Платина и шоколад

Пролог

— Уйди на хер с дороги, Грейнджер. Он смотрел сквозь неё, и это раздражало. Казалось, взгляд колол внутренности, как ледяная крошка. Повелительные нотки в грубом голосе почти оттолкнули свинцовой тяжестью. Почти приколотили к стене вагона, вынуждая наткнуться на твёрдый выступ оконной рамы, впившийся в позвоночник. И всё ради того, чтобы дать Драко Малфою пройти: не столкнуться — не дай Мерлин, — не прикоснуться к нему (он со своей кристально чистой кровью просто этого не переживёт, верно?) и не смотреть в эти отталкивающе холодные глаза. И — да. Он уже предсказуемо кривился. Ну конечно. Зря она думала, что что-то изменится. Чтобы этот гад, да… Нет. Гермиона проглотила рвущийся наружу саркастический комментарий, замечая краем глаза компанию приближавшихся гриффиндорок-пятикурсниц, негромко щебетавших между собой. Очередную сцену с самовлюблённым самодуром устраивать не хотелось — не хватало, чтобы этой ерунде уделили лишнее внимание, — поэтому она лишь вздёрнула подбородок и с во сто крат преувеличенной любезностью процедила: — Иди куда шёл, Малфой. Он не был идиотом — учуял сарказм. Несколько мгновений сверлил пустым взглядом её переносицу — кожа в этом месте неприятно зачесалась, но Гермиона молча смотрела в ответ, слегка изогнув брови. Хрена с два. Не сегодня, засранец. И только высокомерно приподнятый подбородок как бы намекал, что Малфой думает о её напутствии. Признаться честно — ей было плевать. Это было так предсказуемо. Совершенно предсказуемо. Бесило одно: приходилось стоять, прижавшись спиной к стене, пока этот осёл, видимо, решал, достаточно ли будет просто пройти мимо или стоит для начала одарить парой своих идиотских типично малфоевских комментариев, а потом пройти мимо. Ситуация бесила до зуда под ногтями. Ещё и поезд плавно покачивался, вкручивая острый угол рамы прямо под лопатку. Проваливай уже быстрее, ради Мерлина. Мозг тем временем с какой-то отстранённой медлительностью отметил, что Малфой стал ещё выше, чем в прошлом году. К его росту добавилось добрых пять дюймов. Восхитительно — теперь, наверное, ещё удобнее смотреть на нормальных людей свысока… Густые волосы падали на лоб, еле-еле касаясь темных бровей. Раньше пряди были куда длиннее, но новая причёска, нужно признать, больше ему шла — выделяла высокие скулы и тонкий нос. Так он почти не был похож на мерзкую слизеринскую зализанную змею. Невольно отметив про себя, что теперь Малфою не удастся зачесывать их назад так, чтобы пряди не закрывали лицо — для этого они были слишком коротки, — Гермионе захотелось злорадно рассмеяться. Дурное ощущение, если честно. Испытывать мстительное удовольствие оттого, что кто-то подстригся и стал выглядеть лучше. Она… вообще не ожидала его увидеть. В Лондоне, на платформе 9¾, Рон, как куропатка, вытягивал шею, вертел головой и каждые пару минут сообщал громким шёпотом: «прикиньте, его нет!». И: «а вдруг его вместе с отцом! Ну… того!». И: «вижу Блейза и Тео, а его — нет!». Малфой опаздывал, но, видимо, всё же решил явиться. И теперь, глядя на него, Гермиона понимала, что, несмотря на все перемены, что-то из года в год оставалось неизменным — он по-прежнему вызывал это неприятное ноющее чувство в желудке. От которого то ли хотелось сунуть два пальца в рот, то ли ослепнуть, чтобы не видеть, как он корчит свои брезгливые мины. Тем временем Малфой всё же соизволил пройти. Даже не повернув головы, лишь — снова — скривил свои чёртовы губы. Змеиное отродье. Гермиона против воли повторила этот жест, уставившись на его профиль, а через секунду уже шагала по вагону в противоположную сторону, придерживаясь за стенки и хватаясь за ручки стеклянных дверей. Раздражение. Каждая чёртова встреча с чёртовым Малфоем вызывала чёртово раздражение. Само наличие этого жужжащего чувства внутри пробуждало желание впиться ногтями в ладони и разодрать их до мяса! Спокойно. Гермиона не любила необоснованную злость. Она очень редко позволяла эмоциям взять верх над привычной, вымуштрованной сдержанностью, которую воспитывала в себе восемнадцать лет. После событий прошлого года они с Гарри и Роном поклялись друг другу, что седьмой курс станет другим. Без войны, без страха. Без ненависти. Этому здесь больше не было места. Всё налаживалось. Гермиона получила письмо о принятии в старостат, Гарри всё ещё редко улыбался, но уже не был таким закрытым. Рон подсел на сладкое и подтянул астрономию. Они поклялись не говорить о том, что… настолько всех изменило. И чёртов Малфой точно не стоил нарушения этой клятвы в первые же несколько часов пути в Хогвартс. В новый учебный год, в новую жизнь, чёрт возьми! Малфой вообще ничего не стоил. А сейчас — тем более. Ну, то есть… да, все знали — ему здорово досталось. И да, об их чистокровной семейке уже несколько месяцев гремел «Пророк», и какой-то частью себя Гермиона даже ощущала крошечное эхо любопытства: как он себя поведёт? Вернётся ли вообще в школу и, если вернётся, будет ли тем же похабно-дерзким и высокомерным выскочкой, каким был раньше, или навсегда останется той бледной тенью, которая неподвижно стояла у плеча своего растрёпанного отца, со смесью трепета и ужаса глядящего, как Волан-де-Морт сгорает в изумрудном пламени авады? Сейчас казалось, что Малфой застыл где-то между. Пустой взгляд, в котором слишком хорошо угадывались безжизненные глаза Люциуса — красивейшие глаза жестокой, плотоядной рептилии, — и надменно искривлённая линия рта, как трещина на породистом лице. Такой Малфой ничего не стоил. Поэтому — нужно успокоиться. Вдох-выдох. Она подумала об этом и всё равно влетела в купе, хлопнув дверцей так, что от лязга зазвенело в ушах. Повернулась к застывшим Рону и Гарри. Чёрт. Теперь заметят. Рон не донёс до рта слегка смятый крепкими руками бумажный стакан и прекратил попытки отпихнуть от своей ноги ластившегося приплюснутой башкой Живоглота. Коротко переглянулся с Гарри, который только приподнял брови и отложил «Пророк» на столик. — Что-то… случилось? Конечно, заметили. Они ведь не слепые. Видят, как Гермиона усиленно пытается не хмурить лоб и раздражённо садится на сидение напротив, а потом со вздохом прикрывает глаза. Рон, полный неизменного участия, подался вперёд, отставляя стакан с соком в сторону. — Давай, колись. Ей на колени моментально прыгнул кот, и она, пытаясь оттянуть ответ, осторожно зарылась пальцами в густую шерсть. Рукам стало тепло и мягко, покой возвращался медленно, неохотно. Живоглот тут же начал мурчать, как барахлящий мотор. — Ничего, что стоило бы внимания, — бросила она и потрогала уголок рта кончиком языка. А затем фыркнула себе под нос и уставилась на пролетавший за окном пейзаж. Точнее — в мутное стекло, потому что зрачки её застыли. — Просто ерунда. Солнце садилось, это успокаивало: свет становился мягче и мысли, мечущиеся в голове после встречи с Малфоем, отчего-то тоже. В поезде начали зажигаться лампочки. С ними всегда было теплее, уютнее. Скоро «Экспресс» должен был прибыть в Хогвартс. — Ну же, Гермиона! — поторопил Рон, заглядывая в лицо. — Тебя что-то расстроило. Голос его всегда был чуть обеспокоенным и высоко-гнусавым, словно вечно удивлённым. Необязательно даже от окна отворачиваться, чтобы убедиться, какие эмоции выражало сейчас веснушчатое лицо. До смешного нежное, как у девчонки. Нахмуренный лоб, частично скрытый под рыжей чёлкой, и напряженная линия подбородка. — Сложно нам будет реагировать иначе на этих… идиотов, — неохотно бросила Гермиона. Живоглот громко мурчал. Холодный взгляд, уколовший в коридоре, постепенно исчезал из сознания. И наргл с ним. — Я встретила кое-кого из Слизерина. Гарри тут же нахмурил лоб: — Догадываюсь, кого. — Малфоя?! — выпалил Рон, хлопая ладонью по столу. — Так он не помер?! Вот блоха живучая! — Рон. — О да. Малфоя. — Гермиона карикатурно приподняла подбородок, переводя на мальчиков надменный взгляд. Вряд ли было похоже, но Гарри без энтузиазма закатил глаза, а Рон громко заржал. Вот. Они не воспринимали его всерьёз. И Гермионе тоже не стоило. Не стоило. — Он ничего не сказал? — Конечно, сказал, Гарри. Попросил передать вам большой привет и пару канареечных помадок. — Правда?! — Нет, Рональд. — Жаль, — вздохнул он. — Я бы не отказался от сладостей. Но… не от Малфоя, конечно. У них в Слизерине даже Берти-Боттс со змеиным ядом! Симус сказал. Блин, Малфой не помер, шок! — Господи, Рон, ты же на платформе умял четырёх шоколадных лягушек! — Гарри снова взял в руки «Пророк», Рон пихнул его коленкой. — Да. Ну и что? Я целое лето ел сладкое, пока вы не приехали. Это здорово отвлекало от… от… — и резко сам себя оборвал. Гарри раскрыл газету, но так и не начал читать. Гермиона на мгновение застыла, а затем поджала губы и опустила глаза. Конец прошлого года, как голодная псина, неотступно следовал за ними по пятам — снова и снова, в каждом неосторожном слове или жесте. Одним обещанием «не говорить об этом» оказалось трудно отделаться. На самом деле, они говорили. Весь август, в Норе, собравшись вместе у камина и жуя сочные яблоки из сада Артура. Они говорили так много, что создавалось ощущение, будто пережили всё заново. Теперь оставалось лишь отпустить это и двигаться дальше. Всем было трудно. Рону было трудно. — Простите. — Нет… — Гарри протянул руку и сжал его плечо. — Всё нормально. Гермиона ссадила с коленей Живоглота и села с другой стороны от Рона, крепко обняв его за локоть. Ободряюще улыбнулась им обоим. И в очередной раз с огромным удовольствием отметила, что они тоже возмужали за несколько месяцев. Не только слизеринскому гадёнышу достался новый десяток дюймов роста. Рон стал шире в плечах, а Гарри — скуластее. И голос ниже. И — о Мерлин — у него на челюсти пробивалась щетина! Мы совсем взрослые. От этой мысли её улыбка стала мягче. — А знаешь, — задумчиво сказал Рон после паузы, боднув Гермиону плечом. — Повезло, что меня там не оказалось. С тобой и Малфоем. Я бы ему… — Не городи чепухи, Рональд. Только драки в поезде не хватало. — Да. Начнём год со счётом в минус тридцать очков Гриффиндору, — мрачно пошутил Гарри. — Как будто нас это когда-то останавливало… Он перевёл на Рона многозначительный взгляд, но Гермиона выставила перед собой палец: — Фактически он прав, Гарри. Но в этом году всё будет иначе, да? Мы ведь договорились, — напомнила она с нажимом. Рон важно кивнул. — Да. Мы с Гарри будем паиньками. Никакого Запретного леса, Тайных комнат, гиппогрифов, орденов… У нас отпуск. Ну а ты всегда была паинькой, тебе даже стараться не придётся. Главное — давай нам списывать травологию. Гермиона фыркнула, покачав головой. — Ты же знаешь, что в этом году я буду старостой девочек. Староста девочек должна следить за тем, чтобы студенты прилежно учились. Своим умом. — Хорошо, что мы не девочки, — ухмыльнулся Рон. — Нам можно списывать. — Не думаю, что ваш староста это одобрит. — Джастин-то?! Джастин Финч-Флетчли?! В позапрошлом году после Квиддича он так упился в гостиной Гриффиндора, что заблевал общий туалет от порога до самого дальнего писсуара! Будто просто бежал и блевал вокруг! — Это правда, — спокойно отозвался Гарри, не отрываясь от газеты. — Клянусь! — заорал Рон. — Как будто запустили блевотный фейерверк в помещении! А потом он вырубился прямо на передвижной лестнице и она возила его с этажа на этаж, пока не привезла прямо к Филчу! — Ты так радуешься, будто это что-то хорошее, Рональд. — Было весело! В общем. Думаю, нам можно будет списывать. Гермиона вздохнула и ущипнула себя за переносицу. Несколько секунд в купе висела тишина. Рон почесал макушку. И уши, и щёки, а потом бодро пожал плечами: — Они же всё уладили, правда? Дамблдор с МакГонагалл. Ещё полгода назад, да? Можно же выдохнуть? Гарри оторвал глаза от «Пророка», бросил на них долгий взгляд и негромко ответил: — Да, Рон. Гермиона промолчала. Вернулась взглядом к моховой зелени холмов и зеркальной глади реки, в которой отражалось заходящее солнце. Директор и деканы все свои силы вложили в то, чтобы ученики смогли вернуться к обучению в Хогвартсе. И большая часть действительно вернулась. После победы прошло больше, чем полгода. Прошли зима и весна, и целое лето. Но поправлять Рона не хотелось. Поэтому она молча всматривалась в границу неровного горизонта и яркого неба с рваными белоснежными облаками. Вдали плотным рядом темнели деревья. Гермионе против воли вспомнились их с Хагридом вылазки в Запретный лес. Мрачные, страшные и… запретные. Что будет в этом году? Вопрос так и повис в голове нескладным гулом. Руки крепче обхватили предплечье Рона. Ощущалось какое-то странное, слегка давящее чувство в груди. Предвкушение… или страх? Сейчас всем было страшно, это трудно было не заметить. Даже на платформе в Лондоне. Все улыбались и приветствовали друг друга, но что-то в этих улыбках наталкивало на мысли о ночных кошмарах и попытках уснуть в душной комнате и сырой кровати. Но это пройдёт. Это пройдёт. Должно пройти. — Да, насчёт Малфоя… — Рон, хватит уже. — Гермиона строго нахмурилась, поворачивая голову. — Ладно, — покладисто согласился он, уставившись перед собой. И быстро добавил через пару секунд: — Про канареечные помадки ты точно пошутила, да? Гарри очень громко вздохнул, а Гермионе неожиданно стало невыносимо, почти болезненно легко на душе. Так, как было всегда, когда до Хогвартса, родной каменной глыбы, пронзающей облака пиками башен, оставалось всего пара часов пути. Но магия ощущалась даже здесь. Просто… в воздухе. Лондон был красив, но здесь эта красота приумножалась. Над поездом раскинулась невозможная, необъятная, залитая солнцем бесконечность с намечавшимися точками по-летнему ранних звёзд. Поезд нёсся вперёд, а небо, разукрашенное закатом, казалось то ли пепельным, то ли багряным. Таким, что глаз не отвести. И до зимы была целая жизнь.