REMOTIS TESTIBUS
And I'll never let you know, И я никогда не скажу тебе, No, I can't tell you nothing. Нет, ничего не могу рассказать. Eden — Drugs
— Я был здесь всего один раз и даже не успел рассмотреть обстановку нормально, — произнёс Мидория, медленно обходя валяющиеся в коридоре коробки. — Здесь не на что глазеть, — цокнул Бакуго, подначивая парня идти быстрее. — Я еще не успел разобрать всю эту хрень. — И сколько ты живёшь в этом бардаке? — поинтересовался Изуку, ловко уворачиваясь от раздражительно-быстрого выстрела алых глаз. — Разве ты не опрятный человек? Я думал, что ты перфекционист. — Я перфекционист? — громко фыркнул Катсуки с долей непонимания, в доказательство своих слов отшвырнув ногой пустую коробку. — И каким таким боком я похож на чистоплотного человека? — Не знаю, — смутно ответил Мидория, заглядывая за угол. Похоже, парень просто мелит что в голову взбредет, — подумал Бакуго. — О, у тебя совмещенная гостиная и кухня? Весьма удобно. Изуку юркнул через широкую спину блондина в сторону кухни, нагло и беззастенчиво рыская по всем шкафчикам. У Катсуки от его бессовестного поведения начался дёргаться левый глаз. Он словно запустил не парня, а обезьянку, которая обязательно начнёт лазить не только по ящикам, но и по всем закоулкам и темным углам, находя даже то, что Бакуго потерял ещё с незапамятных времен. — Ты что творишь, идиот? — недовольно пробурчал Катсуки, повысив голос, но Мидория даже не обратил на его разгоряченный тон должного внимания, поднимаясь на носки и протягивая тонкую руку к пачке грэхемских крекеров на верхней полке. Вообще-то, это была почти единственная еда в доме, не считая пары засохших тостов, которых можно использовать вместо кувалды, и арахисового масла, которое Катсуки ненавидел, но купил потому что на него была скидка. Так что прерогатива того, что его еду без стыда будет уплетать веснушчатый урод, точно не входила в его планы. — А что? Я голодный, — с набитым ртом поведал ему Изуку, удобно устроившись на тумбочке и по привычке по-детски дрыгая ногами. — Ты пришёл ко мне ночью просто пожрать? — пренебрежительно сморщил лицо Катсуки, выхватывая из рук Мидории коробку крекеров и засовывая на самый верх, туда, куда он со своим ростом примерно пять с половиной футов точно не дотянется. — Одно другому не мешает, — безмятежно произнёс Мидория. — Просто сказал бы, что жаден и я… Изуку испуганно охнул от неожиданности в ту секунду, когда без лишних слов Катсуки резко потянул его руки на себя, разворачивая ладонями вверх. Проводя большим пальцем по предплечью и ощупывая место сгиба локтя, блондин продолжительно впился красными глазами в лицо Мидории, пока тот первым не отвёл взгляд. Бакуго бесило его выступление и показушное спокойствие, ведь опущенная голова и сжатые колени говорили о состоянии зеленоволосого без лишних слов. — Блять, — прошипел он себе под нос, слегка отпуская запястья Мидории, наблюдая, как его руки дрожат сами по себе. — Ты под дурью сидишь, уебок? Совсем с катушек слетел?! Убью. — Нет, — тихо, совсем неслышно ответил Изуку, прижимая руки к груди. — Я давно слез. — Тогда нахуй мне здесь мозги начинаешь выносить? — взбесился не на шутку блондин. — Хорош молчать и выкладывай все, задолбал своей таинственностью! Или я просто выкину тебя отсюда. Мидория поднял на него слегка удивлённый взгляд, словно не верил, что Катсуки сможет это сделать. Но если его слишком сильно взбесить, он что и похуже вытворит, поэтому и сдерживался, чтобы не зарядить по веснушчатой морде за слишком сложный эмоциональный подтекст, превращая все в некую викторину, где каждый ответ Катсуки будет неверным. Если зеленоволосый пришёл за поддержкой, то он не туда явился. — Тц, — спустя нескольких продолжительных секунд угрюмого молчания Бакуго резко схватил Мидорию за толстовку и потащил несопротивляющееся тело в совмещенную с кухней гостиную. Кинув парня на диван, что Изуку даже тихо икнул, стукнувшись головой о подлокотник, Катсуки присел на небольшой журнальный столик, возвышаясь перед Мидорией непроходимой горой, которая точно не позволит ему двинуться с места без вреда его жизни. Изуку, слегка испугавшись такому непредсказуемому событию, все равно сумел нацепить на лицо неуверенную полуулыбку, убивая нервные клетки блондина с бесконечно возрастающей прогрессией. — Будешь молчать, я из тебя обшивку для кресла сделаю, — пригрозил Катсуки, устрашающим образом устраивая локти на коленях. Мидория тихо прыснул, поттягивая ноги под себя и свернувшись калачиком так, словно пытался такой позой спастись от дальнейших расспросов. Почему этот ублюдок такой сложный, — разносился внутренний голос в голове, но Катсуки постарался успокоиться, хотя давалось это ему с превеликим трудом. Он нутром чуял, что Мидория просто ждёт нужного момента, чтобы рассказать свою гадюшную историю жизни, видимо, чтобы она казалась более трагичной и грустной, нежели понимание, что все его проблемы — это простые подростковые замашки, принятые слишком близко к сердцу, и горы обид на людей, которые якобы не смогли прочувствовать всю боль идиотских пиздаболов. — Что ты хочешь услышать для начала? — монотонно растянул Мидория, и вновь своей бесящей привычкой глядя на блондина полулукаво-полузагадочно. Аж зубы сводит от злости. — Мне нахрен не нужно слышать ничего, — бросил Бакуго, исподлобья прожигая в веснушчатом дыру. — Это ты, идиот, начал первый заливать про то, что запутался и — что ты там ещё делал? — меня не волнует. Так что просто скажи спасибо за то, что я вообще тут с тобой сижу. — Спасибо, — невинно ответил Изуку, слегка наклонив голову. — И крекеры были вкусные. А у тебя есть содовая? Катсуки молниеносно вскинул руку и вцепился в лицо веснушчатого, где точно останутся синяки от его сильной хватки. Тяжело дыша, блондин приблизился ближе, вглядываясь в зелёные глаза настолько, словно мог высосать все ответы из них без лишнего времени и занудных раздражающих речей. Но отстранился, недоумевая или даже обескуражившись от того, что Мидория ни с того ни с него начал плакать. Он что, слишком сильно схватил его за лицо? — силился понять Бакуго, тут же убирая руку. Нет. Здесь что-то совсем другое. От физической боли лицо морщится, а Мидория даже не повёл и бровью. Такое чувство, будто своим резким выпадом Катсуки сломал стену, разделявшую зеленоволосого от реальности. Напускная маска равнодушия и невозмутимости слезла аки потрескавшаяся краска, являя наружу настоящую личину. Жаль, что Бакуго не сумел разглядеть её тщательнее, ибо Мидория быстро спрятал глаза рукой, грустно при этом хмыкнув. — Прости, я просто… — просипел Изуку. — Просто не знаю, как правильно себя вести в такие моменты. — Эм, — Катсуки стало немного неловко, отчего его восторженный гнев и небольшой словарный запас чудом испарились из головы. — А? — Я ещё ни с кем не откровенничал, поэтому пока не могу как следует сосредоточиться, — более спокойно продолжил Мидория, убирая с лица руку, но глаза его были опущены, так что блондин никак не мог понять, какая истина крылась за ними. — Я не знаю. Страшно как-то делать это впервые, ты не находишь? Бакуго молчал, сжав зубы. Этот парнишка совсем не знает, как разговаривать по-человечески, при этом не источая всем видом открытое лицемерие? — Тебя с детства не воспитывали или что? — поинтересовался Катсуки, видя, как Мидория заметно вздрогнул от его слов. — Или родаки просто тебя избивали? Обычно нас ещё с пелёнок обучали, что якобы нужно делиться проблемами и всякая такая муть. Руки Изуку сильнее вцепились в обивку дивана. Похоже, нажали на неприятную точку. Это словно вытаскивать мелкую занозу: вроде уже привык к постоянному покалыванию, а когда начинают неторопливо вытаскивать, так словно многовольтным током вдарили. — Родители? — Мидория поднял на него потускневшие глаза, вымученно улыбаясь, что аж холодок по телу прошёлся. — У меня их не было. Я как бы сиротой всю жизнь был. — А? — вскинул брови Катсуки. — Детдомовец, да? Ну, теперь понятно, почему ты такой странный. — Сарказм так и блещет, — нервно прыснул Изуку, потирая глаза. — Чая нет, так что только кофе, — поднявшись с места, сказал блондин, приводя зеленоволосого в ступор. — Что? Бакуго заглянул через плечо, без прошлой резкости отвечая: — И переоденься, — проходя на кухню, Катсуки кивнул в сторону, как веснушчатый припоминал, спальни. — На улице дождь, а ты весь мокрый. Чистые футболки в шкафу справа. — Чего? — ещё сильнее округлил глаза Мидория, будто блондин начал говорить на незнакомом доселе языке. А точнее, на более человеческом. — Эй, не злоупотребляй моим гостеприимством! — рявкнул на него Катсуки. Изуку передернулся, вставая с места и неуверенно шагая в спальню. Блондину могло показаться, что на лице Мидории расцвела благодарная улыбка. ***Like it's move or slowly die Будто это движение или медленная смерть
— Я с самого детства был тихим, — начал свой рассказ Изуку, обхватывая пальцами кружку с растворимым кофе. — Особо не выделялся среди своих сверстников, поэтому даже воспитатели обращали на меня меньше внимания. Если так можно сказать, обладал некоторыми своеобразными замашками. Я думал, что родители отказались от меня, потому что я был слишком слаб или слишком жалок, поэтому и загонял себя лишними проблемами и во всем винил себя, как бы это никчемно ни звучало. — Они умерли? — Катсуки совсем не обладал таким качеством, как тактичность, и говорил все в лоб. Но Мидория нисколько не поник от его вопроса. Он просто неопределённо пожал плечами. — Кто знает. Может, они на самом деле умерли, может, просто не могли обеспечивать ребёнка, я не имею ни малейшего понятия. Воспитатели даже не удосужились рассказать мне об этом. Но так или иначе, никто из опекунов, решившихся взять себе ребёнка, меня не выбирал. Но я и не рвался в новую семью, — Изуку хмыкнул, вспомнив что-то. — Соседи по комнате ночью постоянно рассказывали разные страшилки, в том числе и про то, что детей из приюта забирают и едят. И, стыдно признаться, мне было страшно от этой нелепицы. Катсуки слегка двинул бровями, прислоняясь поясницей к кухонному шкафчику. Его чёрная майка, безразмерно висящая на худых и острых плечах, все равно была меньше, чем огромные мешки, которые Мидория часто носил и буквально утопал в них. Но в его футболке зеленоволосый казался ещё белее, ещё слабее и беззащитней, будто тростинка, которую можно сломать двумя пальцами. А ещё Катсуки заметил, что пересластил себе кофе. Противно. — Я не имел сильного и бойкого характера, как у тебя, да и с самоконтролем у меня явные проблемы, — слегка подрагивающим голосом произнёс Изуку, прикусывая губу. — Понятно, что таких слабых и бесхребетных людей, как я, легче развести на какие-то действия. Да и пойти против старших я не мог. Но сиротский приют — очень ужасное место. Как бы я ни уговаривал Мину, она была ни в какую. Ну ладно, сейчас не про неё дело ведётся. Там ты должен либо подчиняться, либо быть избит, а то и все сразу, если у старших будет ужасное настроение. Так вот. В один из дней к нам снова возвратили одного паренька, которого выгоняла очередная семья за его необузданный характер. И однажды он принёс в приют крохотный пакет дешёвого наркотика, но это была явно проба, намешанная с какими-то усилителями. Решил крутануться перед остальными, а так как я его бесил больше всех, что был ну уж слишком смирным и тихим, по его мнению, то… Блин, я… Изуку осекся, сильно сожмурив глаза. Он продолжил говорить, не контролируя самого себя. Слова будто самостоятельно вырывались из его рта, хотя по вытянутому лицу можно было понять, что он этого откровенно не хотел: — Я даже не смог понять, как подсел, — его голос захрипел. — Начал подрабатывать где ни попадя, лишь бы набрать побольше карманных ради новой дозы. Боже, как же стыдно! Моя жизнь изначально пошла наперекосяк, а ещё игры с иглой… Но я ощущал что-то странное. Ты знаешь это чувство? Словно мир меняется у тебя перед глазами, кружит, трансформируется так, как ты сам пожелаешь. Я чувствовал небывалую храбрость. Уверенность. Того, что смогу измениться, стать другим, независимым, а не простым беспомощным слабаком, являвшимся простой грушей для битья и тушения сигарет. Парень вяло поднял руку с многочисленными шрамами, сильно выделяющимися при тусклом свете настольной лампы. Катсуки пуще нахмурился, ощущая под кожей пульсирующие вены. Его резали как свинью на убой или он просто пытался такими шрамами скрыть другие грязные отметины? — раздумывал блондин, чувствуя накаляющуюся злость. — Напротив приюта было несколько частных домов, так что мне было немного обидно. Что остальные люди живут за ту сторону ограждения. Я мечтал вырваться на свободу, но только не в чужую семью. Так я и встретил Сецуну, — на миг искривленное в страхе и боли лицо приобрело нормальный вид. — Она жила прямо напротив и постоянно смотрела на нас через проезжую часть, когда бежала в школу. Постоянно. Только смотрела и смотрела, словно боялась подходить. Но в один из дней смогла подойти и заговорила со мной первая. Если коротко, то мы не были особо близки, просто каким-то образом я умудрялся затесаться в её компашку, да и Сецуна была не против. Изуку заламывал конвульсивно дергающиеся пальцы, впиваясь пустым взглядом в остывший кофе. Все давние комплексы и воспоминания набатом свалились на голову, не удивительно, что его так трясёт. Катсуки продолжал стоять поодаль, не вмешиваясь в тяжёлый монолог. Только одна мысль о сочувствии или нежном проявлении заботы коробила до мурашек. Даже если изумрудные глаза требовали этого от него, блондин упрямо не двигался с места. — Я… мне с трудом пришлось после выпуска из школы. С превеликим упорством я смог поступить в Юуэй, да и то на самый слабый факультет, но мне и этого хватало. Я старался учиться, но… — тут словно хрустнуло что-то невидимое. Изуку закрыл лицо руками и сжался на стуле, под наплывом эмоций начиная шмыгать и невнятно говорить на каждом слове: — Я словил слишком сильный кайф. Я не знаю, как даже смог выжить. А потом… а потом я очнулся уже не в логове наркоманов, а в каком-то доме. И, оказывается, Сецуна смогла меня найти и забрать из того места. Выходила, заботилась, помогала со скорейшей реабилитацией. А я… я думал, что она просто так надо мной издевается. Считает меня жалким трусом, изводит и ненавидит. Я… не до конца вылечившись, я попытался сбежать, но она меня постоянно ловила. Мне было страшно! — голос парня сорвался на рваный визг. — Когда я более менее выздоровел, то снова пришёл в универ, но я не мог там находиться ни секунды. Все смотрели на меня, явно насмехаясь и презирая, и я просто не вытерпел! Мне, мне нужно было всего немного, чтобы успокоиться, даже меньше грамма, но… С-сецуна увидела меня после этого и просто ушла, а потом её нашли на какой-то заброшенной стройке! В тот день… Изуку резко поднял красные глаза, полные чистого отчаяния, что внутренности блондина сжались и прилипли к позвоночнику. — В тот день Сецуна умерла из-за меня! Не помня, как Катсуки оказался рядом с зеленоволосым, он внезапно одним движением смахнул кружку со стола, что разлетелась крупными осколками по полу. Мидория от шока хватал ртом воздух, дрожа сверх меры, что мог запросто свалиться с места. Повисла липкая и удушающая тишина. — Умерла из-за тебя? — низким тоном прошипел Бакуго, тыкая указательным пальцем в грудь зеленоволосого. — Это ты, что ли, дал ей шприц с дурью? Это ты ей насильно вколол дозу? Это ты её заставил валяться беспамятной в сраной мусорке? Не вини себя за то, чего не совершал. — Н-но… — Что «но»? — настойчивее перебил его Бакуго. — Из-за своей бесполезности и никчемности все это время ты полагал, что виноват в чьей-то смерти? Не тупи и вбей уже себе в башку, что виноват ты только перед собой. Изуку громко шмыгнул, уже не сдерживая поток несущейся солёной жидкости. Медленно выдохнув, Катсуки не сдержался, ладонью подзывая парня к себе. Тот, не медля, поднялся на ноги и впрыгнул в открытые объятия, утыкаясь лбом между ключицами. Катсуки начал замечать за собой странные непостоянства, когда в поле зрения замечал зелёную макушку. То ему хотелось настолько сильно врезать по его морде из-за ловкого умения забираться под кожу и заставлять чувствовать настоящую зависимость, что становилось даже жутко. То жажда ощутить жгучие прикосновения к коже перекрывала несущийся к мозгу кислород. Полоса жизни под названием Мидория Изуку сложнее, чем все остальные годы, проведённые в рядах мафии, которые не были настолько непредсказуемы, но оттого и были не такими пугающими и притягательными. — Я много смертей видел, — неуклюже прервал молчание блондин, осторожно поглаживая взъерошенные кудри. — Кто слег от пули, кто под колеса залетел, кто спрыгнул с моста, кто вообще перепил снотворного, лишь бы не платить долги мафии. Не то чтобы мне было плевать на них: поначалу мне тоже было дико страшно, но я постарался не придавать этому слишком многого значения. Главной целью было выжить, и если бы я начал волноваться по этому поводу, то точно бы помер уже давно. Переведя дыхание, Бакуго приподнял лицо Мидории за подбородок и затянул его в долгий поцелуй, сминая солёные потрескавшиеся губы. Изуку сильнее сжал его торс руками, с завидным рвением отвечая, и прижимался все крепче, словно желая сростись с Катсуки полностью. Не прерывая момент, Бакуго легко подхватил тельце веснушчатого и опустил на стол, создавая определенную подстраховку. — Ты ещё говорил что-то про то, что не успел заметить, как потерял того, кто любил тебя по-настоящему, — в точности повторил блондин его слова, опускаясь к открытой шее. — Что ты имел в виду? Изуку замер, задерживая дыхание. Катсуки точно определил, что здесь снова что-то не так. — Уже не важно, — хмыкнул зеленоволосый, первый потянувшись за быстрыми и жадными поцелуями. — Я люблю только тебя. В который раз от его слов у блондина сперло дыхание. Вместо ответных слов и признаний он решил идти по совсем другому пути, углубляя поцелуй, ловя крышесносое чувство посильнее того усилителя, что он пробовал вместе с Мидорией. Здесь уже не были замешаны простые препараты. Здесь было что похлеще и посильнее слабых наркотиков. Гребанная влюблённость и жгучая привязанность резала внутренности так, что вызывала внутреннее кровоизлияние. Спрятанные порывы шквалом рвались наружу, и виной тому был какой-то тощий и слабый парнишка? Это слишком жалко смотрелось со стороны. — Ты можешь жить у меня? — именно вопросительно сказал блондин, соприкасаясь разгоряченными лбами с Мидорией. — Жить? Ты приглашаешь меня жить с тобой? — неверяще прошептал он. — Черт. Просто скажи «да» и не отнекивайся. Я, блять, не хочу оставлять тебя одного. П-пожалуйста… — Ух ты, — хохотнул Изуку, нежно приглаживая светлые волосы и будто невзначай дотрагиваясь до алеющих кончиков ушей. — Ты впервые за все время сказал «пожалуйста». Ты мило выглядишь, когда смущаешься. — Заткнись, — буркнул Бакуго, сгребая парня в объятия обратно. — Только перестань лыбиться своей странной рожей, бесит. — Хорошо, — кивнул Изуку, еле дыша под напором сильных рук. — Я изменю себя. Ради тебя.БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ