Мой омега - сын моего врага

Лондон щедро засыпало снегом, преграждая дороги большими объёмными сугробами. Ветер беспощадно выворачивал верхнюю одежду спешащих по улице людей, играясь с капюшонами, выворачивая и сбрасывая их с головы владельца. Машины, расчищающие трассы, сталкивались с неизбежным и мало приятным концом попыток помочь людям: снегоуборочная техника застревала в том, что должна была убирать. Сотни, а то и тысячи рабочих по всему городу скользили по дорожкам, рассыпая по толстому слою льда каменную крошку вперемешку с песком. Пушистая белизна скрывала под собой целый парк аттракционов, из-за чего коммунальщики запасались терпением и большим количеством мешков со средствами борьбы с гололёдом. В уютном кабинете при хорошем отоплении, конечно, ничего такого не грозило. Да и многослойность одежды хозяина помещения не давала превратиться в сосульку. Сигналы автомобилей не доносились до двадцать четвёртого этажа, на котором разместился офис филиала крупной французской компании по изготовлению машин для особых коллекционеров. Не больше, чем двадцать минут назад владелец фирмы завершил разговор с замначальником организации соперников и остался крайне недовольным положением дел. Себастьян усмехнулся, облокачиваясь об окно. Засранец Фантомхайв не только не явился лично, но и создал неудобные, невыгодные условия сотрудничества для одной из сторон. Угадайте, чьей же? Но Михаэлис не мог не признать хитрость и ум этого человека. Себастьян Михаэлис являлся альфой тридцати шести лет, с хищным профилем и манерами простого работника офиса. Упрямый характер в своё время помог достичь небывалых высот, при этом развив гордость и немного, совсем чуточку, самолюбия. Документ о получении высшего образования архитектора победоносно стоял на рабочем столе, намекая на все вложенные в него страдания и слёзы. А вид мужчины на данный момент даже в костюме не соответствовал виду порядочного начальника. С самого утра (подскакивание в три часа ночи с вопросом «Будильник звенел?» и переругивание с очередной любовницей) работники шарахались от босса, который с лицом «а-ля восстал из мёртвых» разгуливал по офису. От контракта с фирмой уже названного выше зависело будущее компании альфы, но чёртов засранец, составляющий контракт о своеобразном мире, не оставил ни шанса. Михаэлис отказался, как только просмотрел договор. Если компании и распадаться, то с честью, — решил он. И двадцать минут после бился об холодное стекло. Мозг начинал закипать и активно бурлить, но ни в коем разе не думать. Себастьян вспоминал школьную шутку, которая хорошо описывала нынешнее состояние головы: думать — это не для нас. Со вздохом Себастьян отошел от окна, подбирая сброшенный на пол пиджак и решительным шагом направился к двери. Он знал, что именно ему требуется сейчас, и надев ловким движением верхнюю одежду, приказал приготовить машину.

***

Находившийся в пригороде Лондона полуразрушенный и забытый парк Себастьян находил очень красивым и уютным в любое время года: небольшое озерко с блестящей чистой водой, наполненное мелкой живностью летом — зимой прекрасный каток; зелёные густые деревья и кустики, весной цветущие красивыми цветами, а осенью очаровывающие глухим сплетением своих ветвей — хорошие защитники от ветра; маленькая полянка весной и летом для прекрасного семейного отдыха — зимой место не менее прекрасное. За время поездки снег перестал сильно валить и теперь редкими большими хлопьями медленно кружил, приближаясь к земле. Себастьян, замерший в паре шагов от назначенного места, подставил ладонь, ловя сразу несколько комков из снежинок. Те таять не собирались из-за холодности рук, и Михаэлис успел рассмотреть три выделяющиеся снежинки на фоне белого комочка. Тонюсенькие линии накладывались поверх друг друга крестами два, а то и три раза. V-образные линии были представлены где-то вверх тормашками, а где-то и просто так; узоры пересекались, соприкасались или одиноко находились на концах крестиков. Альфа помнил, как изредка вылезал из дома, наказанный за плохое поведение, а в период подросткового возраста родители поставили на окна сетки, снимающиеся снаружи, обломив мечты и о вылазе через окно погулять, и о том, чтобы просто высунуть руку для поимки снежинок или пуха. Михаэлис повёл плечами, стряхивая воспоминания и занёс ногу для шага, да так и замер. Лёд озерца разрезал прекрасный юноша под безмолвную музыку ветра. Руки плавно поднимались впереди туловища, потом вверх, разводились в стороны, чтобы снова переплестись, как позволяли кости, и так же плавно опуститься вниз. На сизую макушку приземлялись белые хлопья и сразу же смахивались потоками ветра. Нет, движения танцора не были резкими, наоборот, одно движение плавно выливалось в другое, но от быстроты их, думал Себастьян, наверное, закладывало уши. Потоки воздуха растрёпывали смутно знакомую причёску, но её обладателю это, видно, не мешало. Сделав тулуп, тот кончил танцевать со стихнувшим ветром, опустив голову и руки. Что казалось удивительным, дыхание красивый фигурист не восстанавливал, то было непреклонно прямо̒ и размеренно. Неожиданно для себя Себастьян начал хлопать. Мороз делал аплодисменты чётче и громче. Челюсть Михаэлиса отпала от незапланированного выступления. Возможно даже, челюсть уже купалась в сугробе. Парнишка резко поднял голову, пугаясь внезапного звука. Его передёрнуло, он подпрыгнул, инстинктивно закрываясь руками и отступая назад. Ноги при шаге оттолкнулись, и незапланированная поездка назад совсем обескуражила бедного омегу. Он беспомощно замахал руками, вскидывая правую ногу впереди себя, при этом ещё больше отталкиваясь. Вот в такой позе его зад ещё больше грозился встретиться со льдом. Глаза беспомощно и ошалело от всего этого смотрели на мужчину около края озера. Всё происходило будто в замедленной съёмке. Вот несчастный уже не смотрит на Михаэлиса, а зажмуривает глаза, готовясь к болезненным ощущениям, вызванными соприкосновениями крепкого, хорошего такого льда со своим задом. ШМЯК! Сугроб позади озера принял на себя весь удар. Бедный, перепуганный до смерти омега сидел в снегу, растопырив руки и пальцы на них. Белый пушок полностью покрывал голову и одежду несчастного. Как-то проник в крепко зашнурованные коньки, в перчатки, на лицо и голову, и конечно, за шиворот и в капюшон лёгкой куртки. Михаэлис поспешил к бедняге. Не желая повторять только что описанный опыт парня, альфа двинулся к нему на помощь по берегу, поднимаясь и спускаясь с сугробов, половина из которых являлись замаскированными крупными камнями и мощными корнями. Он подбежал к маленькому человечку и присел около него. Тот, услышав возле себя шорох и поняв наконец, что он жив, открыл правый глаз. Именно с той стороны от него сидел мужчина в черном. Именно тот мужчина, из-за которого Сиэль оказался в столь затруднительном и смущающем положении. Фантомхайва, чьё мастерство катания много раз приписывали к боженьке, жизнь не готовила так позорно шмякнуться на попу перед подозрительным альфой. Если тот окажется репортёром с несколькими камерами вокруг, это станет очень неприятным инцидентом для его выстраданной репутации. Поэтому омега решил сразу поинтересоваться, немного отодвинувшись в сторону:  — Не репортёр? Мужчина фыркнул. — Вам, омегам, всё бы внимания и внимания, — он поднялся и предложил это сделать озвученному. Сиэль с сомнением посмотрел на протянутую руку, поджав губы в линию. Маленькая детская обида на взрослого плохого дяденьку, из-за которого было бо-бо, заставляла помедлить. Но потом, поняв, что терпение у альфы не железное, он в ответ протянул руку и ухватился за предложенную ладонь. Себастьян резко дёрнул парня (если быть полностью честным, то на вид совсем мальчишку) на себя, ставя на ноги. Желание не убирать руку было же напрочь проигнорировано. От руки, несмотря на холод и ткань перчатки, исходило приятное тепло, списанное на особый материал. — Эмм… — из мыслей вывел робкий голос. Михаэлис сфокусировал взгляд на мнущегося молодого человека (мальчишку!). Щёки того стали пунцовыми или от мороза, или… да, несомненно, мороз — штука серьёзная. Находящийся на одежде и за пазухой снег тоже не придавал тепла. — Вы, кхм… — Фантомхайв судорожно начал сметать с себя снег, — Спасибо, что помогли подняться. Я…эм… долго делал бы это сам. И… Вы долго наблюдали за танцем?.. — он поднял свои глаза на Себастьяна, шмыгнув носом. Последний опять впал в транс. Глубокие синие глаза смотрели с опаской и детской заинтересованностью. — Нет, только конец, — уверил он. — Ты восхитительно катаешься, эмм.? — Сиэль, приятно познакомиться, — мальчик протянул ладошку. — Сиэль, — альфа с удовольствием раскатывал имя по языку, — Себастьян, взаимно. Рукопожатие снова отдалось теплом. Омега замялся, не зная, как продолжить разговор. Себастьян спас ситуацию, в качестве извинений предложив помочь дойти до выхода из парка. Озеро находилось в самой его глуши, без лавочек и фонарей. Приглашение на своеобразную прогулку было принято, ведь левую ногу слегка потягивало и крутило. Так, неспешным шагом, пара новых знакомых направилась к выходу. Сиэль оказался по годам старше, чем выглядел («Шестнадцать!» было произнесено с превеликой гордостью), но характером остался ребёнок ребёнком. Но Себастьяну понравилась такая детская непосредственность, невинность и доброта, лучившиеся от омеги. Оказалось, Сиэль являлся фигуристом — как он сказал — любителем, а обнаружив такое привлекательное озеро, не смог удержаться и один разок не покружить. Также он показался Михаэлису очень открытым человеком, хотя от ответов иногда увиливал. В памяти мужчины, скорее всего, навсегда отпечатался тот огонёк в глазах и широченная улыбка на лице, когда юный знакомый рассказывал о новом танце. Каждый расставался с неожиданно приятным собеседником с большим сожалением. Двадцать минут дороги, и автостоянка уже была перед глазами. Себастьяну только и оставалось наблюдать, как Сиэль, помахав рукой на прощание, скользнул в одно из ожидающих на парковке такси. Падающие с неба хлопья постепенно набирали обороты, и Михаэлис поспешил к машине, надеясь доехать до дома быстрее, чем начнётся метель. И только выезжая за окрестности парка, лениво рассуждая, когда выдастся свободная минута снова повидаться с Сиэлем, он резко тормознул. Мысль, что Себастьян не попросил у юноши ни e-mail, ни номера телефона, жестоко его изводила на протяжении оставшегося дня.