***
Разбудить в себе ненависть легче, чем ее погасить. Она, как пламя, обжигает все внутри. Тяжело дышать. Где найти объяснение произошедшему сегодня? Я не знаю. Нужно ли? Руки дрожат. От чего? От того, что я чудом осталась жива, или от того, что это чудо было частью моей ненависти? Якоб бы все простил. Он всегда прощал. Всех. А я не научилась. Что-то черное сжигает изнутри. Напалмом бьет по моей душе. Мне нужно все обдумать.***
После трех дней беспокойного сна и затворничества, Наюн наконец разрешила матери зайти в свою комнату, а затем и себя покормить. Девушка не любила кухню в их маленьком доме: темную, маленькую и совсем неуютную, но очень ценила совместные семейные завтраки. Пропустив несколько, она не без грусти заметила, что соскучилась по разговорам отца: обычно он цитировал статьи из утренней свежей газеты, не забывая разбавлять их своими веселыми комментариями и бессознательно брать жену за руку, когда ему попадался рецепт блинчиков или расписание скидок. Женщина на это лишь фыркала, но руку не убирала и смотрела на супруга с особой нежностью. Наюн радовало, что даже спустя тридцать лет брака, ее родители были влюблены друг в друга, пронеся те самые первые чувства через долгую пелену времени. И сейчас, смотря на утреннюю семейную идиллию, сердце девушки предательски заныло. Ей вспомнился Якоб, их сумбурные завтраки, долгие осенние вечера перед телевизором в обнимку с попкорном и друг другом, совместные кривляния перед камерой, редкие бурные ссоры и последующие сладкие ночи. От той жизни ей остались лишь воспоминания, потертый клетчатый пиджак и маленький блокнот в черном переплете. Сегодня Наюн предстояло посетить госпиталь, где находился тот, кто спас ее. Жест, на который долго подначивала ее мама. Хотя самой ей от знания, что она обязана жизнью тому, кто виновен в смерти ее души, становилось тошно. Несмотря на обиды и ненависть, препираться с мамой долго не могла. Сдалась. И вот, наспех накинув на себя самые неприметные вещи, Наюн медленно вышла из дома к давно ждущему ее такси. Узнать, где находился пострадавший, не составляло труда. Таких как он везут в лучшие клиники страны, а самая лучшая в Нью-Йорке была одна, и именно туда девушку нес желтый автомобиль. Рассчитавшись с водителем, Наюн проследовала в большой холл частного госпиталя, который выглядел совершенно иначе, нежели те больницы, в которых ей приходилось бывать. Роскошь, богатство и до омерзения приторно приветливый персонал. Суровый взгляд охранников заставил слегка поморщиться. Не говоря ни слова, один из них рукой указал, куда нужно пройти девушке. — Скажите, три дня назад к вам привезли мужчину, где я могу его найти? — подойдя к регистрационной стойке, спросила Наюн, вцепившись взглядом в совсем молодую белокурую девушку, стоящую напротив нее. Юный ангелочек, спустившийся с небес, настороженно подняла на нее свои голубые глаза. — Здравствуйте, назовите, пожалуйста, имя поступившего, чтобы я смогла понять о ком вы, — слегка улыбнулась она, оголив ряд белоснежных ровных зубов. Дыхание Наюн сбилось, закрыв глаза, она глубоко вздохнула, но не смогла произнести и слова. Собраться с силами не получалось, а язык не поворачивался назвать заветное имя. — Ну же, — напомнила о себе девушка. — Клинт Бартон, — на выдохе выпалила Наюн. — Ох, — замялась администратор. — Скажите, кем вы ему приходитесь? — Я…я… — Просто к нам каждый день приходят девушки, в попытках его навестить. Ну вы понимаете, супергерой, — опустила светлые глаза раскрасневшаяся девушка. — Каждая мечтает с ним познакомиться. Но нам запрещено к нему пускать посторонних. Так кем вы ему приходитесь? — Я та девушка, из-за которой он тут. Он оттолкнул меня тогда, — сказав это, Наюн закатила рукава кофты, демонстрируя ссадины, полученные в результате внеплановой поездки по асфальту. — Погодите секунду, мне нужно поставить в известность начальство. Скажите свое имя. — Наюн. Наюн Ли. — Хорошо, ожидайте. Можете пока присесть. Последовав предложению девушки, Наюн разместилась на мягком диване. Разумом она понимала, что нужно отблагодарить этого человека. Переступить через себя, отбросить свою неприязнь к нему. Но душа разрывалась на части от одной мысли о том, что девушке придется с ним заговорить. Ангелочек, на бейдже которой красовалось имя Саманта, не заставила себя долго ждать. Возникнув хрупким силуэтом перед Наюн, она позвала ее с собой к регистрационной стойке. — Мне нужны ваши документы, удостоверяющие личность, для того, чтобы я смогла вас зарегистрировать. Покопавшись в сумке, Наюн протянула девушке паспорт. — Вот ваш паспорт, а вот бейдж, — тонкая рука протянула Наюн небольшой пластиковый квадратик. — Для вашего следующего посещения, вам достаточно будет предъявить бейдж, он же ваш пропуск. Сейчас наша сотрудница выдаст вам медицинский халат и проводит вас в нужное крыло. Поблагодарив Саманту, Наюн заметила девушку подошедшую к ней. С длинными ногами, густыми волосами и стройной фигурой она производила несравнимое впечатление на посетителей госпиталя. Казалось, что персонал для этого медицинского заведения подбирали в модельном агентстве. Через несколько минут, накинув халат и преодолев семь этажей на лифте, Наюн оказалась в невероятно светлом помещении. От яркого света заслезились глаза. Прищурившись, она прошла за своей спутницей. Череда одинаковых стеклянных дверей сливалась в одно мельтешащее пятно, отчего в голове возникли неприятные ощущения сдавленности. — Подождите у двери, сейчас выйдет врач, — резко остановившись, девушка кивнула на дверь и удалилась. Первое, что бросилось в глаза Наюн, была табличка «Клинтон Френсис Бартон. Закрытая черепно мозговая травма». Затем, подойдя ближе к внушительной двери ведущей в палату, она заглянула в окно, находившееся в ней. Простая кровать и множество приборов с кнопочками и трубками. На постели мирно, лежал Бартон. От одного взгляда на мужчину по коже девушки пошли неприятные мурашки. — Он отдыхает. Не хочется его будить, — низкий голос, раздавшийся за спиной, заставил девушку передернуться от неожиданности. — Здравствуйте. Я его лечащий врач. Как ваше самочувствие? — Все в порядке, — машинально ответила девушка, чуть опустив глаза. — Я знаю историю, приключившуюся с вами. Его начальство, — доктор кивнул в сторону двери, — хотело вас устроить в наш госпиталь. Но ваши родители отказались. — Да, меня осмотрели в нашей местной больнице, и сказали, что никаких серьёзных повреждений не обнаружено. — Он спас вам жизнь. — Я знаю, — неожиданно громко произнесла Наюн, чем слегка смутила доктора. — Вы наверное хотите узнать о его самочувствии? — Да, я бы хотела, — неуверенно протянула девушка, все еще не решив для себя, как относиться к сложившейся ситуации. Клинт вызывал неприязнь одним своим видом, но она была обязана ему жизнью, что неимоверно злило и, в то же время, заставляло испытывать такую ненужную благодарность. — Вы можете не беспокоиться, опасности для жизни нет. Он слегка дезориентирован, есть провалы в памяти. Но это не критично. Еще пара недель, и мы сможем отпустить его дальше защищать мир. А сейчас извините, мне нужно работать. Если вы хотите с ним поговорить, то можете подождать, когда он проснется. Всего доброго. Подождав, когда доктор скроется за поворотом, Наюн еще раз заглянула в окно с абсолютной уверенностью, что она сюда больше никогда не вернется. Чуть дернув ручку двери, ее приоткрыла, тихо пройдя в палату. Остановившись возле кровати, она в упор посмотрела на спящего мужчину. Безумная идея взять подушку и задушить его мимолетом пронеслась в голове, но сжав кулаки, девушка заставила себя выйти из палаты и отправиться домой.***
Голова ходит кругом. Он был таким жалким, таким ненавистным мне. Чего я ожидала, отправляясь туда? Думала, может из чувства благодарности смогу простить? Не смогла. И не буду этого делать. Ненавижу его, ненавижу их всех. Кто они? Почему решили что могут вершить судьбы простых людей? Все твердят: «Наюн, нужно отпустить. Наюн, нужно жить дальше.» Но были ли они на моем месте?