Я не убиваю детей!

      Медленно стряхивая с себя сон, городок пробуждался к жизни. В этой части Англии, где время, казалось, остановило свой ход, царили не нарушаемая тишина и вечный покой. Поселившись здесь, человек чувствовал безопасность и подчинялся неторопливому течению жизни. Неугомонная молодёжь редко задерживалась тут надолго, хотя потом не раз с сожалением вспоминала об этом мирном уголке. Случайные туристы восхищались безмятежным очарованием городка, но уже через некоторое время, вдоволь налюбовавшись его красотами, ехали дальше, спасаясь от грозящей им смертельной скуки. По узкой улице шли трое мужчин в чёрном. Родольфус Лестрейндж нервно оглядывал местность, Николас Мальсибер смачно затягивался сигаретой, выпуская тонкие струи дыма, а Антонин Долохов лишь следовал пути, который привел всех троих к дому в самом конце улицы. Старенький дом слегка покосился, а его крыльцо и вовсе прогнило. — Грёбанная ступенька! — Родольфус продавил своим весом прогнившую доску и рухнул на землю. — Поднимайся, посмешище, — Мальсибер подхватил под руку соратника. — Отопри дверь. — Уже. — Долохов первым вошел в дом. Поверхности укрывал толстый слой пыли, а в воздухе стоял запах плесени. Заброшенные дома маглов уже давно стали привычным пристанищем для укрытия от правосудия. Этот дом был куда лучше четырёх предыдущих: дровяник был полон, а в чулане остался ящик водки. Пожиратели обсуждали нападение на предателей крови, которые жили в этом городке. Семья Коттл, чей глава был заместителем начальника отдела международного магического сотрудничества, отказавшаяся подчиниться Волдеморту. Наверняка они уже ждут своих палачей, ведь всех «отказавшихся» ждал один итог — смерть от руки верных последователей того-чьё-имя-нельзя-называть Пожирателей Смерти. Те самые Пожиратели расположились у камина. Антонин Долохов, сидя в кресле, с задумчивым видом поглядывал на полупустую бутылку в своей руке. Мальсибер и Лестрейндж заняли диван, они громко обсуждали свои достижения. Яростная жестикуляция, звон рюмок и смех двоих заметно раздражали Антонина. Он поднялся с места, взглянул на пляшущие языки пламени в камине и тихо заговорил. — Убил семью, ограбил знатный особняк, взял в плен предателей, — повторил он за Мальсибером. — Этим ты гордишься? А хочешь ли этого ты или беспрекословно выполняешь приказы? — Я же Пожиратель, мне войну и смерть видеть хочется, — оживился тот. Опрокинув рюмку водки, он продолжил. — Долохов, а ты чего хочешь? — А мне бы в Россию, в Сибирь. Хорошо сейчас там, снег укрыл всё. Только глупые мечты это. Я здесь, в мрачной, залитой дождём, Англии. Чёрт бы её побрал! — А какая она твоя Россия? — Она одним своим видом может заставить подчиниться любого, даже самый стойкий не сможет устоять перед её величием. Бескрайние леса и поля. Реки и озёра. Неописуемой красоты природа, которая навсегда отпечатывается в памяти, приказывая вернуться. — Он провёл ладонью по волосам. — Россия страшнее войны и смерти! Тебя, Мальсибер, она сожрёт с потрохами и даже не поперхнётся. — Сожрёт, значит, ну-ну, — рассмеялся мужчина. — А тебя не сожрала? Ах, да, я же забыл, что ты сбежал оттуда. — Сбежал? Покинул на время. — Пустой трёп! — Родольфус подкинул дров в камин. — Немедленно отправляйтесь за выпивкой! Без неё я не намерен слушать вас, глупцы. — Он раздражённо сплюнул на пол. — Один по снежной родине скулит, а второй этого своим маленьким умишкой понять не может. Стрелки настенных часов остановились. Полночь. — Пора. — Антонин мановением волшебной палочки погасил огонь в камине. — У него две дочки семи лет, — Лестрейндж осёкся, — я… — Возьму на себя, — перебил его Мальсибер. — Долохов, на тебе его красавица-жена. — Ты, значит, распределять будешь? — Выразил он своё недовольство. — Мне плевать. Хочешь, возьми на себя малышню. — Я не убиваю детей! — Знаю.       Казалось, что полная луна на небе сияет ярче самого солнца, отлично заменяя погашенные фонари. Калитка со скрипом отворилась, пропуская волшебников к мощеной тропинке, ведущей к крыльцу. Трое понимали, что через какое-то время до ушей долетит, леденящий кровь, звук смерти врагов. Палочки наготове, простая Алохомора помогла пройти в дом. Пожиратели понимали, что сейчас идут на самое страшное преступление, как по магическим, так и по магловским законам. Убийство тяжкий грех, за который придет неминуемая расплата. Но грешить приходилось слишком часто, от слова, каждый день. Мысли Антонина Долохова сейчас занимали воспоминания того ужасного дня, когда его жена истекая кровью умирала на его руках. — Совсем не позаботился о безопасности. — Николас говорил уверенным громким голосом. — Коттл, можешь не сопротивляться, это бессмысленно, выходи! Из-за поворота вышел мужчина лет пятидесяти на вид, половина его лица была изуродована, словно на нее плеснули кислотой. Седые редкие волосы хоть и спадали до плеч, но не могли прикрыть ужасную часть лица. Его вид можно было назвать как минимум болезненным: ссутулившийся, на подогнутых ногах, кожа рук и лица мертвенно-бледная. Светло-серые глаза выглядели неестественно. Во взгляде ясно виднелся океан ненависти и страха. — Я ждал вас, господа. — Осипшим голосом твердо произнес Эрик. — Да начнется бал. — Мальсибер развел руки в стороны, и немного поклонился. Родольфус на секунду исчез из виду, оказавшись за спиной Эрика, он схватил его за руки, и заломил их назад. Антонин, с полминуты, внимательно смотрел Эрику в глаза, а затем с размаху ударил в челюсть, послышался хруст, отчего лицо хозяина дома резко повернулось вправо. Из уголка губ просочилась кровь. Николас жаждал мучений предателя, поэтому не спешил, давая болевому шоку смениться ноющей болью в зубах. — Ощущаешь это прекрасное чувство? — Эрик Коттл находился под заклятием немоты, но мычать в ответ пытался. — О, мой друг, не стоит. — Лестрейндж, хватит разговоров. — Спокойствие Долохова пугало, только животная ярость в его глазах говорила об обратном, он далеко не спокоен. Он словно хищник на охоте, но цель его не пища. — Антонин, давай предоставим нашему другу время для наслаждения. — С этими словами Мальсибер ударил Эрика в грудь, тот попытался согнуться, но крепкие руки пожирателя не дали ему этого сделать. Последовала ещё очередь ударов в лицо, превращая его в кровавое месиво. — Ты хорошеешь на глазах. — Родольфус достал палочку, и, проделав некоторые манипуляции, заставил покрыться ожогами руки Эрика, от чего слезы брызнули из его глаз. — Папа? — Две белокурые девочки стояли у лестницы в конце коридора. — Долохов, прикончи их! — Пошёл к чёрту! — Он смотрел на испуганные детские лица, понимая, что сегодня их глаза закроются вечным сном. — Мальсибер?! — Когда ты уже научишься не делить их на невинных и виноватых? — Прокричал он. — Я никогда не стану убивать ДЕТЕЙ! — Долохов схватил с полки хрустальную вазу и метнул в стену. Девочки стояли, прижавшись друг к другу, смотря на приближающегося к ним незнакомого мужчину, чьи одежда и лицо были измазаны кровью. Стоны. Хруст костей. Вспышки проклятий. Последнее, что увидят ни в чём неповинные девочки перед смертью. Мальсибер направил на них волшебную палочку и его губы уже начали произносить смертоносное проклятие, но его опередила миссис Коттл. Женщина, услышав шум, выбежала из спальни, а когда перед её взором открылась столь ужасающая картина, первое, что она сделала — оглушила ублюдка, который пытался навредить её дочерям. — Авада Кедавра! — Долохов быстро среагировал. — Я не могу! — Лестрейндж швырнул в стену мёртвого Эрика. — Моргана милостивая! Глаза ослепила зеленая вспышка. Пожиратель опустил палочку, глядя на два маленьких тела, которые, крепко обнимая друг друга, лежали на полу. — Долохов, ты это сделал? — Родольфус с ужасом смотрел на тела детей. — Рехнулся? — Почему вам, самым преданным моим соратникам, нельзя доверить такое простое задание? Дверь в дом была настежь открыта, а за порогом стоял сам Тёмный Лорд.