Ну что ты будешь делать

С самого утра зарядил проливной дождь, усиливающий и без того накатывающую осеннюю тоску. Опустевшие улицы, небо цвета свинца, холодный ветер и тёмные силуэты деревьев — вся эта атмосфера навевала сильное желание сейчас же оказаться в постели и крепко уснуть под шум ненастной погоды, закутавшись в тёплое одеяло. Германия спешил домой, прячась от ливня под большим чёрным зонтом. Тяжесть пакета с едой, резь в глазах от бессонной ночи и холод притуплялись странным чувством, переливающимся огромным спектром новых, непривычных ощущений. Логика Германии отказывалась объяснять, почему мысли практически всё время занимает его единственный друг, отчего он ощущает что-то приятно ноющее внутри при виде его улыбки, но это чувство может вдруг смениться тупой болью в груди, стоит только в голову прокрасться стыду и малейшим сомнениям. Наверное, это чувство доставляло больше хлопот, чем радости. Одна из проблем заключалась в том, что Германия не мог спокойно спать. Каждую ночь подопечный укладывался в его постель, ведь Людвиг не подозревал, что Италия лучше получит нагоняй с утра, чем спихнёт с дивана, на котором ему полагалось спать, трех собак и кота, заботливо прогоняемых хозяином со всех спальных мест, предназначенных не для них. А Феличиано, в свою очередь, не догадывался о том, что Германия изводит себя, борясь с желанием прижаться к нему и спать всю ночь именно так, и еле-еле засыпает лишь под утро. Людвиг не мог ни выгнать его, ни уйти спать в другое место — он искренне любил каждую минуту, проведенную с Италией, слушать его рассказы, вместе готовить и просто находиться рядом. Этой ночью Германия так и не уснул. Не справившись с собой, он осторожно погладил крепко спящего Феличиано по волосам, а потом корил себя за это вплоть до настоящего момента. Людвиг считал, что это всё неправильно и не поддаётся абсолютно никакому оправданию. Он не мог дать себе простого объяснения происходящему и понятия не имел, что же с этим делать, утешаясь лишь мыслью «наверное, пройдёт», от которой брала едкая тоска. С головой погруженный в эти мысли, Германия подходил к своему дому. Тем временем Италия, удобно устроившись на злополучном диване в просторной гостиной, читал книгу. Он благополучно пропустил мимо ушей рассказ о планах друга на сегодняшний день, и немного беспокоился по поводу его отсутствия. Впрочем, услышав, что друг вернулся, Венециано позабыл о тревоге. — Привет, Германия, с возвращением! Почему ты ушёл один? — Италия оставил книгу на столике и радостно помчался встречать друга. Вместо объятий он получил в руки пакет с продуктами. — Привет. Ещё не хватало, чтобы ты простудился, на улице ливень. Кроме того, — Людвиг немного замялся, — ты спал. У меня сегодня не было причин тебя поднимать. — Хе-хе, я действительно выспался, спасибо тебе! — Италия прямо-таки осветил окружающее пространство лучезарной улыбкой и быстро скрылся на кухне. Людвиг глубоко вздохнул, оставил зонт сушиться, повесил пальто и снял обувь, а затем направился в гостиную. Поскольку сегодня был выходной, у Германии не было срочных дел, в его дальнейшие планы входило приготовить обед, а после, может быть, выпить пива, но сейчас он решил присесть на диван, немного передохнуть. Италия тут же вернулся к нему и сел рядом. — Германия, ты неважно выглядишь, я за тебя переживаю, — немного обеспокоенно начал Венециано, положив руку на его плечо и пододвинувшись ближе, — думаю, тебе сейчас не помешает поспать, а я испеку для тебя большую вкусную пиццу, ладно? Теперь есть всё, что нужно… Людвигу действительно сильно хотелось спать. Он почувствовал, что Италия приобнял его за плечи и принялся осторожно гладить по голове, сводя на нет утренние действия по приданию причёске надлежащего вида. Германия и думать забыл о том, что должен что-то возразить, эти тёплые руки словно ввели его в какой-то транс, сердце забилось быстрее, а лицо залилось покалывающим щёки румянцем. Венециано рассказывал что-то про соусы для пиццы, а Германия даже не заметил, как оказался лежащим у него на руках. Усталость и смущение завладели телом, закрыв всякий путь к отступлению, и вот так, наслаждаясь тем, что Италия ласково перебирал его волосы, Германия провалился в долгожданный глубокий сон. «Германия мне доверяет, — подумал Венециано. — Глупый, а если он подружится с кем-то, кто будет его попросту использовать?» Италии не хотелось думать о неприятных вещах, а именно о ком-то другом рядом с Людвигом, да и было невозможно не залюбоваться спящим на его руках красавцем. Италия искренне радовался тому, что Германия предоставил возможность позаботиться о нём. — Сладких снов, — тихо прошептал Венециано, расплываясь в улыбке. …Свет подозрительно звёздного неба заливал просторную спальню сквозь тонкий тюль. Германия забрался в постель и поправил одеяло уже спящему там Венециано, а тот, словно в благодарность, повел плечами и улыбнулся. Людвиг лёг совсем рядом с ним и стал вслушиваться в приятное слуху размеренное сопение. Идиллию прервало неожиданное прикосновение руки к груди немца под одеялом. — Германия, я замёрз… — сонно пробормотал Италия, пододвигаясь ближе к другу. — Да что у тебя за дурацкая привычка спать голым? — Людвиг хотел было придержать его на месте, но тело предательски не подчинилось. — Я в носках, — обиженно возразил тот, прижавшись к Германии всем телом. Неожиданная близость будоражила новые чувства. Людвига затрясло от волнения и бросило в жар, а когда Италия закинул на него ногу, это стало совсем очевидно. — Эй, ты чего? — удивился Венециано. — Я делаю что-то не так? Ах да! Я же не поцеловал тебя на ночь! Прости меня! Италия приподнялся, уперся локтем в подушку над головой Германии, сладко улыбнулся и потянулся к его губам. Открыв глаза, Германия с удивлением обнаружил, что он лежал на своей подушке и был заботливо закутан в одеяло по самые уши. Он пытался восстановить дыхание — оно было тяжёлым и прерывистым, сердце билось в бешеном ритме, внизу живота тянуло, а в паху чувствовалось сильное напряжение. — Это уже слишком! — пробурчал Германия и сел на диване, не вылезая из-под одеяла. Его свитер и брюки были более-менее аккуратно сложены на столике. Людвиг удивился, что не заметил, как с него была стянута одежда. Дождь продолжал стучать по крыше, полумрак в комнате был приятен глазу. — Эй, доброе утро! Как ты себя чувствуешь? — Италия вышел из кухни. Ему явно стало жарко во время готовки, и теперь на нём были лишь расстёгнутая рубашка, трусы и фартук с рюшами. — Неплохо. Это самое, спасибо тебе за старания, — пробормотал Германия, отвернувшись, и почёсывая затылок. — Не за что! Я очень рад! Сейчас принесу тебе поесть, у меня всё готово. — Он быстро взял курс назад, но по пути чуть не поскользнулся на полу. — Италия, когда же ты поймёшь, что есть нужно на кухне! Желательно, нормально одетым! И сколько раз я могу тебе повторять, чтобы ты не носился босиком? — Вааа! Прости меня, пожалуйста! Я так не хотел, чтобы ты сегодня злился! — взволновано извинялся Венециано, выглядывая из-за дверного проёма. — Я вовсе не злюсь на тебя, — выдохнул Германия. — Правда? — Италия сразу же успокоился и вновь повеселел. — Я надеюсь, что вкусный обед заставит тебя забыть обо всём плохом! Иди сюда. Германия не шелохнулся. Перед глазами по-прежнему стояли картины сна, возбуждение не желало покидать тело, а он не хотел, чтобы Италия заметил этот явно выпирающий факт. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — поинтересовался Венециано. — Может, тебе нужно ещё немного поспать? — Нет! Нет… просто, я не привык спать днём, ты же знаешь. Германия вдруг вспомнил, в каких условиях засыпал, и, смутившись, сильнее покрылся румянцем, потупил взгляд вниз. Италия внимательно посмотрел на друга и вновь залюбовался им. Он решил, что сильному и самостоятельному Германии неловко, когда к нему проявляют заботу. Сняв фартук, Венециано направился к нему. — Всё хорошо, Германия. Но тебе нужно отдыхать чуть больше, ты так много работаешь, тренируешься, кроме того, ты всегда за меня беспокоишься и помогаешь! Я не знаю, что бы я без тебя делал. Ты такой хороший! — Италия мягко обнял друга за плечи. Германия понял, что до знакомства с этим ходячим недоразумением он понятия не имел, что такое добрые слова и тёплые прикосновения, и просто не мог представить, как раньше спокойно обходился без этого, хотя такие качества Италии, как излишняя честность и отсутствие стыда, периодически давали ему некую встряску. Людвиг вытащил руки из-под одеяла и несмело обнял друга в ответ, а тот прислонил руку к пылающей щеке Германии и легонько провёл большим пальцем по брови. — Германия, улыбнись! — Прекрати дразниться! — Ничего я не дразнюсь. Ты всегда ходишь недовольный, а ведь улыбка тебе идёт! Ох, у меня замёрзли ноги… Венециано забрался на диван с ногами, залез под одеяло и, не рассчитав, случайно уселся к нему на бёдра. Германия резко отвернулся и закрыл рот рукой, Италия слегка покрылся румянцем, явно ощутив колом стоящее возбуждение. Повисла неловкая тишина. — Т-ты не думаешь меня оставить? Вместо ответа Германия почувствовал щекой горячее дыхание и мягкие губы. Чувства накрыли Людвига с головой, и он решил, что происходящее слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. — Это опять сон… это сон… — словно в бреду шептал Людвиг, вцепившись в одеяло. — Ты видел во сне меня? Как здорово… — Италия отстранился и повернул друга к себе лицом, взяв обеими руками за щёки. — Но ты сейчас не спишь! Германия судорожно пытался понять, что он должен делать. Италия смотрел на него с нежностью и тепло улыбался. — Капитан, я тебе помогу, — тихо сказал Венециано, поглаживая его по щекам, — а ты немного поможешь мне, ладно? Италия принялся мягко целовать его губы, отчего Германия вздрогнул и затаил дыхание. Казалось, что тело прошибло миллионами крохотных электрических разрядов, в одночасье стало тепло и так приятно, что прекратить это не было никаких сил. Почувствовав, что Германия поцеловал его в ответ, Италия сладко простонал и улыбнулся в губы, обнял его за плечи и удобнее расположился на коленях Людвига, обняв ногами его бёдра. Теперь Италия начал целовать его более страстно, и стоило ему приоткрыть рот, как он тут же проник внутрь языком, а Германия прижал к себе Венециано настолько крепко, насколько мог. Удары сердца отдавались по всему телу, а тепло друг друга согревало сильнее чего-либо. Италия прервал долгий поцелуй, ощутимо вздрогнул и тихо простонал, почувствовав, что Германия запустил руку в его волосы и пропустил между пальцами прядку, выбивающуюся из общей причёски. Реакция Венециано явно вызвала у Германии удивление. Впрочем, Италия тут же заставил его забыть об этом, он забрался рукой к нему под майку и принялся поглаживать напрягшийся живот, покрывал поцелуями лицо, затем прильнул губами к чувствительной коже под подбородком, заставляя Людвига сдавленно стонать. Италия потянул наверх майку Германии, а тот несмело поднял руки, позволив стянуть с себя этот предмет одежды, затем Людвиг стащил рубашку с Феличиано, обводя его плечи и отведенные назад руки. Италия обнял друга за шею и принялся покусывать и посасывать мочку, обжигая ушную раковину горячим дыханием. Германия наслаждался этими сладкими пытками, делающими тяжесть в паху всё невыносимее, теплом, которым, наконец, можно было насладиться в полной мере. Он гладил Италию по спине, пояснице, очерчивая каждый изгиб, а тот чуть прогибался вперед от этой ласки. Затем Венециано мягко поцеловал друга в нос и начал медленно тереться напряженным соском о сосок друга, от чего их стоны стали громче и глубже. Италия неуверенно опустил руку к паху Германии и оттянул резинку трусов, обнажая возбуждённую плоть. Он аккуратно накрыл член ладонью, поглаживал его, распределяя появившуюся смазку, и внимательно наблюдал за реакцией Германии — тот жмурился и чуть извивался от восхитительных ощущений, подавался вперед. Венециано пришёл в восторг от такого зрелища, его движения становились увереннее, он приспустил свои трусы, пододвинулся вплотную к Людвигу, свёл вместе их члены, лаская теперь сразу оба, и прильнул к губам Германии новым поцелуем. Германия чувствовал, что разрядка не заставит себя ждать, он испытывал настоящее счастье от этой близости, время словно замедлилось, а тело казалось тяжёлым и невесомым одновременно. Он крепко обнял Италию за плечи, поглаживая. Целоваться становилось всё труднее, смазки стало больше, она смешивалась и стекала по пальцам. — Я люблю тебя… люблю… сильно люблю… — стонал Италия, прогибаясь и извиваясь от удовольствия. Они не слышали шума дождя, сознание словно погрузилось в туман, казалось, что в этом мире существуют лишь они вдвоём. Венециано чувствовал, что ему становилось тяжело удерживать темп, телу было потрясающе хорошо, а стоны начали срываться на крики. Члены пульсировали, и спустя какие-то секунды они вместе ощутили волны оргазма. Германия обмяк, откинув голову назад, а Италия прижался к нему и уткнулся лбом в его плечо, тяжело хватая воздух. Людвиг накрыл обоих одеялом и погладил друга по голове. «Как это может быть неправильным? — подумал Людвиг, прижимаясь к своему счастью, — Разве что тем, что я ничем этого не заслужил». — Я люблю тебя, Германия! — подал голос Венециано, приходя в себя после оргазма. — Я так рад… тебе понравилось? — Эй! Не смущай меня. Этого всего и так достаточно, — пробормотал Германия, покраснев. Италия поднял голову, посмотрел ему в глаза и мягко улыбнулся. — Я тоже… тебя люблю, — смущённо добавил Людвиг. Италия поцеловал его в щёку. — Идём есть пиццу! Я проголодался! «Италия... — Людвиг уронил лицо в ладонь, — уму непостижимо!».