Our rainy weekend

      Кихён, не смотря на прогноз погоды, надевает короткие шорты, футболку, собирает в портфель все самое необходимое и идёт на остановку. Солнце ещё припекает, но с севера надвигаются тяжёлые грозовые облака. Кихёну все равно на дождь — ехать ведь в автобусе. Когда доедет, дождь уже точно закончится.       Автобус, к счастью, приезжает быстро, так что топтаться на одном месте (что Кихёна безумно раздражает) не приходится. Он тут же платит и проходит в самый конец автобуса. Ещё пара человек, зашедших с ним, поднимаются на второй ярус транспорта. Там обычно сидят с детьми, так как воздух теплее. Внизу же прохладнее из-за кондиционеров. Кихёну не нравится ни жара, ни холод. Комнатная температура — самое то, именно поэтому он идёт в самый конец. Там нет кондиционеров, что дуют прямо на пассажира, но и нет горячего воздуха.       Ю обожает ездить на междугородних автобусах, потому что в них кресла с высокими спинками и бархатными чехлами для сидений. Черно-синий цвет салона успокаивает и даёт расслабиться в поездке. Ехать далеко, поэтому Ю достает из кармана портфеля наушники, телефон, сам портфель закидывает на полку для сумок, и, включив музыку, прикрывает глаза.       Кажется, он закрыл их всего на секунду, но когда он вновь открывает их и оглядывается, картина меняется кардинально: за окном плывут свинцовые тучи и молнии сверкают, а салон полон людей. Рядом сидит какая-то полная женщина, все места забиты, поэтому многие пассажиры едут стоя.       Рядом с полной женщиной стоит, держась за поручень, юноша. Он в дождевике, с которого ручьями стекает вода (видимо, только зашел), на голове кепка, капюшон дождевика, а лицо закрыто белой маской. Черные волосы торчат из-под кепки, будто солома, но Ки почему-то уверен, что на ощупь они очень мягкие.       Кихён чувствует что-то странное, когда смотрит на этого промокшего юношу. Что это? Жалость? Нет, что-то неописуемое, таинственное. Он и сам не понимает, что это за чувство. Почему-то очень хочется, чтобы этот парень сел рядом. Ю с огромнейшим нетерпением ждёт, когда, наконец, полная женщина выйдет и он предложит незнакомцу присесть рядом. Другие стоящие пассажиры уже вылезли на своих остановках: остался только он и ещё один юноша, стоящий позади.       Кихён все время поглядывает на парня, выжидая момент и продумывая, как это все будет, но совсем не ожидает, что незнакомец заметит метающийся кихенов взгляд. Ю отворачивается, как только понимает, что его прожигают взглядом в ответ, а затем слышит тихое фырканье. Он на сто процентов уверен, что на лице того юноши сейчас расцветает едкая ухмылка, скрываемая маской. И картина, расписанная воображением, будоражит.       Полная женщина выходит скоро, и Кихён с замиранием сердца ждёт, когда парень в маске присядет рядом. Но, завидев пустующее место, другой парень срывается с места и бежит к Кихёну.       — Извините, здесь занято, — быстро реагирует Ю, и раздраженный юноша уходит в перед автобуса. — Присаживайся.       Смущение накрывает Кихёна. Краснеют не только щеки, но и уши. Он утыкается взглядом в окно на пробегающий белый пунктир на асфальте, а руки кладет на колени. Примерный мальчик…       — Спасибо, — произносит рядом сидящий и снимает с себя дождевик, чтобы убрать его на верхнюю полку.       По светлой коже Кихёна пробегает табун мурашек — голос парня чертовски хриплый и бархатный, а капли, упавшие с дождевика на открытую кожу — холодные. Кихен глубоко вздыхает и непроизвольный стон вырывается из его рта, а глаза тут же округляются.       Парень рядом снимает маску с лица, и Ю узнает в нем своего однокурсника. Тот ухмыляется на неожиданный звук и смотрит пристально. Кихён вновь и вновь отводит взгляд, но затем возвращается к этим тёмным притягательным глазам.       — Неужто так понравился? — смотрит с прищуром и улыбается с издёвкой, на что Кихен лишь отводит взгляд.       — Да, — говорит еле слышно — привык, что никто и никогда не понимает его «бубнеж под нос». Но в этот раз его удивляют.       — Что ж, не ожидал, что такой робкий парень сможет ответить так честно и уверенно. Вопрос ведь довольно деликатный, — парень снимает кепку и треплет свои волосы.       — Ну, знаешь, я не такой уж и робкий! — обиженно складывает руки на груди и чуть сдвигает брови.       — Да ладно тебе, это лишь шутка, — впервые улыбается по-доброму, отчего у Кихёна внутри что-то сжимается, перекрывая доступ кислорода.       — Я… Это… То есть ты…       — Одышись, — хохочет парень, а затем замирает в ожидании.       — Не уверен, слышал ли ты когда-нибудь обо мне, но… М-мы учимся на одном курсе. И на паре по истории сидим вместе.       — Ах, да! — хлопает в ладоши юноша. — Ты ведь Кихён, так?       — Ого! Ты и правда знаешь мое имя? Удивительно…       — Ну, а как же! Ты постоянно путаешься в датах и событиях, совершенно не помнишь ни строчки из истории двадцатого века! Ты хоть представляешь, как меня это раздражает?       — Ну что я могу поделать! Я из девятнадцатого века, — гордо вздернув вверх подбородок, отвечает Кихён.       Рядом фыркают и роются в кармане джинс.       — Держи, — протягивают конфету.       — Спасибо. Ты ведь Чангюн, верно?       — Да! — восклицает так удивленно. — Как ты можешь быть таким неуверенным? Меня ведь все знают в универе!       — Ну… Мы редко виделись, да и в музыкальный клуб я не наведываюсь…       Враньё. Ложь сладкая, как ложка меда. На первом курсе Кихён следил за Чангюном, ходил за ним по пятам, страшась быть замеченным; посещал каждый концерт университетской поп-группы (в которой Чангюн был гитаристом и подпевал солисту) и даже каждую репетицию, специально садясь в самый конец зала, куда практически не попадает свет. Ему до безумия нравился Чангюн, но подойти, познакомиться — ни за что на свете. Лучше любоваться издалека.       Но эта прекрасная влюбленность прошла, как только посыпались постоянные сессии, лабораторные, дипломные. Времени не хватало даже на то, чтобы спокойно разгрузить мозг, что уж говорить о заброшенных записках, каждый понедельник появлявшихся в ящике Гюна.       — Что ж, ты не будешь против послушать музыку вместе? — спрашивает Им и кивает на кихеновы наушники. — Я свои дома забыл, а дорога долгая.       — К-конечно, держи.       — Благодарю.       По окну барабанит дождь, уличный пейзаж с огромного мегаполиса сменяется густым лесом. Кихен прикрывает глаза всего на секунду и тут же проваливается в царство Морфея.       — Конечная остановка, молодые люди! — кричит водитель, чем будит оставшихся пассажиров.       Кихен распахивает глаза и растерянно оглядывается. Автобус пуст, лишь на соседнем сидении посапывает Чангюн.       — Это конечная?       Ю ошалело припадает к окну, за которым указатель «Изумруд». Действительно, последняя остановка…       — Чангюн, тебе на какой остановке надо было выходить? — тормошит осторожно, чтобы не напугать.       — На изумруде, — трёт глаза и потягивается.       — Вы ведь сейчас возвращаетесь в Сеул? — смотрит с надеждой, но ответ отрицательный.       — Через пять часов, у меня все по графику.       — А ты что, проехал свою остановку? — спрашивает Им, беря рюкзак и дождевик в руки.       — Да… Даже не знаю, что делать.       — Ждать, больше ведь ничего не остаётся.       — Придется, — вздыхает горько и выходит из автобуса.       — Хочешь пойти со мной? — заглядывает в глаза, и внутри Кихёна что-то трепещет.       — А можно?       — Ну раз я предлагаю… — усмехается издевательски и идёт в неизвестном Кихену направлении.       Ю бежит следом, боясь отстать. Небо окрашивается в оранжевые оттенки, а солнце клонится к горизонту. Впереди белый песок, холодное голубое, словно дневное небо, море и пара построек для туристов.       — Будешь купаться?       — Нет, я приехал, чтобы набраться вдохновения. Я часто посещаю это место, всегда какие-то новые эмоции, воспоминания…       — «Значит, я останусь очередным твоим воспоминанием, пригодным только для вдохновения на новые песни», — искра в глазах потухает, внутри что-то ноет и кричит, а Кихён лишь стискивает зубы и выдавливает жалкое подобие улыбки.       — Ясно.       Парни подходят к берегу, садятся на бревна, принесенные морскими волнами и высушенные дневными палящими лучами солнца, и неловкость нарастает. Кихен придумывает тему для разговора, и Чангюн видит этот его бегающий взгляд, поэтому легко приобнимает за плечи.       — Хэй, расслабься! — хохочет сипло, но так приятно. — Перестань размышлять и беспокоиться, лучше посмотри на прекрасный закат! Разве в нашем городе увидишь подобное? Там небо всегда затянуто облаками, а здесь оно абсолютно чистое, невинное.       Кихен согласен, и если бы он был в деревне у тетки, то обязательно полюбовался бы природой, небом, всем, что окружало его. Но сейчас парень видит лишь Чангюна, лишь его длинные изящные пальцы, так крепко обхватывающие кихеновы плечи, лишь чангюнов острый подбородок и тонкие губы. Парень медленно отодвигается от Кихёна, и Ю чувствует одинокий холодок в тех местах, где секунду назад прикасался Им.       Они сидят так, неподвижно и молча, ещё час (или два, Кихён точно не может сказать), а затем животы обоих начинают издавать неприятные звуки.       — Здесь недалеко есть бар, пойдем наведаемся.       Чангюн натягивает на лицо маску, и Кихён готов поклясться, что секунду назад видел лёгкий румянец, проступивший на чангюновых щеках. Кихен встаёт с бревна первым и, заметив ярко-красные уши Има, убеждается, что ему не показалось.       В баре людей не много, один из них — водитель автобуса, который скоро должен везти Кихёна обратно.       — Заказывай, что хочешь. Я угощаю, — Чангюн протягивает меню, которое взял на входе, и подмигивает.       — Нет, я… Я не могу! — Кихён краснеет и мнется на месте, не решаясь присесть за стол.       — Ты не думай, я угощаю тебя, потому что знаю, как тяжело студенту жить на стипендию. У меня то деньги есть — концерты нашей группы достаточно прибыльные. Не стесняйся.       Ю выдыхает весь воздух из своих лёгких и присаживается. Коленки трясутся, а про руки и говорить нечего. Он заказывает суп с креветками и апельсиновый сок, на что Им посмеивается.       — Как насчёт того, чтобы отметить наше знакомство?       — Я не пью.       — Всего рюмку соджу! Это ведь не так много, верно? — настаивает Гюн.       — Ну хорошо… — сдается Кихён. — Но только рюмку!       Они быстро находят тему для разговора и пока их заказ готовится, Кихён уже полностью успокаивается. Теперь они с Чангюном на одной волне.       — Сегодня так мало людей… — говорит Им, когда с едой покончено, а рюмка соджу уже обожгла горло. — Я, пожалуй, поеду этим же автобусом.       — Ну… Если ты хочешь, можешь поехать в деревню со мной. Возможно, природа принесет тебе ещё больше вдохновения.       — Хм… — Чангюн задумывается всего на секунду, а Кихён уже собирается сказать, что это глупая идея и зачем он вообще предложил. Но Им опережает его. — Думаю, это будет хорошим отдыхом, да и пляж этот мне уже за столько лет поднадоел. Хочется чего-то нового.       Кихен сохраняет внешнее спокойствие, но внутри у него все пляшет и поет; дыхание становится рваным, а уголки губ так и тянутся вверх.       В автобусе они садятся на прежние места в самом конце первого этажа. Кихен так же протягивает Чангюну правый наушник и включает любимый плейлист. Музыка погружает в волшебную атмосферу ночи, выпитая доля алкоголя расслабляет тело и разум.       Кихен не может оторвать взгляд от окна — атмосфера пленяет взгляд. Но парень точно соврет, если скажет, что смотрит в окно ради одного только пейзажа. В отражении: Чангюн с закрытыми глазами, подрагивающими короткими ресницами, смуглой кожей, волнистыми смолисто-черными волосами, с кихеновым наушником. Их руки соприкасаются друг с другом всего на секунду, а по телу тут же бегут электрические разряды, ускоряющие темп биения сердца.       У Кихёна мурашки и рваное дыхание, а Чангюн сидит рядом абсолютно расслабленный и обмякший, отчего перехватывает дыхание. Ю убирает наушники и тихо зовёт:       — Чангюн? — шепот ласкает уши, а горячее дыхание опаляет кожу Има, но тот не шевелится.       Алкоголь повышает уровень храбрости, расслабляет. И Кихён уже зарывается пальцами в шелковистые волосы, спускается к ушам, обводит край маленькой серебряной серьги на мочке уха и переходит на скулы. Трогать его так приятно, но одновременно страшно — попасться за таким странным делом совсем не хочется.       Кихен так увлекается изучением черт лица Има, что даже не замечает, как приближает свое лицо к чужому. Тонкие губы напротив приоткрываются, а темно-карие глаза смотрят сверху вниз вопросительно.       Чангюн не произносит слов, но Кихён слышит еле различимое «что ты творишь?»       Ю медленно моргает, опирается своими маленькими ладошками на крепкие чангюновы плечи, случайно трётся носом о чужой. И Чангюну сносит крышу. Он хватает Кихена одной рукой за талию, слегка приподнимая, а другой обхватывает его бедро и перекидывает через себя. Когда Кихён оказывается на Чангюне, он не до конца понимает, что происходит. Но когда теплые губы накрывают собственные — осознание молнией поражает мозг. Хочется отнекивается, отрицать, говорить, что это все неправильно. Но руки уже скользят по чужой груди, окостеневшие пальцы неуклюже пытаются справиться с пуговицами, а чангюнов шальной мокрый язык проходится по кихеновым губам.       — Станция «Тихий сад»! — кричит водитель, и Кихён буквально соскакивает с Има.       — Выходим, — на вдохе, захлебываясь слюной, сгорая от желания и стыда одновременно, говорит Кихён и, перелезая через Гюна, выбегает на улицу.       Чангюн решает не застёгивать рубашку — лишь прикрывает голый пресс, хватает свой рюкзак, дождевик и выходит следом за Ю.       Парни идут в тишине, лишь природа поет. Луна освещает дорогу, густая крона деревьев создаёт ощущение защиты, сверчки и кузнечики стрекочут, не давая пугаться тихого шелеста листьев. Уже совсем скоро юноши выходят к небольшой деревушке. Издалека виднеется огромная деревянная сцена, украшенная различными цветами, лианами и гирляндами; рядом стоят накрытые, сервированные столы. Люди пляшут, едят и поют. Кихен издалека видит ярко-красную шевелюру своей тетки (ее любимый цвет) и уверенным шагом направляется к ней.       — Привет! Что у вас тут за праздник? — оглядывается вокруг удивлённо и вопросительно изгибает брови.       — Свадьба у соседей, — тетушка отвечает спокойно, а затем хлопает в ладоши. — Ой, это твой друг? Давайте свои сумки, я занесу в дом. А вы пока присаживайтесь, кушайте, а то совсем тощие!       — Да мы сами…       Чангюн решает возразить, но Кихён хватает его под руку и уводит к столу, более наполненному едой. Тетушка вручает все вещи парней мужчине — своему мужу, — а сама идёт танцевать.       — Вряд ли ты съешь что-то вкусное ближайшие два года студенчества, поэтому ешь сейчас сколько хочешь, — Кихён сам накладывает Чангюну всего и побольше, отчего у Има глаза на лоб лезут.       — Я… Спасибо большое!       Кихен чувствует теплоту на душе — ухаживать за кем-то, заботиться о нем — это так приятно. Ты чувствуешь, что кто-то нуждается в тебе, кто-то благодарен. И ты стараешься сделать для него ещё больше, для его счастья.       Чангюн улыбается так по-детски, без его привычной ядовитости, без издёвки, и у Кихёна перехватывает дыхание.       — Потанцуем?       Сиплый голос раздается рядом с кихеновым ухом, ласкает слух, вызывает табун мурашек. Ю робко вкладывает свою ладонь в протянутую чужую и поднимается в своего места. Его увлекают в быстрый вальс: мир вокруг кружится, Кихён не успевает следить за партнером. Чангюн все делает за двоих — он ведёт в танце Кихёна, а старшему остаётся лишь поспевать переставлять ноги, дабы не упасть.       Когда музыка замедлятся, Чангюн кладет кихеновы руки на свою шею и обхватывает его талию (весьма прилично, но жар его рук все равно сквозь одежду опаляет кожу старшего).       — Я так рад, что познакомился с тобой, — шепчет в самые губы, а затем так же резко вновь увлекает в быстрый вальс.       Никто, кроме тетушки, и не заметил, как они ураганом унеслись прочь с праздника. Они и сами не помнят, как завалились в дом, как больно врезались в стену, боясь хоть на секунду оторваться от таких желанных губ, совершенно не понимают, каким образом по темноте добрались до спальни, любезно выделенной им тёткой. Каждый помнит лишь горячее дыхание на своей коже, сладкие поцелуи и нежные касания.       Кихен падает спиной на кровать и даже не чувствует, как ударяется локтем о деревянную спинку; Чангюн валится сверху, стягивает с него футболку и покрывает тело поцелуями. Им так не хочется отрываться друг от друга, так не хочется, чтобы наступало утро, чтобы это все заканчивалось. Совершенно не хочется расставаться.       — Не уходи, прошу… — шепчет старший и зарывается в мягкие волосы.       В ответ получает тихий рык, а затем чужие длинные пальцы сминают светлую кожу кихеновых бедер. Чангюн, кажется, совсем забыл о том, что хотел лишь набраться вдохновения для новых песен. Сейчас важна только эта близость, эта атмосфера, эти чувства.       Утром у Кихёна поясница ноет и в общем вид нездоровый, а Чангюн ходит улыбается во все тридцать два и обхаживает старшего, словно беременную женушку. Кихену, конечно, нравится, но признаться в этом Иму? Ни за что!       — Как насчёт того, чтобы каждые четвертые выходные проводить где-нибудь за городом вместе? — спрашивает наивно и закидывает в рот печенье.       — Наш? Вместе? — ошалело смотрит в ответ и заикается Кихён.       — Ну да, сегодня ведь наш первый день, — на лице его вновь проступает ухмылка.       Такая родная и любимая ухмылка.