Холм раздора

Его глаза сияли неоном. Высота холма возносила его над остальными, такими мелкими, такими никчемными. Они падальщики, они твари, желающие крови все больше и больше. По их же венам, казалось, уже не течет алая жижа жизни, а лишь черная гниль жадности. Сжав в пальцах автомат, Брагинский сплюнул кровь, сочащуюся из ранки на губе. «Да здравствует мир во всем мире!»- Пронеслось в ноющей от боли голове. Внизу не происходило ничего. Альфред усмехнулся, ногой опершись о валяющееся лицом вниз тело мертвого сирийца. Широкий башмак, хоть и покрытый пылью, выглядел как-то нарочито дорого на окаменевшем в рваных одеждах трупе. «Надо же было так вляпаться!» - Иван на мгновение глянул в безоблачное небо. Даже как-то неестественно: в небе ни облачка, солнце заливает планетку своим теплом, а эта кучка капиталистов шлепают по лужам крови. «Загнали, шакалы»… - Я даю тебе выбор,- крикнул Джонс, перешагнув мертвеца,- видишь какой я щедрый сегодня?!- Он запрокинул голову, закрывая глаза и наслаждая солнечным светом. Как-то наигранно. - Либо ты капитулируешь передо мной, признавая мою правоту и силу, либо я пущу тебе кишки на волю! Кричал американец довольно громко. Артур хмыкнув, уставился на свои башмаки, то и дело попинывая комья земли. - Твоя щедрость столь же скудная, как и твоя черепушка,- русский широко зевнул и пробормотал, - Вороне где-то Бог послал кусочек сыра… - Ты все равно труп, так признай мою силу,- отчеканил, посмеиваясь, Альфред. - Ног не хватит по мне пройтись,- выкрикивая, Брагинский передернул затвор автомата. Четкий звук вьюном сплелся с легким напевом ветра, долетая до ушей врага. Яо медленно вышел чуть вперед, вставая перед Кику: - Прекращай этот театр, ару,- он сурово глянул на Джонса,- пристрели его, ару… - Не так быстро,- покачав головой, отмахнулся американец, посмеиваясь,- нужно сделать все красиво! - Свалит под твой салют и глазом не моргнет,- пробубнил Артур, тяжело вздыхая над пафосностью брата. - Мне порой кажется, что Вы, идиоты, родились из одной утробы, разделив один мозг на всех,- искривив губы в усмешке, пробасил русский.- Вот у меня один патрон, если я пристрелю одного, Вы последуете за ним следом?! Научный интерес Брагинского подогрел взрыл злости Джонса, выхватившего из кобуры кольт: - Заткнись, тварь! - Пристрели его уже, ару!- Фыркнул Ван Яо, закатывая глаза к небу.- Пока я сам не пригрел вас обоих! - Прикуси язык, Яо!- Осклабился американец, пригрозив оружием. Китаец лишь повел плечом, хотя в его глазах и промелькнула искра раздражения и кончающегося терпения. Брагинский почувствовал усталость. Она накатила незаметной, шипучей, словно пена, волне. Но мужчину беспокоило ни это, а царящее в его душе безразличие к собственной почти неотвратимой гибели. Ранее его съедали другие чувства. Он был пищей гордыни, жадности, лицемерия. Он признавал их и от того чувствовал себя живым, человеком чувствующим и поклоняющимся новым мировым ценностям. Пытался поставить себя на трон возвышенных грехов, при этом воздвигая храмы веры. Его вера была подобна Абраксас, птице, стремящийся уничтожить мир, чтобы построить новый. Иван скорчился от невыносимой мысли. Он-то считал свой мир уже давно погибшим. Что-то строил, за что-то боролся. Но как же он ошибался! Это всего лишь обломки, собранные на руинах потрещавшего кусочка планеты, а мир же все так же цел. И вот сейчас Иван стоит, возвышаясь над ними, маленькими, но цельными кусками его же мира. Неужели ему придется сдаться, чтобы, наконец, построить что-то новое и действительно настоящее? - Твое вмешательство стоило того?- Альфред действительно был рад. Он наслаждался, что может говорить, как король, как царь этого искалеченного русского, пусть и стоящего высоко, но уже склоняющегося под тяжестью опускающейся на его плечи смерти. Иван хохотнул. О, как же весело здесь! - Прекращай цирк, Джонс!- Не выдержав, рыкнул Артур.- Кончай с ним! Порыв ветра хлопнул флагами, словно крыльями измученной птицы. Еще мгновение и хлопки смешались в общий рой гула. Как птицы взметнулись в страхе в тревожащееся небо. - Бог с тобой, Артур, думай что говоришь, извращенец!- Хихикнув, фыркнул Иван, вглядываясь в горизонт. - Будешь тянуть – я сам расчленю его!- Кику уверенным шагом бросился вперед, к удивлению русского никто не останавливал его, а лишь смотрели в спину. Иван-то понимал, почему Альфред тянул и не спешил пустить пулю – боялся промазать, опозориться, а ближе подойти – кишка тонка. Кику же шел вроде и уверенно, но его глаза смотрели вниз. В нескольких метрах от своей «жертвы» японец остановился. - Ты вернешь мне все, что украл, подонок,- прошипел он, вытаскивая саблю из-за пояса. Великолепная сталь, столь же холодная, как и взгляд хозяина настораживала, внушала ощущение уверенной жажды крови. В разводах металла отчетливо проглядывалась крепость и уверенность, дарящая японцу крепость духа. Кику не спешил. Сейчас он чувствовал, что оружие управляет им, а не он им. Иван же слишком сложная жертва, пусть и загнанная, но угол его был слишком просторен, слишком обширен и высок - Ты так же медлен, как гусеница, - буркнул русский, словно обидевшись, что его плоть еще не располосована грозным оружием японца,- Коли сказал «А», так говори и «Б»… - Мне не так и нужен твой труп,- выдохнул Кику,- это забота Альфреда. - И что?- Иван опешил. Брови взметнулись ввысь.- Пришел покрасоваться, что ли? - Прекращай это,- Альфред подошел к Кику, выпячивая грудь,- и без разговоров получишь свое. Брагинский прыснул: - А сам недавно заливал… - На колени!- Рыкнул Альфред. Брови Ивана взметнулись еще выше. - Наглость – второе счастье! - На колени, трус! Иван поманил его пальцем, откидывая автомат в сторону. Рожа Джонса расползлась. Он предвкушал наступить на горло еще дышащего, но уже умирающего русского и потому подошел, уперев в его лоб дуло кольта. - Здесь пейзаж красивый, особенно там,- Иван отступил в бок, Альфред последовал его примеру, но шагнул назад. Лицо его было бледным и испуганным. Широкое поле безэмоционально шелестело высокой травой, в большей степени примятой сотней военной техники. - Июль на дворе – тополиный пух скоро полетит,- с наслаждением, пропел Брагнинский, любуясь ракетным комплексом «Тополь», любовно сложив руки на груди, - вы не беспокойтесь, я вас провожу, а вдруг дорогу забыли!