А карты говорят

— Я не очень люблю выходить в солнце, — говорит Джулиан, размашисто вытирая пот со лба, — Мне жарко, да и солнечный свет он, знаешь ли, опасен. Я на нем сгораю моментально, да и вызывает старение кожи. Не лучше ли быть бледной поганкой с намёком на аристократа? Деворак повернулся ко мне с улыбкой. Мыльная вода капала с тряпки в его руках, он закатил рукава. — Я больше люблю вечером гулять, когда, знаешь, жара спадёт, закат закончится и небо только-только подготовиться к сумеркам. И лунный свет люблю: он такой холодный, обнажает перед тобой лицо человека, знаешь. Ничто не вечно под луной, да? Но ещё, — он выгнулся, похрустел шеей и продолжил стирать.— Я люблю в нем это чувство безопасности, потому что понимаешь, он ничего не может мне сделать. Ну вот, что он мне сделает? Ничего. Я не обожгусь и не замерзну от холода. В нем можно просто купаться, ничего не боясь. Даже утонуть. Я смотрела и зацепилась за выражение «люблю чувство безопасности». Какой бы человек ещё мог сказать подобное? Кто, как не он, всегда был так осторожен? Была ли это его натура или издержки профессии? Старший Деворак предпочитал безопасную игру и лишь участливо наблюдать за развитием событий. Он сидит в теньке ближе к дереву, покрыл все тело одеждой, чтоб не испачкаться, на руках перчатки, потому что не хочет занести грязь на рану. В случае с пациентами было также. В его руках оживали и в них же умирали. Он чувствовал и без того слишком большую ответственность перед Визувийцами, чтобы позволить себе хоть малую оплошность. И разрастающийся багряный огонь чумы делил его жизнь на огромное «до» и «после». Полагаю, в этот момент, и началась его первая стадия. Стадия резкого отрицания, которую никто не успел заметить. Врачи, знаете ли, не любят, когда их осматривают на наличие болячек. Особенно душевных. Джулиан уже тогда высказывался вечерами после пряных бань или хмеля: — Я — глубокий космос и для меня всё кончено. Поняв, что мне тяжело ухватиться за смысл сказанного, он пояснил: — Земля — корабль, и мы все на нем твари ползущие и прямоходящие. Ты знала, что в *** в храмах запрещено изображать живую тварь? Я там был. Прям помню, как местный, кому я был кунак, рассказывал нам о школах, медицине, архитектуре… Там ещё персики такие душистые! Нигде такие не ел. Прости, я сбился с мысли. Что я говорил? А, точно. Земля — корабль, а корабль — это дом. Потому что я считаю дом, это там, где ты потерял своё сердце. Так вот я потерял его еще в детстве — бесповоротно. Чем больше людей умирало, тем сильнее это сказывалось на Джулиане.Я не смогу вам в полной мере описать что он чувствовал — меня там не было. Но одно могу сказать точно: он работал как скот. На износ.