«Удвоенное желание есть страсть, удвоенная страсть становится безумием» Продик
Гретта прикоснулась ко лбу тыльной стороной ладони, замерев с ведром наперевес. Она только что обогнула крыльцо и лестницу, совсем не ожидая увидеть позади дома раскинувшийся сад. Мягкий свет струился через молодую, сочно зеленую листву, очерчивая золотом пышные кроны деревьев. Бабочки и пчёлы порхали над объёмным ярким ковром, сотканным из соцветий нежно-розовых примул и близко растущих белоснежных пионов. В этом месте летний тёплый воздух полнился сладким и душистым ароматом, кружащим голову, вырывающим Гретту из реальности и заставляющим её мысленно парить над землёй. Побуждение снять обувь и пройтись по мягкому зелёному настилу стало навязчивой идеей. Неотвратимым желанием, порывом души, жаждой, голодом. Да и кто, в самом деле, смог бы ей запретить? Уже через мгновение Гретта почувствовала, как босых ног коснулась приятная прохлада. Молоденькие шелковистые травинки ласкали кожу нежностью и мягким бархатом. Это была нега. Тот самый вид особого удовольствия, когда после целого дня, проведённого на каблуках, ты ступаешь на мягкий ковёр, и всё тело расслабляется. Охватившее её чувство безмятежности и непередаваемого упоения, волнующее самые тончайшие ниточки нервов, казалось, длилось вечность. Гретта прикусила губу и, блаженно прищурившись, еле удержалась от того, чтобы не растянуться на траве полностью. С трудом поборов этот неожиданный порыв, она прошла несколько метров вглубь и склонилась над чуть раскрывшимся пионом. Зачарованный сад словно оплетал её невидимой паутиной, притягивая и подчиняя, заставляя раствориться в себе. Может быть, так бы и произошло, если бы в сознание не вторгся посторонний шум из открытых окон. Волшебство резко разрушили отборный мат недовольной соседки и тяжелый запах сгоревших котлет. Гретта тихо рассмеялась, опасаясь привлечь ненужное внимание. Пообещав себе вернуться сюда ночью, она ухватилась за ручку оставленного ведра и подошла к колодцу, о котором уже успела забыть. Он был каменным, закрытым старыми, чуть почерневшими досками, и доходил ей до пояса. Не без труда сдвинув крышку, Гретта опасливо приблизилась к самому краю и заглянула вниз. Колодец был такой глубокий, что вода в нём казалась чёрной, несмотря на повисшее над головой солнце. Чем дольше Гретта смотрела в темноту, тем сильнее ей чудилось, что темнота глядит на неё. От этих мыслей лицо и шею обдало колючим холодом, заставив девушку поёжиться от неприятных ощущений. Отшатнувшись, она тут же фыркнула себе под нос, взывая к здравомыслию. Чего ей бояться? Разве кто-нибудь из жителей оставит незамеченным соседство с утопцем? Кивнув самой себе и согласившись с разумными выводами, Гретта решила вернуться к своему занятию. Для надежности прислонилась к каменному оголовку и сняла с крючка ведро, подвешенное ко внутренней стенке колодца. Затем взялась за ручку ворота и стала её раскручивать, пока не услышала, как то, бряцая железной цепью, шмякнулось о водную гладь. Раздался всплеск. На деле-то это оказалось так легко! Верти себе, бед не знай. Прямо как крутить педали велосипеда, когда в спину дует прохладный ветер. Так она думала ровно до того момента, пока не потянула на поверхность уже наполненное ведро. Здесь привычные убеждения Гретты пошатнулись, спуская её с небес на землю. Что за адское изобретение? Не колодец, а изощрённая средневековая пытка! Как она будет с этим жить? Приложив нечеловеческие усилия, схватившись за ворот двумя руками, Гретта дотянула ведро до середины колодца. Но тут же почувствовала слабость и уронила его на полпути. Послышался противный скрежет железки, бряцание от ударов при падении с большой высоты и громкий всплеск воды. А где-то позади, казалось, раздался забавляющийся, глумливый смех. Гретта резко обернулась, отойдя от оголовка, но, как и прежде, рядом никого не было. Вот только если допустить вероятность того, что внутри колодца кто-то мог жить, то с выводами она поспешила. Разозлившись на собственное бессилие, она бесстрашно заглянула в чёрную дыру и крикнула в самую глубину: — Смешно тебе?! В ответ же услышала лишь эхо своего вопроса, которое отскакивало от стен десятками повторений. Далекое, стороннее. Гретта отпрянула, подцепляя взмокшими пальцами прилипшие ко лбу волоски. Господи, какая глупость — разговаривать с колодцем, потому что подозреваешь его в насмешках над тобой. Насколько низко должна была упасть её самооценка, чтобы считать подобные мысли допустимыми? Нет, это совсем никуда не годится. Гретта достанет чёртово ведро, и точка. Настойчивости и усердия ей было не занимать. Пара минут мучений, стонов и охов — и вот уже ведро оказалось на расстоянии вытянутой руки. Гретта переводила дух, отдуваясь, тяжело дыша. С тремором в мышцах пыталась удержать ручку ворота, так и норовившую сорваться и бесконтрольно завертеться, разматывая цепь. Но тут в мозгу созрела, должно быть, неправильная мысль — дать себе отдых перед тем, как сделать последний рывок. Чувствуя, что связки на руках и ногах внезапно обожгло, они напряглись и вот-вот разорвутся, Гретта решила резко отпустить ворот и схватить ведро на лету. За что тут же поплатилась, с криком повалившись за край. В следующий миг ручка ведра предательски выскользнула из мокрых заледеневших пальцев. Оно стремительно сорвалось вниз. Мир перевернулся, и Гретта в панике стала цепляться за расщелины в стенах. Но соскользнула и содрала ноготь до крови. Пальцы ног впились в основание каменной кладки, замедляя падение. И с подлинной обреченностью бесповоротно идущего носом на скалы корабля она осознала: все её попытки оказались тщетными. Гретта среагировала слишком поздно. И только сжалась в страхе, зажмурилась. А затем ощутила на своей талии чужие руки. Кто-то резко вытянул её назад. Сердце забилось раненой птицей, норовя пробиться, казалось, через самую глотку. Пытаясь побороть головокружение, Гретта прерывисто задышала, не в силах сразу же оправиться от ужаса. Но стоило почувствовать под ватными ногами твёрдую почву, различить душащий дурманом аромат цветов, как её вдруг сомкнули в кольце рук, плотно обвивающих живот и плечи. Чужое тело так сильно прижималось к её собственному, что исходивший жар, казалось, опалял кожу даже через одежду. Растерянная и дезориентированная, она пыталась понять, что происходит, но вдруг почувствовала давление на макушку. Это, по-видимому, был чей-то подбородок. Внутри всё скрутилось от смеси неузнаваемых ощущений. Будто считав её мысли, чужие руки чуть ослабили путы. Гретта тут же дёрнулась, стремясь поскорее вырваться. Странно, но ей позволили это сделать. Круто развернувшись, заметив перед собой Иорвета, Гретта запнулась, снова потеряв равновесие. Она почувствовала, как заваливается на спину, падая. Но её тут же перехватили за запястье, заставив в очередной раз повиснуть над колодцем. Иорвет, всё ещё удерживая её от падения, подал голос. Низкий, почти что искренне удивлённый, пропитанный раздражением: — Ты больная? И сильнее стиснул пальцы, пережав ей вены. Перед глазами до сих пор слишком живо и реалистично стояла картина неминуемого падения, а возможно, и гибели. В действительно же над Греттой раскинулось тёмно-голубое небо, облака на котором будто замедлили ход. — Отпусти меня, — прошептала она упавшим голосом. Через ладонь Иорвета в кровь Гретты, словно по проводам, прошёл разряд тока, заставив её вздрогнуть от последующего вопроса: — Отпустить? Ты уверена? Она не успела ничего ответить. Иорвет действительно разжал руку. — Va faill, foilé beanna [прощай, глупая женщина]. В этот миг, за который нельзя было успеть ни моргнуть, ни сделать вдох или выдох, Гретта почувствовала, как ударилась о бортик колодца. Копчик пронзило острой болью. В глазах потемнело, словно в небе по щелчку пальцев выключили свет. Ещё секунда — и она завалится через край, полетит вниз головой. Но её в очередной раз схватили за руку, сильным рывком дёрнули назад, едва не выдрав с мясом измученные пальцы. Оказавшись на земле, Гретта завалилась на лопатки, выгибаясь от простреливающей боли в спине и мерцающих перед глазами вспышек. От такой нестерпимой пытки воздух не успевал просачиваться в лёгкие, и те болезненно сжимались. С губ сорвался мучительный стон. Она чуть не отключилась. — Больно… — проскулила на выдохе. — Конечно больно, — внаглую ответил Иорвет, наигранно удивившись её реакции. — А ты не знала? Так казнят людей. Только ударяют сильнее. Обычно выходки Иорвета начинали бесить, но не сейчас, когда Гретта не могла найти сил перевернуться на бок, ощущая себя сгустком пульсирующей боли, сгорая в огне. Она прикрыла глаза — всё равно мир превратился в неразличимое красное пятно, — почувствовав, как по щеке стекла слеза. — Не надо играть со мной. Я не вещь! Что за непроходимый садист! Такое чувство, что он считал себя вправе забавляться с ней лишь потому, что уши у неё были уродливой — с его точки зрения — формы. — Играть? С тобой? — эти слова Иорвет произнёс с ехидным злорадством. И вдруг она почувствовала прикосновение тёплых подушечек пальцев к лицу, медленно очерчивающих скулы. Плечи Гретты дёрнулись от пробежавших по телу мурашек. Аккуратно, почти нежно Иорвет скользнул к её спадающим на лоб волосам, приподнимая их из выбившейся причёски, заправляя за ухо. Что он творит? Гретта разволновалась, не понимая, как быть: тряхнуть головой, чтобы сбросить его руки, или позволить ему и дальше забавляться. Раньше он так себя не вёл. — Но ведь я сделал то, что ты просила — отпустил тебя. Она поморщилась от блуждающей по нервам боли и, раскрыв глаза, смогла различить очертания склонившейся над ней фигуры. Зрение почти нормализовалось. И если бы не состояние, граничащее с полуобмороком, наверняка с губ Гретты не сорвалось бы беспечное, пропитанное недовольством хмыканье. — Сделал, как я просила, конечно, — беззлобно процитировала она. — Слушал бы ты меня раньше. — Но, похолодев от мысли о том, куда её заносит, тут же реабилитировалась: — Я просто испугалась, хорошо? Готова поспорить, что ты сейчас улыбаешься, — она привстала на локтях, аргументируя это для себя тем, что хотела убедиться в сказанном. Но, не сумев различить черты его лица, перевела взгляд на пульсирующие волны зелёной травы. Кроме чёрного и красного, появились другие цвета, это хорошо. — Тебе весело, правда? — спросила она дрогнувшим голосом. — Нравится мой жалкий, несчастный вид. Это прозвучало с нотой глубокого, давно принятого смирения с судьбой. Но ответ почему-то показался неожиданным, несмотря на его предсказуемость: — Нравится. Вот, значит, как? Даже не пытается скрывать? Кружение и прыгание объектов вдруг замедлилось. Словно поражённая молнией от такой прямолинейной искренности, Гретта поджала губы и подняла голову, чтобы взглянуть в лицо Иорвета. Она ожидала увидеть в его глазах нечто похожее на упоение, с каким он смотрел, когда вырезал на её ключице клеймо. Но не неприкрытую сардоническую иронию. Что за?.. Словно во сне, Гретта протянула к нему руку. Иорвет заметил этот жест и замер, ожидая её дальнейших действий. Позволяя, будто давая разрешение на маленький бунт. И она тут же воспользовалась этим — ткнула его пальцем в рёбра, так и застыв. Ноготь неприятно оцарапал чёрный доспех, встретив сопротивление. И Гретта сглотнула. Реакция Иорвета поразила своей скоростью. Её указательный палец хрустнул от несильного предупредительного сжатия. Зрение окончательно прояснилось. И тут же пронеслась мысль: может, лучше бы этого не произошло? Потому что выбросить из головы образ Иорвета, преклонившего перед ней колено и почти что беспокойно всматривающегося в её лицо, было нереально. — Не делай так больше, — негромко, даже без привычных ужимок сказал он, не ожидая получить ответ. Хватка на её руке ослабла, Иорвет поднялся, разрывая зрительный контакт. Заставляя Гретту часто моргать от растерянности в попытке избавиться от наваждения. Что за чёрт? Ох, да ладно, Гретта. Может, хватит выдавать желаемое за действительное? Совсем крыша поехала. Он же никогда не будет беспокоиться о ком-то, кроме себя. Встав на четвереньки, она вознесла небесам благодарность за то, что Иорвет отвернулся и занялся колодцем. С трудом поднявшись на ноги, Гретта снова почувствовала, как всё завертелось. И остановилась, выбрав ориентиром мужскую спину, это был её якорь, за который нужно уцепиться, чтобы переждать бурю. Гретта наблюдала за тем, с какой лёгкостью Иорвет вытащил полное колодезное ведро, даже не поморщившись. Как он выпрямился, перелив воду в ведро Гретты, и кожаная броня собралась на лопатках чуть заметными складками, должно быть, ослабив натяжение после напряжения мышц. Гретта представила свои собственные мускулы: тонкие переплетения красных ниточек, которые едва справлялись с весом её хрупкого тела. В то время как под кожей Иорвета находились стальные канаты. Он мог с лёгкостью орудовать мечом, сокрушая силой других мужчин. Эти мысли вынудили её прикрыть лицо руками. Почему щёки так горят? Вдруг она услышала звук задвигаемой крышки и бряцание ведра. Иорвет, прежде погруженный в раздумья, наконец бросил ей сухое: — Пойдём. Прозвучало почти буднично. Так, будто он предлагал это в сотый раз. Куда он собрался её вести? Домой? А разве ей не было привычно следовать за ним? Иорвет не стал дожидаться ее, быстро поднялся наверх, звякнув ключами (откуда он их взял?!), и вошёл внутрь. Гретта задержалась у лестницы, возясь с веником, совком и тряпками, сложенными у ступеней. Размяла плечи, бросив тоскливый взгляд на улицу. И усилием воли заставила себя мыслить здраво. Глупо оттягивать неминуемое, хотя неотвратимое уже случилось. Они встретились, и каким-то волшебным образом Гретта осталась цела. Она не надеялась на это, уверенная в том, что при любой возможности не удержится и ляпнет Иорвету что-то опрометчивое, тем самым приблизившись к началу конца. Вот только неожиданное происшествие, последующее за ним спасение и остаточная боль в теле охлаждали её пыл. Червячок вины противно грыз подкорку головного мозга. Она ведь так и не поблагодарила эльфа за помощь. — Зачем ты пришёл? — сразу же спросила Гретта, стоило ей переступить порог. Но в общем зале Иорвета не оказалось. Его голос послышался из соседней комнаты, и пришлось последовать за ним. Неуверенно толкнуть незапертую дверь, переспрашивая: — Что? Иорвет снова стоял к ней спиной. Он опирался руками о подоконник, выглядывая на улицу через открытое окно, будто целенаправленно что-то высматривая. Плечи его были напряжены. — Я сказал, там на столе лежит кошелёк. Возьми его. — Мне не нужно, я са… — Это твоя часть награды, но если потребуется больше — спроси. Я обещал тебе мешок золота, хоть ты и не выполнила условие дойти до Вергена молча. — Ну не начинай, Иорвет, — взмолилась она, тяжело выдыхая. Его пальцы сжались, а лопатки резко сдвинулись, выдавая напряжение. — Займись лучше тем, за чем пришла, — сказал он как отрезал. И Гретта знала — нет, чувствовала на подсознательном уровне, — что сейчас не стоит перечить. Потому и вылетела из его комнаты быстрее пули. Собирая с мебели пыльные тряпки и вытряхивая их на крыльце, она погрязла в задумчивости. Какой странный вышел разговор. Такой спокойный, не воинственный. Безнадёжный и сквозящий отчаянием. А в чем они отчаялись? Гретта уже и не думала достучаться до Иорвета, бросив попытки вставить слово поперёк. А он, получается, достиг желаемого? Гретта безропотно подчинялась, не отсвечивала. Вот так всё просто? Пока она устраивала песчаную бурю на улице, вытряхивая запылившиеся простыни, Иорвет успел подкинуть ей работы, выбросив за порог своей комнаты другие тряпки. Увидев это, Гретта сцепила зубы, молча отправившись выбивать и их, приходя к выводу о том, что перемирие хрупко и недолговечно. Чего Иорвет хочет? Чтобы она обслуживала его в собственном доме? Поднявшись на свой спальный этаж, Гретта стала сметать оттуда пыль смоченным в воде веником, которая стекала вниз грязными струями. Помещение заполнили бежевые клубы. Тёплый, теперь уже удушливый воздух почти не уходил сквозь открытые окна. Подметая ступеньки, Гретта услышала, как Иорвет раздраженно захлопнул дверь в свою комнату. В ответ она показала ему язык. И тут же состроила кислую мину, потому что на веселье не тянуло абсолютно. Присутствие Иорвета тяготило, как привязанный к поясу утопающего камень. Дойдя до нижней ступеньки, Гретта отбросила веник и вскарабкалась по лестнице наверх, спасаясь от поднявшегося столпа пыли. Рухнула в кресло, откинувшись на спинку. Как изматывающе. А ведь это только начало. Просидев минут десять и успокоив дыхание, она вздрогнула от очередного хлопка дверью. Не такого сильного, но достаточного, чтобы сбросить охватившую ее полудрему. Гретта потянулась, размяв затёкшие косточки, и спустилась, продолжив своё занятие. Мысли странным образом упорядочились, она и думать забыла о нежелательных соседях — что снизу, что сбоку — и погрузилась в планирование будущего. Вот разгребет эти завалы и сегодня же останется здесь ночевать. Больше не проведёт в замке ни дня. А завтра проснётся и постарается что-нибудь узнать насчёт работы. Деньги, принесённые Иорветом, должны пригодиться в открытии своего дела. Не то чтобы она знала действующие расценки или питала ложные надежды: этой суммы вряд ли хватит на то, чтобы развернуться на полную. Но нужно же с чего-то начинать? Оконные стёкла на верхнем этаже, выходившие на лестничный островок, всё ещё были покрыты пылью, отчего освещение в зале получалось довольно тусклым и неравномерным. Иногда мимо пролетали птицы, и по окнам проплывали тени, а в самом доме создавалась атмосфера отгороженности от внешнего мира и какой-то сонливости.Трек к отрывку: Toxic (metal cover) — Infected Mushroom
Ход её мыслей внезапно оборвался незавуалированным эльфским ругательством. Гретта растерялась, увидев мужские сапоги. Она с тряпкой в руках оказалась перед Иорветом на коленях, поскольку всё это время мыла пол. И так погрязла в своих мыслях, что даже не заметила неожиданного гостя. Её вдруг бесцеремонно схватили за подбородок, задирая голову вверх. — Ты, блядь, серьёзно? Он покрутил её голову, рассматривая лицо с разных сторон, будто пытался отыскать в нём что-то, чего раньше не замечал. Внутри всё похолодело. Что она сделала? Что такого Гретта успела натворить, если это заставило его разразиться ругательствами на всеобщем языке? — Я спрашиваю, какого чёрта, beanna? — в его голосе послышались почти что истеричные нотки. Это вообще нормально? Когда такое было? В голове пронёсся миллион вопросов, но Гретта ничего не смогла сделать, только растерянно взглянула в пылающее гневом лицо. Иорвет смотрел на неё так, будто никогда не видел раньше, с гримасой непонятного брезгливого удивления. Он яростно впился пальцами в её кожу, больно сдавив челюсть. Гретта протестующе замычала, пытаясь сбросить его руку. Почувствовала, как её тут же охватила ответная злоба, смешанная с презрением и раздражением. Но не успела ничего предпринять в ответ, оказалась с силой отброшена на пол. Раздались треск деревянных досок и шипение, сорвавшееся с губ Иорвета. Она больше не отвлекалась ни на что, кроме старания изгнать боль из саднящих локтей и ладоней. Вспоминая о неудачно задетом содранном ногте. С запоздалым ужасом осознавая, что она осталась совершенно одна. Адекватный Иорвет покинул чат. Господи! Вот именно! Какого чёрта происходит?! Страх и ужас — плохие помощники в том, чтобы совладать с эмоциями и без тени сомнения посмотреть в лицо своему ожившему ночному кошмару. Но Гретте удалось это сделать, и, потирая челюсть, она процедила, глядя ему прямо в глаза: — Это я должна спрашивать. — Закрой рот! — неожиданно рявкнул он, с чувством пнув стоящее рядом ведро. Она вздрогнула, хватаясь за последние, ускользающие, словно песок сквозь пальцы, крупицы мужества. Обняла себя руками, мельком замечая, как почерневшая от грязи вода заливает пол. Что заставило Гретту осмелиться найти в надвигающихся сумерках его взгляд? В ней говорили бесстрашие, слабоумие и отвага. Не иначе. Ей не нравилось думать, что всё происходящее его забавляет. Это значило, что он совершенно бесповоротно слетел с катушек. Пусть у Иорвета будет хотя бы одна причина вести себя подобным образом. А ещё не нравилось, когда его физическая сила направлялась не во благо ей, а против неё. Досадно было замечать, как тело наливалось свинцом, реагируя чертовски неправильно. Нормальная Гретта уже должна была начать вырываться, кричать и бежать. А разве она когда-то реагировала на него как-то иначе? — Почему ты?.. — Я сказал тебе заткнуться! — Иорвет резко опустился на колено, порывисто схватил её за волосы, всматриваясь Гретте в лицо. Затуманенным, но в то же время холодным и цепким взглядом сверкающих зелёных глаз. — Тебе мало постоянно создавать мне проблемы, решила оторваться на полную? Её ресницы набрякли от скопившихся невыплаканных слёз. Больно. Страшно. И ужасно обидно. — Я не понимаю, о чём ты! — воскликнула Гретта, крепко зажмурившись, не выдержав зрительного противостояния. Её резко повело в сторону от того, что Иорвет опустил горячую ладонь на её шею, должно быть, устав повторять, чтобы Гретта прекратила болтать. И так крепко сжал пальцы, что ей показалось, будто её сердце забилось в чужой руке. Скорее всего, он хотел с силой впечатать девушку головой в пол, но, едва толкнув её, разразился раздосадованным рычанием. Второй рукой Иорвет тут же ухватил Гретту за плечо, дёрнув обратно. Сердце заколотилось как бешеное. Почему он остановился? Гретта неосознанно протянула к нему руку, ища защиты. От кого? От него самого? И в это же мгновение её помешательство прервалось. — Не трогай меня! — он, обозлившись, отбросил её руку. Казалось, Иорвет не понимал, кто перед ним. Увидел Гретту впервые в жизни и в ту же секунду возненавидел всей душой, пожелав смерти. Хуже того — он был готов приблизиться к этому сам. И не разбил ей голову о доски наверняка по чистой случайности. Редчайшая осечка в идеальной машине для убийств. От страха желудок совершил кульбит, Гретта сглотнула, ощутив, как тугой шарик густой слюны скатился по горлу. Иорвет настороженно проследил за этим движением. Встряхнул её за плечо и ещё ближе притянул к себе, намотав собранные в косу волосы на кулак. От нестерпимой боли она дёрнулась и потянулась назад, чтобы оттащить эльфа от себя, дистанцироваться от его лица, но на сопротивление Иорвет реагировал убийственно — сжимал пальцы лишь сильнее. Казалось, волосы вот-вот оторвутся вместе со слоем кожи. — Это и был твой план с самого начала, — раздался надсадный, горячечный шёпот всего в паре сантиметров от её губ, — да, с-сука? — с извращённым удовольствием протянул он. Иорвет будто понял нечто, доступное только ему. И упивался этим осознанием, снова обретя власть. Казалось, что-то освободило его от сдерживающих обязательств. От шока Гретта чуть шире распахнула глаза. В их уголках предательски защипало. Иорвет никогда не говорил с ней таким обманчиво ласковым тоном, цедя через зубы ругательства на людском языке, испытывая от этого какой-то больной спазм удовлетворения. Никогда прежде на её памяти не опускался так низко. Не был настолько пугающим и непонятным. Она уже и забыла, когда он причинял ей такую сильную боль. С какой цепи он сорвался? Это уже можно назвать «во все тяжкие» или ещё нет? — Так знай же, — дойдя в своём безумии до доверительного шёпота, тихо поведал он, заглядывая ей за спину. Он потянулся назад второй рукой и отбросил в сторону сдерживающую волосы тесёмку. — Я сразу тебя раскусил. Ещё когда вытаскивал тебя из подвала. Ты помнишь? — обольстительно невинно поинтересовался Иорвет, как всегда не дожидаясь ответа. Нет, он всё-таки говорил именно с ней, видел не кого-то другого, а её — Гретту. Но что ему было нужно? За какие грехи он распинал её на этот раз? — Когда ты взялась за мою руку. — Иорвет, пожалуйста, — проскулила Гретта, ощутив, как сосредоточенно он стал расплетать её волосы. От этого жеста у неё похолодел загривок. Дыхание перехватило, словно кто-то наступил ей на горло. Гретта закрыла глаза, боясь нарисовать в воображении дальнейший сценарий происходящего. С него станется протащить её за волосы по полу и спустить с лестницы. Лучше отдаться на растерзание этим неизведанным и оттого пугающим ощущениям. — Не рассчитывай, что я на это куплюсь, — ответил он ей, пропуская волосы через пальцы, доходя до кончиков и тут же поднимаясь обратно к макушке, ласково оглаживая её. Гретта в неверии распахнула глаза, чтобы с досадой убедиться, что его поведение совсем не вязалось с холодным садистским взглядом, которым он любовался ею. Линия челюсти была напряжена, желваки недвусмысленно играли. Он определённо пребывал в ярости, и сейчас должна прозвучать угроза — то, ради чего всё затевалось. Чтобы медленно и мучительно свести Гретту с ума. — Я никогда не паду так низко, — Иорвет склонил голову, прижимаясь к её лбу своим, заглядывая в глаза, осознанно снося все её стены и убежища, сильнее притянул за шею, отчего Гретта лишь всхлипнула, малодушно поджав губы. — Скорее заставлю упасть тебя. И с этими словами он уже по-настоящему толкнул её. С подлинным отвращением и блеском безумия во взгляде. Как делал это прежде. Господи-господи-господи. Гретта уже зареклась молиться богу, потому что, пережив всё случившееся, поняла, что её вера пошатнулась. Но когда она видела самого дьявола, не помнила себя и своих обещаний. От соприкосновения с полом тело отдалось реальной, а не фантомной болью. Всё будто бы возвращалось на круги своя. Гретта не смела поднять глаз, но уже не по собственной — как она понимала теперь — идиотской причине. Она боялась шелохнуться, произнести хоть слово. Её не покидал навязчивый страх. Казалось, если попытаться подняться, Иорвет обрушит новую волну необъяснимого гнева. Но тот продолжал стоять рядом в безмолвии, сжав кулаки и отвернувшись. Ей представился отличный шанс для того, чтобы убраться подальше и поскорее, но стоило Гретте только потянуться, сесть, как она услышала удаляющиеся шаги. Хлопнув дверью, Иорвет оставил её одну. Вопреки всему, Гретта не заплакала. Лишь, спрятав лицо в притянутых к груди коленках, обняла себя, пытаясь успокоиться. Надеясь поскорее совладать с ужасом от случившегося, потому что неконтролируемая дрожь вновь охватила её тело. Что на него нашло? Что она снова сделала не так? Но ведь Гретта не совершила ни одного прокола, ни одной ошибки! Правда? Это ужасно. Её судьба в этом мире с самого начала была переплетена с жизнью какого-то психа. Реального безумца, иначе как описать его постоянные перепады настроения? Иорвет методично уничтожал её, чтобы потом воскресить. Убивал, чтобы спасти. И так каждый раз: то притягивал девушку за поводок сносным — вовсе не добрым — отношением, то завязывал узел так, что у неё темнело в глазах. Единственное, о чем она думала в такие моменты: коли взял нож — режь. «Лучше убей, Иорвет». Потому что Гретта чертовски устала жить им. Иногда её разрывали больная, нездоровая привязанность, желание броситься ему на шею, в беспамятстве повиснуть на его плечах — в те минуты, когда жестокость заставляла его поступать правильно, быть таким надёжным и верным. А иногда хотелось засунуть себе в рот дуло пистолета, нажать на спусковой крючок, вышибить мозги, чтобы избавиться от неконтролируемого бешенства, ядовитого желания выцарапать ему глаза, разорвать на кусочки. Упиваться чувством свободы, знать, что он больше её не обидит, не обманет, не станет делать больно, поступая бесчеловечно, забывая о её чувствах, продолжая наступать на те же грабли снова и снова. Что, черт побери, нужно, чтобы прекратить это помешательство? Кому продать душу или где купить мозги, дабы раз и навсегда решить загадку раздвоения личности Иорвета: «почему в шапке, почему не в шапке»? Гретта перевела более осмысленный взгляд на свои дрожащие руки. Больной ублюдок. Просто конченый псих, у которого семь пятниц на неделе. И она ничем не лучше. Почему нужно так бурно реагировать? Разве не считала она себя стреляным воробьем? Ну сорвался он в очередной раз, что удивительного? Может, проклятие сводит его с ума и голоса нашёптывают, как Гретта строит за его спиной заговоры? Ведь у всего в мире есть рациональное объяснение. Вдруг в действительности окажется, что она не ошиблась и Иорвет вправду ужасно страдает? Есть и другой способ решения этой проблемы. Можно игнорировать его выпады, а если ситуация ухудшится — обратиться за помощью. Надо абстрагироваться от заскоков Иорвета, не принимая ничего на свой счёт. Ну помешанный он с самого начала, что поделать? Самое время во всём разобраться. Для начала выяснить, что несёт проклятие помимо уже известных ей вещей. Спросить у Трисс, например. Плевать, что Иорвет запретил говорить о нём с кем-либо без его ведома. И уже неважно, кем он окажется: виновником или жертвой. Если со стороны Гретты можно будет как-то ускорить процесс «избавления», она приложит к этому все силы. Горящими от жжения и усталости глазами она уставилась в дощатый потолок. Раздосадованная от своих эмоций, утёрла рукавом платья слезу, которая всё же скатилась по щеке. Гретта злилась. Безжалостно корила себя за неопределённость и потерянность. Голос рассудка позволял посмотреть на ситуацию здраво и признать: её действия, слова и чувства к Иорвету были далеки от нормальных. Сопереживать тому, кто пытался тебя убить, — максимально нездоровая вещь, но Гретта ничего не могла с этим поделать. И всё-таки упала в колодец.