***
Дейенерис была на сносях. Её поясница буквально крошилась на миллион частей, отдаваясь острейшей болью в теле. Низ живота дьявольски тянуло, и от этой боли было некуда спрятаться. Весь день и всю ночь она была в своём шатре в окружении десятка девушек, готовых в любой момент принять роды. Вокруг палаты стояла дюжина всадников, охраняющих покои Дени. В это время Дрого был на смотринах кораблей вместе со своими кровными всадниками и Джорахом, служившим переводчиком. Кхал даже понятия не имел, что в это время его жену мучают боли и тело буквально разрывается изнутри. Дени ни на мгновение не могла закрыть глаза, она не могла встать, не могла есть и пить. Она лежала в алых от крови шелках и мехах. Глаза были красными от слез, и горло зверски болело от постоянных криков. Кхалиси сжимала в окровавленных и тонких руках шелковую простыню, пытаясь за что-то схватиться. На лбу повылезали синие вены, а пот, который тёк чуть ли ни рекой, струился по всему лицу вперемешку со слезами. Она неумолимо теряла силы, ведь никак не могла разродиться. Старые женщины и молодые девушки, как куры-наседки, порхали над кхалиси, но ничем ей не могли помочь. Хрупкая Дени выбилась из сил и не могла спокойно дышать. Её страданиям не было предела. Казалось, что боль с каждым мгновением, с каждой новой схваткой все сильнее и сильнее. Синие глаза Дейенерис разбегались в стороны. Тревожные голоса дотракийских женщин звонким эхом раздавались в тяжёлой голове. Вдруг беглый взгляд зацепился за чёрное драконье яйцо. Было ощущение, что вокруг все померкло и лишь покрытая чешуёй окаменелость выделялась среди остальных вещей. Оно было особенным. Ни золотое, ни зелёный яйца не шли вровень с этим. Оно манило кхалиси. — Дайте мне… — шёпотом произнесла ослабевшая Дейенерис. Она указала жестом руки на распахнутый сундук. — Кхалиси, тебе надо родить. Ты потеряла много крови, — произнесла одна из старух, которая сделала компресс из мокрых тряпок вперемешку с зеленью на лоб Дени. — Дайте мне яйцо… — еле слышно произнесла девушка. Тревожно переглянувшись с другими женщинами, одна из них протянула Дейенерис чёрное яйцо. Кхалиси обхватила окаменелость бледными руками и сильно-сильно прижала к груди. Оно начало нагреваться и, казалось, издавало сильный жар, разогревая уставшие мышцы девушки и даруя новый прилив сил. Почувствовал резкую бодрость, Дейенерис резко и всеми силами начала тужиться, проталкивать ребёнка по родовым путям. Женщины окружали девушку, подбадривая ее и пытаясь упростить сложные роды, хотя, впрочем, помощи от них было немного. Издавая оборванные крики, из-за чего Дени не могла вздохнуть полной грудью, девушка начала терять сознание, ощущая, как тело разрывается изнутри. Обхватив руками яйцо, кхалиси из последних сил напряглась, проталкивая сына. Казалось, что мучениям не было конца. Сквозь белую пелену глаз и глухой крик женщин Дейенерис услышала плач ребёнка. Она выдохнула, утирая обессиленной рукой со лба пот. На лице девушки появилась еле заметная улыбка, после чего ей на грудь положили Рейго, попутно отрезая пуповину золочённым ножом. Острый предмет был частью традиции и передавался из поколения в поколение. Малыш был весь красный, в крови, с темными короткими волосами и глазами, как у его отца. Он, зажмурившись, хныкал, хватаясь горячими руками за почти холодное тело матери. Прошло ещё пару секунд, прежде чем Рейго нашёл припухшую и тяжелую грудь Дейенерис. Он буквально впился в неё, жадно высасывая материнское молоко. Оно было тёплым и густым, отчего новорожденный начал закрывать глаза и наконец затих, впадая в легкую дремоту. Все многочасовую и мучительную боль, как рукой сняло. Увидев своего сына, Дени забыла об боли и была счастлива. Долгие и тяжкие роды дали о себе знать, и девушка чувствовала, как теряет сознание от потери крови, которая багровыми пятнами покрывала ее бедра, ноги и постель. Кхалиси обняла рукой сына и ласково потрогала его нежные волосики. Другой рукой она все ещё держала чёрное яйцо. Дейенерис могла поклясться: она почувствовала, как яйцо начало остывать и покрываться чёрно-красной слизью, которую она могла рассмотреть даже через пелену на глазах. Прошло ещё мгновение, прежде чем окаменелость окончательно застыла, а густая слизь полностью покрыла ладонь, отдавая запах гнили и труповчины. Вскоре Дени вовсе обессилела, закрывая тяжкие веки. Женщины громко закричали, отрывая от груди ребёнка и отдавая Рейго кормилице. Малыш испуганно завопил, каждый раз надрываясь при новом крике. Одна из старух подхватила чёрное яйцо. Почувствовав тошнотворный запах и отвернувшись от окаменелости, дотракийка выронила скользкое яйцо из рук, от чего последнее дало небольшую трещину на своей вершине. Небрежно засунув его к остальным двум, старуха защелкнула резной сундук, прислоняясь руками к холодному лбу Дени. После она крикнула что-то всадникам за шатром, отчего они спешно уселись на коней.***
Время шло к сумеркам. Солнце уже давно село, и шатёр Дейенерис освещал лишь наружный огонь. Девушка все так же была без сознания. Кхалиси была одета в чистую шкуру белого льва с массивным меховым поясом у выпирающего после родов живота. Белый цвет для дотракийцев был цветом матери, ведь именно белый цвет первее всех остальных появлялся у солнца, выходящего из-за гор. Её волосы были аккуратно расчёсаны гребнем и струились литым серебром по плечам. Её руки были сложены на груди, что высоко и шумно вздымалась. Рядом, на небольшом табурете, сидела кормилица — полная женщина с тёмно-зелёными глазами. Она держала Рейго на руках, попутно покачивая ребёнка. Наконец, послышался долгожданный стук многочисленных конских копыт, означающий прибытие кхала. Раздался тревожный и громкий говор мужских голосов, после чего Дрого спешно ворвался в покои, откидывая загороженную материю шатра. Массивный мужчина пробежался взглядом по спящей жене, подбегая к ней. Дрого был напуган и обеспокоен, о чем судили его красные глаза и частые вздохи. — Луна моей жизни… — ласково и тихо произнёс кхал, зажмуриваясь от душевной боли и пряча лицо в густых белых волосах жены, что пахли травяным отваром вперемешку с цветочным ароматом. Мужчина положил огромную руку на пустующее чрево Дени, но, услышав детский плач, тут же пришёл в себя. В спешке он не заметил кормилицу, уж тем более не услышал тихий плач сына. Дрого поменялся в лице, подбираясь поближе к женщине. Он стоял на коленях, пока кормилица протягивала ему хрупкое дитя. Маленький малыш был накрыт горячими руками отца и от этого открыл глаза. Его дьявольски чёрный взгляд смело взглянул на лицо Дрого. Он не испугался, не закричал. Он как будто бросал вызов своему отцу-кхалу, с интересом рассматривая чёрную бороду. Дрого улыбнулся, поднимая темные брови. Мужчина с надеждой и влажными глазами взглянул на кормилицу, отчего та одобрительно кивнула, бросая отрывистый взгляд на бессознательную кхалиси. Тут же кхал вновь подобрался к жене, прижимая Рейго поближе к своей груди. Муж наклонился над бледным лицом Дени, ласково и тихо шепча на дотракийском: — Луна моей жизни, ты подарила мне жеребца, что покроет весь мир. Мы ждём твоего возвращения. — Дрого дотронулся губами ледяного лба девушки. Крепко держа сына на руках, кхал, бросив взгляд на жену, вышел из шатра, оставляя кормилицу заботиться о ней. Мужчина радостно и громко закричал уверения о светлом будущем своего сына — кхала всех кхалов.Это ночью весь кхаласар отплясывал танцы и веселился, как не буйствовал никогда. Луна и звезды на темном сумрачном небе приветствовали обещанного жеребца, будущего великого правителя — Рейго.