Rolling balls with my Dad

      Джотаро проклинал тот момент, когда согласился взять дочь с собой в бильярдный клуб — проклинал бы, точнее сказать, если б умел, — забронировал випку на месте, заказал бутылку красного сладкого с двумя бокалами и сигареты с пепельницей через десять минут, — в итоге отказавшись играть с коллегами — потому что Джолин, потому что красное платье впритык вокруг её талии, потому что обнажённая девичья спина и сияющая на плече звезда, потому что раскачивающиеся волны ткани на её бёдрах. Она уже такая взрослая — Джотаро не видел, как она росла. Это к лучшему, — а может и нет. Неважно, уже неважно.       Джотаро не переносит то вино, что не белое сухое — ебучие и гренаш, и нуар, и каберне, и совиньон, — и пошлые взгляды в сторону дочери позарившихся на её юное тело старых извращенцев — те, впрочем, по глазам видно, понимают, что ничем хорошим для них это не кончится — Джотаро вспомнит годы своей лихой юности и с удовольствием разобьёт кому-нибудь из них морду, да хоть всем — не проблема. «Меня это бесит», — он редко думает так напрямую, всё реже с годами — пока дело не касается Джолин.       — А почему мы не будем играть вместе с ними? — она вертит в руках аккуратную чёрную сумочку-клатч, — не хочешь, чтоб на меня пялилось сколько-то там мужиков?       У неё нарочно легкомысленный сладкий тон девицы-эскортницы при богатом круглом папике, когда они наедине друг с другом — только для Джотаро; — его маленькая девочка, жаждущая отцовской заботы, — отец из него, мягко сказать, дерьмовый, в жизни дочери присутствующий в общей сложности лет, м-м-м, с десяток? меньше? — и упущенное он навёрстывает, может быть, не совсем правильными путями. Хуёвый из Джотаро отец, — и из Джолин дочь тоже хуёвая.       — Как это ты так угадала.       — Хм! — усмехается и вздирает нос — такая милая, когда заигрывает.       Она идёт впереди, — каблуки красных туфель непременно бы очаровательно цокали — ковровое покрытие, усыпанное золотистыми флёр-де-лис, поглощает звук шагов ворсистой пастью, нежной, как объятия спокойного здорового сна, а здорового сна им не хватает чрезвычайно. Резные двери с изогнутой бронзовой ручкой в их зал щёлкают замком под поворотом ключа в руке администратора клуба по-благородному приглушённо.       Темнота вокруг стола густая, рассеивающаяся от белого света вереницы ламп-конусов на стальной жерди под потолком; Джолин ведёт плечами и осматривается: кино не обманывает, вау, всё как в нуаровых фильмах про мафиозников, — бильярдные сымитировать не так уж и сложно — что не мешает тем пленять некой… эротичностью, пахнущей сигарным табаком и звучащей стучанием друг о друга блестящих глянцем перекатывающихся шаров, — о, эротика, да — она здесь кстати. Глаза привыкают к темноте, — повернувшись, Джолин смотрит, как отец снимает пиджак и вешает на спинку стёганого дивана-канапе, обитого коричневой чёрной кожей. Джотаро не особо жалует официозное шмотьё, предпочитая дебильный длинный плащ, в котором он похож не на нормального мужика, а скорее на привидение, ну или на эксгибициониста, — и очень зря, потому что от его сегодняшней тройки в сочетании с бабочкой можно сойти с ума. Рановато из моды вышли жилеты, — ха, мода и Джотаро? Пф.       На фоне что-то из дарк-лаунжа — негромкое, приятное и тягучее, как тёплое волнующее чувство глубоко под животом, — Джолин знает, чем всё это закончится. Конечно, она же сама попросилась — а папа не отказался.       Она, прислонившись задом к бортику стола, стоит, опираясь на него руками, и улыбается тепло и кротко. Дочка, милая дочка, пытается соблазнить своего папу, — что ж, это у неё хорошо получается, но пока Джотаро сдерживается, чтоб не подойти и не сделать с Джолин чего-нибудь такого. Белый свет отражается от каждого волоска в её причёске, его остатки мягко очерчивают грудь под вырезом-сердцем, — Джолин замечает задержавшийся изучающий взгляд и, смущённо поджав губы, отворачивает голову, — её мама говорила, что профиль дочери похож на отцовский слишком сильно. Джотаро задумывается и не припоминает, чтобы судить, есть ли вообще у него фотографии в профиль.       Вскоре подают вино — с резного по краям подноса бутылку ставят на низенький столик возле дивана, рядом небольшое блюдо с фруктовой нарезкой, пару бокалов, пепельницу и пачку Мальборо Ред, — осведомившись, нужно ли ещё что-нибудь, официант желает приятного вечера и покидает зал — Джотаро вслед за ним замыкает двери.       — Присаживайся.       Он хоть и конченый, но о правилах этикета всё же в курсе, — Джолин, положив руки на сведённые колени, наблюдает, как отец вскрывает красный мускат, разливает по бокалам-тюльпанам, наполняя на треть. Он так аккуратно старается держать бокал — Джолин представляет, как ножка ломается под его пальцами, как кусочки стекла впиваются в кожу, — ей почему-то становится смешно. Давя ухмылку, Джолин делает глоток — они всегда выпивают, не чокаясь. Красное стекает по языку — сладкое, бархатисто-маслянистое, мягкое — вкусно; яблочная долька ложится неяркой тенью, забирая с собой остатки приторности. А Джотаро, замечает Джолин, сделал настолько маленький глоток, что, кажется, совсем не отпил. Ах да, он же жалует только белое сухое.       — Как тебе? — он удивительно участливо всматривается в глаза — беспокоится папа. Конечно, они с дочкой ведь так близки.       — Вкусно, — повторяет Джолин, — а тебе, как я вижу, не очень.       — С чего ты взяла?       — Ты же не любишь красное, сладкое тем более.       — Но ты любишь.       Джолин молчит с секунду и прыскает:       — Зато, видно, любишь жрать кактус! — строя глазки, улыбается, — и на что ты только не идёшь ради любимой дочери.       — Верно.       В подтверждение Джотаро делает глоток с половину в бокале, не закусывая, — впрочем, он никогда не закусывает; — а Джолин подтверждений не нужно, особенно по таким мелочам — с другой стороны это и не мелочи вовсе. Дьявол, как известно, кроется в деталях.       Душа требует ещё муската — Джолин неэтично наливает сама себе половину бокала, пока отец смотрит на неё, открывая красно-белую пачку и кладя в свой карман. Он ни разу не предлагал Джолин сигарет и строго глядел на неё, когда она единственный раз закурила — и под этим его взглядом через одну затяжку потушила сигарету, вдавливая-вкручивая в пепельницу, отвечая взглядом своим, недовольным-наглым. Сразу после этого Джотаро грубо её взял.       По лицу видно, Джолин с наслаждением смакует вино, закусывая помаленьку. Джолин — она терпкая, взрывная и порою патока: — со своими кокетливо полуприкрытыми глазами, круглыми-изящными плечами, длинными кистями с по-женски крепкими пальцами, и с со стройными ногами в изящных туфельках на высоких каблуках. Дочь быстро осушает бокал — налив ещё немного, неспешно опускается на кожаную спинку.       — Не пей много, — Джотаро хмурит брови, — а то заснёшь.       — Ну так, — Джолин послушно ставит бокал на столик; на стеклянной каёмке остаётся отпечаток её помады, — не дай мне заснуть.       Вино немного расслабляет её, — Джолин сидит достаточно близко, чтоб, не пододвигаясь, едва коснуться своим коленом колена её отца. Джотаро как будто не замечает:       — Идём. Взбодришься.       С зажатой в зубах сигаретой, он обходительно подаёт дочери руку, — Джолин хватает его ладонь так, будто это их последнее прикосновение в жизни. Она, стоя возле бильярдного стола, смотрит на Джотаро полусонно, пока он ставит на бортик пепельницу, кладёт на зелёное шерстяное сукно шары и два кия рядом.       Они, думает Джолин, наверняка не будут играть во что-то сложное с огромным списком правил, а просто шарики покатают. О, катать шары со своим папой… звучит неплохо.       Щёлкает зажигалка, вспыхивает оранжевый огонёк зажёгшегося табака, — Джотаро затягивается и, расстёгивая по две пуговицы на манжетах и закатывая рукава белой рубашки по локоть, выпускает рассеянный дым из уголка рта.       — Цель игры — набрать больше очков, чем у соперника. Основное условие для этого, — после новой затяжки дым с губ отца выплывает по воздуху густыми волнами, — загнать шар в лузу.       Я зна-а-аю, думает Джолин скучающе, но успевает заткнуться ещё до того, как что-либо сказать, — этот вечер идеален для того, чтоб побыть хорошей девочкой. Папа может её наказать, жестоко наказать — оставить ни с чем, даже не позволив поцеловать его.       — Один из шаров, — продолжает Джотаро, — может быть битком. Именно им ты ударяешь по прицельному шару, которым ты и должна попасть в лузу. Обычно биток белый, но, как например в свободной пирамиде, можно использовать любой.       — А ты неплохо разбираешься, — Джолин ухмыляется, — в том, как загнать шар в лузу. — проводит по бёдрам ладонями.       — Хм.       Джотаро берёт один кий:       — Этим ты будешь наносить удар, — из кармана брюк он достаёт маленький кубик в картонной упаковке, — и перед каждым нужно обработать набойку мелом.       — Я слышала, её обычно называют наклейкой.       — Без разницы, — отец кидает свой типичный по-грозному холодный взгляд; пепел с сигареты падает вниз. И нахер ему в таком случае пепельница?       Прокрутив в пальцах кий с прижатым к нему мелом вокруг своей оси, Джотаро смахивает с набойки голубые крошки и отдаёт кубик Джолин:       — Попробуй.       Она берёт со стола второй кий и с предельной аккуратностью повторяет за отцом; тот тушит сигарету о дно пепельницы и закуривает новую.       — Чтобы сделать удар, необходимо встать в специальную позицию для прицеливания.       Размяв руки и выдохнув дым, Джотаро кладёт ладонь с напряжёнными пальцами на зелёную поверхность, направляя кий между ними и низко наклоняется к столу, пристально глядя на шар перед ним. Отец перебрасывает беглый взгляд, оценивая расположение остальных шаров, прицеливается, проводя между костяшками кием по резке парой коротких движений, замахивается и наносит удар, — биток сталкивается со вторым шаром, и тот отлетает по сукну в сторону, срикошетив о третий — оба шара раскатываются по двум разным лузам.       — Вау, — Джолин не сдерживает кривой улыбки, — ты действительно хорошо в этом разбираешься.       — Иди сюда, — поднявшись и переместившись влево, подзывает Джотаро, — разомни руки и вставай к борту передо мной.       Кожа на её спине в касании обжигает ладонь, — он мягко наклоняет корпус дочери к столу, положив на тот её руку, и опускается вслед за ней. Джолин шумно втягивает носом воздух, в котором тончайшими пластами стоит табачный дым, — над её плечом тлеет сигарета в зубах, по-приятному горькая и крепкая. Джотаро накрывает руку дочери на столе своею, направляет кий, поддерживая между большим и указательным пальцами, и передает его — Джолин держит за обмотку уверенно, ожидая указаний.       — Позиция, взгляд, мост — как ты ставишь руку на стол — направление, фокус, замах, сила и угол удара, всё это важно. — Джотаро говорит дочери на ухо: — это называется кьюинг — то, как ты обращаешься с кием. Целься в тот.       Он помогает ей прицелиться, а замахивается и ударяет Джолин сама, — биток бьёт по шару, который останавливается у бортика в сантиметре от лузы.       — Ещё раз, — Джотаро направляет дочь чуть в сторону, к другому шару.       Она долго не раздумывает, бьёт под небольшим углом и попадает точно в лузу. Джотаро кладёт ладонь на талию Джолин:       — Хорошо.       Она прижимается к нему крепко, потеревшись задом о столь же крепкий стояк.       Приятный запах её волос прячется за табачным, но чувствуется — вспоминается, — и вряд ли он когда-нибудь забудется. Джолин ещё одним движением интуитивно умоляет взять её — и, о да, Джотаро сделает это прямо сейчас. Нахер этот бильярд. Выпрямившись вместе с дочерью, он убирает оба кия на стол и опускает недокуренную сигарету в выемку пепельницу, оставив дотлевать.       Джолин чувствует себя совсем маленькой и хрупкой, когда отец возвышается над ней, смотрит сверху пожирающе, — а у неё наверняка глаза, как у милейшего щеночка. Джотаро легко усаживает её на бортик стола, опираясь о тот одной рукой, держит другой стройное бедро, — красная ткань подола спадает, скрывая то, что между ног. Эти плечи, его широкие плечи — Джолин хватается за них и тянет к себе; её смазанный поцелуй приходится в чуть впалую щёку Джотаро, — его вдох носом едва ощущается кожей на шее под ухом. Крупная ладонь мучительно неспешно оглаживает вниз по бедру, и Джолин нетерпеливо поворачивает рукой лицо отца к себе, чтоб коснуться его губ своими — и целовать тягуче, как горячая карамель, пьяняще и слаще сильнее красного муската. Джотаро не любит приторность, но — он любит Джолин.       Он отстраняется, — их лица всё ещё близко и касаются кончиками носов, — они смотрят друг другу глубоко в глаза, так глубоко, что, наверное, видят свои отражения — отражения затонувших во тьме. Дым тянется через весь зал невесомым шифоном, белый свет ламп бросает отчётливо-двухцветную светотень. Пространство между ними раскаляется, — они топят себя сами.       Джотаро всё ещё держит на весу ногу дочери и опирается о бортик, — он бездействует, только пристально смотрит — в требовании.       — Джолин.       Она его дочь, она прекрасно понимает, чего от неё хочет отец, — не сводя глаз, она правой рукой расстёгивает жилет, высвобождает из пряжки ремень, вытягивает полы рубашки из брюк, расстёгивая и распуская бабочку, тянется к молнии ширинки. Она прекрасно понимает, что нужно сделать и для чего. Взгляд Джолин из-под бровей прибавляет ей провокационности, — она приспускает нижнее бельё Джотаро и облизывает ладонь другой руки. Лак на её ногтях мелькает зеленью, когда Джолин влажной ладонью берёт в руку член и начинает двигать ею плавно, — у Джотаро болезненно перехватывает дух.       — Смотри на меня, пап, — тихо-игриво просит она, кладя свободную руку на его предплечье.       — Как будто ты в праве что-то требовать.       — Хм. — Джолин лениво улыбается и чуть покрепче сжимает руку — ох, папа подчиняется, выдыхает и поднимает взгляд.       Она расставляет пальцы шире, водит кистью по кругу, задевает мизинцем уздечку, проходится до самого кончика, едва ощутимо меняя нажим. Ладонь дочери слишком тёплая, скользкая, слишком умелая — в том, чтоб дрочить своему папе. Джотаро не понимает, старается Джолин или делает это легко, — Джотаро, если она так дальше и продолжит, перестанет вообще что-либо понимать. Должно быть, кажется, будто его глаза мутнеют.       — Как тебе мой кьюинг, пап? — Джолин явно нравится подступающее бессилие отца — хотя она и без этого знает, что перед ней он всегда бессилен, просто важности напускает.       — Твой кьюинг хорош.       Она немного ускоряет темп:       — Ты же меня учил.       Он целует её сам — властно, не позволяя губам Джолин шевелиться, не давая ей выдохнуть; а его дочь задыхается — в нетерпении, столь же остром, как густое возбуждение Джотаро под её рукой.       — Достаточно.       Он замечает усмешку Джолин, когда поднимает подол платья, — боже. На ней нет белья.       — Тебе ведь тоже это нужно, — констатирует она. — пап, быстрее.       Его руки на её бёдрах под талией — отец пододвигает Джолин ближе к себе, и она скрещивает ноги в лодыжках за спиной Джотаро. Они опускаются пониже к столу — Джотаро упирает в него чуть согнутую руку и подхватывает другой Джолин, а она свои руки закидывает ему на плечи. Ей кажется, она сойдёт с ума, если он наконец-то не войдёт в неё — когда отец делает это, Джолин кажется, что так она свихнётся быстрее. Он точно мстит ей, двигаясь медленно и не до конца, даже не до середины, на треть, — или заботится, чтобы дочке не было больно. Как мило.       По телу Джолин расплывается жар — Джотаро начинает двигаться глубже, сам уже не может сдерживаться. Краснота в её щеках покалывает, воздуха меньше и меньше, стоны рвутся сами: «папа, папа, папа…»       Отец приподнимается, держа Джолин уже обеими руками, и снова смотрит так же пожирающе, — его глаза на миг задерживаются на её груди — когда на одну Джолин кладёт ладонь и прижимает крепче, он уже откровенно пялится.       — Люблю тебя, папа. — Джолин вновь встречает его взгляд, туманящийся с широкими зрачками.       — Я тоже, — срывается с губ Джотаро негромко, — милая.       — «Милая», — хихикает она, — ты до этого хоть кого-нибудь так называл? Звучишь как махровый девственник. — он молчит, — вот как… тогда я, получается, твоя первая?       — Заткнись.       Ха, Джолин знает, что будет, если его выбесить — отъебёт так, что всё внутри от боли будет отваливаться, — и ещё повезёт, если только в вагину.       Она, конечно, права, его милая, — пора бы ему научиться собирать свои чувства в кучу и называть вещи своими именами — в сорок-то лет. Двигаться в ней становится немного труднее — сжимает, коварная, вынуждает быстрее, быстрее, вбиваться в неё под свои стоны-полувсхлипы.       — Стой, пап, — Джолин вдруг отталкивает Джотаро, — папа! Ты же в меня кончишь!       И вправду. Ещё чуть-чуть — и он бы либо испортил ковёр, либо накончал в свою дочь, — Джотаро, вытащив, выпрямляется.       — Я не брала резинки. У тебя есть?       — Нет.       — Блин. — и её глаза загораются озарением, — хм.       Джолин просит отца развернуться и задом опереться о бортик, — она встает на колени и без лишних прелюдий берёт в рот. Её взгляд в глаза снизу вверх, подающаяся вперёд-назад голова — восхитительное зрелище. Джотаро бегло достаёт сигарету, отбросив пачку в сторону и поджигает, затягиваясь долго — неровно выдыхая выпускает дым. Мягкие губы Джолин, по по-жестокому узкий и горячий, напряжённый язык, прижатый к нижней стороне члена, её рука у основания, — Джотаро не успевает дотянуться до затылка дочери, чтоб направить её голову навстречу — извергается в неподвижный рот под её рукой, прямо в глотку. Она готова пить его семя, как он пил красное сладкое, — разница разве что в том, что, в отличие от отца, дочь хотя бы старается — глотает покорно и громко.       Вновь посадив её на стол, Джотаро входит в Джолин пальцами, ласкает вдоль промежности и доводит до пика меньше чем за, наверное, полминуты — дочь хватается цепко за рубашку и, приникнув к его груди, выгибается, простонав в сжатые губы. Будет чудом, если она не размажет помаду хотя бы по своему лицу.       Они обнимают друг друга: Джолин — всё так же вцепившись в белую ткань, а Джотаро — с нежностью, на какую способен.       — Я опять тебя перепачкала, — умиротворённо говорит она.       И эта девочка все свои проблемы решала кулаками, она палит яростью — но праведной, вдумчивой. Джолин умная, очень умная, и вместе с тем очень глупая — это додуматься надо, чтоб без совести и морали трахаться с Джотаро. Со своим отцом. Да, хуёвый из Джотаро отец, и из Джолин дочь тоже хуёвая — зато любовники из них замечательные.