Чувствовать

Иногда, когда солнце, пробиваясь через густую крону леса, оседает ярким светом на траве, можно увидеть, как быстро мерцают лучики от порывов лёгкого ветра. Перескакивая с одного ствола на другой, запутываясь в листве, рисуя узоры на коре лесных деревьев. Это похоже на переливы золота, которое непослушно проскальзывает сквозь пальцы. И правда, стоит лишь протянуть руку и быстрый лучик пробежится по ней, оставляя еле ощутимое, почти невесомое тёплое прикосновение. С тех пор как Конни познакомился с Сашей, он стал приходить в лес очень часто. До этого ему приходилось бывать здесь всего пару раз, когда в раннем детстве мама брала его с собой собирать грибы и землянику. Тогда здесь всё казалось таким запутанным и опасным, ведь мама постоянно крепко держала его за руку и велела не отходить от неё ни на шаг, рассказывая истории про заблудившихся детей и голодных волков. Но для маленького ребёнка вокруг было так много всего нового, интересного и неизведанного, что притягивает и манит. Конни никогда не разрешали ходить в лес. Но, чуть повзрослев, он ослушался запрета мамы. Именно здесь, на этой поляне, он и познакомился тогда с этой девочкой, которая чуть не задела его стрелой, а потом долго извинялась и предлагала в знак перемирия печёную картошку. Эта обычная девочка с тёмными, постоянно слегка растрёпанными волосами, открыла ему другую сторону леса. Со своими опасностями, особенностями и чудесами. Да, действительно чудесами. И она была одним из тех многочисленных чудес, которые увидел Конни в этом огромном лесу. Иногда ему казалось, что она сама — часть леса. Саша умела без малейшего шороха пробираться через лесные заросли, могла определить погоду и сторону света по приметам и учила его обращаться с луком. Она знала здесь каждую тропку и, казалось, даже каждый сучок и травинку, будто жила в этом лесу намного дольше своих десяти лет. Или это лес жил в ней. Даже сейчас, когда Саша сидела, облокотившись спиной на ствол старого клёна, её волосы сливались с цветом коры. — Я шейшас лопну, — едва понятно пробормотала она с набитым ртом. — Так ты не ешь так много, — отозвался Конни. Он сидел рядом, почти напротив, скрестив ноги и теперь внимательно смотря на подругу. Саша всегда была для него такой простой и сложной одновременно. Она всегда собирала волосы в небрежный хвостик, любила петь песни, разводить костры ночью и говорила всё, что думает. Постоянно таскала за собой лук и стрелы и отрывала наполовину подолы своих длинных юбок, потому что они мешали ей на охоте. Она никогда не перебивала и вытирала рот рукавом рубашки, пока Конни не стал носить с собой чистый платок для неё. Саша никогда ничего не боялась и любила ромашки больше всех других цветов. Эти особенности Конни замечал на протяжении долгого времени их дружбы, и, складывая всё в одну картину, не мог понять, как в одной хрупкой девчонке мог умещаться целый мир. Такой разносторонний и странный, знакомый и... понятный. С каких пор для него этот мир стал так близок, он не мог вспомнить. — Не могу, — ответила Саша, старательно пережёвывая огромный кусок картошки, который она каким-то чудом смогла уместить в свой рот. Конни едва заметно улыбнулся, глядя на то, что подруга снова вся запачкалась. — Понимаешь... — начала объяснять Саша, стараясь говорить как можно понятнее, но не потрудившись перед этим пережевать всё до конца. — Когда ты что-то сильно любишь, то ты без этого не можешь. Конни понимающе кивнул в ответ на требующий согласия взгляд. Саша продолжила уплетать картошку. Любила ли она в этой жизни что-нибудь сильнее картошки? Этот вопрос мучал Конни ещё с момента их первого знакомства. Но любовь девочки к еде никогда не раздражала его, наоборот, это было даже забавно. Это была одна из тех особенностей, которые по крупице собирали тот мир. — Вот ты что любишь? — спросила Саша, облизнув палец. — Тебя, — как-то, не подумав, ответил Конни, и осознал только через пару мгновений, сразу залившись краской. Саша даже перестала жевать, посмотрев на него удивлённым взглядом. Конни мысленно отругал себя за то, что ляпнул, и неловко отвёл глаза. Рядом с ней он всегда чувствовал себя комфортно и расслаблено, будто наедине с собой. Наверное, поэтому и вырвалось то, что так просилось. Ведь это именно от Саши он научился говорить всё прямолинейно и... честно. Возможно, если бы это было неправдой, Конни бы сейчас начал объясняться и придумывать второй смысл слов. Но не хотелось. — Я... — начала Саша, но запнулась и, быстро сглотнув, продолжила уже своим обычным весёлым голосом. — Если ты меня любишь, — она задумчиво подняла взгляд вверх, к верхушкам деревьев, будто высматривая там что-то, — значит ты женишься на мне, когда мы станем взрослыми? Конни удивлённо посмотрел на подругу и покраснел ещё больше. Ещё с момента первого знакомства Саша заняла какое-то особенное место в его мыслях, будто вытеснив все остальные повседневные заботы. Или просто перекрыв их тем ярким светом, который излучала. Конни не мог понять, что это за свет, но им всегда светились её глаза. Это было что-то безудержное, неконтролируемое, но в то же время тёплое и родное. К таким противоречивым особенностям Конни привык давно, и только замечал их всё чаще и чаще. Это было слишком странно и слишком непонятно, и, возможно, именно поэтому так нравилось ему. — Конечно, — уверенно кивнул он, положив ладони на тёплую, нагретую солнцем траву. Саша улыбнулась. Так тепло и искренне, как умела улыбаться только она. И Конни захотелось сделать что угодно, лишь бы эта улыбка никогда не сходила с её лица. Он сунул руку в карман и, немного поискав, извлёк оттуда небольшой кусок проволоки. Саша с интересом наблюдала за тем, как Конни аккуратно скручивает её, придавая круглую форму. Закончив, он внимательно осмотрел проделанную работу, покрутив проволоку в пальцах. Конни радостно посмотрел на Сашу, которая лишь пару раз удивлённо моргнула, и подсел ближе. Аккуратно взяв её правую руку, он надел на безымянный палец сделанное из проволоки колечко. Саша заулыбалась и подняла руку, чтобы лучше рассмотреть. — Красивое... Это был простой кусок металла, скрученный в форме кольца. Но почему-то для Саши он казался таким прекрасным, будто на её пальце красовалось самое дорогое украшение. Хотя возможно так и было. Самое дорогое для неё. — Я никогда его не сниму. Конни улыбнулся и посмотрел в ставшие такими родными глаза, сейчас сверкавшие от счастья. — Когда-нибудь я надену на твой палец настоящее кольцо. Обещаю тебе. Лёгкий вечерний ветер зашумел в листве, слегка запутавшись в тёмных волосах, и полетел дальше, оставляя позади лесную поляну и двух сидевших на ней детей.

* * *

Этой ночью шёл ливень. Крупные капли, градом обрываясь с тёмного неба, громко ударяли по стеклу, разлетаясь во все стороны брызгами и скатываясь вниз. Сильный ветер беспощадно рвал верхушки деревьев, наклоняя их почти к земле. Холодный воздух просачивался через неплотные оконные рамы, залетая в полумрачную комнату, освещённую одним лишь камином и керосиновой лампой, стоящей посреди большого деревянного стола. Из-за громкого шума дождя, что барабанил по стеклу, Конни не слышал своего дыхания и даже того, как Саша налила чай из небольшого заварника в две чашки и аккуратно поставила его на стол. Он видел, что девушка была встревожена, но старалась этого не показывать. За многие годы, пока они были вместе, Конни успел выучить все её эмоции, чувства и то, как она пыталась их скрыть, поэтому это не осталось для него незамеченным. Он прекрасно понимал причину её беспокойства. И сам чувствовал, как за грудной клеткой свернулся тугой узел, не дававший покоя. Непогода только придавала больше тревоги. Конни поёжился, когда из-за сильного порыва ветра в комнату ворвался сквозняк. Саша села на стул с боковой стороны стола и сложила перед собой руки. От двух чашек медленно поднимался горячий пар. Огонь в камине почти догорал и в комнате становилось всё холоднее. Конни заметил, что руки Саши покрылись мурашками. — Замёрзла? — спросил он тихо, нарушив молчание. Она едва заметно кивнула, не отводя взгляда от окна. Конни, не раздумывая, снял с себя куртку и аккуратно накинул ей на плечи. Где-то вдалеке раздались раскаты грома, звучавшие пока что достаточно глухо, но заставляющие отчаянно содрогнуться чему-то внутри. Саша опустила взгляд вниз и, сложив ладони, попыталась согреть их дыханием. — Всё будет хорошо. — Конни вложил как можно больше уверенности в свои слова и, протянув руки, обхватил ими её ледяные пальцы. — Верь мне. Саша посмотрела на него, и в её всегда таких жизнерадостных глазах сейчас читалась тревога и какая-то усталость. Прядь волос, выбившись из хвостика, упала ей на лоб и щёку. — Я верю, — прошептала она, нервно облизнув пересохшие губы. — Я стараюсь верить, но у меня плохое предчувствие. Конни сильнее сжал её руки, пытаясь хотя бы немного согреть их своим теплом. Если было бы нужно, он бы его всё ей отдал. — Постарайся не думать ни о чём плохом. — В последний раз такое чувство было у меня за день до того, как на нашу деревню напали, — совсем тихо ответила Саша. Конни негромко выдохнул, стараясь унять нарастающую уже внутри него самого тревогу. — Мы через многое прошли, — он аккуратно убрал прядь волос ей за ухо и снова вернул ладонь на её холодную руку. — Мы справимся. Либерио — всего лишь очередная из миссий. Саша молча кивнула. — Выпей, согреешься. — Конни подвинул к ней чашку с дымящимся чаем. — Ты прав... — Сказала Саша, обхватив руками тёплую чашку. — Всё будет как обычно. Мы все вернёмся и... — Вернёмся с победой. И отметим это. — Конни вложил все силы в то, чтобы улыбнуться. И, кажется, у него вышло. В глазах Саши появился маленький огонёк надежды и снова еле-еле показалось то тепло и тот особенный свет, которым она могла во мгновение озарить всё вокруг. И Конни сразу стало спокойнее на душе. Саша подняла руки, чтобы поправить волосы и вытащить хвостик поверх воротника накинутой куртки. Еле слышный звук чего-то рвущегося, и что-то маленькое, блеснувшее в свете лампы, откатилось куда-то к камину, негромко стукнувшись о дощатый пол. Саша слегка испуганно наклонилась, пытаясь взглядом отыскать в темноте упавший предмет, сорвавшийся с верёвочки на её шее. Конни, сидевший ближе к камину, сразу заметил, куда он откатился и, наклонившись, поднял его — маленькое колечко из проволоки. Саша замерла, смотря как Конни не торопясь покрутил его в пальцах и улыбнулся. — Ты сохранила его... — сказал едва слышно. — С детства не снимала, — подтвердила Саша. — Оно стало мне маленьким и я носила его на шее, — она снова положила руки на чашку, грея их о горячее стекло. — Я же обещала... что никогда не сниму, — проговорила она тихо, рассматривая тёмные чаинки на дне. Дождь немного затихал, ветер уже не так сильно продувался через старые окна. Тепло приятно согревало ладони, а в голове всплывали счастливые моменты детства. Моменты, которые уже не вернуть. Слишком много всего изменилось за эти девять лет. Неожиданно Саша почувствовала прикосновение к руке. — Я тоже кое-что обещал. — Конни взял её ладонь и, аккуратно надев на мизинец колечко из проволоки, посмотрел в родные карие глаза, в которых сейчас отражался слабый огонёк керосиновой лампы. — Когда мы вернёмся из Либерио, я надену на твой палец настоящее кольцо. Только подожди немного. Саша не помнила, когда в последний раз так улыбалась. Приятное тепло разлилось вокруг, согревая даже воздух. Казалось, все тревоги сразу ушли, оставляя место только чему-то родному и светлому, чему-то, что Саша чувствовала только тогда, когда он был рядом. — Всё будет хорошо. Три слова прозвучали так, будто были самыми верными и самыми нужными в этот момент. В них очень хотелось верить. Нет, в них невозможно было не поверить. Стало спокойно. Даже за окном посветлело. Может быть показалось. А может быть начинался рассвет.

* * *

Конни снова пришёл сюда. Он приходил сюда очень часто, подолгу стоял или сидел рядом на зелёной траве, думая о своём. Здесь он чувствовал себя не так одиноко. Прошёл месяц со дня битвы в Либерио. А казалось время остановилось. Оно остановилось в тот самый день. Выстрел. Туман. Всё вокруг будто затянулось густой дымкой, оставляя его, Конни, наедине с этой серостью и холодом. В лицо подул поток сильного ветра. На город медленно наступала осень. Под ногами шуршали опавшие сухие листья, а небо затянулось бесцветными облаками. Начинало холодать. Конни оглянулся, замечая, как над кроной старого клёна зашумели крыльями чёрные вороны, нарушая тишину своим криком. И всё-таки время не стояло на месте. Оно шло. Беспощадно, не останавливаясь, протекая сквозь пальцы, не давая возможности обернуться, забирая и отнимая навсегда то, чем он так дорожил, никогда не позволяя вернуться назад. Только воспоминания. Всё, чем оставалось жить — только память. Забывая про реальность, забывая про себя, давясь отчаянием и оглушающей тишиной. Сколько раз ещё нужно мысленно возвращаться в те моменты, чтобы осознать, что их больше не вернуть? Конни опускается на колени и кладёт букет белых ромашек на холодный серый камень. Он слишком долго жил в этих воспоминаниях, слишком долго не выходил из пелены белого тумана, не заметив даже прихода осени. Ему казалось, что так будет легче. Но легче не было. Была боль и неосознание. До бесконечности. До отчаяния. До онемевших пальцев. Каменная плита слишком холодная. Холоднее, чем её руки в ту ночь. Последнюю ночь, когда они были вместе. Никогда. Больше никогда он не увидит её глаз и не услышит её голоса. Этого никогда не будет. Осознание полоснуло первый раз. Что-то внутри оборвалось, оставляя ещё больше пустоты, от которой хотелось кричать. Почему он здесь, а она там? Так не должно было случиться. Это неправильно. Это нечестно. Это... жестоко. Конни достал из кармана маленькое колечко из проволоки. Всё, что осталось у него. Это кольцо, лежащее на ладони, и темнота. И холод, от которого который раз по телу бежали мурашки. Он не сдержал обещание. Внутри полоснуло второй раз. Он ведь обещал. Солёная капля упала на серый безжизненный бетон, смешавшись с начинающимся дождём. Крепко сжал ладонь, зажимая в кулак последнее, что у него осталось, будто боясь, что оно внезапно исчезнет. Как исчезли в тот день все его мечты. И снова в голове раздаётся выстрел. После него остаётся тишина. Тишина, которая оглушает, разрывает и убивает... медленно и больно. Он вновь читает её имя, выведенное над цифрами. Почему её имя написано на надгробии? Мгновение. Резкая боль третий раз. Никогда... Конни сжимает руку ещё сильнее, не чувствуя как ногти впиваются в кожу, врезаясь почти до крови. По щеке скатывается очередная капля, но он сам не знает, слезы это или дождь. Всё смешалось. Смешалось уже давно. Просвета не будет. Неожиданное прикосновение — чья-то рука легла на плечо, вырывая из вязкого тёмного омута. Конни замечает Жана, когда он опускается рядом, молча смотрит вперёд, чувствуя как с рыжих волос струится вода. Крупные капли, падая на почерневший камень, отлетают брызгами. — Не вини себя. Конни закрывает глаза. Ощущает запах сырой и мокрой земли, от которого его уже начинает мутить. Так непривычно почувствовать хоть что-то после месяца пустой боли, почувствовать себя хоть немного живым. Рука ослабевает. Больше нет сил ни на что. Нет сил кричать внутри, нет сил винить себя, нет сил сжимать это чёртово кольцо. Конни медленно разжимает пальцы, открывая ладонь навстречу дождю. Это обычный кусок проволоки, скрученный в форме кольца, но почему ему кажется, будто сейчас на ладони лежит вся их жизнь? В голове всплывают воспоминания из детства. Они были такими счастливыми и самое главное — они были вместе. А теперь... Не осталось ничего. — Отпусти её. Тебе нужно двигаться дальше. — Жан слегка сжал его плечо. — Я не смогу, — голос получился слишком тихим и хриплым. — Сможешь. Жан уверенно протянул руку и взял кольцо с ладони друга. Конни дёрнулся, порываясь вернуть его обратно, но остановился. Жан аккуратно положил его на блестящий от дождя камень рядом с цифрами, обозначавшими годы жизни. Конни молча смотрел на кольцо. Сначала ему хотелось забрать его, но что-то останавливало. Оно должно быть здесь. Это действительно показалось правильным. Конни не заметил, как Жан встал, засунув руки в карманы штанов. — Идём. — Он взял друга под локоть и помог подняться. Конни не мог отвести взгляда от надписи на плите и лежащему рядом колечку, которое слегка сверкало металлическим блеском из-за дождя. Правильно. Впервые за долгое время Конни ощущал, как туман, окутывающий его со всех сторон, начал понемногу расступаться. За рассеивающейся пеленой было что-то яркое. Кажется, это был свет. Тот свет, который прогоняет режущую темноту внутри. Пришло странное ощущение. Будто бы просыпался от долгого сна. Конни почувствовал, как Жан уводит его с кладбища, держа рукой за локоть, почувствовал, что вся его одежда намокла, а губы пересохли. Он чувствовал. Впервые за этот долгий месяц...