятный голос с легкой хрипотцой разносится по комнате. Анна вновь вздрагивает и все-таки поворачивается. Иварс ставит еду на журнальный столик и недовольно замечает, что бинты пропитались кровью.
«Должно быть, болят», — вспоминает, купил ли обезболивающее. Купил. Не выдерживает ее печального взгляда и выходит в коридор. Девушка медленно спускается на ноги и тяжело подходит к дивану. Падает на него, из груди вырывается полустон. Иварс возвращается со стаканов воды и таблетками. Ставит возле пищи.
— Поешь и выпей, станет легче, — не сводит с нее взгляда, чувствуя, как разрывается сердце. Маленькая, замученная… Избитая, сломанная. Такой ли он представлял застать ее? Скорее нет, чем да. Надеялся, что она счастлива без него. Даже забрал дочь Агнессу, чтобы Анна смогла начать жизнь с чистого листа, чтобы тени прошлого не мешали ей. Иварс понимал, что девушка очень любит своего ребенка, но… Мужчина прекрасно осознавал, что с маленьким дитем сложно построить новые отношения, и считал, что вскоре она возненавидит Агнессу за то, что та просто есть. Как же он ошибался тогда. Анна без них не видела своей жизни. Семья всегда стояла для нее на первом месте. Потеряв мужа и дочь, она потеряла саму себя.
Анна все же прислушивается к вполне реальной галлюцинации. Трясущейся рукой берет ложку с кашей и медленно ест. Совсем чуть-чуть. Больше в нее не влезает. Тарелка остается практически полной. Иварс не может поверить в то, что девушка, в прошлом обладавшая зверским аппетитом, сейчас не может впихнуть в себе даже четверть порции. Закрывает глаза, стараясь совладать с эмоциями, рвущимися наружу. Не время. Не место. Она не должна видеть, как он переживает. Просто не должна.
— Исчезни, — сорванным голосом молит Анна, — просто исчезни! Ты всего лишь мои фантазии, — закрывает лицо руками и плачет. Без слез. Навзрыд. Ее тело дрожит, как лист осины на ветру, сжимается. Иварс не выдерживает. Поднимается с кресла и, не прощаясь, уходит. Щелчок возвращает девушку в сознание.
«Сумасшедшая», — ядовито шепчет разум. Анна запивает таблетку водой. Находит свой телефон и, не обращая внимания на бесчисленное множество оповещений, по памяти набирает номер.
—
Алло, — раздается на том конце провода, —
Аннушка! Ты куда пропала?
— Сошла с ума, — смеется, чувствуя, как начинает дергаться ее глаз. — Лайра, мне нужна помощь психотерапевта. Адрес вы знаете, — не дожидаясь ответа, кладет трубку.
Отбрасывает телефон в сторону. Бывшая коллега сделает все, как она попросила. Встает с дивана и проходит в коридор, находит в сумке ключи и открывает входную дверь. Скатывается по стене, обнимает ноющие колени. Ждет. Скоро ей станет легче, скоро ее накачают транквилизаторами. Она перестанет чувствовать боль, перестанет страдать. Больше не будет самостоятельно бороться со своей болезнью по имени Иварс.
На следующий день он приходит вновь. Открывает квартиру своим ключом, бросает его на полку. Его вновь встречает тишина. Тяжелая тишина, угнетающая. Он ненавидит эту чертову тишину всей душой. Проходит в гостиную, надеясь застать ее в благоприятном расположении духа. Не обнаруживает. Проверяет спальню, но и там ее нет. Внутри все сжимается, в горле встает горький комок. Иварс не находит ее. Анны нет нигде. Квартира пустует. Мужчина покрывается холодным потом, ищет хоть какую-то зацепку: ведь она не могла просто так уйти, исчезнуть. Не в том состоянии, в котором он ее оставил.
«Господи, зачем я вчера ушел?» — корит себя, падая на диван, на котором еще вчера сидела его жена. Почти бывшая жена. Достает мобильный телефон и набирает ее номер. В метре от него слышится приятная мелодия. Дрожащими руками скидывает, поднимает знакомый смартфон: не заблокирован. Иварс всегда ругал ее за то, что она никогда не ставила пароль, а сейчас благодарил Бога, что может взглянуть входящие и исходящие.
«Лайра, работа», — виднеется на экране. Последняя, с кем в последнее время общалась Анна. Нажимает на кнопку вызова. Проклинает бесконечные гудки, пока не слышит уставший женский голос на том конце связи.
—
Алло, — лениво отвечает та самая Лайра.
— Алло, — вторит ей Иварс. — Здравствуйте, — взволнованно начинает он, не давая ей сказать и слова, — это муж Анны, Иварс, — пытается подобрать слова и унять дрожь в голосе. — Вы вчера говорили с моей супругой…
—
Да-да, вчера отправляла наряд на ваш адрес, все верно, — отзывается девушка.
— Какой наряд? — заикается, боится услышать самое страшное. — Где моя жена?
—
В психиатрической клинике, — слышно, что Лайра удивлена вопросом, но мужчина не обращает внимания.
«Живая», — думает он и слегка успокаивается.
— В какой именно?
—
Я вышлю адрес смс, — бормочет слова благодарности и сбрасывает. Лайра не заставляет долго ждать, спустя несколько секунд на номер приходит сообщение:
«Северный округ, улица Твайка 2».
Иварс срывается с места. Торопится. Совершенно не соображает, что он делает. В какой-то прострации закрывает двери, вызывает такси, садится в машину и называет адрес водителю. Понимает, что в таком состоянии самостоятельно не сможет добраться до места. Представляет Анну. Красивую, улыбающуюся солнцу. Счастливую. Она всегда была оптимисткой, никогда не сдавалась, шла к своей цели до конца. Заряжала позитивом окружающий мир. Вытаскивала людей из депрессии. Во что он ее превратил? До какого состояния довел? Это ведь совсем не Анна. Другой человек. Несчастный, измученный. Страдалец. Иварс ненавидит себя, понимает, что никогда не простит себя за Анну. Чувства берут верх над разумом. Взрослый сильный мужчина плачет, сидя на заднем сидении иномарки. До крови закусывает губу:
«Не время». Расплачивается с таксистом, вытирает лишнюю влагу с лица.
Его к ней не пускают. Он кричит, ругается с медсестрой. Она не понимает, как важно ему увидеть Анну. Как важно ему сказать ей все, что хранит душа. Выходит врач. Следует долгий разговор в кабинете. Его жена больна. Иварс и без медиков знал это, понял, когда впервые увидел ее на кухонном полу, но признавать не хотел. Она оказалась умнее и сильнее его. Сама вызвала вызвала скорую. Сама призналась в том, что сходит с ума.
— Сколько она здесь пробудет?
— Точно сказать не можем, — пожилой доктор разводит руки в стороны. — Все зависит только от нее.
— Я могу увидеть Анну? — с надеждой глядит на мужчину, но получает отрицательный ответ.
— Ваша жена еще слишком не в себе, — по-доброму ему хлопают по плечу. — Оставьте мне свои данные, как ей станет легче — я вам сообщу.
Записывает свой номер телефона в блокноте, благодарит врача и выходит. Иварсу остается только ждать. Долго ждать. Изнурительно.
Ему позвонили спустя три месяца. Три чертовых месяца, за которые он сам едва ли не тронулся умом. Держался из последних сил ради дочери: ребенок не должен страдать из-за личных проблем родителей. Девочка не знала, где ее мать. Иварс солгал Агнессе, сказав, что мама уехала по работе в Елгаву. Каждый день он просыпался с желанием умереть, затем видел розовощекую Агнессу, так похожую на Анну, и улыбался, радовался вместе с малышкой мелочам, весело смеялся, играя в самые разные игры. Отвозил к родителям, к своим и жены, а после отправлялся на работу. Попросил юриста приостановить бракоразводный процесс. Хотел остановить вовсе, но сомневался, что после боли, принесенной им, Анна все еще захочет быть с ним, строить счастливое будущее. А ведь каждую ночь ему снилось их счастливое будущее. Он осознал, что хочет, чтобы она родила ему сына. Именно она, никто больше. Осознал, что не видит старости без Анны. Да и жизни вообще. Без нее и Агнессы краски мира меняются на пятьдесят оттенков серого.
Понедельник. Раннее утро. Иварс беспокойно спит, впервые мучают кошмары. Его будит мелодия мобильного телефона. Мужчина поднимает трубку, даже не глядя на экран, и слышит радостный голос, владельца которого распознает не сразу, лишь после того, как он представляется.
— Господин Иварс Эглитис?
— Да, это я.
— С Вами говорит доктор Грабис, — остатки сна испаряются. Иварс принимает сидячее положение и крайне внимательно слушает собеседника.
— Вашей супруге стало заметно лучше, — сколько радости принесла Иварсу такая простая на первый взгляд фраза. —
Вы можете посетить ее, прием с часу до трех, — запоминает, ждет, когда врач скажет что-то еще, но он молчит. —
Господин Эглитис, Вы меня слышите?
— Да-да, доктор Грабис, — прорезается голос, — спасибо Вам огромное!
— Она Вас очень ждет, — отвечает мужчина напоследок и сбрасывает вызов.
Иварс смотрит на время. Семь часов утра. Поднимается с кровати, улыбаясь, как последний дурак.
«Она выздоравливает», — мысль не вылетает из его головы, прочно заседает в ней, пускает корни. Мужчина проходит в детскую, где, свернувшись калачиком, спит его маленькая дочь. Их дочь. Целует ее личико, щекочет. Агнесса недовольно просыпается, ворчит, отталкивает отца, а после сама набрасывается на него с крепкими объятиями, полными любви и нежности. Он кружит ее на руках и относит в ванную, помогает умыться и почистить зубки, все время рассказывая, по просьбе девочки, увлекательные сказочные истории, якобы приключившиеся с ее мамой. Агнесса считает, что Анна звонит ей каждую ночь, пока она спит. А папа не спит, папа разговаривает с мамой и потом, утром, передает дочке все последние новости.
Иварс заплетает дочери косы — за последние месяцы научился делать это ничем не хуже Анны. Агнесса выгоняет отца из комнаты, чтобы самостоятельно одеться, ведь она уже взрослая! Пока мужчина готовит завтрак: разноцветные колечки-хлопушки с молоком, девочка надевает сиреневое платьице поверх майки и белые теплые колготки с шерстяными носочками, совсем недавно связанными заботливой бабушкой. Выбегает из детской, тащит с собой плюшевого слона, подаренного когда-то давно мамой, садится за стол. Дочь с отцом кушают и обсуждают планы на день. Затем Иварс отвозит Агнессу к своим родителям и заезжает на работу, чтобы взять отгул. Покупает букет любимых цветов Анны — пионов, и удивляется тому, что сумел найти их в такое время года… Совсем не сезон ведь.
На пороге больницы стоит за полчаса до приема. Руки трясутся, сердце обещает выскочить наружу, а в голове не единой мысли. Боится встречи. Спустя столько времени боится увидеть ее. Какая Анна сейчас? Сильно ли изменилась? Смогла ли прийти в себя? Жмурится, делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Старается унять дрожь в теле. Сначала выходит доктор Грабис. Мужчины пожимают руки и долго молчат, глядя вдаль. Врач закуривает сигарету, и рассказывает обо всем, что происходило столь долгий срок. Признается, что слукавил, сказав, что ей стало намного лучше. Анна была здорова, не нуждалась в амбулаторном лечении. Но не хотела самостоятельно покидать больницу, боялась вернуться в пустующую квартиру и вновь пройти семь кругов ада.
— Она Вас очень любит, — под конец говорит мужчина, выбрасывает окурок и приглашает Иварса внутрь. Проводит его к ней в палату и, прежде чем уйти, искренне желает удачи.
Иварс долгое время не решается войти. Смотрит на деревянную дверь и не может перешагнуть через ту пропасть, которую они сами выкопали между собой. Тяжело выдыхает. Стучит. И, не дожидаясь разрешения, заходит. Анна сидит на подоконнике, судя по тому, что в руках держит книгу, читала. Ее большие глаза с удивлением смотрят на него. Живые. Но уставшие, измученные. Несчастные. Мужчина срывается. Бросает букет цветов в сторону и, в несколько шагов преодолев расстояние от двери до окна, крепко обнимает ее. Осторожно, ведь она — его главное сокровище. Анна прижимается к супругу, хватается за клетчатую рубашку, и не сдерживает слез. Иварс целует ее волосы, пахнущие медикаментами, гладит по вздрагивающей спине. В такие моменты забываются все обиды и кончаются слова. Да и не нужны они вовсе: Анна и Иварс понимают друг друга без слов. Они чувствуют друг друга, а это куда важнее объяснений. Прошлое уже не имеет значения. Проходит боль, раны магическим образом зарастают. Наступает время умиротворения. Долгожданного тихого счастья.
— Прости меня, — он шепчет ей на ухо.
— Не нужно, — Анна качает головой, отрывает голову от его груди.
— Я тебя люблю, — Иварс целует ее лицо, не оставляет и миллиметра кожи без ласки.
— Я знаю, — тихонько отвечает она.
***
Любовь — самый трудный механизм на свете, самый необъяснимый. Мы ведь не знаем, где и когда ее ожидать? И никогда не уверены, что к нам пришла именно она. Часто ее не замечаем, а потому не ценим и теряем. Потом страдаем. Живем в вечном обмане. Мораль этой истории проста: любите и будьте любимы. Берегите друг друга. Помните, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя сдаваться. Боритесь за свои чувства. И тогда у вас все будет хорошо. Я верю в вас.
***
