Проклятые

      Сведёнными от холода пальцами Гретта постучала в тяжёлую, массивную дверь. Из комнаты не донеслось ни звука. Возможно, всему виной был шум галдящей толпы с первого этажа. Но штурмовать дверь — значило бы показаться назойливой или нетерпеливой, поэтому девушка неуверенно произнесла:       — Трисс, это…       Она хотела было назваться, но тут дверь неожиданно распахнулась. Прохладный ветер скользнул под платье, взметнул в камине пепел и осыпал им пол. Гретта ощутила, как её коснулось что-то тёплое и стало тереться о ноги. Снизу вверх на неё с подобострастием смотрел толстый серый кот.       — О, здравствуй, Гретта, — на пороге стояла Меригольд, по плечи закутанная в шерстяной платок.       — Привет. Прости, возможно, я не вовремя, я могу...       — Ну, ты выходишь или нет? — немного раздражённо перебили её. По всей видимости, это относилось к коту.       Тот, в ответ манерно потоптавшись на месте, медленно прошествовал обратно в комнату, заставив Трисс закатить глаза. Однако она тут же переменилась, одаривая Гретту приветливой улыбкой, и манящим жестом пригласила внутрь.       — Присаживайся вот сюда, не стесняйся. Будешь травяной настой?       — О, я с удовольствием.       — Ну конечно. Я сейчас.       Гретта поправила юбку и опустилась в предложенное кресло, осторожно оглядываясь и наблюдая за тем, как чародейка выбрасывает какие-то странные пассы над чайником, видимо, призывая воду в нём закипеть. Волосы её растрепались, рыжими каскадами спускаясь к плечам. На ногах красовались толстые вязаные носки. Заметив в комнате небольшой творческий беспорядок — всего пару мелочей, выдававших то, что ими недавно пользовались, — Гретта заключила, что здесь по-особенному уютно. Но главным украшением, несомненно, была милая Трисс. Которая, судя по внешнему виду, не планировала сегодня выходить и с кем-либо встречаться.       — Держи, — сказала она, протягивая большую горячую кружку. В нос ударил запах древесной коры, кожи и чего-то сладкого.       — Спасибо, — ответила Гретта, искренне польщённая оказанным гостеприимством — её впервые так встречали.       Но всё же мысли «я не к месту» не давали ей покоя. Было немного неловко, она ощущала себя человеком, нарушившим чужую идиллию.       — Извини, что вот так, без предупреждения. Я правда стучала.       — Да брось это. Я бы не услышала, даже если бы ты принесла с собой таран.       Гретта в красках представила описанную картину.       — Ну, это вряд ли, — она в сомнении улыбнулась краешком губ. — Но погода и вправду разбушевалась.       — И не говори. Ещё недавно светило солнце, — Трисс, согревая руки о тёплые бортики, недовольно покосилась в сторону окна. Сквозь плотную завесу дождя не получалось что-либо рассмотреть. — Если бы не этот толстяк, я бы в жизни не вылезла из-под одеяла. — Кот, словно поняв, что речь идёт о нём, отзывчиво мяукнул и снова стал тереться о ноги Гретты. — А он всё ходит и ходит, туда-сюда, всё никак не может определиться. Невыносим просто!       Трисс, вся взъерошенная, без следа косметики на лице, закутанная в тёплые одежды, была похожа на раздражённого сонного сычика. Аура, которая её окружала — лёгкие, невесомые колебания воздуха — странным образом вызывала у Гретты чувство ностальгии. В стылые зимние вечера они с мамой пили на кухне чай, говорили обо всём на свете. Эти воспоминания были такими пронзительно тёплыми и уютными, что она ни за что и никогда не смогла бы стереть их из памяти, отнять от сердца. Вот только Трисс Меригольд не была Гретте подругой. Так что же это? Магия или врождённый дар располагать людей к себе?       Гретта зажмурилась, быстро поднеся ко рту ладонь. В комнате раздался приглушённый чих.       — Прошу прощения, — она поморщилась от неприятного свербения в носу и горле.       — Это ничего, — отозвалась Трисс, — следующим заварю тебе укрепляющее. Заболеть летом — неблагодарное дело.       — Спасибо, этот, — Гретта приподняла кружку, с демонстративным наслаждением сделав глоток, — очень вкусный.       — Спасибо Геральту, — мечтательно улыбнулись ей в ответ.       Так непривычно было слышать о том, как между людьми развивались нормальные человеческие отношения, что это до сих пор не укладывалось в голове, не позволяло до конца верить своим глазам.       — Ты не особо удивилась моему приходу, — заметила Гретта.       — Чему здесь удивляться? Я ждала тебя. Вопрос был лишь во времени.       Должно быть, изумление Гретты отразилось на лице. Потому что Трисс, смерив её проницательным взглядом васильковых глаз, предупредила все вопросы:       — Я не гадала и не смотрела ни в какие волшебные шары, Гретта, — голос у неё был такой, будто она читала чужие мысли и потешалась над ними. — Просто немного размышлений о вашей, — она выделила это слово заговорщическим шёпотом, — ситуации, и интуиция не подвела меня — ты здесь.       Маленькая иголочка исподволь уколола сердце. Гретта немного обиженно насупилась, отпила чай и уставилась в кружку.       — Иорвет уже был здесь, — она не спрашивала и не собиралась скрывать недовольства. Ей не понравилось, что он делал за её спиной что-то касающееся их обоих. Не задумываясь о мнении Гретты, не ставя её в известность о результатах своих поисков.       Трисс, будто переняв захватившее гостью настроение, молча кивнула, отставив чай. В задумчивости поднялась с места, прошлась по комнате и вернулась с пушистым коричневым пледом, который положила на колени Гретты. После чего, опустившись обратно в кресло, закуталась сама.       — Спасибо.       — Не за что, — она отмахнулась. — Лично я ужасная мерзлячка, заметь, и это при том, что моя магическая стихия — огонь. Своих вычисляю в мгновение ока, — Меригольд кивнула в сторону свернувшейся в кокон из одеяла Гретты. Но тут же переменилась в лице, морщинки веселья разгладились. — Тебя беспокоит то, что Иорвет ничего не сказал?       Кот забрался на колени и стал тыкаться мокрым носом в пальцы, держащие кружку. Перехватив её другой рукой, Гретта зарылась в мягкую тёплую шубку, поглаживая шерсть.       Ко всему прочему, получалось, что Трисс достаточно тонко чувствовала состояние собеседника.       — Да, — Гретта выдохнула, приготовившись быть честной и искренней — она решила открыться чародейке ещё до прихода сюда, иначе о чём можно было бы просить? — Мне не нравится, что он ничего не говорит, поступает так, будто меня это вообще не касается. Немного обидно, конечно, но было бы хуже, если бы я не знала, каким эгоистом бывает Иорвет.       — Интересно, — многозначительно протянула Трисс, тем самым заставив посмотреть ей в глаза. — А как в таком случае ты объяснила бы это? — она указала пальцем на шею Гретты, и та взялась за новый оберег, поджав губы. — Монета, да? — чародейка кивнула в подтверждение своих слов, продолжив: — С темерскими лилиями. И, разумеется, ты подумала, что о тебе позаботился Роше. Это правда, монету принёс он. Но от начала до конца это было инициативой Иорвета. Он…       — Беспокоился о себе, — перебила Гретта, выдавливая улыбку, за которой в очередной раз скрывалась боль.       — Нет, это не так выглядело. Про что и говорю, а ты не слушаешь.       Гретта почувствовала, как шея онемела, и откинулась головой на подушки. Она пришла сюда лишь за тем, чтобы узнать насчёт проклятия. Обсуждать Иорвета с кем-либо — пусть даже с доброй с виду Трисс — она не собиралась. Ей с лихвой хватило одного ушастого любопытства по имени Киаран. Который за вечер вытянул из неё всё по ниточке. И пропади он пропадом со своим дружеским интересом! Гретта была сама не своя из-за дурацких речей Саскии, чем он и воспользовался. Так что теперь, придя в достаточно вменяемое состояние, стоило держать язык за зубами. Всё вокруг трубило: Трисс — друг, а не враг. Но Гретта слишком устала обжигаться от овечьих шкур, сброшенных со спин волков. Попросту боялась доверять самой себе — настолько нестабильным казался её эмоциональный фон. А речь о том, чтобы открываться другим, не могла идти и подавно.       — Извини, это всё моя идиотская защитная реакция, — отозвалась она и в мыслях дополнила: «Появившаяся из-за общения с ним». — Что ты мне хотела сказать?       Пришлось из вежливости ответить интересом на интерес. С расчётом на то, что, удовлетворив любопытство Трисс, она сможет быстрее перейти к сути настоящей причины своего появления здесь.       Отчего так скользко и противно? Ах да, похоже, Гретта примерила змеиную шкурку Иорвета.       Ладно, в качестве оправдания можно сказать, что Меригольд заслуживала хорошего отношения к себе. С ней было приятно и легко говорить. Просто Гретта со временем обросла шипами. Намного проще — проявлять заботу о других, по собственному желанию, нежели получать её — это настораживало и тревожило. Трисс затронула личное, попыталась пересечь внутренние границы, что было по меньшей мере неприятно. Тут же, кстати, вспомнилось, как она оставила Гретту в потенциальной опасности — побежала выручать Геральта, от которого, в случае чего, логично бы спасать других. Её можно было и понять, но факт оставался фактом: Гретта не находилась у Меригольд в приоритетном списке.       — Лишь мои собственные наблюдения, — поделилась Трисс, подогнув под себя ноги. — Иорвет заметно переменился за прошедшие полгода. Возможно, даже в лучшую сторону. Но я не могу пока сказать наверняка. Одно знаю точно, — она сцепила пальцы в замок, немного ссутулившись, — это связано с тобой. И по тому, как он смотрит на тебя…       В горле резко запершило. Гретта поспешила запить.       — Скажи мне, что ты не намекаешь на что-то странное и невозможное, Трисс. Потому что это я — тот человек, который терпит его постоянные выходки. И будь уверена: на фоне всего произошедшего альтруизм Иорвета меркнет.       Не совсем. Завралась, ой завралась, Гретта. Но давать заднюю было уже поздно. Зря она пришла сюда, не разобравшись в себе. Как же всё запутанно.       — Об этом я и хотела с тобой поговорить. И о многом другом.       — Меня уже беспокоит этот разговор, — она нервно улыбнулась, но тут же скисла.       — Мы можем быть откровенны друг с другом? По-женски, — Меригольд всего лишь уточнила, а желудок Гретты успел сделать кувырок.       Нет.       Была же готова к честности, ну!       Она только слабо мотнула головой в сторону, боясь обидеть Трисс, но её жест истолковали неверно:       — Ответь мне, пожалуйста, как близко ты подпустила к себе Иорвета?       Гретта больно вцепилась пальцами в деревянный подлокотник кресла. Злясь на себя из-за бессилия, неспособности вовремя проявить твёрдость и жёсткость в отказе. Теперь вот — пожалуйста. Прямо в лоб. Чародейка ставила крайне неудобные вопросы и со своей интуицией ушла, по-видимому, вообще не в ту степь. Однако Гретта уже всё услышала и, не в силах игнорировать собеседницу, начала осторожно подбирать слова:       — Он спас меня, — хруст сжатых в кулаке костяшек показался оглушительным, — не единожды, — твёрже дополнила она. — И мне приходилось спасать его в ответ.       — Прямо приходилось? — Трисс скептично приподняла бровь, отчего выражение её лица на мгновение показалось непривычно высокомерным. — Это не было твоим выбором, Гретта?       Та позволила себе задуматься над ответом. Потому что разговор постепенно начинал её заинтересовывать, как бы ненароком поднимая острые темы, размышлениями над которыми она занималась в одиночестве многие дни. Может быть, ей не помешает свежий взгляд?       Что же насчёт её выбора? На самом деле это была безвыходная ситуация. Если бы не Иорвет, Гретта бы здесь уже не сидела. Но если бы она снова оказалась на перепутье, решая: спасти его или бросить умирать, — сомнениям не осталось бы места.       — Мой, — она прочистила горло, поджав похолодевшие пальцы, — это всегда было моим выбором.       — Ты боишься его? — Трисс мотнула головой, заметив, как Гретта нахмурилась. И тут же свернула с проторенной дорожки: — Я имею в виду, тебя тяготит эта предопределённость, ты считаешь, что всё дело в проклятии, и хочешь от него избавиться? От него и от того, кто стал его причиной. Ты ведь за этим сюда пришла?       Гретте показалось, будто она позвонила на горячую линию и обратилась за помощью в сообщество по борьбе с насилием против женщин. Она ощущала, что находится в маленькой лодке посреди беснующегося океана и с обеих сторон обрушиваются высокие волны. «Иорвет заботится о тебе», — ударяло справа. А о противоположный борт разбивалось: «Я же знаю, что на самом деле он подонок, поэтому и завела этот разговор. Признайся».       Ответ, нужен был ответ.       — Нет. Да, но… Это сложно, — Гретта выдохнула и прикрыла глаза, стараясь утихомирить беспокойно бьющееся сердце. — Собственно, ты права, это и есть то, ради чего я пришла к тебе сегодня. Да, порой бывает, что Иорвет меня пугает — не знаю, — она пожала плечами, — его клинит моментами. Но в большинстве случаев только с ним я чувствую себя в безопасности. — Вот как, а Гретта и не знала, что обрывать заусенцы до крови бывает не больно. — Но раз уж я здесь, пришло время снять белое пальто, верно? Да, меня беспокоит его состояние, которое влияет и на меня, — сказала она. И мысленно добавила: «В первую очередь». — Конечно, мне, как любому нормальному человеку, хотелось бы это прекратить.       Должно быть, со стороны её рассказ звучал забавно. Как у заключённого в смирительную рубашку алкоголика, который в надежде освободиться и залить «горящие трубы» кричал о том, что адекватен. Чёрт её дёрнул сделать акцент на себе.       Чародейка молчала, и эта тишина, повисшая между ними, заставила Гретту почувствовать себя в кресле на приёме у психолога, который вот-вот должен вынести вердикт, сообщить о душевной болезни.       Возвращаясь к тому, что наговорила, Гретта никак не могла понять: Иорвет такой отбитый — как приятно свободно выражаться в своих мыслях! — сам по себе, или всё же виновато проклятие? Ей было бы проще знать, что он находится под его влиянием и неведомые силы вынуждают его… заставляют… Неважно. В любом случае так было бы лучше, такой расклад пришёлся бы ей по душе. Она примирилась бы с собой, потому что её всё время преследовало нелогичное чувство привязанности к своему обидчику. Ей до ломоты в костях хотелось услышать «невиновен».       — В таком случае у меня для тебя плохие новости, — неожиданно раздавшийся голос тут же побудил Гретту распахнуть глаза. — Я бы на твоём месте так не считала. Веришь ты мне или нет, но сейчас Иорвет стал для тебя самым опасным хищником. Ещё я бы сказала, что тебе следует избегать его, прятаться от него как можно дальше, но понимаю: в вашей ситуации это нереально.       Гретта дёрнулась, от резкого движения дремавший на её коленях кот проснулся и с неприязненным шипением спрыгнул на пол.       — Почему ты так говоришь? — внезапно обрушилась она. — Нет, я понимаю, что мои суждения о нём неправильны. Даже готова допустить, что у меня что-то не в порядке с головой. Но я ещё способна здраво мыслить, отделять зёрна от плевел. Что такого он может мне сделать? Неужели ты думаешь, что он попытается меня убить? Так всё дело в проклятии? Оно и вправду сводит его с ума, и это заставляет Иорвета мучить меня?       Трисс как-то обреченно покачала головой.       — Перестань находить ему оправдания, — прозвучало резко. — С ума его сводит не проклятие, а ты, Гретта.       Во рту пересохло, но девушка не шелохнулась, как заворожённая глядя в лицо Меригольд.       — Иорвет мечется оттого, что больше не находит причин ненавидеть тебя, — каждое слово обжигало как пощёчина, вышибало воздух из лёгких. — И именно это подталкивает его к необдуманным решениям, мутит рассудок. Каково, думаешь, ему — убеждённому человеконенавистнику? Как легко он сможет принять свои сомнения? Отказаться от пошатнувшейся веры? Всё это — твоя заслуга, и я боюсь, что ты сделала недостаточно, чтобы склонить его на свою сторону. Ему проще ненавидеть тебя, чем любить. Думаю, в скором времени он найдёт причину для гнева. Если ещё не нашёл.       Комната закружилась перед глазами, и Гретта, больно прикусив губу, ощутила, как кровь отлила от лица. Меригольд тут же отшатнулась, закрыла рот рукой.       — Гретта, милая моя девочка, прости, я не хотела на тебя давить. И не думала, что это произойдёт так рано. Я только сама заметила. Что он сказал?       Да какая к чёрту разница, что он сказал?! Проклятие ни при чём! Иорвет сам что-то чувствует, между ними больше нет былой ненависти. Зародилось что-то новое, кровавое и болезненное. Иорвет перестал видеть в Гретте человека — злейшего врага. Но кто же встал на его место, отчего он так взбесился?       Господи, да плевать! Он просто оказался мудаком, и общение с ним нужно прекратить! Заглушить все свои внутренние порывы, взглянуть на мир не через розовые очки, наконец!       — Он ничего не сказал.       Но сделал. Да, вчера многое произошло, поэтому она и пришла к Трисс так быстро. А ведь стоило озаботиться этим намного раньше.       — Боги! Он бил тебя?       — Эм…       С чего вообще такие вопросы? Похоже, Трисс была о Иорвете даже худшего мнения, чем сама Гретта. Она поёжилась, представив, как согнулась бы пополам, если бы он ударил её кулаком в живот. Но нет же. Иорвет просто злостный манипулятор, мысли о предстоящей, обещанной им боли пугали и будоражили разум больше, чем реальные действия.       — Нет, Трисс. Всё в порядке, — улыбаться она и не пыталась, уже прекрасно зная, что при этом на лице её высвечивалась просьба о помощи, которую невозможно было скрыть от Меригольд. — Иорвет просто вышел из себя, как всегда, когда я говорю или делаю что-то не так. Только на этот раз я не поняла, в чём провинилась.       Меригольд с подозрением прищурилась. Ну а чего она ожидала услышать? Рассказ о том, как Иорвет схватил Гретту и кричал на неё? Об их тесном соседстве на тот момент? Или стоило упомянуть, как он с силой брал её за шею, оттягивал волосы, гладил? Это было слишком даже для него и выше понимания Гретты тем более. Делиться произошедшим она не планировала. Новость о том, что проклятие ни при чём, — приговор для Иорвета. Значит, им двигала личная неприязнь, а не силы колдовства. Мудак — и этим всё сказано. Пара синяков, которые он оставил на её теле, — привычная картина, по сути, в их отношениях это было не что-то из ряда вон выходящее. Только теперь в нём, похоже, взыграла совесть. Но ничего, Гретта тоже не пальцем деланная.       — Я думаю, твоя вина в том, что ты есть, — наконец резюмировала Трисс и отчего-то улыбнулась. — Что ж, это не так плохо, как я ожидала. Мне очень жаль, что тебе приходится терпеть такое отношение. Но теперь хотя бы стало ясно, с чем мы имеем дело. Думаю, с твоей стороны было бы благоразумно не искать с Иорветом встреч и по возможности не маячить у него перед глазами. Если он не будет замечать тебя, ничто не напомнит ему о твоём существовании.       Прозвучало… просто отвратительно. Так, будто Гретта — что-то гадкое и недостойное жизни. Как же она отвыкла от этого чувства. Ну, по крайней мере так считал только Иорвет, поэтому можно было с лёгкостью забыться в беседах с другими.       Но «других» — тех, с кем по-настоящему хотелось общения, — было ничтожно мало. Гретту тянуло к этим людям, даже если они вели себя странным образом — как Роше, например. И, пожалуй, пришло время навестить старых приятелей, отвлечься, поэтому стоило поторопить ход событий — отражать метко бьющие словесные удары чародейки становилось всё сложнее.       — Трисс. Иорвет же должен был прийти к тебе, чтобы снять проклятие.       — Да, он приходил. Но, к сожалению, ему не подошёл предложенный мною вариант, — она помедлила, прежде чем дополнить: — Вам обоим не подошёл.       — А что нужно было сделать?       — О-о, я не могу об этом говорить. Он обещал убить меня, если я кому-нибудь расскажу.       Гретта замолчала на пару секунд, но потом всё же рискнула попытать удачу:       — Трисс. Ну ты же не думаешь, что я выдам тебя?       — Поцелуй любви.       Гретта вскинула брови — и от того, что Меригольд сдалась без боя, и от смысла сказанных ею слов. Та будто только этого и ждала. Как хорошо, что в голову не взбрело поделиться своими настоящими переживаниями! Если в этой комнате подобным образом раскрывались секреты каждого гостя, Гретту ждало бы полнейшее фиаско. Плюс одно очко в пользу убеждения о том, что стоит внимательнее присматриваться к окружающим и на первых порах держаться скрытно.       Но она не выдержала. И рассмеялась до слёз.       В перерывах между истеричным вдохом и выдохом можно было разобрать слова «нереально» и «невозможно». И только потом, собравшись с силами, Гретта произнесла более осмысленное:       — Ты права, нам, — она подавила новый приступ хохота, — такое точно не подходит. Если бы было условие стать кровными братом и сестрой, Иорвет охотнее пошёл бы на это. Снял бы проклятие, а потом убил бы меня, чтобы никто не узнал.       — Ваши реакции отличаются, но самое забавное — отмечать в них сходство.       — М?       — Неверие. Вас обоих объединяет неверие.       — Вот и отлично, — Гретта смахнула слезу, выпрямляясь, — потому что я просто не знаю, что бы я делала, если бы этот ненормальный поверил. Как бы выглядели попытки заставить меня полюбить его? Он приставил бы нож к моему горлу и сказал бы шёпотом на ухо: «А сейчас ты в меня влюбишься»?       Её снова разобрал смех. А Трисс смотрела с каким-то старческим снисхождением. Откуда у неё, молодой женщины, мог взяться такой взгляд?       — В любом случае всё зависит от вас двоих. В пользу моего способа снять проклятие говорит то, что расстояние, на которое вы можете удаляться друг от друга, увеличилось. Это подтверждает хотя бы то, что ваша обоюдная ненависть ослабла. И вы двигаетесь в правильном направлении. Боюсь, мне нечего предложить вам в качестве альтернативы, но, возможно, кто-то другой подойдёт к этому вопросу с иной стороны.       — Погоди, ты хочешь сказать, что нам нельзя было отходить друг от друга?       — Сначала на пятьсот ярдов, потом на тысячу, как сказал Иорвет. Теперь не знаю точных цифр.       — Это как… — Гретта поразмыслила, затем в мгновенном озарении широко раскрыла глаза, — Трисс, прости, мне нужно срочно идти!       Она запнулась о плед в ногах, вскакивая с места. Рванула к двери с такой скоростью, будто в спину подхлёстывали невидимой плетью. И не заметила, как здание таверны оказалось далеко позади. Но сейчас это было не важно.

Трек к отрывку: Kill Me (slowed + reverb prod.Robel) — XXXTENTACION

      Существовало лишь сердце, бьющееся где-то в горле, и ужасная мысль: «О боже! Я чуть не убила Иорвета!»       Перед глазами пылали цифры. Простые цифры, о существовании которых Гретта до сих пор даже не знала, бегущей строкой проплывали перед её недоумённым взором. Как многое объяснялось с их помощью! И от этого осознания внутри всё перевернулось, к горлу подкатила тошнота. Схватившись за голову, Гретта стала мерить улицу неровными шагами.       Она ничего — ничего! — не знала.       Гретта опёрлась спиной о каменную поверхность стены, в бессилии сползая по ней вниз. Дождь не планировал останавливаться, не наблюдалось и случайных прохожих — в такую погоду, видимо, все сидели по домам. Но это и к лучшему, потому что жизненно необходимо было где-то затеряться, чтобы всё переосмыслить.       Ведь Гретта поняла кое-что очень важное только сейчас. По загадочной улыбке Трисс и по тому, как беспрепятственно от неё удалось уйти, стало ясно, что чародейка знала, о чём шла речь. Догадывалась, почему Гретта сбежала.       Это было невыносимо.       Все инстинкты закричали в ней, она, как корабельная крыса, почувствовав надвигающийся шторм, поспешила покинуть судно. Но это не стало избавлением, ведь всюду, куда бы Гретта ни пошла, она брала себя. Главной же целью её странного поступка было спрятаться от чужих глаз.       Гретта подняла голову к небу, смежая воспалённые веки. Одежда уже давно промокла насквозь, но холод не чувствовался. Ещё в номере Меригольд исподволь ощущались перепады температуры. Горели шея, лицо, руки… А сейчас кусачим пламенем полыхал лоб от натужной мысли: Иорвет так пристально следил за ней неспроста. Не только потому, что она могла легко погибнуть где-то по пути в Верген.       Она пыталась сбежать от эльфов в первые дни после того, как оказалась в плену. Если бы ей удалось, этого разговора с Трисс не случилось бы. Скоя'таэли выследили бы её и разорвали в клочья — в качестве мести за своего командира.       Это был замкнутый круг.       Она была обречена с самого начала.       Но затем ведь представился случай освободиться. Когда Иорвет был ранен, Гретта также сделала выбор и спасла ему жизнь. Тогда ей приходилось часто отправляться в лес в попытках раздобыть еду и воду. На расстояние, явно большее того, которое было установлено изначально — полкилометра. Получается, Иорвет уже тогда ненавидел её меньше?       Как? Почему?       Но что поражало больше всего — это вспыхнувшие воспоминания о событиях, которые предшествовали Вергену. Когда их нагнали бандиты, отрезали все пути отступления. И когда Иорвет сказал ей бежать так далеко, насколько возможно.       Она болезненно сглотнула, чувствуя, как в уголках глаз стала собираться влага. Медленно поднялась, держась за стену, и пошла в сторону дома.       Световой день близился к концу, и из-за серых туч стали пробиваться закатные лучи солнца. В нос ударил запах мокрого камня и прибитой дождём пыли, немного приведя Гретту в чувство. В скором времени ей предстояло оказаться в людном месте и при этом совсем не хотелось вызывать подозрения своим видом — мало того, что по плечам стекали струи, так ещё и выглядела она какой-то жалкой и побитой. Босыми ногами она на автомате ступала по каменным дорожкам, которые за день непрекращающегося ливня утонули в потоках буйной воды. Пришлось снять единственную обувь, чтобы не испортить её. И тем самым усугубить своё состояние.       Гретта и не надеялась, что сегодня не заболеет. Потому что уже шмыгала носом, вяло оглядываясь по сторонам. С нескрываемым облегчением понимая: вопреки ожиданиям, вокруг никого не было. Ремонтные работы, начавшиеся с первых дней победы, приостановились. Ушли трудяги, которые камушек за камушком разбирали обрушенный мост и лестницы. Рыночная площадь опустела, несмотря на то что с утра торговцы пытались упорно вести дела: не дождавшись покупателей, лавочки закрылись, — а окна и двери домов были плотно заперты. Не прошло и недели с момента окончания битвы за Верген. Видимо, дождь решил смыть с улиц любое воспоминание о минувшей кровавой бойне. И словно пытался унести в своих потоках Гретту, которая чувствовала себя соответственно окружению: заброшенной, разрушенной и одинокой. Губы дрожали, она шла, обхватив себя руками, силясь подавить крик раненого зверя.       Получается, Иорвет не просто защищался. Он был готов умереть, но сохранить жизнь ей. Знал, что не сможет выстоять — бандитов было слишком много. Его в любом случае ждала бы гибель: от ран или от того, что она отдалилась. И всё же он сделал выбор в её пользу, вместо того чтобы утащить за собой в объятия смерти. Губы свело от холода, но Гретта продолжала проговаривать мысли вслух. Может, думать об этом, осознавая произошедшее, было бы не так мучительно, если бы порыв его альтруизма оказался единственным. Но она вспомнила следующий момент — рецидив, который больше не могла игнорировать. Если в первом случае можно было подумать, что Иорвет уверился в собственной победе и рассчитывал каким-то образом выпутаться раньше, чем Гретта убежит, то во втором сомнение пресекалось на корню.       Как же она забыла, не удержала в памяти то, что Иорвет, закованный в цепи и истекающий кровью, решил сжечь их всех к чёртовой матери, лишь бы ей не пришлось пережить ужас изнасилования? Тот кошмар, о котором говорила Бьянка, познав его на своём опыте. То страдание, которого Гретте удалось избежать только благодаря жертве Иорвета. Возможно, он уберегал её, считая, что лучше всем погибнуть в огне... Им повезло, что Роше нашёл их.       Роше. Такой отважный и искренний, не побоявшийся сказать вслух о своих чувствах. Он словно наяву предстал перед ней, неизменно закованный в форменную броню, по которой стекали струи воды — так же реалистично, как и по телу девушки.       — Гретта, — опалило слух.       Нет, это не морок и не галлюцинация. Он действительно был здесь. Стоял возле её дома, у крыльца, и мок под дождём.       Осознание этого вмиг окрылило Гретту, и на заплетающихся от усталости ногах она бросилась к нему, чтобы разделить всю бурю обуревающих её эмоций, весь этот бесконечно долгий, мучительный день.       — Роше! Как можно не…       Он поймал её на подлёте. Схватив за плечи, мгновенно отстранил от себя на расстояние вытянутых рук. В беспокойстве она заглянула во мрачность карих глаз, чувствуя, как невысказанный вопрос опалил язык. И пробормотала:       — Что-то случилось? Кто-то умер? — её голос дрогнул. Вечер уже давно наступил, кто же приходит так поздно с хорошими новостями?       — Ничего не случилось, — запросто ответил Вернон на выдохе, опуская голову. — Ты меня искала, а я не хотел тебя видеть. Но теперь поостыл и понял, что предпочёл бы услышать ответ от тебя лично.       Пора спуститься с небес на землю, прекратить грезить. Здесь продолжали происходить реальные вещи. И они могли требовать её внимания. Гретта тут же нахмурилась, ощутив, как болезненно Роше сжал её плечи. С лёгкостью высвободившись, отойдя на пару шагов назад, почувствовала желание разразиться ответной тирадой. Ей было что ему сказать. Но едва она открыла рот, чтобы озвучить претензии, как её прервали:       — Скажи мне, Гретта, как так получилось, что ты согласилась жить с Иорветом?       Воздух внезапно кончился, от сюрреализма происходящего она принялась ловить его, словно выброшенная на берег рыба. Что за непроходимая наглость и идиотизм?       — А ты мне тоже объясни, Роше, — Гретта резко сократила расстояние между ними и выплюнула это прямо ему в лицо.       Глаза Вернона вспыхнули злостью, и он процедил с чётко отмеренной яростью:       — Что я должен тебе…       Гретта оборвала его на полуслове:       — Какого лешего ты решил, что я должна перед тобой оправдываться? — она развернулась и быстрым шагом устремилась к лестнице, на ходу выпаливая: — Ты сам бросил меня в одиночестве пару дней назад.       Он, сжав кулаки, догнал её, чтобы дёрганым движением развернуть к себе лицом:       — Да что ты!..       Но Гретта снова не дала ему договорить, всплеснула руками:       — Да что я! Я? — и вывернулась из хватки.       В ответ, не отводя от неё испепеляющего взгляда, Роше усилием воли преодолел себя, отступив, так и не решившись применить большую физическую силу.       — И теперь без объяснения причин просто заявляешься и считаешь, что я буду тебе открыта? — она ступила на лестницу. — Да пошёл!.. — но тут же поскользнулась на ступеньке, чудом успев ухватиться за перила, и, чтобы удержать равновесие, перевесилась через них. Свысока взглянула на Роше: — Думаешь, я тебе должна?       А тот поморщился от её слов, потерев переносицу.       — Я не!.. Твоя дерзость переходит все рамки, Гретта! — в его голосе прозвучало столько враждебности, что она едва ли могла вспомнить момент, когда встречалась с подобным проявлением злобы со стороны своего обожателя.       Но Гретту было уже не удержать. Внутри неё словно расслабилась сжатая до упора пружина:       — Моя дерзость, Роше? Моя?! — её выкрик был мощным и высоким. Взлетел тончайшим колоратурным сопрано, чуть ли не оглушая слушателя. — Так не волнуйся, я отдам всё до копейки!       — Так, — мрачно выплюнул Вернон. И после секундной паузы, не дав себя оборвать, пробасил: — Давай, расскажи мне, как я…       Ну конечно! Почему бы не продолжить разговор угрозой? Это отличительная черта всех мужчин Континента?       — Не собираюсь я тебе ничего рассказывать. Ничего из того, что не входило в мои планы, Роше, — Гретта сказала как отрезала, из-за чего лицо собеседника исказилось в гримасе нескрываемого гнева. — Уж извини, что так случилось, я не собиралась становиться для тебя обузой.       — Даже не смей!.. — он рывком преодолел первые ступеньки, а Гретта отступила назад, вытягивая перед собой руку:       — Я уже пожалела, что доверилась тебе.       Его как приморозило к месту, только сошедшиеся на переносице брови выдавали непримиримость и непокорность своего обладателя.       — Ведь что я вижу перед собой? — она взмахнула рукой в театральном жесте. — Ты тот самый человек, который, делая добрые дела, приходит за платой.       — Да в каком месте?! — Роше с силой обрушил сжатый кулак на перила, отчего Гретту окатило новой волной дождевой воды.       Она сжала губы, сцепив руки на груди, но всё-таки продолжила речь:       — Моим намерением, чтоб ты знал, — и низко склонилась, будто пытаясь выкрикнуть слова в лицо стоящему на нижней ступеньке Роше, — было начать строить свою жизнь не ценой неудобств близких мне людей, которыми вы с Бьянкой для меня стали. Я хотела заработать достаточно денег, чтобы беспокойство обо мне больше не причиняло вам головную боль. Чтобы отплатить той же монетой, которой вы одарили меня. И я, — она вскинула голову, смаргивая слёзы, стряхивая дождевую воду, также с силой ударяя по перилам, — понятия не имела, что буду жить с Иорветом! Теперь ты меня понял? Услышал ответ на свой вопрос? — она бросила это, чувствуя, как сочится ядом.       Роше ведь получил именно то, чего добивался. Да, она выпалила это на эмоциях, но вместе с тем после устроенной сцены с плеч будто упал неподъёмный груз. Дышать стало невероятно легко, голова так приятно кружилась, а в душе раздавался крик: «Живая, живая, живая!»       — Конечно, — бросил ей вдогонку Роше, когда Гретта уже стояла в проёме распахнутой двери, — и Лютик, главный балабол Вергена и всея окрестностей, тебе не сказал, каким образом ты получила этот дом.       Гретта мягко обернулась, обворожительно улыбнувшись, и не сказала — промурлыкала, будучи вне себя от ярости:       — О, ну же, просвети меня, Роше. Ты выбираешь такие интересные формулировки, что я аж теряюсь. Как же ты меня раскрыл? Говори потише, а то все узнают, что я получила, — она выделила последнее слово нарочито мерзким тоном, — этот дом таким образом! Ну и каким же? Меня ненароком записали в личный гарем этого ненормального?       — Спроси у того, кто лучше знает, какая тебе нужна награда, когда Саския теряется в догадках.       Во внезапном озарении Гретта округлила глаза, а во взгляде Роше, заметившего эти перемены, почти сразу же отобразилось сожаление. Он наконец понял, что она говорила правду. Но в силу профессии никогда никому не верил на слово. Даже ей.       Придурок!       — Так ты не знала… Рыцарь херов, — пробубнил он себе под нос. Не рассчитывая, что Гретта услышит.       Но она всё же различила его слова.       — Может, и рыцарь, Роше. А уж на фоне того, что сделал ты, — и подавно, — ей внезапно захотелось уколоть собеседника, но прозвучало так, будто она одела в сияющие доспехи самого Иорвета. Выдала ему индульгенцию и одарила привилегиями. И кто только тянул её за язык?       Гретта с шумом захлопнула дверь, трясущимися руками закрывая её на ключ.

Трек к отрывку: Can You Hold Me — NF feat. Britt Nicole

      Они оба — два солдафона-грубияна, которые просто не знали, как нормально вести разговор. Сметали её с ног неуёмной энергией, подхлёстываемые бог знает какими намерениями. Налетали коршунами, лелея себя тем, что при их грозном виде она не сможет и двух слов связать. Это уже не было правдой, Гретта стала другим человеком. Который будет отстаивать свои личные границы, защищать от такого наглого варварского посягательства. Откуда только появились все эти бесчисленные требования? Роше хотел плату за её спасённую жизнь? И что же теперь, остаток своих дней валяться у его ног, боясь рассердить? С чего он вообще взял, что она должна перед ним оправдываться?       Гретта, оставив обувь сушиться, ходила из одного угла комнаты в другой, пытаясь избавиться от промокшей до нитки одежды, облепившей её как вторая кожа. Но вдруг замерла, так и не освободившись от холодной нательной рубашки. В блёклом свете свечи на девушку снизошло новое озарение, взволновавшее сердце ничуть не меньше первого.       Приревновал. Роше попросту приревновал её к Иорвету.       Ну как ему только могло прийти такое в голову?       Гретта прислушалась к себе, в конце концов придя к выводу, что ещё чуть-чуть — и её нервная система разрушится напрочь. Слишком много потрясений за один день. Может быть, она продолжила бы и дальше вариться в мыслях, но организм послал достаточное количество тревожных звонков, чтобы разум восторжествовал. Пришлось заставить себя улечься в постель.       Переживания остались тлеть где-то в глубине души, когда на поверхность поднялись опасения, представляющие реальную угрозу. Гретта не смогла развести огонь. Не нашла в себе сил сменить мокрую одежду на сухую. Она завернулась в слои одеял, чувствуя, как ноги сводит судорогами.       Где была её голова, когда, только проснувшись, Гретта бросилась к Трисс во время дождя? Где блуждало здравомыслие, когда, находясь в гостях, она проигнорировала первые признаки недомогания? И что, наконец, заставило её, погрузившись в себя, неспешно брести по Вергену, не разбирая дороги? Целый день она провела на ногах, настолько увлёкшись разгадкой неразрешимых прежде загадок, что позабыла о самых главных вещах: о себе, своём здоровье, неустоявшихся приоритетах. Нужно было запасти дров на растопку очага, например. Приобрести одежду, еду, предметы первой необходимости, в том числе простой медный тазик, где она могла бы сейчас греть ноги. В воде, которую без помощи Иорвета у Гретты никак не получалось раздобыть. В доме, который она выбрала сама. Точнее, этот выбор ей предоставил сам Иорвет. Его невозможно было ненавидеть и невозможно не любить. Разве могла она оставаться к нему равнодушной, когда он вёл себя настолько самоотверженно и смело, несмотря на все противоречия и сумасбродные выходки? Сколько ещё благородных поступков нужно ей продемонстрировать, чтобы навсегда стереть из памяти причинённый им вред? И почему, в конце концов, она так сильно нуждалась в этом?       Гретта и раньше различала в его жестах доброту к ней. Но не в таких огромных масштабах. А ведь всё было у неё под носом, и только сейчас… она осознанно приняла в себе небезразличие. Потому что с Иорветом не получалось по-другому.       Из груди вырвался жалобный скулёж, но Гретта не плакала. Это её душа кричала от отчаяния из-за того, что нельзя было вскочить с места и броситься к Иорвету с объятиями. И пусть он сочтёт её сумасшедшей, но девушку с головой захлёстывало болью невысказанной благодарности за всё, что он сделал для неё. Плохое и хорошее. Чёрт возьми… Хорошего ведь было много, умноженного в стократ. Гретта была жива, и у неё имелась собственная крыша над головой, что могло быть ценнее?       Иорвет бывал груб и жесток, а порой делал такие вещи, что она не знала, как себя вести. Что Гретта подразумевала под своими чувствами к нему? Это ведь не любовь, потому что боль казалась нестерпимой. Правда в том, что в душе уже давно зародилось сочувствие к этому неотёсанному бандиту, который четвертовал бы Гретту на месте, если бы узнал, что она испытывает. Жалости к себе он бы не стерпел, а потому непременно воскресил бы и сжёг заново.       Но всё снова возвращалось на круги своя, ведь жалеть — значит любить.       Только от одной мысли об этом внутри Гретты восставало воинственное возмущение. Она вслух пробормотала в потолок: «Да ты издеваешься», чтобы потом казнить себя в своём воображении. Как можно по-настоящему его любить? Это суррогат. Чувство, замешанное на запугиваниях и послаблениях.       Это чертовски сложно принять.       Гретта постаралась отогнать волнующие мысли, прислушалась к неровному сердцебиению. Веки неумолимо стремились сомкнуться, будто кто-то смазал их клеем. Ну и хорошо. Нужен отдых. Пусть ей позволят просто уснуть — побороть простуду и поселившееся в душе смятение.       Но воспалённое сознание то накрывало её чернотой, то выталкивало на поверхность. Это была та самая мерзкая трясина полусна-полубодрствования, в какой барахтается любой человек, тревожимый болезненным состоянием, не в силах полностью расслабиться. Осознаёт это, но всё равно путает бред с реальностью.       Гретта не стала противиться и просто сдалась.       Вспомнились слова матери. О том, что любовь к ближнему — это не только романтика и страсть. Мать любит своё дитя, брат — сестру, подданные — королеву.       Гретта сморщила нос. В реальности или во сне? Да всё равно.       Подумать только! Голос матери, молчавший всё это время, вдруг заговорил. И теперь настойчиво убеждал её любить Иорвета как образец того, кем она восхищалась, кому была благодарна.       — Почему нет? — Она вздрогнула оттого, насколько реальным ей показался голос. Будто и вправду эти слова произнесла вслух сама мать.       Однако сомнения тут же рассеялись, Гретта услышала внутри себя:       «Но если бы ты любила его по-настоящему, это значило бы, что ты спятила. Он хотел убить тебя. С его лёгкой руки тебя даже пытали. И он сам постоянно издевается над тобой. Теперь ты знаешь, что причина его жестокости не в проклятии. Он сам — мудозвон, — мама сказала это почти неслышно, а Гретта вжала голову в плечи, будто боясь, что Иорвет может услышать. — Так что не давай ему больше никаких поблажек. Разглядел он что-то, кроме твоих ушей! Невообразимо!»       От этих слов Гретта отчего-то воспрянула духом. Хоть и понимала, что звук идёт откуда-то из глубин черепной коробки и не выходит за её пределы. Хотелось рвать и метать, несмотря на состояние тягучей липкой полудрёмы.       Но маму снова прервали, окончательно вырывая Гретту из бреда:       — Звучит… лучше. Такой вариант мне подходит.       Не-ет. Господи боже, ну почему именно сейчас? Это оказался Иорвет, разговаривающий с кем-то — должно быть, с Киараном — за дверью. Раздалось бряцание ключей, и Гретта тут же вжалась в матрац, пытаясь слиться с ним.       Какая глупость, она же на втором этаже, как он её заметит?       — Bloede, — послышалось рассерженное. — Что на полу делают твои мокрые тряпки?       Может, и к лучшему, что он пришёл сейчас. А то разговоры со внезапно объявившимся голосом матери здорово смахивали на галлюцинации.       В этих пуховых одеялах — откуда вообще они тут взялись? — было ужасно жарко. Что там Гретта говорила насчёт желания броситься к Иорвету на шею? В уголках глаз снова защипало. Она побыстрее закуталась в простыни, поспешив свесить ноги с кровати, чтобы подняться. Но вдруг услышала тихий скрип на лестнице. И передумала. Сердце застучало как бешеное. Что Иорвет тут забыл? Это её территория, он не смеет.       Гретта выразила протест вслух, но в действительности вышла какая-то каша.       — Что ты там бормочешь?       Иорвет, видимо, посчитал своим долгом услышать это во что бы то ни стало — ну конечно! Звук его шагов снова показался отчётливым, невыносимо близким.       — Стой!       Но на что она рассчитывала? Что лестница окажется бесконечной и он никогда не дойдёт?       — Сипишь как ворона, — Иорвет хмыкнул, словно в подтверждение своим догадкам окидывая её, потерявшуюся в слоях одеял, нечитаемым взглядом.       — Это всё дождь, — Гретта поспешила оправдаться, в волнении уставившись в запотевшее окно. Казалось, жариться в огненной геенне предстоит до конца дней. — Мне плохо, — осмелилась пожаловаться она.       Гениально, Гретта. Блестящая идея — попытаться докричаться до Иорвета всего сутки спустя после того, как у него поехала крыша. Интересно, он снова пришёл за тем же? Не судьба, друг сердечный. Видимо, он тоже это понимал, не предпринимая никаких действий. Но что, если Иорвет и сам жалел об их ссорах? Хотя бы иногда?       А он оставался безучастным, будто молча третируя её за слабость и глупость.       — Что смотришь? Пришёл потешить самолюбие? Я… — Гретта не выдержала, но договорить не рискнула. С усилием опустила слегка вздёрнутый подбородок. Не время мериться с Иорветом силой духа, особенно в нынешнем состоянии.       Но пусть только попробует выкинуть ещё хоть что-то. Тогда она отдалится на расстояние, которого будет достаточно, чтобы заставить его не умереть, но схватиться за горло.       — Мне уже очень страшно, — Иорвет неожиданно вышел вперёд. Его фигура слабо различалась в приглушённом свете свечей с первого этажа, и Гретта в тупом шоке заметила, как кровать прогнулась под весом огромной чёрной тени. — Вот ты во всём и созналась.       — Созналась в чём? — сдавленно прохрипела та из своего надуманного укрытия. Она напряглась, не зная, чего ожидать, — лицо Иорвета скрывала темнота, так что оставалось только догадываться, о чём он думал в этот момент. В горле было горячо и сухо. Но Гретта решила не просить воды.       — Мы поговорим об этом позже, — она вздрогнула, едва угадав очертания потянувшейся к ней руки. Иорвет апатично скользнул кончиками пальцев по её скуле, заставив Гретту болезненно сглотнуть комок в горле. Она зажмурилась, но не отвернулась, ощутив, как он хозяйским жестом накрыл её щёку ладонью. Ждала, что похлопает, как послушную псину, но этого не произошло. А ей, что странно, почудилось, будто тела коснулся осколок льда в палящей пустыне — настолько холодной, по сравнению с её собственной, была его кожа. На периферии воспалённого сознания Гретта отметила досадные чувства. Они граничили с испугом и головокружительным желанием потереться о его руку. — Ты вся горишь, — равнодушно заметил Иорвет. — Я так и думал.       Её брови сошлись на переносице. Хотелось закричать ему в лицо: «Эй! Откуда столько безразличия? Где твои эмоции, болван?»       Гретта недовольно заворочалась в постели, с губ сорвался болезненный стон. Всё тело ломило.       — Не скули, — Иорвет поднялся, отчего Гретту слегка подбросило на кровати, внезапно лишённой дополнительного веса. — Я схожу за целителем.       В глазах рябило. Не совсем контролируя себя, она наугад мазнула по воздуху, всё же мимолётно касаясь мужской руки. В пальцах отдался слабый разряд тока. Это даже могло претендовать на правду — Иорвет остановился. Он почувствовал.       — Не уходи.       Господи, какая же она идиотка, раз решилась на такое.       — Ты понимаешь, кому это говоришь?       Что за дурацкий вопрос? Конечно, она понимала. И, высказав мысли вслух, добавила лишь кроткое обращение:       — Роше.       И что самое удивительное — ответом Гретте была лишь тишина. Никакой реакции, ни ноты злобы в голосе, предвещающей расплату. Полный штиль.       Это очень плохо, да? Хуже, чем она могла представить, когда рассчитывала задеть Иорвета тем же, что обидело Роше? Можно было и догадаться, дурочка.       Иорвет оставался таким же отстранённым и холодным. Как-то лениво он взялся за край одеяла Гретты, простым движением стягивая его на пол. А когда потянулся за вторым, она вцепилась в него мёртвой хваткой. Казалось, тот жалкий разряд тока, который пробежал между ними, лишь предвещал близившуюся грозу. Глаза Иорвета должны были метать молнии.       — Я шучу, Иорвет. Я знаю, что это ты. — С чего ей вообще взбрело в голову играть с ним? Видимо, почувствовала свою безнаказанность. — Но мне правда… — как же сложно было произносить слова вслух! — Плохо, — она снова болезненно сглотнула. — У меня каша в голове, говорю всякий бред.       Но что бы она ни предпринимала, ничто не могло её спасти. Гретта почти пропищала жалкое и ничтожное «прости» в тот момент, когда Иорвет содрал последнее одеяло и склонился над ней.       — Иорвет, не убивай, пожалуйста.       А тот лишь фыркнул. Натурально. Тем самым полностью сбивая её с толку. Может, это и вправду подействовало бы успокаивающе, если бы не внезапно-острое ощущение его рук на её бёдрах и спине. Последовавший за этим испуганный вскрик отдался слабым эхом в полупустом доме. И Гретта оказалась в воздухе. Заживо сгорая и воскресая в ледяном жаре плена холодных рук Иорвета, прикосновения которых бередили воспалённые от болезни нервы.       Мамочка. Всё закружилось.       Было ужасно больно. Нестерпимо и одновременно мучительно прекрасно.       — Я не собираюсь тебя убивать, — над головой Гретты прозвучал полный безразличия голос. Иорвет развернулся, чтобы пойти к лестнице.       Взглянув вниз, она ощутила новый прилив страха и намертво вцепилась в кожаный воротник его доспеха.       — Даже в таком состоянии ты умудряешься ухудшать своё положение. — Гретта, ничего не понимая, уставилась за его плечо, ощущая, как каждый, казалось бы, мягкий и осторожный шаг Иорвета отдаётся звенящим эхом в её голове. — Я предупреждал тебя, но ты не слушала, — он спустился на первый этаж, и Гретта замерла.       Встряхивающие нутро толчки внезапно прекратились. Она несмело подняла глаза. Чтобы встретиться с Иорветом взглядом, обращённым прямо к ней. К ней и её рукам, мистическим образом застывшим на полпути к тому, чтобы обвить его шею. Гретте не оставалось ничего, кроме как медленно опустить их. И жадно проследить за тем, как линия расслабленной челюсти Иорвета напряглась от чрезмерного сжатия.       А может, ей просто показалось.       Да, наверное. Потому что он с ноги открыл дверь в свою комнату и спокойно продолжил:       — Я хочу, чтобы ты знала, — он проговорил это вкрадчиво, но без тени былой угрозы, укладывая Гретту в свою постель. Чтобы в следующую минуту непринуждённо направиться к выходу. — Моё терпение кончилось. Не приближайся ко мне.       С этими словами он спокойно закрыл дверь с другой стороны, оставив девушку в кромешной тьме и тишине. А она не смогла найти слов для того, чтобы описать эмоции, которые вызвал этот жест. До неё только сейчас начало доходить, почему Иорвет принёс её сюда: собственная постель Гретты впитала всю влагу исподнего. Она лежала в мокром. В облепившей тело холодной рубашке.       Иорвет заметил это и позаботился о Гретте, несмотря на то, какие вещи говорил. И что они значили? Иорвет постоянно загонял её в ловушку. Всё? Это и вправду всё? Лимит терпения исчерпан? Видимо, для того чтобы добиться пригодных для себя условий, нужно было довести Иорвета до ручки, наплевав на все запреты, которые он установил. Выходит, что так.       Это победа. Но почему Гретта не могла различить внутри себя ничего, кроме досады? Иорвет оказался ещё большим лжецом, чем она думала. Он врал, нагло врал в лицо о том, что ему на неё плевать. Но самое ужасное, похоже, на этот раз он говорил правду.