Одеяло

Холмс сдвинул брови и, открыв глаза, удивительно ясным для только что проснувшегося человека взглядом уставился на ночного посетителя. – Профессор, где ваша совесть? Любой на вашем месте подтянул бы одеяло, вместо того, чтобы стаскивать его окончательно. – Холмс, вы лучше, чем кто-либо, знаете, что я не страдаю лишней сентиментальностью. – Вы хотели сказать "ИЗлишней"? – Вовсе нет, – самодовольно ухмыльнулся Мориарти. – Когда так говорят, подразумевают, что какая-то доля сентиментальности всё же имеется, но я не страдаю ей совсем. Шерлок хмыкнул, садясь на диване. При этом движении они оказались очень близко: пока Холмс спал (или притворялся спящим), Мориарти сидел на уровне его пояса, и теперь собеседники почти касались друг друга бедрами. Приняв сидячее положение, Холмс вдруг переменил маску сверхчеловека, которую надел прежде, демонстрируя нечувствительность к яркому свету после сна. Его лицо исказилось от боли. Мориарти при виде открывшейся ему картины заметно приспустил собственную маску бесчувственности. Он нахмурился и подался к Холмсу, хотя расстояние между ними и так было смехотворным. – Вам нехорошо? Быть может, из-за духоты? Мне открыть окно? Холмс не отвечал, что вконец обескуражило профессора. Ни разу за всю криминальную карьеру – а это очень, очень долгое время, – ему не приходилось видеть, чтобы перед ним кто-либо осмеливался проявлять такие эмоции. Страх – да, но все, абсолютно все, знавшие его, скрывали любой ценой физическую и душевную боль, опасаясь, что иначе она может удвоиться или даже утроиться. И вот откуда теперь ему было знать, что делать? Тем временем детектив немного пришел в себя: отголоски боли остались в заметно поблекших глазах, но лицо стало прежним. Маска снова подправлена, правда, толку от нее уже нет. – Простите меня, профессор. Бывает такое после сна, не обращайте внимания. Холмс изобразил улыбку и откинулся на спинку дивана. Сейчас он казался смертельно уставшим. Мориарти невольно повторил движение его губ и, встав с дивана, ленивым шагом проследовал к окну, которое открыл одним точным рывком. Затем он налил воды из стоявшего на столике фарфорового кувшина и поднес стакан Холмсу. – Выпейте, мистер Холмс. Лишним не будет, – произнес профессор как-то слишком мягко. – Благодарю. Когда вода была выпита, Холмс вполне естественно поинтересовался: – Позвольте узнать цель вашего визита, профессор. Убивать меня вы явно пока не собираетесь – иначе не стали бы будить. Можно было бы предположить, что разбудили вы меня из благородства – но я до сих пор жив. В таком случае, зачем вы здесь? – Вообще-то, вы недалеки от правды. Вернее, были бы недалеки где-то... – тут Мориарти поднес к глазам часы на цепочке – Пятнадцать минут назад. Сейчас мои планы изменились. Настала очередь Холмса столкнуться с неожиданностью. – В таком случае, мой вопрос всё ещё актуален. – Да, но я не могу дать ответ так скоро, – покачал головой Мориарти. – Вы должны иметь терпение, Холмс, если и правда хотите знать причину. Детектив молча кивнул. – Что же, тогда спокойной ночи, профессор. Я буду спать. А вы, раз не собираетесь убивать меня, можете остаток ночи поразмышлять над моим вопросом. Мориарти громко и искренне рассмеялся, опершись рукой о колено. – Кажется, вы уже приходите в себя, мистер Холмс, что не может не радовать, – отсмеявшись, проговорил профессор. Детектив лежал в прежней позе на диване и выжидательно, почти игриво смотрел на Мориарти. Одеяло чуть прикрывало его бедро.