Catharsis

Catharsis Сказать, что дороги здесь были плохими, значит, ничего не сказать. Они были ужасными – не дороги, а одно название. Ямы, ухабы, и, как следствие, страшная трясучка. Раздобытая невесть где старенькая машина дребезжала чем-то на заднем сидении – этот звук действовал на нервы. Раздражённый Бельфегор уже не раз и не два за всю дорогу просил своего напарника посмотреть, что же там такое громыхает, но тот лишь лениво отмахивался от пока ещё более-менее вежливых, в понимании принца, просьб, как ни в чём не бывало, уткнувшись в какую-то книжицу. Как этот зеленоволосый иллюзионист умудрялся что-то разбирать при такой тряске, оставалось загадкой. Наверное, даже если скинуть его с обрыва, он продолжит невозмутимо пробегать глазами по строчкам, пока не разобьётся в лепёшку. Крутнув руль, Бельфегор завернул, объезжая кукурузные поля. Америка. Чёртова Америка, будь она не ладна. Цивилизованная страна, в сельской местности которой так и не научились строить нормальные дороги, чтобы при каждом метре глаза не грозились сначала вывалиться из орбит, а затем удариться о заднюю стенку черепа. — Вылезай. – Притормозив у въезда в городок, принц выхватил из рук казалось бы даже не заметившего остановки Лягушонка книгу и зашвырнул её назад. — Бел-семпааай, швыряйтесь своими ножичками, а не моими книгами, пожалуйста, — последовал ответ от Франа, наконец, вылезшего под лучи палящего солнца. — На улице тебе придётся звать меня по имени, Лягушка. – Потрошитель от души хлопнул дверцей машины, вымещая на бедной груде металлолома всю злость за отнюдь не комфортную дорогу. Заслонив глаза от солнца ладонью, он осматривал пустующие окрестности. Вокруг – ни души. Что, впрочем, если вспомнить особенности этого городка, не удивительно: вокруг раскинулись гектары полей, на которых люди выращивали кукурузу, картофель и бог весть что ещё, а сам городок можно было смело назвать деревней – жителей было мало, приезжих и того меньше, так что сейчас большинство наверняка погружено в работу. — А Вы тоже будете звать меня по имени, семпай? – осведомился Фран, засовывая руки в карманы чёрных шорт. — Не дождёшься, Земноводное. – Бельфегор недовольно окинул иллюзиониста взглядом и полез в багажник, за вещами. Недовольство его, помимо излишне длинного языка кохая, было вызвано отсутствием на голове оного большой голубоглазой шапки – Скуало решил, что это будет слишком подозрительно выглядеть, и велел ему, принцу, перестать выделываться и не заставлять напарника носить её хотя бы во время этого задания. Потрошитель вытаскивал на свет божий сумки, чувствуя, что от нещадной жары по спине струится пот, когда позади него раздался оклик. К машине приблизился полный мужчина средних лет. Широкополая соломенная шляпа отбрасывала на его одутловатое лицо тень, а от серого комбинезона пахло бензином. — Приезжие? – проговорил он, рассматривая блондина в излюбленной полосатой кофте и простых чёрных брюках и мальчика-подростка в шортах и белой футболке явно на два размера больше. Получив короткое «да», он продолжил. – Нечасто тут у нас новички. На заработки приехали? Нет? Меня кличут Джорджем, я на заправке вроде как главный. Бензин в машинке закончится – бегом ко мне, цены низкие, со своих драть в три шкуры резона нет, сами понимаете. Разговаривать с незнакомцем желания не было – принц слишком устал для того, чтобы вести ознакомительные беседы, но пришлось сделать над собой усилие и представить себя и Лягушку. Имена было решено не менять – всё-таки Бельфегор и Фран в первую очередь – убийцы, хоть и офицеры, и такое тайное проникновение на вражескую территорию не в их специальности. Было бы крайне глупо оговориться и назвать напарника не тем именем. — Фран? – Джордж потрепал мальчика по голове. – Славный малыш. Сын? — Да. – Потрошитель даже рта не успел раскрыть, чтобы опровергнуть эти слова, и в недоумении уставился на иллюзиониста, который поддакнул этому деревенщине. — А где же счастливая хранительница домашнего очага? – мужчина бросил вопросительный взгляд на обескураженного Бельфегора, пытающегося справиться с собой. Оставалось порадоваться, что чёлка закрывает большую часть лица. — Мама умерла при родах, — не моргнув глазом, соврал кохай, будто бы не чувствуя испепеляющего взгляда принца. Заранее заготовленная легенда о двух братьях, приехавших на отдых на лето, рушилась на глазах, точно замок из песка. — Бедняжка. – Джордж снова потрепал иллюзиониста по голове и поднял глаза на медленно закипающего Потрошителя. – Где ваш дом? Получив адрес, написанный на бумажке неряшливым почерком Леви (порой принцу казалось, что усатый полудурок с трудом умеет писать), фермер вызвался проводить новых жильцов славного городишки до места их проживания. Машину он посоветовал оставить у ворот – по городу ездить просто некуда, до любого конца можно дойти пешком. Дом был старый, двухэтажный, с чердаком. На первом – санузел, маленькая кухонька с газовой плитой, холодильником и выцветшими обоями в цветочек, да гостиная со скрипящим, но чистым, не поеденным молью, диваном и многочисленными книжными полками. От полок пахло сыростью – похоже, некоторые книги безжалостно захватила плесень. Старые шторы пахли пылью, а облупившиеся оконные рамы, некогда выкрашенные белой краской, лучше было даже не пытаться открыть – попытка стоила Бельфегору глубокой царапины на пальце. Порезаться о засохшую краску – что можно придумать нелепее? Поспешно заклеив порез пластырем, стараясь не смотреть на собственную кровь, алую и чарующую глубиной своего цвета, принц поспешил за Франом на второй этаж. Лестница отчаянно скрипела при каждом шаге – вздумай кто-нибудь из них ночью спуститься в туалет, пробуждение второму было обеспечено. Иллюзионист что-то недовольно пробурчал себе под нос, но принц не удостоил его ответом. — Ты будешь спать здесь, — заявил Бельфегор, проходя в первую комнату вслед за Лягушонком и кидая ему сумку с вещами. — Почему я? – в голосе мальчика послышались тоскливые нотки. В самом деле, особым убранством комната не отличалась – старомодные обои с цветами, разве что рисунок иной, чем в кухне, шкаф со скрипучими дверцами, одноместная кровать, мягкостью наверняка не отличавшаяся, да тумба. — А кто ещё? Ты же не полагаешь, что в другой комнате лучше? Бельфегор не ошибся. Цветочные обои уже начали вгонять принца в тоску. Единственное, что обрадовало – это двуспальная кровать, хотя Потрошитель очень сомневался, что сможет заснуть на ней. Сегодня, по крайней мере, точно. — А на чердак Вы не хотите заглянуть? – спросил Фран, когда принц, забросив вещи на кровать, вышел из комнаты и закрыл дверь. — Что ты там забыл? Ши-ши-ши, там наверняка море пыли и пауков. Хочешь – лезь, а я пойду в душ. – Принц потянулся, радуясь возможности встать под холодные струи воды и смыть с себя пот и грязь. Летом в этих местах, похоже, всегда стоит страшная жара. Конечно, Бельфегор любил тепло, но то тепло, а не духота, от которой лёгкие будто сжимаются и иссыхают. Другой воды, кроме холодной, в наличии не оказалось, только теплая. Может, на лето отключали горячую, а может, её здесь и в помине не было? Если снова свидятся с тем Джорджем, нужно будет поинтересоваться у него на этот счёт. Чувствуя себя бодрым и почти счастливым после водных процедур, Бельфегор вышел в гостиную, где наткнулся на Лягушонка, пьющего горячий чай. До принца мгновенно донёсся аромат жасмина. Иллюзионист уже добрался до телевизора, и теперь бесцельно щёлкал по каналам, коих, кстати, оказалось всего шесть, и хорошо показывали из них только два, а два вообще были чёрно-белыми. — Иди в душ, — велел Потрошитель, отбирая ещё почти полную чашку у Франа и усаживаясь с ней на другой край дивана. — Семпааай, это мой чай, — запротестовал иллюзионист, не торопясь следовать приказу его высочества. — Если сходишь на кухню и нальёшь мне чаю в другую кружку, я, так и быть, оставлю твою нетронутой. А если нет – то проваливай и не мешай принцу отдыхать. – Тон Бельфегора звучал безапелляционно, так что мальчику не оставалось ничего, кроме как подчиниться и оставить своего семпая расслабляться в компании чая и телевизора. Пригубив ароматный напиток, принц вытянулся на скрипучем узком диване, одним глазом следя за действом в телевизоре. Новости. Хоть не дурацкие сериалы, и на том спасибо... В кармане джинсов, в которые успел переодеться в душевой Потрошитель, завибрировал телефон. Откидывая крышку и поднося динамик к уху, он был готов услышать шипение и треск – связь в этих всеми богами забытых местах наверняка ужасная. — Врооооооой! – связь и правда была хреновая – вопль капитана ежесекундно прерывался, и на мгновение наступала тишина. — Да, мы добрались. Добрались, говорю, глухой капитан, ши-ши-ши. – Бельфегор сделал слишком большой глоток обжигающе горячего чая, от чего на глазах едва не выступили слёзы. – Этот придурок сказал, что он – мой сын, хорошо, что мы документы делать не стали. Дай мне отдохнуть! Завтра приступим. – И скинул. Выключив бесполезный ящик и опустив пустую кружку на пол, принц закинул руки за голову и с наслаждением прикрыл глаза. Жить в таком месте он не смог бы определённо – слишком уж тело привыкло к мягкой кровати, слух – к негромкой мелодичной музыке, под которую он засыпал, к тому, что завтрак не приходится готовить самому. Однако провести здесь пару дней могло оказаться делом расслабляющим. Всё-таки старые дома обладают своей особой аурой, своими звуками и запахами – запах пыли и плесени, старого дерева вкупе с чистым загородным воздухом, лишённым выхлопов тысяч машин был своеобразно приятен. Хлопнула дверь, ведущая в душевую, на кухне звякнула посуда, засвистел чайник. Спустя пару минут раздались тихие шаги, и диван в ногах скрипнул, принимая на себя вес иллюзиониста, который откинулся назад, на спинку дивана, ничуть не заботясь о том, что придавил ноги своего семпая. — Скуало звонил, — оповестил, не открывая глаз, Бельфегор. Вновь потянуло ароматом крепкого чёрного чая с жасмином. Запах удивительно смешивался с запахами дома и казался не посторонним, а частью этого странного букета. – Завтра прочешем территорию, «познакомимся» с жильцами и наведаемся к тому болоту, про которое говорил Джордж. — Бел-семпааай, он советовал нам туда не лезть. Это было истинной правдой – мужчина за дорогу к дому новых жильцов успел повести краткий экскурс касательно местных достопримечательностей и мест, куда стоит ходить, а куда – нет. Таковыми являлись кукурузные поля, ибо заблудиться в них раз плюнуть, и болото у западной окраины города. Болото, если верить словам Джорджа, было довольно большим, и со всех сторон к нему подступал лес – в тех краях землю не возделывали. В такую жару от болота шли испарения, от которых запросто могла закружиться голова. Приоткрыв глаза, принц заметил, что Фран нагнулся, дабы поставить опустевшую кружку на пол, и с огромным удовольствием спихнул его с дивана, освобождая начавшие затекать ноги. — Это за то, что не думаешь, прежде чем сказать, — пояснил Бельфегор на немой вопрос Лягушонка, судя по стуку, приложившегося коленями об пол. – Я ничуть не похож на твоего отца. — И слава Богу, – не остался в долгу иллюзионист. Он больше не делал попыток сесть на диван, очевидно, опасаясь нового пинка его высочества, а остался сидеть на полу, прислонившись к дивану спиной. — Ты должен был бы молиться Богу и благодарить его за такого родственника, если бы меня действительно угораздило оказаться твоим отцом, Лягушонок. Ши-ши-ши... — Если уж Вы своего брата-близнеца на тот свет без сожаления отправили, то, будь я Вашим сыном, я бы вряд ли был счастливым ребёнком. На это Потрошитель ничего не ответил. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь жужжанием залетевшей в дом мухи где-то под потолком. Фран молча рассматривал гостиную, казалось, потеряв всякий интерес к разговору с семпаем, а сам Бельфегор пытался справиться с собой и не придушить земноводное на месте. Он не любил, когда вспоминали о его семье. Вернее, это стало задевать после столкновения с внезапно ожившим братом, благополучно отправленным на тот свет боссом, будь он не ладен. Это должен был сделать он, будущий король. Неудовлетворённость от незавершённого дела не давала принцу покоя даже сейчас, спустя столько времени, и лишнее напоминание о брате, тем более из уст чёртовой лягушки, было как красная тряпка для быка. Рука заскучавшего иллюзиониста поползла к пульту, лежавшему на диване рядом с Потрошителем. Получив чувствительный удар по пальцам, Фран одёрнул ладонь, больше не делая попыток завладеть им. День прошёл быстро. До самого захода солнца ни Лягушонок, ни Бельфегор, не покидали дома – лишь когда небо окрасилось багрянцем, принц вышел на крыльцо. Он стоял в джинсах и рубашке, наслаждаясь тёплым ласковым ветерком, шевелившим его волосы цвета карамели и продувающим спину, и любовался удивительно яркими красками заката. Солнце напоминало розовый бутон, распустившийся и отживающий свои последние минуты, чтобы завянуть и погрузить город в ночную темноту. Когда Потрошитель вернулся в дом, — уже стемнело, а ещё светлое у горизонта небо стремительно гасло, — Франа в гостиной не было. Зато посуда, сваленная ими обоими в раковину после ужина, была вымыта и расставлена по местам. Бельфегор, фыркнув себе под нос, направился вверх по лестнице – он чувствовал себя утомлённым. Возможно, он даже сможет заснуть на этой проклятой старой и жёсткой кровати. Возможно даже без сновидений. Возможно даже, что он выспится. Каждый шаг принца вызывал протяжный скрип, заставляющий морщиться, как от зубной боли – он бил по вискам так, будто в череп пытались воткнуть дюжину иголок. У себя Ураган разделся до пояса и забрался под тонкое покрывало, устало откидываясь на подушки. Как и ожидалось, постель была жёсткой и неудобной, а каждое движение сопровождалось скрипом. Из-за стены в ночной тишине периодически раздавались схожие звуки – Лягушонок ворочался. Было жарко. Бельфегор не поленился встать и распахнуть окно, но даже показавшийся сначала прохладным уличный воздух не остудил взмокшего принца. Усталость усталостью, — глаза сами закрывались, и разум честно пытался отключиться, — но эти раздражающие факторы – скрип, неудобство, духота, — мешали полностью погрузиться в приятный тёплый океан сновидений и отдаться в объятия Морфея. Похоже, бог снов всё же осчастливил принца, позволив провалиться в дрёму – удивительное состояние, когда мозг вроде бы спит, но продолжает воспринимать окружающий мир. Но даже в таком состоянии приходят сны. Тепло чьих-то рук, скользнувших по влажной от пота обнажённой груди, щекочущее шею обжигающее дыхание, мягкие губы, касающиеся ключицы... Собственные руки тянутся вперёд, чувствуя под пальцами грубую ткань, торопливо пробираясь под неё и с нежностью гладя чужую поясницу, чтобы потом провести ладонями по животу и груди и почувствовать подушечками пальцев неровные крестообразные шрамы... Одёрнув руки, Бельфегор резко сел, распахивая глаза и едва не сталкиваясь лбом с человеком, который, как принц думал, ему приснился. Глаз этого человека видно не было – их закрывала густая чёлка, в свете луны игравшая бликами, точно мёд в отсветах свечи. На губах, обнажая ровные жемчужно-белые зубы, играла широкая ухмылка. В ушах Потрошителя шелестел жёсткий и грубый смех... — Ще-ще-ще... Рефлексы убийцы сработали мгновенно. С силой толкнув человека в грудь, сбрасывая его со своей кровати, руки принца метнулись к карманам, тут же выпрямляясь и посылая в противника дождь стальной смерти. Вот только настигли ли его ножи цель, Бельфегор уже не увидел – что-то с силой сдавило его виски, заставляя ничком упасть на кровать и провалиться куда-то в темноту... Когда Потрошитель открыл глаза и, превозмогая головную боль, привёл себя в вертикальное положение, часы, привезённые с собой и теперь стоявшие на прикроватной тумбе, показывали три часа ночи. А лёг он, помнится, около одиннадцати... Опустив ноги на пол, приятно холодивший босые ступни, Бельфегор схватился за раскалывающуюся голову. Что это было? Это не сон, однозначно – принц умел отличать грёзы от яви, не говоря уж о том, что очень-очень давно не видел настолько чёткого и реалистичного сна – обычно они нелогичны, спутаны и призрачны. Это было на самом деле... Расиэль... Ты же сдох, жалкое отродье, сдох! Тогда почему на полу лежат ножи, которые Бельфегор запустил в брата? Принц судорожно провёл ладонями по лицу, шее, груди, будто стряхивая с себя мерзко липнущую паутину в попытке избавиться от ощущения чужих прикосновений. Это... Иллюзия? Из-за стены вновь раздался протяжный скрип – чёртова лягушка, похоже, никак не могла уснуть. Иллюзия... Не просто так ведь Фран сегодня вспоминал про убитого брата? В душе закипала злость. Проклятое земноводное решило воспользоваться прошлым своего семпая и поиздеваться над ним? Пальцы с силой сжали рукоять ножа – не выйдет. Поднявшись на ноги, Бельфегор выскользнул в узкий и тёмный коридор, мгновенно нащупывая ручку и толкая соседнюю дверь. Если бы Фран, тут же поднявший голову на звук тихих, но в абсолютной тишине казавшихся грохочущей поступью, шагов, мог видеть лицо принца, он увидел бы прищуренные глаза и полыхающее в них зелёное пламя злости и ярости. — Уснуть не можете, семпааай? – иллюзионист поправил сползшую с плеча лямку чёрной майки, в которой спал. – Сказку Вам рассказать?.. Кажется, он хотел сказать что-то ещё, но звонкая пощёчина прервала его, не дав закончить мысль. Руку обожгло – настолько силён был удар. Прижавший к вмиг покрасневшей щеке ладонь Лягушонок попытался было что-то не то сказать, не то спросить, но Бельфегор схватил его за горло, изо всех сил впечатывая в стену. Раздался глухой удар от столкновения затылка иллюзиониста с твёрдой поверхностью, но Потрошитель не обратил на это никакого внимания – в руке сверкнула сталь. Острие ножа вспороло кожу на предплечье, погружаясь в плоть глубже, до самой кости, нещадно пачкая кровью белые свежие простыни, пахнущие теплом ещё недавно мирно спавшего на них человека. Тяжёлые алые капли стекали по руке Франа, пока пальцы принца сдавливали его горло. Лишь когда глаза иллюзиониста стали закатываться, Потрошитель разжал ладонь, одним резким толчком скидывая хрупкое тело Лягушонка с кровати на пол. Огонь злости, полыхавший внутри Бельфегора, напоминал кипящее масло, обжигая и расплескиваясь. Не сдерживаясь, он пнул мальчишку и опустился рядом с ним на колени, хватая за волосы и заставляя поднять голову. — Никогда, — прошипел он, точно змея. – Никогда не смей играть с принцем его же прошлым, понял? – Когда ответа не последовало, Потрошитель с силой встряхнул иллюзиониста. – Понял, я спрашиваю? Или мне вбить это в твой мозг амфибии? — Я... Я ничего не делал, Бел-семпааай... – протянул Фран, едва заметно морщась. – Отпустите мои волосы, пожалуйста. Бельфегор разжал пальцы, позволяя зелёным прядям выскользнуть из его руки, и поднялся. Гнев требовал размазать земноводное по полу, но вместо этого принц развернулся и вышел, от души хлопнув дверью, оставив лягушку зализывать раны. Уснул он лишь под утро и, конечно же, бодрым себя не чувствовал совершенно. Едва только проснувшись, Потрошитель, даже не позавтракав, выскочил из дому и отправился знакомиться с соседями. Он всё ещё был дико зол, и надеялся, что разговоры, в которых потребуется проявить максимум внимательности, отвлекут его от жгучей ненависти к зеленоволосому юнцу. Бельфегор терпел многие его выходки, спуская самые болезненные и задевающие за живое высказывания, но на этот раз Фран перегнул палку в своём желании поиздеваться над семпаем. Встряхнув головой, принц постарался сосредоточиться на насущной проблеме, то есть, на задании. Один крайне влиятельный человек, держащий под собой несколько мелких мафиозных семей, проживал здесь, в такой глуши. И всё бы ничего, если бы человек этот не начал наглеть и зарываться. Заказ был получен, и Вария взялась его выполнять. Отыскать местоположение главы этих семей оказалось делом не простым – он очень хорошо спрятался и тщательно замёл все следы. И вот теперь двум лучшим офицерам Варии – принцу-гению и иллюзионисту Тумана предстояло отыскать свою цель и устранить её. Только вот как это сделать? Босс мог скрываться под маской того владельца заправки, Джорджа, под маской престарелой дамы, переходящей улицу, обычного мужчины-труженника, вкалывающего на полях, да даже подросток, раскладывающий на солнце недозревшие кукурузные початки, теоретически мог им оказаться! В местной забегаловке Бельфегор за день перезнакомился с уймой народу, от количества информации голова пошла кругом – принц спрашивал, а люди, польщённые вниманием к своей персоне, с удовольствием рассказывали о себе, о своих семьях, о том, как очутились в этом городишке и о своей работе. — Всё трудитесь? – Ленор, очаровательная девушка с густыми каштановыми волосами, заплетёнными в косу, поставила перед Потрошителем заказанную кружку пива. Ураган терпеть не мог это пойло с отвратительным привкусом дешёвого мыла, но его пили все, как он успел заметить, потому приходилось перебарывать в себе отвращение. Пил Бельфегор аккуратно, чтобы не дай бог не переборщить и не опьянеть от избытка алкоголя, потому даже под конец дня чувствовал себя трезвым, разве что голова разболелась ещё больше. Но результат того стоил – пиво хорошо развязывало язык людям, которые, похоже, искренне считали, что выпитая на пару с чужаком кружка делала его своим до мозга костей. — Люблю знакомиться с людьми, — нагло соврал принц. – Особенно такими необычными. В городе всё по-другому. Теперь пришёл черёд говорить ему. Ленор присела напротив Потрошителя, слушая одухотворённый рассказ о душном городе, чуть ли не открыв рот. Изредка девушка кивала и поддакивала, иногда вставляла свои комментарии. Взгляд её больших голубых глаз был настолько наивен и глуп, что уставшему и раздражённому Бельфегору, вынужденному заигрывать с какой-то девицей и разливаться соловьём, безумно хотелось воткнуть ей в грудь, затянутую в хлопковую рубашку, парочку ножей. Отделаться от девушки принц смог далеко не сразу – нужно было оставаться вежливым и производить приятное впечатление. Лишь когда на город опустились сумерки, Потрошитель покинул забегаловку, сославшись на «сына», за которым в обязательном порядке нужно присматривать, мечтая только об одном – поскорее добраться до дома и упасть в кровать. Впрочем, об этом думать было ещё рано – предстояло записать всё узнанное и проанализировать. Свет в гостиной горел. Лягушонок, один взгляд на которого мгновенно поднял в принце волну раздражения, смотрел телевизор и ел хлеб с сыром. Возвращаться в комнату не хотелось – Бельфегор боялся снова вспомнить тот морок, что наслал на него иллюзионист, а оставаться в обществе Франа хотелось ещё меньше, потому выбор пал на кухню. Белый облупившийся стол и шатающиеся табуреты явно знавали времена получше, как и большинство вещей в этом доме. Разложив свои вещи – блокнот, диктофон, на который принц вёл запись всех разговоров, ручку, — он приступил к делу. Жаль, что нельзя было запечатлеть самих людей, их реакцию на вопросы и ответы – это приходилось откладывать в памяти самому, не надеясь на технику. Погружённый в работу Потрошитель заметил присутствие в тесной кухне иллюзиониста лишь после того, как последний уронил на пол ложку. Бельфегор поднял взгляд, осматривая Лягушонка. В гостиной он видел его лишь несколько секунд, зато сейчас смог в полной мере оценить свои ночные труды – налившийся синим синяк на скуле, неаккуратно перевязанная бинтом правая рука. Кажется, даже на шее следы от пальцев остались, едва заметные, но всё же. Фран включил чайник, насыпал в кружку кофе, бросил две ложки сахара. Принц фыркнул – тупая лягушка, кофе пьют утром, а не перед сном. — Ты мне мешаешь, — бросил он, возвращаясь к своим записям. У него жутко болела рука, уставшая столько конспектировать, и затекла спина, но закончить с этим следовало непременно сегодня. — Бел-семпааай? – раздался стук закрываемой дверцы кухонного шкафа – иллюзионист убрал кофе и сахар. — Мешаешь, я сказал. — Вы бы хоть просветили меня, по какой причине вчера ворвались ко мне в комнату и чуть не убили. – Голос мальчика звучал задумчиво. Хоть какая-то эмоция – обычно он бывал сухим и равнодушным. Ах, да – ещё и мерзко тянущим гласные. — А ты сам не догадываешься? – Бельфегор раздражённо бросил ручку на стол и протёр глаза, в которые будто песку насыпали. – Или мне повторить, чтобы ты вспомнил лицо Расиэля? Он впервые произнёс это имя вслух, и оно неприятно резануло уши. В памяти воскрес его грубый смех, ещё больше рассердивший принца. — Это Ваш патлатый братец? – Фран налил из чайника кипятку в кружку и прислонился бедром к плите, размешивая кофе и осторожно сдувая изгибающийся в причудливые узоры пар. – Причём тут он? Он же умер. — Я-то это знаю. И ты знаешь. Только вот какого-то чёрта решил вспомнить о нём и пустить ко мне в комнату иллюзию! Пригубивший горячий напиток мальчик поперхнулся. — Вы что-то путаете, Бел-семпай. Чтобы вывести Вас из себя, мне совсем не обязательно тратить свои силы на какую-то дурацкую иллюзию. — Путаю, значит?! – взбешённый спокойствием и наигранностью удивления кохая, Бельфегор подскочил на ноги, от чего ножки табуретки противно заскрежетали по полу, в два шага оказался возле иллюзиониста и схватил его за горло. – Я ещё в своём уме, лягушка, и галлюцинации меня не посещают! — Я ничего такого и не имел в виду, семпааай. – Фран поставил кружку с кофе на выключенную плиту. – Но сами посудите, какой резон мне сейчас отпираться, если бы это действительно был я? Своё я уже получил, — кстати говоря, совсем незаслуженно, — над Вами «поиздевался», почему бы не похвастаться успехом своей задумки? Принц нехотя ослабил хватку. Доводы иллюзиониста звучали логично, но признавать свою ошибку, конечно же, не хотелось. Да и откуда, в таком случае, мать вашу, в комнате Урагана взялся столь реалистичный фантом почившего брата?! Взгляд вновь скользнул по нанесённым мальчику травмам, да и просто по его телу. У выпирающих ключиц, выглядывающих из-под ворота простой белой футболки, той самой, что была мальчишке слишком велика, Потрошитель заметил ещё один синяк – светло-жёлтый, не бросавшийся в глаза. — Вы можете извиниться, семпааай. – Голос Франа вернул Бельфегора в действительность, отрывая от созерцания своей работы. — Ещё чего, — фыркнул в ответ принц. – Я ещё тебе не поверил. — Разбирайтесь со своими глюками, Бел-семпай, и приходите извиняться. – С этими словами иллюзионист взял в руки кружку и направился в гостиную. Мальчишке удалось таки заронить в голову варийского гения зерно сомнений, и это радости не вызывало – уж лучше бы виновником вчерашнего оказался действительно Лягушонок. Однако... В голове Франа обитали гигантские тропические тараканы, и от него можно было ожидать чего угодно. С твёрдым намерением разъяснить, наконец, ситуацию, принц направился следом за иллюзионистом. Тот уже выключил телевизор и теперь сидел на диване, устроив локоть на подлокотнике и потягивая горячий кофе. — Что? – задал Лягушонок вполне резонный вопрос, когда Потрошитель замер напротив него. — Ничего. Принц сел. Раздражение из-за ночного кошмара, почему-то превратившегося в явь, ушло, уступив место интересу. В конце-концов, Фран был прав – своё он уже получил, если виноват, причём сполна за пережитый страх. Да, пожалуй, именно страх. Бельфегор испугался, увидев напротив себя лицо умершего человека. А кто бы не испугался? Потрошитель привык иметь дело с трупами, но лишь в том случае, если они не ходят, не говорят и уж тем более не... целуют. От воспоминаний об этом сделалось мерзко. Бельфегор вновь почувствовал горячие прикосновения к коже, которые так отчётливо запечатлел в памяти сонный на тот момент разум. — Дай руку, — скомандовал принц, придвигаясь к иллюзионисту. Тот молча повиновался, протягивая раненную руку. Ураган развязал криво наложенный бинт и придирчиво осмотрел глубокий порез на плече. Обработать рану Лягушонок додумался, и то хорошо. Сделав аккуратную перевязку (бинт оказался свежим – видимо, Фран менял его незадолго до прихода семпая), Бельфегор отвлёкся на миг, прислушиваясь к скрипу дома. Принц бросил взгляд в окно – похоже, дул сильный ветер. — Семпай, Вы мне поверили? – в лоб спросил иллюзионист, проверяя, крепко ли завязаны концы бинта. — Ши-ши-ши, тебе это так важно? — Не люблю, когда меня обвиняют в том, чего я не делал, да ещё и бьют за это. Хочу, чтобы Вас совесть помучила хоть немного. Бельфегор хмыкнул. — Не дождёшься, Лягушонок. Будем считать, что я верю тебе, но извиняться и мучиться угрызениями совести я не собираюсь – перебьёшься. — Верите, — эхом откликнулся Фран, раздумывая о чём-то своём. – Тогда выключите свет. — Что? Зачем? — Выключите. Голос мальчишки был требовательным, потому принц молча выполнил просьбу своего кохая, про себя недоумевая. Может, чёртова лягушка обманула его, и сейчас выкинет очередную дрянь? Скрипнул пол под ногами приблизившегося к замершему у стены Потрошителю земноводного – лишь по этому звуку Ураган, чьи глаза ещё не успели привыкнуть к темноте, смог понять, что иллюзионист на месте не сидел. Внутренне напрягшись, он ожидал любого подвоха вплоть до выходящего из кухни Расиэля. Но нет. Фран совершенно спокойно прошёл мимо Бельфегора – оглушительный скрип возвестил о том, что Лягушонок поднимается по лестнице. — Ты куда собрался, Лягушка? – окликнул его принц. — Как куда? Спать. Уже очень поздно, Бел-семпааай. — А свет зачем просил выключить? — Вы что-то делали на кухне, а я ухожу, так зачем оставлять свет включённым? Нужно беречь электричество. Потрошитель чертыхнулся, провожая глазами едва различимый силуэт иллюзиониста, удаляющегося к себе в комнату. Да чтоб тебя! Проклятая лягушка. Раздосадованный принц вернулся на кухню и снова засел за работу, нервно грызя кончик ручки. Такое поведение его разозлило. Не на столько, чтобы кидаться к Франу и снова избивать его, но... Он ждал чего-то поинтереснее, хоть и догадывался, что сюрприз может быть неприятен. С этим невозможным ребёнком жизнь как на вулкане. Хотя... Его «выключите свет» прозвучало очень прозрачно и как-то двусмысленно. Конечно же, Бельфегор понимал, что виной тому его собственное испорченное воображение и ничего больше. Щёлкнув кнопкой на диктофоне, принц уставился на страницы блокнота, испещрённые мелким аккуратным почерком. Раньше даже испорченное воображение ничего подобного не подсовывало, когда дело касалось хамоватого Лягушонка. Было уже глубоко за полночь, когда до Потрошителя донёсся скрип лестницы и хлопок двери в уборную. Фран вообще знает, как тихо себя вести, или нет? Вздохнув, Бельфегор вернулся к записям. С переписыванием самых важных деталей было покончено, и теперь Ураган медитировал над блокнотом, пролистывая его, пробегаясь глазами уже в сотый, наверное, раз, в надежде найти хоть какую-то зацепку. Разумеется, говорил он не с каждым жителем городка, но кто знает, вдруг фортуна оказалась благосклонна к варийцам, и именно среди этих людей окажется цель? — Вы ещё не спите, Бел-семпааай? – раздался знакомый голос позади. Мальчик вошёл в кухню, зевая. — В отличие от некоторых я работаю. Уйди и не мешай мне. – Бельфегору тут же показалось, что он находится на грани разгадки личности таинственного босса, хотя здравый смысл и говорил, что это не так и не следует выдавать желаемое за действительность. — Вы же гений, это Ваша работа, анализировать. – Фран замер за спиной принца, заглядывая через плечо в его записи. – Какой мелкий у Вас почееерк... — Не нравится, не смотри. Читать не заставляю, — бросил Потрошитель, поворачивая голову. Взгляд его тут же наткнулся на почти растворившиеся синяки от его собственных пальцев на горле Лягушонка. Брови иллюзиониста немного сдвинулись – похоже, он пытался разобрать, что написано в блокноте. Поведя плечом, будто почувствовав чьё-то невесомое прикосновение, он поправил сползшую лямку майки, в которой спал. Неожиданно стало стыдно. Стыдно за то, что, если мальчишка действительно ни в чём не виноват, Бельфегор едва не отправил его на тот свет, Он вполне мог бы сломать Франу пару рёбер или исполосовать его ножом. Но, чёрт возьми, его кровь... В памяти мгновенно воскресли тяжёлые гранатовые капли, сливающиеся в багряные струйки и текущие по показавшейся в обманчивом лунном свете пепельно-белой коже. Почувствовав на себе пристальный взгляд, принц поднял глаза. Иллюзионист смотрел на него с какой-то задумчивостью, плескавшейся на дне изумрудных радужек. — Куда Вы смотрите, семпай? – поинтересовался он ровным голосом. — На твои синяки, — честно ответил Потрошитель. — Ах, это... – мальчик потёр шею, будто вновь ощутив на ней стальную хватку семпая. – Знаете, асфиксия – дело не из приятных... — Если ты пришёл напоминать мне о том, что было вчера, то проваливай, пока я не повторил процедуру. – Бельфегор раздражённо взялся за ручку, всем своим видом показывая, что продолжать бессмысленный разговор не намерен. Не ответив, Фран вышел с кухни. Принц испытал громадное облегчение – он ненавидел, когда кто-то стоял над душой. А ещё он терпеть не мог поганое и мерзкое чувство вины, которое закралось в душу, будто отвратительный червь в наливное яблоко, портя его. Сосредоточиться не удавалось. Уже спустя всего пятнадцать минут буквы перед глазами поплыли, а слова, выхватываемые из предложений сонным разумом, складывались в несусветную тарабарщину. Отодвинув от себя успевший стать ненавистным блокнот, Потрошитель потянулся, разминая уставшую спину и шею, зевнул... И замер, осознав вдруг, что не слышал, как Лягушонок поднимался по лестнице. «Тупая лягушка, он что, собрался в гостиной отсыпаться?» Предположение подтвердилось – иллюзионист сидел на диване, но, судя по тому, что он пошевелился, услышав скрип отворяемой кухонной двери, не спал. А ведь уже стояла глубокая ночь. — Завтра мы пойдём на болото, нужно прочесать его на всякий случай, — бросил Бельфегор. – Если ты от недосыпа рухнешь в зловонную жижу, вытаскивать тебя я не полезу. — Не сомневаюсь, семпааай, — донеслось в ответ. — Тогда какого чёрта ты тут рассиживаешь? Дома страдай ерундой, сколько влезет, Лягушонок, но пока мы на совместном задании, изволь... — Бел-семпай. – Казалось, Фран даже не вслушивался в гневную тираду принца. – Вы ведь знаете, что иллюзионисты чувствительны к чужим иллюзиям? — И что? – Потрошитель прислонился спиной к дверному косяку. Он чувствовал себя как выжатый лимон и безумно хотел упасть на кровать и отключиться. Выслушивать же бредни земноводного никакого желания не было. — Вчера я не спал всю ночь, но не почувствовал ничего такого. — К чему ты клонишь? – принц прищурился, силясь рассмотреть силуэт кохая в кромешной темноте – свет в кухне был выключен. — К тому, что либо этот иллюзионист, что послал Вам морок в виде Вашего помершего братца, на порядок сильнее меня и владеет кольцом Ада, не говоря уж о том что он должен быть осведомлён не только о Вашем прошлом, но и о том, как Ваш братец выглядит, либо он попросту жив. — Бред. Действительно, бред. Расиэлю могло повезти единожды – он выбрался из могилы, которую ему собственными руками вырыл Бельфегор, и вернулся, чтобы отомстить. Но чтобы дважды убежать от костлявой с косой? Нужно очень крупно повздорить с Богом, Дьяволом и прочими, чтобы тебя отказались пустить хотя бы в Ад. — Не претендую на истинность своих заключений, Бел-семпааай. Моё дело – предупредить. — Предупредить? О чём ты? Фран вздохнул. — Ну Вы же гений. Не заставляйте меня в этом усомниться. Вполне возможно, что этот человек, по чью душу мы сюда приехали, давно раскусил нас и теперь попытается по одному убрать, тихо, чтобы не подымать шумиху. А когда можно подобраться к человеку, не опасаясь, что он встретит врага во всеоружии? «Ночью, во сне», — закончил мысленно принц. Лягушка была права, вне сомнений. Стоило прислушаться к этим разумным словам. — Возможно, нам пока не стоит разделяться, — проговорил Потрошитель, задумчиво потирая подбородок и даже пропустив мимо ушей шпильку в адрес своей гениальности. – На всякий случай. Ты поэтому тут сидишь? Какое беспокойство за мою жизнь, ши-ши-ши... — Если Вас убьют, я не смогу разобраться со всем один, — меланхолично ответил мальчик, поднимаясь с дивана. – А выслушивать вопли длинноволосого придурка-капитана у меня нет никакого желания. — Тогда тебе придётся спать в моей комнате, земноводное. – Эта идея самому Бельфегору показалась малоприятной, но, тем не менее, вполне здравой. Пока не знаешь, с чем столкнулся, лучше принять все меры предосторожности, даже самые глупые. На то они и профессионалы, чтобы уметь трезво оценивать ситуацию, предугадывать ходы противника и всегда быть на шаг впереди него. — Плохая идея, Бел-семпай. – Похоже, Фран предложению принца не обрадовался. – Я не собираюсь спать на коврике у двери или под кроватью, куда вы меня наверняка отправите. — Ты же не полагаешь, что я пущу тебя в свою постель? – хмыкнул Потрошитель. – Впрочем, ладно, пару-тройку ночей переживу, ши-ши-ши. Надеюсь, дольше мы не задержимся здесь. В спальне царила духота, и Бельфегор мгновенно пожалел, что не потрудился открыть окно вечером, чтобы хоть немного проветрить. Когда принц разделся, оставшись в одних джинсах, мальчик уже лежал под принесённым из своей комнаты покрывалом, повернувшись к семпаю спиной, лицом к двери. Раздосадованный Потрошитель лёг рядом, лицом к окну. Он злился на себя за то, что ночной визит не то иллюзии, не то восставшего из мёртвых брата выбил его из колеи настолько, что он не смог проанализировать должным образом ситуацию и сделать определённые выводы. Лягушка оказалась не так уж и глупа. Даже если его догадки и окажутся неверными, подстраховаться стоит. Почувствовав, что ещё чуть-чуть, и его можно будет подавать на стол как блюдо: «королевская персона, запечённая в собственном соку», Бельфегор скинул с себя покрывало. Стало легче, но лишь самую толику – по спине и по вискам струился пот. И снова повторялась вчерашняя ситуация – утомлённый организм требовал здорового и крепкого сна, но ночная духота, сдавливавшая голову и лёгкие тисками, не давала расслабиться и провалиться в сон. Раздался скрип кровати – Фран повернулся на другой бок. Если он собирается ворочаться всю ночь так же, как и вчера, то лучше бы ему было согласиться на коврик у двери – целее будет. Влажную спину обожгло чужое дыхание, заставляя развернуться. Разумеется, это был всего лишь иллюзионист, похоже, успевший задремать – глаза его были закрыты, а ресницы не дрожали. Бельфегор даже позавидовал мальчику, сумевшему уснуть так быстро. И как ему не жарко? Вон, закутался в покрывало до самого подбородка, будто стоял январь, а за окном резвилась метель. Веки Франа дрогнули, и он открыл глаза, встречаясь взглядом с принцем. Хотя, на счастье Потрошителя, его собственные глаза были закрыты занавесью волос. Возможно, именно поэтому иллюзионист молча всматривался в лицо семпая – может, пытался определить, спит тот, или нет. Шли минуты, — Бельфегор изредка отрывал взгляд от лица мальчика и смотрел на дисплей электронных часов за спиной кохая, — а Фран, казалось, засыпать вновь даже не собирался, глядя на старавшегося ничем себя не выдать принца. Эта игра в гляделки начинала надоедать. В голову пришла оригинальная мысль, как заставить Лягушонка перестать прожигать его взглядом и, наконец, попытаться уснуть. Потрошитель протянул руку, обнимая иллюзиониста за плечи и привлекая к себе, ожидая, что тот дёрнется и отвернётся. Однако, отстраняться мальчик не спешил, как-то послушно прильнув к мокрой груди принца. С одной стороны, в этом можно было найти плюс – Бельфегор больше не чувствовал на себе взгляда блестящих в лунном свете глаз кохая. С другой стороны – что, теперь вот так вот всю ночь спать с чёртовой лягушкой в обнимку? Часы тихо пикнули, извещая о том, что наступило два часа ночи. Стало ещё душнее – пришлось следить за собственным дыханием, чтобы ничем не выдать себя, иначе защищаться от ехидства Франа потом придётся долго. Вот только когда горячая ладошка мальчика скользнула по его спине, обнимая, не позволять дыханию сбиться стало почему-то в разы труднее. Казалось, даже сердце быстрее забилось, и громче – не дай Бог чёртово земноводное услышит! Не сдержавшись, Бельфегор судорожно сглотнул – если разумом он и понимал, что рядом лежит всего лишь надоедливый кохай, которого периодически очень хотелось отправить на тот свет, то телу эта близость явно была приятна, и оно настойчиво подавало об этом недвусмысленные сигналы. Решив, что пора кончать ломать комедию, принц отстранился, приподнимаясь на локте и заглядывая в лицо иллюзиониста. Глаза того по-прежнему были открыты. Он внимательно смотрел на своего семпая, не делая ни единой попытки отодвинуться. Облизнув пересохшие губы, Потрошитель наклонился чуть ниже – и снова никакой ответной реакции – мальчишка будто чего-то ждал. Взгляд скользнул по его приоткрытым губам, по острому подбородку, по выпирающим ключицам, по изгибам плеч. И чем дольше Бельфегор смотрел на кохая, тем жарче становилось, хотя больше, казалось бы, уже некуда – душнее лишь в Аду. Принц склонился над иллюзионистом, мягко целуя его суховатые губы, с удивлением чувствуя ответ. Кажется, ещё немного, и со здравым смыслом можно будет попрощаться. И осторожные прикосновения чужих рук к спине этому прощанию только способствовали. Шумно выдохнув, Потрошитель углубил поцелуй, вновь не встречая никакого сопротивления – только неумелые попытки ответить. Рука скользнула вниз, отбрасывая мешающееся покрывало в сторону, кажется, даже на пол. Пальцы коснулись горячей и влажной кожи худого живота мальчика, осторожно лаская. Царящая тишина ночи, нарушенная лишь скрипом кровати, когда Бельфегор переместился немного в сторону, садясь и устраиваясь между коленей иллюзиониста, придавала происходящему какой-то ирреальный оттенок – будто они находились в ином мире, возможно, мире снов, и всё было не взаправду. Оторвавшись на миг от губ Франа, принц потянул того на себя за плечи, заставляя приподняться. Ухватившись за край чёрной майки, Потрошитель сдёрнул её, отправляя в компанию к покрывалу. Уткнувшись носом в шею иллюзиониста, Бельфегор глубоко вдохнул его запах, чувствуя исходящий от кожи мальчика жар. Чужие пальцы зарылись в волосы на затылке, больно потянув назад. Из груди вырвалось сдавленное шипение, но останавливать кохая принц не стал – чувство боли распаляло ещё сильнее, заставляя целовать уже не нежно и осторожно, а грубо, кусая губы, руками беспорядочно гладя худенькое тело. Нетерпеливо расстегнув молнию на шортах, Потрошитель рывком сдёрнул грубую ткань, бросая куда-то в сторону, скользя ладонями по острым коленям, по бёдрам, по животу, дразня уже отчётливо возбуждённого Лягушонка. Избавившись от собственной одежды, Бельфегор припал к шее иллюзиониста, втягивая кожу, оставляя видные даже в темноте, засосы, кусая и зализывая покрасневшие укусы, пока руки делали своё дело, осторожно проникая внутрь, подготавливая. Ладонь дёрнувшегося лишь в первый миг Франа легла на лоб принца, сдвигая в сторону его чёлку и встречаясь взглядом с изумрудно-зелёными глазами семпая. И даже когда Потрошитель вошёл, резко, нисколько не щадя мальчика, тот лишь закусил губу, тяжело дыша, но не отвёл взгляда. И этот контакт – глаза в глаза, кожа к коже, — сводил с ума, заставляя позабыть даже собственное имя. Не выдержав, иллюзионист запрокинул голову, из груди его вырвался сдавленный стон. Бельфегор мгновенно этим воспользовался, вновь касаясь губами шеи, прокладывая влажную дорожку к уху и прихватывая мочку зубами, с силой сжимая её. Спину обожгло болью – щадить семпая Фран тоже не собирался, до крови расцарапывая кожу. По ушам бил громкий скрип кровати в такт каждому движению... ...Обессиленный, уставший ещё больше, взмокший принц рухнул на горячие влажные от пота простыни, не размыкая объятий, чтобы иллюзионист вдруг не вздумал отстраниться и отвернуться. Но, похоже, Лягушонок даже не думал об этом, прижимаясь к Потрошителю и щекоча кожу сбивчивым и тяжёлым дыханием. Пришла запоздалая мысль, что не мешало бы дойти до душа – они оба сейчас наверняка напоминают рабов с плантаций, которых заставляли трудиться под палящим солнцем несколько часов, но сознание упрямо этому воспротивилось, попросту отключаясь и погружая мозг в долгожданный сон... Когда Бельфегор проснулся, то не обнаружил рядом с собой никого. Часы показывали половину третьего – от взгляда на эту страшную цифру принц едва не подскочил. Встать следовало бы намного раньше, чтобы успеть сделать всё намеченное до захода солнца, которое сейчас, кстати говоря, било прямо по глазам. Потрошитель позволил себе поваляться в постели ещё минут десять, раскинувшись на всю её ширину и вдыхая запах уже остывших после жаркой ночи простыней. Вставать не хотелось ещё и потому, что в голове за секунду успело прокрутиться с десяток вариантов развития событий и предполагаемых комментариев кохая. Полная непредсказуемость этого существа, в прошлой жизни явно принадлежащего к амфибиям, напрягала и заставляла готовиться к худшему. В гостиной мальчика, к облегчению Бельфегора не обнаружилось, потому он беспрепятственно проник в душевую, под холодную воду, смывая с себя всю вялость и сонливость. Одевшись в чистые вещи, принц направился на кухню, где и был обнаружен Фран. Он изучал записи принца, лениво ковыряя вилкой в тарелке с наполовину съеденным омлетом. — В сковороде, — бросил он, не отрываясь от блокнота, похоже, с головой уйдя в какие-то свои размышления. Возможно, он поймал мысль за хвост и выдаст ещё что-нибудь оригинальное, как вчера, потому Бельфегор не торопился лезть с расспросами, а, последовав указанию, заглянул в сковороду. Сделав себе кофе и выложив остатки омлета на тарелку, принц сел рядом, косясь в собственные записи, но не видя в них ровным счётом ничего нового. Возможно, стоит посмотреть на них повнимательнее ещё раз, когда кофе возымеет свой эффект и окончательно прогонит сон? — Эта... Ленооор, — протянул Фран, нарушая тишину. – Девушка с косой? Она вертелась утром у нашего дома, я видел её. — Значит, убьём её и посмотрим, что выйдет, — пожал плечами Потрошитель. Гений гением, но сейчас почему-то меньше всего хотелось думать об этом муторном дельце. — Вы в своём репертуаре, Бел-семпааай... Кстати, Вы знали, что она дочка Джорджа? — Нет, она ничего об этом не говорила. – Принц расправился с завтраком и теперь допивал последние глотки кофе. — Минус для неё, — иллюзионист черканул что-то в блокноте. – Какой ребёнок не захочет рассказать о родителях, когда есть благодарный слушатель? Что, кстати говоря, удивляет – Вы хороший актёр, если эти люди действительно добровольно Вам всё рассказывали, а не под пытками. Отвесив болтливой лягушке подзатыльник, Бельфегор отставил кружку и потянулся, разминая суставы. Он не любил таких долго тянущихся заданий и быстро терял к ним интерес – ему нравилось действовать быстро, нравилось чувствовать себя на поле боя, когда смерть витает вокруг, когда и твоя жизнь, и жизни противников поставлены на кон. А такие слепые игры в «морской бой» под названием «угадай, где я прячусь», его раздражали. А ещё принц устал ждать от иллюзиониста хоть какой-то реакции, хоть одного слова или действия касательно прошедшей ночи. Потому он просто притянул к себе мальчика, впиваясь в его губы жёстким требовательным поцелуем. Ответ Франа на этот поцелуй, пожалуй, мог послужить ответом и на все остальные вопросы. Бельфегор подался вперёд, желая прижать к себе Лягушонка, но неожиданно потерял равновесие. Табуретка под иллюзионистом качнулась и опрокинулась, а вместе с нею и оба варийца – мальчик, спиной вперёд, и Потрошитель, придавивший несчастного кохая. На несколько секунд воцарилась тишина – каждый соображал, что сейчас произошло и считал звёзды, весело порхающие над головой. — Семпааай, Вы неудачник, — последовал комментарий. — Заткнись. На болоте, до которого Бельфегор и Фран добрались лишь час спустя, на машине, не обнаружилось ровным счётом ничего интересного – только зловоние испарений, тучи мошкары и грязь. Погода ухудшилась – небо заволокли тяжёлые, будто налитые свинцом, грозовые тучи. Воздух стал почти осязаемым – настолько душно было вокруг. Казалось, скоро можно будет черпать его ложкой, как сметану. — Гроза надвигается, — предупредил Джордж, когда уставшие и грязные «отец с сыном» забрели в забегаловку, перекусить, и встретили там этого тучного мужчину. – Лучше запритесь дома и никуда не высовывайтесь – грозы у нас сильные, ветер так подует, что с ног сносит. Если отключится свет – не пугайтесь, провода здесь старые, завтра утром починят. Перекинувшись с хозяином заправки ещё парочкой слов и рассказав об экскурсии к местной достопримечательности – болоту, — Бельфегор и Фран последовали дельному совету и поспешили домой. — Не нравится он мне, — сообщил иллюзионист, уже сидя на диване и переключая каналы. Голова Потрошителя покоилась у него на коленях – варийский гений рисовал что-то в блокноте. Этим «что-то» являлись абстрактные завитушки, просто чтобы занять руки размышляющего принца. — Почему? – Бельфегор с особой тщательностью вывел ещё одну завитушку и краем глаза покосился в наполовину зашторенное окно. Смеркалось. Ещё минут пятнадцать назад бывшие тихими, раскаты грома всё набирали мощь, оглушая своим треском и перекрывая голос диктора из новостей. — Шестое чувство, — последовал лаконичный ответ. – Кстати, Бел-семпай, что вы ожидали обнаружить в болоте? — Да что угодно. Такие места люди, как правило, обходят стороной, там можно спрятать тайник, можно устроить что-то вроде базы или укрытия... Трупы, наконец. — Он же не серийный маньяк, в отличие от Вас. – Ладонь Франа легла на лоб принца, тихонько перебирая золотистые прядки. Вместо ответа Потрошитель ткнул иллюзиониста в бок карандашом. Свет резко погас, заставляя телевизор умолкнуть и погрузить комнату в тишину – сбылось предсказание Джорджа. Лягушонок что-то разочарованно протянул, но Бельфегор проигнорировал это, продолжая в сумерках пытаться рисовать, про себя отметив, что кохай как-то пристрастился к телевизору. После изнурительной прогулки по лесу и болоту сил не было уже ни на что, потому пришлось ложиться спать. На этот раз даже мысли не возникло о том, чтобы выгнать Франа из кровати на пол – было безумно приятно обнимать этот маленький комочек тепла, утыкаясь лицом в зелёную макушку, проваливаясь в сон под мерное дыхание иллюзиониста. Чьи-то прохладные ладони скользнули по спине и плечам. Кровать скрипнула, принимая на себя чужой вес. От мягких касаний губ, от невесомых поцелуев, будто шёлк, окутывающий спину и руки, по телу разлилась приятная истома. Вот только собственные руки сжимают тело спящего лягушонка, и эти поцелуи принадлежать ему не могут... Нащупав под подушкой нож, Бельфегор мгновенно вскинулся, наугад швыряя его в темноту. Фигура блондина отпрянула в попытке увернуться от стальной смерти, но пальцы принца сомкнулись на запястье неведомого призрака стальной хваткой. Чужая рука была вполне материальной, равно как и остальные части тела – обладателя белозубой улыбки чеширского кота и съехавшей на бок диадемы удалось даже лягнуть ногой и повалить на пол. Вот только по ушам что-то ударило, дезориентируя. Проснувшийся из-за шума Фран рухнул обратно в кровать; сознание Потрошителя вспыхнуло ослепительно-белым светом, и отключилось... ...Руки, заведённые за спину, что-то неприятно холодило, а голова раскалывалась, как от удара камнем по затылку. — Бельфегор... Принц попытался сесть, что удалось сделать практически сразу, хоть и с трудом. Вокруг – темнота леса, над головой – угольно-чёрные тучи, освещаемые вспышками ветвистых молний. Резкий и сильный ветер холодил обнажённую грудь. Лишь обернувшись, Бельфегор увидел его. Расиэль сидел на корточках прямо за его спиной, широко ухмыляясь. Плаща, отороченного мехом, на плечах не было; ветер шевелил ткань белой рубашки и золотистые волосы, достающие до плеча. — Ты рад меня видеть, Бел? – грубый и низкий, — гораздо ниже его собственного, — голос резал по ушам, как остро заточенный нож. В голове вспыхнуло последнее, что принц видел перед тем, как отключиться – падающий без сознания Фран. «Летучие мыши Урагана, — промелькнуло в голове. – И как я сразу не догадался? Чёрт...» Вопрос о судьбе, постигшей мальчишку, вертелся на языке, но высказывать его принц не спешил. Знал, что правды не услышит в любом случае. — Я искал тебя, Бел, — снова заговорил Расиэль, не дождавшись от брата ответа. – Твой босс очень невежливо обошёлся со мной – ему бы следовало научиться хорошим манерам. — Видимо, он был слишком мягок с тобой, раз ты ещё не сдох, ши-ши-ши... – Бельфегор пошевелил руками, разминая затёкшие кисти. Высвободиться из наручников, сковывающих запястья, к сожалению, не представлялось возможным без ключа. — Значит, всё же рад видеть брата, Бел? – Расиэль хрипло рассмеялся. – Я искал тебя, — повторил он. В тонких и изящных, как у Потрошителя, пальцах блеснул сталью нож. – Хочешь знать, зачем? — Да не особо. — А я скажу. – Ледяное лезвие коснулось шеи принца плашмя. – Я заберу тебя с собой. — На тот свет? – попробовал угадать Бельфегор. Про себя он лихорадочно размышлял о том, что делать – его брат, как бы ни было неприятно это признавать, был сильным противником. Настолько, что даже они вдвоём с Франом смогли лишь отвлечь его, но не уничтожить. Да что там, даже чёртов босс сплоховал! — Это твоя лягушка оставила? – пальцы свободной руки Расиэля скользнули по едва затянувшимся после вчерашней ночи царапинам. – Надеюсь, они заживут и не оставят следов. — Тебе-то что? – хмыкнул Потрошитель, отодвигаясь. Прикосновение было ему неприятно. — Помнишь шрамы, что ты оставил на мне, Бел? – Расиэль приблизил своё лицо к лицу принца. Его шёпот обжёг щёку. – Я оставлю на тебе такие же. Потому что ты – мой брат, Бел, и принадлежишь мне. — Ты рехнулся? — Мы оба родились сумасшедшими. – Чужие зубы сомкнулись на мочке уха, тут же выпуская её. – Разве не поэтому мы ещё живы? Судьба любит безумцев, Бел. Руки брата скользнули по груди вверх, к плечам, опрокидывая Потрошителя на сухую траву. От удара затылком о твёрдую, как камень, землю в глазах на миг потемнело. Бёдра ощутили тяжесть тела Расиэля, усевшегося сверху и теперь склонившегося над Бельфегором. Грудь обожгла вспышка боли – старший принц, довольно улыбаясь, сделал аккуратный ровный надрез. Тоненькая струйка, горячая, как кипяток, потекла вниз. Ураган, выдохнув, зажмурился – кровь ударила ему в голову от одного только вида рубиновых капель. — Нравится? Нравится боль, Бел? Нет, ты смотри, смотри! – Расиэль ухватил Потрошителя за волосы, заставляя того поднять голову и наблюдать за тем, как тонкие надрезы складываются в букву «R». Клинок порхал над побледневшей кожей, словно перо вдохновлённого поэта над пергаментом, оставляя за собой кровавые росчерки. Бельфегор уже не слышал треска разверзающихся небес, не видел ярких вспышек молний – взгляд его был прикован к набухающим, как бутоны маков, алым каплям, собирающимся в струйки и стекающие по бокам, щекоча кожу. Казалось, он даже чувствовал запах крови – королевской крови. Закончив выводить своё имя, Расиэль выпустил волосы Потрошителя, позволяя ему вновь опустить голову на землю. Горящая от жгучей боли кожа ощутила влажные прикосновения чужого языка. Губы почувствовали солоноватый привкус и последовавший за ним грубый резкий поцелуй. Вкус крови, — своей крови, — заставлял голову идти кругом. Не было сил сопротивляться властному языку брата, по-хозяйски проникнувшему в рот, отстраняться от его болезненных ласк – он беспорядочно гладил окровавленную кожу, царапая ногтями, пачкая алой жидкостью собственную рубашку. И снова боль, словно ожог – кровь из прокушенной Расиэлем губы потекла по подбородку. — Ты принадлежишь мне, Бел, — прошипел он, слизывая густую солёную влагу. – Всегда принадлежал... Все эти годы... Он говорил что-то ещё, Бельфегор не слушал. Брат отлично знал слабость принца, и удачно ею воспользовался – Потрошитель в его руках, опьянённый вкусом крови и болью буквально таял, на задворках сознания проклиная чёртового ублюдка и мечтая вонзить нож ему в сердце, так, чтобы наверняка. Чтобы эта тварь больше никогда не выбралась из-под земли, вновь ускользая из цепких рук смерти... — Эй, мусор. Этот голос... Абсолютно равнодушный, низкий, немного грубый. А его обладатель – самая большая в мире заноза в одном месте, ленивая и ублюдочная, но которую угораздило оказаться настолько сильной, чтобы прибрать к рукам всю Варию... Расиэль с яростным шипением отстранился и подскочил на ноги, выхватывая из-за пазухи коробочку. Принц поднял голову, продираясь сквозь туман в голове – прищурившись, он рассмотрел фигуру обладателя голоса. Босса. Откуда... Как... Раздался выстрел. Оглушительный выстрел, прозвучавший отнюдь не со стороны Занзаса. Расиэль пошатнулся. Из ослабших пальцев выскользнула коробочка, на груди стремительно расплывалось неестественно-ярко-алое, будто акварельная краска, пятно. Бельфегор, словно завороженный, следил за тем, как брат-близнец тяжело осел и рухнул лицом в траву, уже не делая попыток встать или хотя бы пошевелиться. Взгляд метнулся к человеку, выстрелившему старшему принцу в спину. Фран стоял у одного из деревьев. Рука его, сжимающая пистолет, всё ещё была поднята, а кольцо Тумана Варии полыхало насыщенно-синим цветом – цветом индиго. Лишь спустя несколько мучительно-долгих секунд, тянущихся, как мёд, горький мёд, иллюзионист опустил руку. Пламя кольца погасло, заставляя иллюзию босса подёрнуться и осесть на землю сизым туманом. Быстрыми шагами Лягушонок приблизился к телу Расиэля и пинком перевернул его; присев на корточки, мальчик стал торопливо обшаривать карманы. В свете молний блеснули ключи от наручников. Бельфегор всё это время неподвижно сидел на земле, наблюдая за кохаем. Кровавая пелена перед глазами не желала спадать, от чего соображать удавалось с трудом. Кажется, до сознания, которому приходилось продираться сквозь густой кисель тумана, ещё даже не дошло, что произошло. Присев на корточки перед семпаем, Фран поднял с земли нож и повертел его в руках, задумчиво рассматривая вымазанную в крови грудь принца. Резким движением он перечеркнул вырезанное по коже имя, заставляя Потрошителя дёрнуться в сторону и зашипеть от боли. — Сдурел?! Проигнорировав оскорбление, мальчик вставил ключи в разъём, щёлкая наручниками. Руки тут же метнулись к худым плечам иллюзиониста, сжимая так сильно, что тот поморщился. Хотелось многое сказать. И назвать дебилом за лишнюю царапину на груди, и вслух высказать облегчение – Фран остался жив, и благодарность – кто знает, что могло ещё взбрести в голову явно тронувшемуся близнецу? Может, он решил бы забрать брата с собой, куда собирался, в чемоданчике, и расчленённым на части? Но мысли путались, было тяжело даже просто соображать, не то, что говорить. Кровь в жилах кипела, эмоциональный накал требовал выхода – и этим выходом стали губы Лягушонка, в которые Бельфегор впился поцелуем-укусом, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на мальчишку и не изнасиловать. Лишь когда марево над разумом стало отступать, Потрошитель отстранился, глядя на покрасневшие искусанные и припухшие губы иллюзиониста. — Будем считать, что это – благодарность за помощь, Бел-семпааай. — Когда-нибудь я отрежу тебе твой длинный язык, — бросил принц, поднимаясь на ноги и беря в руки коробочку брата. Задумчиво повертев её в руках, Ураган сунул её в карман. Трофей, так сказать. На память. — Как же Вы тогда собрались целовать меня? Не выдержав, взвинченный Бельфегор отвесил нахальному мальчишке чувствительный подзатыльник. Когда они вдвоём с Франом оттащили труп Расиэля к болоту, зарядил дождь. Тело погрузилось в пошедшую рябью от льющейся с небес воды жижу, принявшую в себя принца. Болото – самая подходящая могила для такого отброса. Холодный дождь уносил с собой остатки дурмана, очищая разум и успокаивая боль тела. — Я же говорил, семпааай, — протянул иллюзионист. — Её взгляд был настолько чист в плане интеллекта, что с трудом верится до сих пор. – Бельфегор усмехнулся Весь следующий день снова шёл дождь. Ленор они вычислили быстро – та прокололась, причём несколько раз, и её хладный труп отправился в болото, составить компанию бывшему претенденту на трон. Тяжёлые дождевые капли барабанили по стёклам машины. Напарники уже покинули городок, принесший столько неожиданностей, и даже успели отчитаться перед Скуало о выполненном задании. Ладони Лягушонка скользнули по груди принца вниз, забираясь под полосатый джемпер и осторожно касаясь кожи живота. — Ши-ши-ши, Фран, а если кто-то увидит? – Потрошитель выглянул из-за взгромоздившегося ему на колени иллюзиониста, бросая взгляд на пустынную дорогу и глуша мотор. — Кто увидит, о чём Вы, Бел-семпай? Мы в поле. – Губы непослушного мальчишки скользнули по изгибу королевского плеча. – Кстати, поле – очень живописное место... — Предлагаешь выйти под дождь? – Бельфегор фыркнул, распахивая дверцу автомобиля и вытаскивая под ливень своего кохая. Именно своего. Мокрая трава приняла их обоих, слёзы небес мгновенно запутались в волосах и одежде. — Если мы заболеем, Ску нам голову оторвёт. – Потрошитель, лёжа на спине, потянулся к губам Лягушонка, скользя руками по мокрым от дождевой воды ногам и влажной ткани шорт. Что это? Любовь? Быть может... — Тогда нужно согреться, семпай. Почему Вы такой глупый? – Фран встретил губы принца, даря лёгкий и нежный поцелуй. Поцелуй со вкусом дождя.