***
— И это еще малая часть, — бушевал мистер Дурсль. — Письма всюду, наш почтовый ящик уже не выдерживает, а почтальон утром просто оставил под нашими дверями две сумки! Вы можете себе представить?! Миссис Дурсль неуверенно кивала в такт каждому слову. Констебль же чувствовал, как кипит его мозг. — А совы здесь причем? — Так совы и приносят эти треклятые письма! Вы что, вообще нас не слушали? — Но вы же только что сказали, что почтальон оставил две сумки… Мистер Дурсль багровел с каждой секундой. — Вы открывали письма? — спросил констебль. — Вы в своем уме? А если там что-то опасное? Сибирская язва, например. Вы лучше посмотрите, посмотрите-ка, кому адресованы все эти письма. Эшворт уже вертел в руках один их конвертов, запечатанный восковым сургучом. Бумага плотная, желтоватая, ни марки, ни почтового штампа, зато на обратной стороне конверта изумрудными чернилами пестрило:«Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей».
— Г. Поттер это кто? — поинтересовался констебль, взяв еще один конверт — та же надпись. — Это наш племянник, — не дав жене рта раскрыть, пророкотал мистер Дурсль. — Сирота. Мы заботимся о нем с пеленок. — Он живет в чулане под лестницей? — ЭТИ МЕРЗКИЕ ХУЛИГАНЫ ЕЩЕ И КЛЕВЕЩУТ НА МОЮ СЕМЬЮ! — рявкнул мистер Дурсль, стукнув себя в грудь, как самец гориллы. — Как можно, мы заботимся о мальчике, как о собственном сыне! — О чем с ним говорить, Петуния, они все куплены. У нас по улице шныряют наркоманы… — Мистер Дурсль! — … проститутки… — Мистер Дурсль… — … и личности, коих я на пушечный выстрел не подпущу к порогу своего дома, а полиция хоть бы палец о палец ударила! Эшворт вздохнул и косо глянул на часы. Вернон Дурсль выносил ему мозг вот уже сорок минут. — Должно быть, это чей-то розыгрыш, — желая поскорее спровадить Дурслей, заверил он. Но тут же понял, что не выйдет. Дурсль издевательски расхохотался. — Кто-то преследует мою семью и шлет целую кучу писем почтальонами, соседями, совами, вдумайтесь, совами, а главное — шлет их моему несовершеннолетнему, и, что немаловажно, малолетнему племяннику! А? Как вам это? — Может быть, это родственники… — Какие к чертям собачьим родственники?! Мальчик — круглая сирота! Пойдем, Петуния, видимо, к нашей полиции стоит обращаться лишь когда нас всех перережут в собственном доме… Стул жалобно скрипнул, когда мистер Дурсль наконец с кряхтением поднялся на ноги. — Пойдем, Петуния, — повторил мистер Дурсль, подтолкнув жену к двери. — Пойдем, полиции совершенно плевать на нашу безопасность. Отныне защита дома только на моих плечах. — А письма? — спохватился Эшворт. — Оставьте себе, у нас дома их чуть менее сотни. Подумать только, Петуния, они даже не хотят разбираться… Недовольный рокот мистера Дурсля был слышен еще долго. Наконец, оставшись в звенящей тишине и в груде одинаковых конвертов, констебль Эшфорт озадаченно почесал короткостриженный затылок.***
В жизни социального работника Элли Смиттерс, женщины, искреннее жалевшей о переезде в Литлл Уингинг, необычных дней было тоже не так много. К необычностям, пожалуй, можно было отнести письмо о выселении из квартиры и нехватку картонных коробок для сбора вещей, переезд в пригород Лондона к матери, но, если говорить конкретно об июле девяносто первого, необычность была одна. А именно сигнал от какого-то констебля, фамилия которого забылась и не вспоминалась, о том, что в доме номер четыре, что по Тисовой улице, в доме образцово-показательного семейства Дурслей под лестницей содержится сирота-племянник. На ходу пытаясь оттереть пятно от сливового сока с блузки, Смиттерс тут же поправила спадавшие с переносицы очки, но вспомнила о своем неумении концентрироваться сразу на нескольких делах именно в тот момент, когда не заметила бордюр и больно ударилась об него носком туфли. Зашипев от боли, Смиттерс достала из бокового кармана сумочки бумажку с наспех настроченным адресом. Не так уж хорошо, как для приехавшей в город два года назад, она запоминала семьи, и уж точно не ориентировалась, где чей дом, тем более, что дома на Тисовой улице все один в один. Квадратные, с одинаковой черепичной крышей темно-серого цвета, с небольшими, но аккуратными лужайками и рядом почтовых ящиков, что тянулся вдоль всего тротуара. Дом номер четыре стоял как раз между двух своих двойников, да так близко, что из окна спальни второго этажа можно было с интересом наблюдать, что происходит у соседей напротив. Почтовый ящик Дурслей утром в воскресенье оказался забит почтой. Снова поправив ладонью очки на носу, Смиттерс рассеянно пригладила волосы и одернула пиджак. — Клянусь Богом, Петуния, если это почтальон, я откручу ему голову! — послышался рев из-за двери спустя секунду после того, как палец надавил на кнопочку звонка. Но как же хорошо, что почту по воскресеньям не носят, а у Элли Смиттерс не было с собой набитой почтой сумки. Петуния Дурсль, открыв дверь, кажется, обратила внимание в первую очередь именно на это, а уж затем стала придирчиво и с настороженностью разглядывать стоявшую на крыльце робкую рыжеволосую гостью в больших очках с толстыми стеклами. — Доброе утро. — Доброе утро. — ПЕТУНИЯ, КТО ТАМ?! — Меня зовут, Элли Смиттерс, — поспешила представиться гостья до того, как ослепленный своими подозрениями и теориями хозяин дома не налетел на нее и не открутил, как обещал, голову. — Я из социальной службы, сейчас, у меня где-то было официальное обращение… И в попытке быстро найти нужный лист в папке, рассыпала документы на крыльце. Смущенно присев, чтоб быстро сгрести их все в охапку, она, к сожалению, не увидела, как вытянулось и без того длинное лицо Петунии Дурсль. — Вернон! Вернон Дурсль кинулся на подмогу с таким рвением, словно был уверен — его дражайшую супругу убивают. Но когда раскрасневшаяся Смиттерс протянула, наконец, чете официальное обращение с печатью и двумя подписями, случилось сразу две вещи: Петуния Дурсль едва не лишилась чувств, представив, как соседи будут судачить о том, что в ее идеальный дом нагрянула социальная служба, а Вернон Дурсль, напротив, самодовольно зафырчал. — Пускай, пускай, — зашептал он жене. — Пускай посмотрит на эти письма, пускай скажет полиции, что нас преследует маньяк. Петуния без воодушевления восприняла это предложение, представив все унижение, когда эта особа будет ходить по ее сверкающему дому и выискивать несуществующие пылинки. Смиттерс же, словно внемля надеждам мистера Дурсля, не могла не заметить гору одинаковых конвертов на кухонном столе. Кажется, констебль, который обратился в службу, что-то, насмехаясь, говорил о письмах, но Смиттерс прослушала, поливая цветок на подоконнике. — Видите? — торжествовал Дурсль, демонстрируя конверты. — Видите? Нашу семью преследует неизвестный психопат, но полиция чхать хотела на нашу безопасность! — Вернон… — Спокойно, Петуния, справедливость обязательно восторжествует. Мэм, — снова протиснувшись к Смиттерс, запричитал мистер Дурсль. — Надеюсь, вы видите, в какой опасной ситуации мы оказались. Кто-то преследует нас и шлет горы писем моему племяннику-сироте… не удивлюсь, если у нас в доме уже установили прослушку и еженощно подглядывают в окна. — Ваш племянник живет в чулане под лестницей? — тут же спохватилась Смиттерс. — Что? Разумеется нет! Это все клевета и наговоры, мэм. — Вот, спросите у Гарри, — вклинилась миссис Дурсль, указав на худенького мальчика в растянутой одежде, который украдкой пытался стянуть одно из писем на столе. — Не трогай письма, дорогой, кто знает, что в конвертах. Возьми печенье. Мальчик Гарри вздрогнул и обернулся, так и замерев, с протянутой к письмам рукой. — Возьми чертово печенье и не трогай письма! — рявкнул мистер Дурсль, и мальчика как ветром сдуло. — Вернон… — Мальчик глуховат, мэм, приходится говорить громко. Так вот, письма… если не верите, давайте пересчитаем. С утра мы с женой насчитали сорок восемь на кухне и еще восемнадцать в мусорном баке…***
Констебль Эшворт не хотел разгадывать загадку сотни писем по той простой причине, что розыгрыши, пусть и масштабные, не входили в круг его обязанностей, да и Дурсли производили впечатление скорее помешанных на безопасности фанатиков, нежели жертв чьих-то шалостей. А потому даже и не думал распечатывать странные конверты без штампов и марок с целью выяснения, чего хотят некие шутники от добропорядочного семейства. Утром следующего дня Эшворт как раз закончил сгребать многочисленные письма в аккуратную стопку, которую переместил со стола на подоконник с целью «разобрать как-нибудь, ну или выбросить, если о них позабудут». Но, как это часто бывает с настоящими детективами, не он нашел дело, а дело его. Когда за окном, едва не соприкасаясь крылом со стеклом, пролетела крупная неясыть с конвертом в клюве. А стоило пораженному констеблю высунуться из окна и глянуть в сторону неясыти, как стаканчик с кофе выпал у него из рук прямо на стопку загадочных конвертов, запечатанных сургучом. Совы, оставляя за собой след из перьев и помета, летели низко и в одну сторону стройным рядом. Десятки: крупные, мелкие, сычи, филины, величественные белые, лесные серовато-коричневые, целенаправленно пикировали в одно место. Куда именно — Эшворт догадался еще до того, как пригород оглушил громовой вопль, который, впрочем, в участке бы не услышали: — СОВЫ!