Начать жизнь заново

Предупреждения: 1. Взяты реальные города, однако большинство событий и связанных с ними мест не имеют место быть. 2. В рассказе очень мало постельных сцен, и советую приготовиться, что первая из них будет чёрти когда. 3. Много описаний местности, домов, бытовых ситуаций и прочей ерунды, т.к. для меня повседневность = детализация. 4. Не ждите динамики — это классическая повседневность со всей её размеренностью событий. ___ - Спит? — услышал я хитроватый мальчишеский голос. — Спит, — подтвердил второй, не менее лукавый. — Ну, и слава Богу, — «вредный» девичий. — Хотя я бы удивилась, если бы она и в этот раз изменила своим чёртовым принципам. Не пойму, зачем её вообще с нами послали? — Ха-ха, сказала, сестрёнка, — ага, значит, насчёт сестры я угадал. — Мы променяли дорогущую машинку со всеми удобствами на какую-то средневековую тарантайку. Вдруг пальчик порежем? Я невольно улыбнулся: «аристократы» оказались вовсе не надменными, как почудилось вначале, а их холодность — показная бравада. Решив, что пора перестать прятаться, я высунулся и спросил: — О чём болтаете? Близнецы, подняли головы, и казалось, вовсе не удивились моему «появлению» в такой момент, а девчонка даже улыбнулась: — Ну, может, сначала познакомимся? Через пятнадцать минут мы разговаривали, попивая чай с печеньем. Я совсем забыл, что ничего, кроме несчастной шаурмы, купленной на вокзале ещё тогда, когда ездил за билетами, не ел, а ехать до Киева больше суток. А тут... м-м-м, никогда не пробовал настолько вкусного печенья. Может, из-за него, а может, из-за природного обаяния этой троицы, меня, пусть на время, но покинули обычное молчаливое безразличие и желание если не пойти и убиться, то до конца жизни остаться в одиночестве. В принципе, меня-то устроило такое настроение, и даже если сейчас оно и поднялось, то ненадолго. Мы ведь не вечно будем ехать. Наверняка, другим это покажется мелочью, но смотря на мелькающие за окном деревья, дома, столбы, ощущая в горле горячий, полусладкий чай, понимая, что рядом со мной, в этом вагоне, за этим столом сидят живые люди, мне почему-то стало радостно. Гнать бы сейчас прочь все сомнения и мысли. Близнецы представились Владом и Сашей, а их родная сестра — Юлей. Они дети некоего магната и захотели навестить бабушку, пока в школе каникулы. Набрались впечатлений, а в конце для, так сказать, завершения экскурсии, решили провести эксперимент: поехать обратно на поезде. О да, ничего не скажешь. Единственный родитель — отец — был против, но под тройным напором капитулировал. Хотя приставил к ним кого-то вроде воспитательницы. — Ну, а ты почему здесь? Да ещё и сам? — поинтересовалась Юля. — Э-э-э... — я улыбнулся, думая, как выкрутиться. — Решил... к родственнику съездить. Он из Франции, а квартира в Киеве. Захотелось его проведать, родной человек всё-таки. Я молол откровенную отсебятину, но, даже соображая, что несу полную чушь, попытался отбрехаться и стереть недоверчивость с их взглядов (и плевать, что в Украине издан закон о запрете продажи имущества иностранцам). Ничего не поделать - старая привычка. — Понятно, — в голосе Влада не слышалось уверенности, он подпёр локтем щёку, и изучающе уставился на меня. Продолжил со смешком: — А мы в школу едем. Вернее, не в школу, а академию. Придумали же... — Ага, — продолжила Юля, зачем-то подтверждающе кивая, — какой-то дед захотел построить что-то типа академии, а мы теперь отдуваемся. Жили бы как жили... В общем, мы вот первый год в том дурдоме заканчиваем: папа решил сделать из нас «благородных», — последним словом, явно сдобренным немалой долей иронии, она ясно выразила свои мысли насчёт задумки отца. Мне бы так. — Типа, с хорошими манерами. Нам там аж до совершеннолетия прозябать, представляешь, — девчонка устрашающе округлила глаза, — мне ещё пять лет в той дыре сидеть. А им , — завистливый кивок, — только три. К тому же отец на каникулы и выходные какую-то няньку нанял. Узнать бы, кто его надоумил, всё бы выбила – и мозги, и я… - Один из близнецов вовремя закрыл рот разбушевавшейся Юле, но та вырвалась. – Короче, ты понял: это сущий ад! Обречённый тон заставил даже меня их пожалеть: — Всё настолько плохо? — Естессно, — хором мрачно буркнули все трое. Неожиданно, на койке напротив кто-то зашевелился. Мы притихли, а Юля, вдруг вскочив, принялась одними жестами просить меня немедленно карабкаться наверх — обратно на своё место. Я молча кивнул, на ходу скидывая кроссовки, и поспешил подняться, так как и самому хотелось просто помолчать и подумать. Мне лучше не находиться долго в обществе симпатичных и дружелюбно настроенных парней. Бросаться, конечно, на них не буду, но учудить что-то странное могу. Поэтому в одиннадцатом классе стану водиться только с девушками, даже если другие назовут бабником. С ними моё проклятие никого не тронет. Я лёг на койку спиной и, закинув ногу на ногу, уставился в потолок. Нужно смириться с тем, что в будущем я останусь один. Даже не знаю, хорошо это или нет: с одной стороны — спокойно, с другой — жить в одиночестве до конца своих дней тоже нерадостно: — Печально, мать его... Задумчиво прикусив губу, я прислушался к разговору: — Господа... — протараторила та самая женщина, которую они называли «нянькой», — вы должны вести себя... — Мы такие же «господа», как ты, балерина, — тихо проворчал один из близнецов, но, тем не менее, и я, и остальные, судя по всему, его услышали. Снова непроизвольно улыбнувшись и немного наклонившись, увидел, что женщина услышала тоже и теперь с видом оскорблённой невинности, чинно сложив руки, прицельно испепеляла мальчишку взглядом. Потом резко развернулась, садясь на своё место напротив. Кстати, женщине определённо не перевалило за пятьдесят. Немного полноватая, с маленькой коричневой шляпкой на голове, обшитой кружевами, из-под которых выглядывали короткие каштановые кудри, и такого же цвета платье. Для завершения образа не хватало только маленькой ручной собачки. Да и сама женщина выглядела очень странно для подобной поездки: будто собиралась не в обычный поезд, а какой-то экстра-люкс класса. — Чокнутая, — тихо известила меня и братьев Юля. — И не говори, — так же тихо ответил ей Саша, а потом, не поднимая головы, спросил. — Ну, что, Миша, слышал, как она нас терроризирует? Скоро отца будем «папенькой» на французский манер называть. — И это ещё цветочки, — дополнил брата Влад. — Она нам, бывает, такие экзекуции устраивает, хоть вешайся. Я посмотрел на женщину: она как раз поднялась, видимо, решив продолжить воспитывать моих попутчиков. Поймав мой взгляд, она тут же брезгливо скривилась и отвернулась. А меня вдруг пробрала дрожь. Научившись игнорировать презрение близких и знакомых, вдруг стало неожиданно больно увидеть такое же отношение «чужих». Сердце забилось в ускоренном ритме, грозясь спешно выскочить из груди. Но я тут же успокоил себя: о моём проклятье она ничего не знает, а, значит, побрезговала «бедностью». Интересно, как бы она повела себя, будь я бомжом? Упала в обморок? Выбросилась из поезда? Тогда, по крайней мере, соседи были бы мне благодарны. Неприятная, ноющая боль внутри угасла так же внезапно, как и появилась, а я, придя в себя, хмыкнул: тоже мне «цаца». Как она вообще может в поезде находиться, если морщится на каждом шагу? Особенно в плацкарте с грязными ручками, на которых туева куча микробов. Не желая слушать «проповедь» записной пасторши, я всё-таки решил разрядить батарейку смартфона (хотя сделать это не так просто) и, достав большие наушники, подключил их к сенсору. Лёг, подложив руку под голову, и пожалел, что нет подушки. Хотя почему нет? Немного наклонившись, вытянул из самой верхней, как я её называю, «полки для зайцев» худую немного калечную подушку и попробовал её взбить. При первом же ударе громко чихнул от поднявшегося облака пыли. Блин, им что, лень за десять лет их хоть раз протрусить?! Постель должны принести только в половине девятого, а сходить попросить, тем самым наткнувшись на няньку очень не хотелось, поэтому пришлось лежать без наволочки. Откинувшись на подушку, включил музыку. Смартфон будто бы уловил моё настроение, и заиграла одна из самых любимых песен Nickelback'а. У меня на телефоне даже клип на эту песню есть. А так я тот ещё меломан, слушаю всё: от жалостливого Placebo до жесткой Metallic'и, только мне у них нравится, по-моему, всего лишь пара мелодий. Музыка в последнее время стала неотделимой частью моей жизни: некоторые мелодии заставляли сдерживать дрожь восхищения, а голоса певцов затягивали в свой мир. Обычно, музыка служила мне фоном: под неё я вставал, шел в школу, проводил перемены, делал уроки, бегал, засыпал – музыка и была моей жизнью, которую я ценил и любил. Но иногда хотелось включить плеер на полную громкость, и забыть обо всём на свете, раствориться в нотах до такой степени, чтобы по окончанию ошалело встряхнуть головой, с одной нелепой мыслью: «Где я, чёрт побери, нахожусь?». Вот так под музыку и неторопливую тряску поезда я и заснул, а проснулся уже вечером, когда всё та же заботливая проводница разбудила меня, чтобы отдать постельное бельё. — Чай будешь? — с улыбкой поинтересовалась она. — Угу, — спросонья буркнул я ей, снимая наушники. Она что-то записала в блокноте и, держа под рукой остальные пакеты, пошла дальше. Со своей второй полки я увидел, как девушка положила постельное бельё «няньке» троицы, её соседу, и пошла дальше. «Нянька» же, офигев от такого поведения, снова состроила поруганную невинность и скандальным тоном окликнула проводницу: — Милочка! Подойдите-ка сюда, я хочу заказать ужин. Я закашлялся, пытаясь скрыть хохот. Господи, откуда она такая взялась? Мало того, что её голос на весь вагон слышно, так ещё и ужин просит. Девушка обернулась, холодным голосом отчеканив: — У нас в меню только чай. Какой желаете, с сахаром или без? И, не дожидаясь ответа, пошла отдавать комплекты другим. Воспитательница застыла в шоке — то ли от наглости проводницы, то ли от скудности меню, а внизу меня послышались довольные смешки. Посмотрев туда, я увидел, что вся троица, старательно сымитировав чтение, держит на коленях свои запечатанные комплекты и с довольными усмешками разглядывает «домомучительницу». Ну и черти же они... Вытянув из того же «места для зайцев» матрас, положил его на полку и повесил сумку на крючок. Немного подумав, снял верхнюю одежду: в вагоне тепло, а моя куртка, пусть спортивная, но довольно толстая, немного стесняла движения. Потом распрямил матрас на койке и вскрыл пакет с бельём. Обычные простыни с наволочкой, белые такие с синей полосочкой по краю, на которой написано «Державна власнiсть. Поїзд № ***», а по бокам полоска прерывалась, становясь чем-то наподобие крестика. Развернув первую простынь, порадовался, что она не дырявая, а это уже хорошо. Увы, радовался рано, с наволочкой и второй простынью мне не повезло. В первой оказалась дырка прямо посередине, хотя это не помешало натянуть её на подушку. Ладно, в конце концов, можно положить её дырой вниз. А вот вторую простыню в левом нижнем углу будто погрызла моль или какая-нибудь другая мелкая тварь с жутко острыми зубами. Однако на этом мои проблемы не заканчивались. Простыни были просто гигантскими: сразу видно, делали доброй души люди, одно слово — украинцы. Всего лишь одной простынею легко обернуть матрас как минимум дважды, а у меня их две. Если сшить, летом можно ходить как в королевской мантии — чтобы ещё два метра ткани сзади волочились. В прошлые годы, когда мы в лагерь на Черное море ездили, мне Тёма помогал. Вернее, он всё расстилал-застилал, и мне посчастливилось не париться. А теперь я, даже закинув мешающую подушку на третью койку, запутался в ткани. Снизу и сбоку послышались тихие смешки. Оказалось, пока я «сражался» с коварными пододеяльниками, троица за мной наблюдала. Юля даже залезла на вторую койку, одновременно пытаясь запихнуть свою подушку в наволочку с тремя небольшими дырками. Пока безуспешно. Скривившись и кинув мимолётный взгляд на их воспитательницу, я медленно выпутался. Затем, подняв одну сторону матраса, начал запихивать под него простынь. Дальше вторая сторона. Закинув один край непокалеченной простыни себе на плечо, поправил и разгладил всю поверхность. Ну, я окинул своё «творенье» придирчивым взглядом: не идеал, но сойдёт. — Вам помочь? — обратился я к своим попутчикам. — Я уже... — Не утруждайтесь, — перебила меня «нянька», — я сама смогу помочь юным господам. И, встав, застелила постели сначала близнецов, а потом и Юлину, заставив залезть ту аж на третью койку. Как она смогла туда забраться — неизвестно, ведь расстояние между койкой и потолком — сантиметров сорок, не больше. Хотя с её-то ловкостью и миниатюрностью — вполне возможно. Юля-то была даже ниже меня, а сам я ростом не выдался - всего метр шестьдесят восемь от силы. А она ниже сантиметров на десять. Но, кстати, я не считаю рост такой уж проблемой, равно как не понимаю, почему многие комплексуют по этому поводу – люди ж растут лет до двадцати, а, значит, я ещё вырасту. — Ох, госпожа Джулия, — застелив постель и подняв голову вверх, запричитала «нянька», — Вы же запачкаете форму, а у Вас только два запасных комплекта. Слезайте, госпожа Джулия! Юля нехотя слезла, а меня вдруг окликнул её сосед, мужик со второй полки. Перед этим, он, как настоящий джентльмен, разложил воспитательнице койку, подал матрас и, взобравшись наверх, расстелил свою постель, а теперь сидел, с глуповатым выражением физиономии уставившись на женщину. — Эй, парниша, — подозвал он, придвинувшись к краю. Я тоже сел наконец, скрестив ноги по-турецки, — она что, «того»? — и характерно покрутил пальцем у виска. Увидев это, парень, сидящий на расстеленной верхней койке справа от мужика, подавился каким-то пончиком, разогнулся, ударился буйной головой о койку и закашлялся. От смеха, кажется. — Э-э-э, не знаю, — я переглянулся с ухмыляющимися близнецами и посмотрел на саму женщину, самозабвенно читавшую Юле лекцию о чистоте и опрятности. Та совершенно не слушала, отряхивая пыль с пиджака. — Но что-то в этом есть... Мужик глубокомысленно кивнул и, задумчиво покосившись на женщину, вернулся к своим делам, доставая книгу. Наступил вечер - пора чем-то заняться, я ведь теперь не засну. После недолгих раздумий, мне в голову стукнула только одна мысль: порисовать. Поэтому я взял тот же дневник, снял сумку с вешалки, заодно порадовавшись своей осмотрительности: хорошо, что не спрятал сумку вниз, как это обычно делают, а решил прихватить с собой. Где-то на дне лежала шариковая ручка, пребывавшая там ещё со времён лагеря. Понадеявшись, что она не засохла и не потекла, перерыл все вещи, чисто случайно чуть не вытянув пакет с трусами наружу. Наконец, победно усмехнувшись, достал синюю ручку. Надпись на колпачке немного стёрлась, но мне всё же удалось разобрать надпись: MAXRITER. Бумаги я, дурак, с собой не взял, но в дневнике деда было несколько свободных страниц. Не обращая внимания на громкий голос записной лекторши, снова надел наушники. Достал из кармана неизвестно как оказавшийся там смартфон и не без удовольствия отметил, что на нём по-прежнему пять отделений на значке "батарея". Лег головой к окну, приподнявшись на локтях. Что бы такого нарисовать? Я осмотрелся: обстановка получается живописной: внизу напротив две идеально расстеленные койки, сбоку ещё две, на полу аккуратно разложены пара туфель, небрежно раскинуты кроссовки. Если осмотреться, можно увидеть, как у кого-то до сих пор стоят столы, а на них всё что душе угодно: карты, бутерброды, бутылки с пивом и чем покрепче – люди отдыхают и развлекаются уже в дороге. По дороге знакомятся, по дороге влюбляются, по дороге расстаются – каждая остановка, как звук сердцебиения: ту-дух, ту-дух, а встречаясь с людьми, мы иногда резко заболеваем аритмией. Но рисовать «что-то» не хотелось. Хотелось попробовать нарисовать «кого-то», ведь по сути, кроме детских рисунков «Я и моя семья», я толком, не рисовал людей. Но кого бы… Первым взгляд зацепился за Юлю. На ум почему-то пришел образ, где она летом качается на качелях, привязанных к дереву. Девчонка одета совсем не в форму - в летнее платье с умилительными рюшами, а на голове соломенная шляпа. Глу-у-упости, но тем не менее, я попытаюсь ручкой выдать нечто, заслуживающее право на жизнь.