In unseren Schatten

      Конь терпеливо опустился на колено, позволив забраться на высокую спину. Его загнутые уши внимательно запрядали, когда Сири сжала ногами лоснящиеся бока, но скотина предпочла не двигаться с места.       — Ну?       Игнорируя все её усилия, Сварт опустил тяжёлую голову обратно к траве.       — Я спешу, вообще-то.       Спина широкая, тёплая и мягкая — не хочется даже сползать набок, боясь расколоться надвое, как на тощих клячах из неримского Гилиада.        — Твоя Светлость, ты уже разжирел до бочки. Хорош, а?       Он нехотя выпрямил шею и зевнул.       — Ага, через неделю отоспишься. Наверно. Давай двигай уже, — протянула она и зевнула следом. — Тоже бы поспать… Но нет уж, нет-нет-нет. У тебя часа два-три будет. Поспи за нас двоих…       Под копытами наконец зашумел песок и камни, а вскоре показался и мощёный мост к конюшням стражи. Липкие сумерки спускались у озера всегда быстрее, чем в городе, так что поскорее убраться от комаров было только в радость.       — А знаешь, ты со мной пойдёшь, — решила Сири. — Да, однозначно. Покажу тебе дом и реку… А то ещё сумки тащить обратно. Не хочу. Давай седлаться, золотце моё толстопузое. Если подпруга не затянется — отдам тебя в поля, так и знай…       Ремни затянулись со скрипом, заставив её недовольно пыхтеть. Помимо овса коню, вес предстояло грузить немалый. Было бы хорошо взять с собой тяжёлую кольчугу — стальная чешуя хоть немного спрячет от ветра в горах. Но тащить с собой две сразу стал бы только умалишённый… Придётся, значит, с ходу ехать в тяжёлой — невелика беда.        Разобравшись с упряжью и убедившись, что седло всё же оказалось не задом наперёд, Сири снова влезла на конскую спину. Путь к дому проходил через старое городское кладбище, тесно облепившее часовню Мальфаса, спрятавшуюся в скале. В столь поздний час едва ли повезло бы встретить хоть кого-то из прихожан, и только одна женская фигура пробиралась мимо надгробий с огоньком в руках.        — Эй, Закареш!       Женщина обернулась.       — Са'Ира?        — Так ты меня зовёшь, да.        — Ты… с конём? Домой? — растерянно спросила Калия.       — Нет у меня дома, — почти гордо объявила Сири. — А так — да, домой.       Даже в сумраке ясно заметно стало, как сошлись на переносице прямые брови подруги.       — Что с тобой такое?        — Поможешь собраться — расскажу что-то. Или всё. Да, всё расскажу, честно.       Девушка умостила лампадку под самый светлый надгробный камень, на котором Сири однажды раньше запомнила начертанное имя магистра Тайраса, и подошла, осторожно обходя старые плиты.       — Куда собраться?        — Умирать еду, куда ж ещё.       — Что? — выпалила Калия.       — Что? Давай, пойдём.       Конь двинулся вперёд, и Закареш помялась, но пошла следом, тревожно озираясь.       — В общем, я не знаю уже, как это рассказывать, — бросила Сири через плечо. — Меня наняли для важного дела.       — Какого?       — Отца убить.        — Чьего отца?       — ...Сложный вопрос. Хорошо, смотри, есть вот я… М-м, нет, ладно. Я и мой славный наниматель убьём главного Ралаты.       Сзади послышался сдержанный кашель.        — ...Отца?        — Ну да, так и сказала же. Мне надо в горы, он там что-то раскопал, — Сири прервалась на зевок, — и его подловить просто будет. Так мой ушастый думает… Тю. Мой наниматель, то есть. Аэтерна, да. Или арорма. Хрен поймёшь, странная птица. Он у них Голосом значится. Но я тебе по секрету скажу, вертел он на хере все эти их порядки…       — Голос? Хочет убить Отца?..       Сварт зафыркал и заплясал на месте, отказываясь ступать вниз по невысокой лестнице.       — Да чтоб тебя…— Она покрепче перехватила поводья. — Ты всё верно услышала.        — Сигрид, куда ты влезла? — зазвучало излишне настороженно из-за спины.       — И не говори. Но знаешь… Я стою, ни о чём не жале-е-ю, и, отдавшись судьбе-палачу… — пропела Сири, заставив-таки зверя спуститься.       — Ты пьяна.       — Ещё бы. Давай, или двигай быстрее, или на круп залезай, тащимся как похоронная... эта самая, процессия.       Калия поравнялась с левым стременем. Сварт фыркнул.       — В лучшем случае я на недели полторы всего лишь, — пожала плечами Сири. — В худшем — запомнишь меня молодой и зелёной.       — Это безумие, Са’Ира…       Её прервал показавшийся из-за угла стражник, удивлённо уставившийся на коня.       — Мадам! В квартал Знати с лошадью нельзя!       — Мадам можно, — отрезала Сири.       — Мадам будет потом сама убирать за животным?       — Мадам — Хранитель Ордена, отвяжись уже, а?       Она проехала мимо возмущённо запыхтевшего мужичка.        — Я доложу!..       — Валяй.       — Сигрид! — окликнула её Калия.       — Да что? Никому он не доложит…       — Мы заберём коня в дом!        — Да ну? — недоверчиво спросил стражник.        Сири рассмеялась.       — Сама его проталкивать будешь, Закареш. Смогу только масла предложить, чтоб проскочил красивее.       — Я проверю! — подал голос оставшийся позади мужчина.       — Проверяй, крайний дом перед банями. А как звать тебя, а? — Она обернулась в седле. — А то я уезжаю, а она просто тоже Хранитель. Потом тебя проверит.       Явно пропустивший мимо ушей первое упоминание уважаемого статуса стражник теперь растерял из голоса всю уверенность.       — Мадам, я…       — Доброй ночи!        Сири развернулась обратно. Калия прибавила шагу, догоняя.       — Он прав.       — Не-а… Но ладно, за домами пойдём, устраивает?       — Пусть так. Сигрид, скажи…       — Ничего не скажу, пока не доедем, — отрезала она.       Послышался короткий вздох, но возражений не последовало. Тем лучше. На миг показалось, что, может, и не стоило затевать этот разговор… Но терять уже всё равно нечего. А любопытных ушей избежать — всегда правильная идея.        Слева шумела главная аллея, выплёскивая на недолгую вечернюю прогулку разжиревших снобов, отоспавшихся после вчерашнего веселья. Донеслись обрывки текста виршеплета-аэтерна, но сразу утонули в размеренном гуле уже порядком сонного города. Калия избегала идти позади коня и неловко жалась между круглым боком и хламом, бережно выложенным за дорогими каменными домами, а на городской стене справа заливались сверчки, спрятавшись за листьями цепких лоз.        — Был когда-то и я, не соврать, молодой, беззаботный, наивный. Синий вечер сменился ливнем… — Голос задрожал на последней ноте.       — Сири?       — Догорать время, догорать… Что?        Очередной тяжёлый вздох затерялся в нарастающем плеске Ларкса. Чернота высоких ворот аркских бань на восточном берегу заставила потупить взгляд в запутанной конской гриве. Пришла пора спешиться, и Калия снова подала голос.       — Приехали?       — Приехали.       Сварт покладисто опустил голову и нырнул в чёрный проём следом за хозяйкой. Закареш прикрыла дверь.       — Светильники зажги. Камин не трогай только.       Сири перебросила повод коню через шею и, неуверенно ступив несколько шагов вперёд, нашарила перила лестницы. Свет уличных фонарей едва доставал до второго этажа, но выручала луна, подсветившая добрую половину обжитой комнаты. Просторная кровать за правым углом хранила следы безуспешных попыток забыться — скомканные простыни и шкуры больше напоминали гнездо, чем человеческое лежбище. А на столике напротив холодного очага приятно поблёскивали боками тёмные бутылки. Она уже было направилась к ним, но её вытянувшаяся вперёд тень преградила дорогу.       — Са’Ира?       Калия тихо подошла со спины, покачивая в руке светильник, и опустила его на подоконник.       — Эх… Хорошо. Ты мне голову залатала несколько дней назад, так?       — Так.       — Бумажки помнишь?       — Помню.       — Это был мой билет на тот свет.       — Это?..       — Отец, он же глава Ралаты, искал эти странички, чтобы выяснить, как ему и его проклятым овцам вылезти из своих кудрявых шкур в каком-то храме в горах. Это были описания ритуала Чёрных Весов.       Сири присела на край кровати. Девушка напротив захлопала ресницами.       — Весов? Культа из запрещённых книг о Мяснике?       — Ага. Таких запрещённых, что о них каждый знает и через одного жирными ручонками мацал. В общем, мой наниматель хочет отомстить за то, что Отец делал с его… С ним. И с другими. Отец выкупал из приюта детей…       — Из «Прибежища»? — перебила её Калия.       — Ну вот, конечно, ты в курсе.        — Я не была там, нет… Но хотела туда, как и все бездомные дети. Писала своё имя в их списки, помню.       — Так может, ты помнишь тогда и ушастого? С зенками сиреневыми? Вы будто одного возраста. А, не, он тогда уже в приюте был…       — Я мало что помню, Са’Ира. Магистр Тайрас забрал меня из темноты Подгорода на свет, это самое моё главное воспоминание. Остальное — чёрные образы и тени.       — Я… Я понимаю, однозначно. Так вот…       Сири опустилась на колени перед сундуком. Часть вещей уже была на скорую руку сложена до рассвета — метания в неопределённости почти вынудили всерьёз задуматься об отъезде на Киле.       — Он, наниматель мой, выцепил меня «потанцевать» на арене, потом предложил взяться за дело. Объяснил, что, куда и как. Отец будет уязвим в этом храме, там его и подловим. Ну и всё.       Калия тихо кашлянула.       — Ты же понимаешь, что он не дружит с головой?       — Отец? Ещё бы. Ковыряться в сиротах ради каких-то опытов никто вменяемый бы не стал…       — Наниматель твой, Сигрид. Он безумен, если надеется на успех.       — Он-то? Охотно верю. Мне нужно ехать в «Заснеженный утёс» и догонять остальных наёмников…       — Он нанял нескольких?       — Что? А, нет, только меня. Остальных наняла Ралата. В храме Весов может быть опасно и всё такое. Я с ними буду будто, но в итоге ты понимаешь что.       Калия оторвалась от стены у окна и подошла ближе.       — Я понимаю, что тебе не следует туда лезть.       — Ещё одна…       — О чём ты?       — Я уже приняла решение. Я еду, и точка. И да, я всё же намерена вернуться живой и здоровой. Хватит, ну. Я с ним уже и в пирийских развалинах на самом дне побывать успела, и в храме Ралаты, и в лабораториях, где Отец детей резал… А, ну ещё я с ним переспала. Выражение не совсем верное, пожалуй, но…       Справа тихо скрипнула под новым весом кровать.       — Сири?..       — А ты попробуй три недели не… А. Ну да. Тогда на слово верь, оно того стоило. — Она уселась на пол, опершись о сундук спиной. — Конечно, он был грубоват по вашим общим меркам, но… Я вроде говорила, что мне так больше нравится, да?       — Сигрид…       — Что? Тебе ли не пригодится, а? Учись, пока я жива. Таким нельзя приказывать, что делать. Они любят контроль и делиться им не хотят. Но стоит немного направить, и он уже покладисто выполняет, что ты хочешь. А этот ещё и на удивление внимательный. Боялся, видно, товар попортить… Или с непривычки. У них же там запрещено трахаться…       — Сигрид! — Калия невидящим взглядом уткнулась в пол. Казалось, даже в слабом огне светильника можно было разглядеть проступивший на её щеках густой румянец.       — Да что? Вот в прошлый раз, те самые три недели назад, Хранитель наконец попался. Но такой трусливый, что аж мерзко. Ни схватить покрепче, ни хера не мог. Видно, благоверная его совсем замучила, что он стелиться привык. Наверно, был бы рад, если б я ему руки связала и на лицо уселась. Не то чтобы я против, в принципе, но... А этот наоборот. — Сири закатала рукава, демонстрируя свежие синяки на запястьях. — Крутой нрав, конечно. И без слоя сала на брюхе. Ну и моложе лет на десять. Только Джеспару не говори, а то совсем с горя в труху рассыплется. Старость никого не щадит… В общем, этот всем получше будет. Аэтерна есть аэтерна, что тут скажешь. Я бы даже согласилась на ещё пару раз, наверно. Только на трезвую голову.        — Что ты такое говоришь… — шепнула подруга.       — Да как есть говорю, ну. Чего тут стесняться? Даже жаль, что нам с ним только сдохнуть осталось, но я всё же верю в лучшее. Джеспару, кстати, не говори ничего вообще. Сама всё расскажу, когда вернусь. Я с ним это… Поссорилась, в общем. Он мне говорит: «Собирайся и на Киле плыви, иначе Ралата с тебя шкуру снимет». Я отказалась. А ночью с ним встретились, когда из бань шли с этим вот, ралаимом.        — На Киле? Из бань?        — Увы, на Киле из бань Арка морской путь ещё не проложен…       — Я не…       — Да ладно, я поняла. Ну да, из бань. Не буду же я его сюда вести. Так вот Джеспар... обиделся. А этот его только услышал и хлоп — сбежал, гнида. Но понять можно…       Закареш встрепенулась и обернулась к ней, встав с кровати.       — Сигрид, послушай. Я впервые, наверно, почти согласна с Джеспаром. Но тебе нужна помощь Ордена, а не побег. Иди к Арантелю. Грандмастер точно знает, как поступить.       — ...Сейчас вот нашёл меня и вежливо попросил выезжать поскорее в горы, а то больно нервничает, бедняга. Ну я и не против. Никогда в горах не была, считай. Южный перевал над Остианом, но там даже снега не бывает, да к северу от Треомара, ну и всё… А, ещё по пути сюда с Джеспаром, но то разве высота?..       — Сигрид, ты…       — Понимаешь, не понравилось мне, как он эту тряпку сунул.        — Какую?       — Вот эту же. — Сири потянулась к кровати и потащила за красный уголок.       — Это… — Калия неверяще прищурилась, — это плащ Хранителя?        — Ха! Это плащ Арантеаля!       Она схватилась за голову.       — Боги, Сигрид, что вы натворили…       — Что? Он замёрзнет теперь? Ну и хер с ним тогда, мне всё равно. Ты же знаешь.       Плотная ткань осела тяжёлыми складками на пол.       — Ты должна его вернуть.       — Что насчёт «нет»? Это теперь моё. Укрываюсь им холодными ночами… Я не пойду в Храм, Калия. Я уж скорее уплыла бы на Киле… Но я должна помочь этому дураку. Я хочу ему помочь.       — Но почему ты хочешь помогать ему, когда ты нужна здесь?!       — Кому я тут нужна? Орден разберётся без меня, вас там сотни. А он один. И я тоже…       — Сири, он ралаим! Убийца!       — А ты Хранитель! Но сколько убитых на вашей совести, а?! Давай, ты-то своих уж точно считаешь! Это мне уже глубоко наплевать. Нет им счёта. А вы, праведная кодла, небось, любую каплю чужой крови на одёжках замаливаете. «Мальфас милостив и всепрощающ», ага. Прячешься под подолом мёртвого бога от трупов, что в свою тень складываешь. Что пялишься? В чёрную тварь обратишься и разорвёшь меня? Валяй, вперёд! — Калия округлила глаза и отступила на шаг. Сири зарылась пальцами в волосы. — Как ты не можешь понять, я… Я никогда, считай, не чувствовала, что делаю что-то настолько правильное. Ему больше уже никто не поможет. Да, он мне понравился, Калия. Да, вот так просто. Бывает. Он, будучи ребёнком, через такое дерьмо пролез, что подумать страшно. А я в своё время не смогла. Нихера не смогла, и не пыталась даже. Просто сбежала и не думала вернуться, будто и не было у меня никогда ни сестры, ни матери, ни отца. И лет мне столько же было, как и ему… — Она прервалась на вздох. — Я вижу здесь пользу, понимаешь? От себя. Наверно, и для себя. Всё… Уходи, если хочешь. Вижу же, что хочешь. Давай проваливай.        Сири поднялась, прошла мимо подруги и тяжело опустилась на кушетку. За спиной зазвучали неосторожные шаги, заскрипели перила лестницы, и хлопнула дверь. Она закрыла глаза. Славно. Теперь в этом городе не осталось ровно никого.       Меньше всего хотелось думать. Думать об этом водовороте, куда втянул её дурацкий спор, о старых и новых людях, и о бреде умалишённого, на который всё больше походило происходящее и предстоящее. Но за прошедший день не смогло отвлечь от жалящих мыслей ни спиртное, ни мир-трава, ни когда-то давно опостылевшая рутина. Конюх в квартале Стражи охотно уступил часть обязанностей, Сири же изо всех сил пыталась забыться в привычной с юных лет работе. Однако щётками вышло занять только руки, но не голову. В сотый раз проносилось перед глазами одно и то же, в сотый раз звучал чужим человеком уже почти родной голос. Потому что случайная встреча с наёмником ночью пробудила давно забытый страх. Страх, что пути назад уже нет. Что не будет никогда всё, как было. И Калия сейчас надавила ровно туда же. И, считай, усилиями Сири.        Браво, Сигрид, когда всё вокруг почему-то не разваливается само, ты охотно ему помогаешь!       — Сварт! — она поднялась с кушетки. — Ты-то хоть там ещё?       Ответом стал лязг подков о выложенный плиткой пол. Конечно, скотине всё равно на решения хозяйки. Наверно, наоборот в радость двинуть куда-то вглубь острова, посмотреть на высокие сосны, пожевать новые травы да понюхать новые ветры. А Джеспара не отправиться искать по городу в этот раз было, наверно, сложнее, чем если бы она попыталась уговорить старшего Арантеаля назвать мать своего сына. Ведь говорить доброму другу было абсолютно нечего. «Прости, Джеспар, ты прав»? Он знает. «Я отказалась и не поеду в горы»? Так ведь поедет. Оставалось сжать зубы и терпеть. И вернуться живой и невредимой, потому что иначе…        Сири вернулась к сундуку. Старая кольчуга заскрежетала чешуйками. Прошлый хозяин внимательно следил за вещью, заменял звенья, и даже дорастил кусок на бёдрах. Но и на весе это сказалось. Без толстого подкольчужника было не обойтись — синяки ещё и на плечах с рёбрами заполучить никак не хотелось. Значит, придётся тащить с собой ещё больше сменных вещей — рубашки пропотеют под всем этим буквально за несколько часов. Часть сумок и так придётся набить едой, в другую — затолкать хоть что-то из тёплых вещей… А ведь любезнейший наниматель вроде что-то говорил об Амброзии? Интересно, зачем, если ему «ничего не сказали» и он «ничего не знает»… Но сейчас уж не задать ему этот вопрос. А два пузырька действительно нашлось на самой дальней полке в свежих паучьих сетях. Немного, но варка новой порции заняла бы двое суток и обошлась бы вполовину честно заработанной ралаимской награды, что сейчас приятно оттягивала ладонь. Деньги пригодятся с собой — кто знает, что приключится в дороге. Ещё и поделить и рассовать по сумкам придётся, и может даже сунуть по паре монет в потник коню с обеих сторон…        Сборы заняли добрых часа полтора, и осталась, наконец, последняя сумка. Одна из двух самых маленьких, она ещё с прошлого выезда была обделена вниманием, так что первым, что Сири выудила из неё на свет, стала старая карта. Однажды крепкая бумага совсем размокла, и рисунок почти стёрся, но оставшегося хватило, чтобы понять, что ехать придётся, считай, той же дорогой, что и несколько дней назад. Путь из Мрачной долины к таверне не ветвился и не петлял, но упрямо поднимался на северо-запад, теряясь где-то за потрёпанным краем бумажки. Сири вздохнула, опустив карту обратно в сумку. Дорога предстояла не из приятных, хоть и была знакома. Хотя, возможно, если повезёт с погодой… Под пальцы попался кусок мягкой кожи, который никак не вышло бы спутать с шершавым боком сумки. На миг стало тревожно, но после — до омерзения паршиво: в руке оказалась чёрная ралаимская перчатка. Чисто выполненный контракт, за который секта почему-то не стала платить ожидаемым предложением. Выходит, бедная девчонка лежит где-то в долине с развороченным брюхом и кормит собой дикое зверьё зря? Вспомнилось, что довелось парой часов назад наговорить Калии… Значит, не так уж и наплевать на всех убитых. Но как можно было знать, что смерть культистки не пригодится? Или, может, их Провидцы вообще не сумели узнать сердце своего агнца и решили, что Сири соврала?.. Она сжала перчатку и отшвырнула её куда-то в угол. Конь фыркнул, дёрнув ухом. Прав Тараэль, поздно об этом думать. В следующий раз будет умнее, и возможно, даже поступит иначе… А сейчас можно разве что спланировать маршрут, чтоб обойти подальше то проклятое заброшенное кладбище.        Карта снова зашелестела под пальцами. Разумеется, никаких древних захоронений никто не отметил. Но если прикидывать, что это было к западу от истока реки, получалось, что другого пути не было вовсе. Сири выругалась, скомкала потёртую бумажку и захлопнула в кармане сумки.       — Ну что, Твоя Светлость, или получится южнее взять, или придётся проведать сестру Надменность. Гостинцев везти не стану, да и себя бы туда не везла.. Но ты у меня не мирад, так что прошу на выход.        Конь скосил взгляд на светильник, ударил хвостом по боку, и Сири погасила свечку.        В дверной проём со всеми сумками Сварт прошёл со второго раза, тревожно храпя. Был бы сейчас день — дети со всего квартала с криками стянулись бы смотреть на лошадку, которая каким-то чудом забрела не то что в квартал Знати, но прямо в дом. Сейчас же густая темнота спрятала чёрного коня и одетую в чёрное хозяйку. Только белели отметины на лошадиной морде и ногах, да поблёскивали тускло чешуйки кольчуги.        Нашарив в кармане своей сумки ключ, Сири замкнула дверь. Странное чувство подкралось откуда-то из темноты слепых окон — будто видят её глаза это всё если и не в последний раз, то взглянуть снова доведётся весьма нескоро. Но не появилась та горечь, что разъедает нутро в моменты сложных прощаний. Скорее наоборот, немая предрешённость, предопределённость исхода. Пусть даже нескоро, но она вернётся. Вернётся, чтобы отыскать Джеспара, вернётся, чтобы извиняться перед Калией, чтобы…       — Мадам! — окликнул Сири смутно знакомый голос. Она обернулась.       Но если нет?..       — Да-да, уходим уже. Слушай, а подойди-ка.        Стражник, что в сумерках вынудил Калию пообещать сунуть коня в дом, внимательно их осмотрел и приблизился.        — Я проследил за вами, как и говорил, и…       — Я догадалась, — прервала его Сири. — Знаешь… Ты меня можешь здорово выручить.        — Но…       — Не перебивай. На вот, возьми. — Она протянула латунный ключик. — Отдай завтра Хранительнице Закареш. Не отдашь — узнаю. Полезешь в дом — тем более узнаю. Хранительницу отличишь по чёрному рисунку на щеке. Понял?       — Я…       — Понял, — ответила за него Сири и поднялась в седло. — Свят будет твой путь, мессир, и мой уж тем более, а теперь оставь меня в покое.       Сварт двинулся с места скорым шагом, оставляя оторопевшего стражника пялиться им вслед. Заплутав где-то в шпилях высоких крыш, грустно взвыл первый осенний ветер.          

***

        Ралаим с седыми бровями, появившийся из-за перегородки слева, приложил к груди кулак и прошёл мимо, звеня тяжёлой кольчугой. Женщина перед Тараэлем осуждающе сузила глаза, но потянулась к застёжкам на новом твёрдом поясе. Они обменялись флягами. Не переглядываясь лишний раз, не проверяя, не говоря ни слова.        Похоть тоже уже успела переодеться в броню, заказанную Ралатой специально для Голосов, задействованных на раскопках, и теперь правила мех у ворота и в подмышках. Тараэль поджал губы. Буквально через несколько дней придётся облачиться в такое же, если Провидцы не придумали чего похуже. Длинная кольчуга тёрлась о колени, мешала движениям, а крепкий ватник, пришедший на смену тощим поддоспешникам, едва ли позволял согнуть в локте руку. Но Провидцы оправданно сочли это за необходимую меру, принятую против врага без плоти и оружия. Никакой сквозняк или заблудившийся под землёй зимний ветер не могли сравниться с рёвом и воем снежного бурана, доносящимся почти всякий раз, когда Вожделение чертил в большом зале руны и открывал портал.        Возвращающиеся Голоса никогда не были многословны — в мерзлоте едва ли есть на что смотреть. Кто-то неохотно жаловался на Спящих, кто-то — на перебои с провизией, но в одном сходились все их причитания: холод. Холод в построенных на скорую руку бараках, холод в нутре скалы, холод даже в те немногие дни, когда показывалось для подземных крыс настоящее чудо — солнце.        Так что неудобная броня была всего лишь меньшим злом. Десятки Спящих полегли, замёрзнув или заболев, когда за тугой кошель золота подставляли ветрам спину, раскапывая Отцовскую игрушку. Десятки Спящих и всего лишь три Голоса. Ралата не скрывала опасности, затаившейся в горах, и даже дважды прерывала на несколько лун работы, когда ночи становились особенно длинными, а дни — короткими.        Но Тараэля мало волновал мороз. Необходимость сменить одежды виделась всего лишь назойливой мухой, заметной, только когда хочешь замечать сам. Он стерпит и лишние фунты веса, и меховой капюшон, скрадывающий обзор, и глупые варежки, которые сейчас примеряла Похоть. Всё это неважно, второстепенно и меркнет перед главной целью. За пару часов блуждания по стылым коридорам и поиска тех самых контрабандистов голова успела остыть. Если у наёмницы не выйдет присоединиться к группе, он разберётся в одиночку, как разбирался всегда. Если же выйдет — получит каплю поддержки, которая может и не пригодиться.        Тараэль по привычке указал кивком женщине напротив на оставленные на столе перчатки и отвернулся прочь. Нужно было сходить к Зависти, потом… Пол под ногами мелко задрожал. Затем сильнее и сильнее, и он обернулся к Похоти, силясь поймать её взгляд, но та как ни в чём не бывало продолжала копаться с бронёй.        Ну не может же…       Женщина подняла к нему глаза.       — Гнев?!       Ноги будто отнялись. В следующий момент почудился гулкий удар, и голову изнутри залило светом под протяжный писк. Где-то совсем близко зазвенела кольчуга, и все ощущения разом смолкли.         Белый песок лижет босые ступни жаром. Раскалённые волны мнутся под ногами, стекают крошечными лавинами в следы, неровной вереницей оставленные позади. Где-то над головой слева, против солнца, шумит падающая вода. Он поднимает взгляд — застывшая в воздухе над заливом скала роняет густую тень. Кроны странных деревьев, облепивших парящий остров, переплетаются и прячут гомонящих птиц, всё прибывающих откуда-то из-за спины. Он оборачивается — позади виднеются чёрные башни города, неестественные, враждебно чужие в окружающей белизне и зелени. Неведомая сила манит к ним, но песок намертво вцепился в ноги. Он тянет в себя жадно, обнимает колени, сжимает живот и рёбра, не давая закричать, а затем смыкается над головой тёплым одеялом. Но в темноте зажигаются алые огни, а ноги находят пол. Жаровни указывают путь вперёд, по паре слева и справа каждые пять шагов. Потревоженные сквозняками штандарты со смутно знакомым символом заставляют поднять ко лбу руку. Под кожей что-то зудит, царапается, рвётся наружу и высвобождается, наконец, ясной памятью: он, Тараэль Нарис, Голос Отца, стоит у этого самого Отца на пороге и не может ступить и шагу в другую сторону, кроме как вперёд. На поясе нет оружия, на груди — брони, а позади — дороги. Очертания коридора скрадывает чёрный дым, мягко подталкивая в спину. Разум гудит самыми невероятными предположениями, но ярко выделяется из всех одно — Отец обо всём узнал. Предопределённость успокаивает зашедшееся сердце. Бежать уже некуда, и ноги сами несут мимо жаровен, вниз по лестнице, под арку и мимо старых книжных полок, чтобы застыть перед замотанной в тёмное фигурой, обращённой к нему спиной. Но что-то не так. Зал чувствуется пустым, будто впереди лишь кукла, обтянутая тканью. С ещё одним шагом вперёд кукла вскидывает руку.       — Найди Первого Провидца.       Картинка перед глазами трескается и рассыпается на последнем шорохе, что разум услужливо обратил в очередное слово, и чернота обваливается на голову пекучим холодом.         — Гнев!       Глаза нехотя открылись, чтобы опять зажмуриться: Похоть снова плеснула в лицо ледяной водой.       — Очнулся, ты посмотри…       Тараэль проморгался и опёрся спиной о стену.       — Что с тобой такое? Упал на ровном месте, чуть башку не разбил.       — Я… Отец послал мне видение?       Сознание возвращалось фрагментами, нелепыми кусками. Вот он шаркает сапогами по каменному полу, затем босиком по песку…       — Ты меня спрашиваешь? — Похоть поставила ведро на стол. — Я не слышала никогда, чтоб он вот так приказы отдавал или звал кого. Может, в лазарет заглянешь лучше? С ночи чудишь.       Он прижался затылком к каменной кладке. Действительно, и на его памяти подобного не нашлось. И всё же увиденное при всей своей странности ощущалось именно приказом. А ослушаться приказа Отца гораздо страшнее, чем выставить себя дураком перед Первым Провидцем.        Тараэль поднялся на ноги и подтянул на лицо маску.       — Ралата’Шера, сестра. Воля Отца неоспорима.       Похоть вздёрнула брови.       — ...Ну, как знаешь. Ралата’Шера.       Знаешь ли?       Он развернулся к выходу. Пусть тон видения было невозможно истолковать неверно, контекст оставался загадкой. Если Отец всё вызнал, то зачем это вычурное приглашение на плаху? Чтобы Тараэль лично рассказал обо всём Первому Провидцу? Или же вместе с полуслепой крысой его ждёт сколоченный из всех старших «Трибунал»?       Но в круглом зале на дне башни не оказалось ровно никого. И он уже было решился спросить у Зависти, когда и куда отправился брат Вожделение, как из дальнего коридора донёсся знакомый шелест мантии. Провидец, очевидно, застряв глубоко в своих мыслях, не одарил двух Голосов даже взглядом. Зависть пожала плечами и уткнулась обратно в бумаги, а Тараэль поторопился вниз за ним следом.        — Первый Провидец?        Звёздник, намерившийся достать какие-то книги с подоконника за аналоем, сначала замер, а затем медленно обернулся.        — Брат Гнев.       — Из праха в кровь, из крови к свободе. Мне было велено вас найти.       Провидец отвлёкся, повернулся к нему уже полностью и вскинул бровь.       — Поздравляю, брат Гнев. Ты нашёл меня.       Ноты неприкрытой издёвки в голосе явно дали понять, что Тараэля не ждали. И что же тогда это было?..       — Кто велел тебе? — спросил звёздник, отворачиваясь обратно к книгам.       — У меня было видение…       — Видение? Ты уверен, что должен был отыскать не сестру Дотошность?       «Выставить себя дураком» было мягко сказано… Что же, последняя попытка.       — Мне велел Отец. Я видел его в его покоях. Он велел найти вас.        Что-то будто щёлкнуло. Первый Провидец отложил пачку пожелтевших записей и  неожиданно внимательно уставился на Тараэля.        — Это всё, что он сказал тебе? — Липкий взгляд въелся в лицо.       — Да, Первый Провидец.       Затянувшаяся пауза зазвенела в ушах. Провидец не отрывал от него глаз, обрушив весь вес своего внимания, влезая под самый череп. Наконец, сведя за спиной руки, он заговорил:       — Иди к нему. Брат Горесть пропустит тебя.       Тараэль прижал к груди кулак и развернулся к лестнице. Что-то непривычное было в поведении брата Вожделения. Конечно, ему, как старшему рангу, не дозволено было сообщать Голосу о возможности ошибки. Но если потребовалось мнение самого Отца… Очень хотелось надеяться, что тот точно так же покрутит пальцем у виска и выдворит его прочь, что всё станет как было, вот только не может бесследно забыться такая случайность, особенно насчёт Тараэля. Сочтут ненадёжным, передумают и не возьмут с собой в день Вознесения. И нет уже смысла думать, выйдет ли у наёмницы попасть на раскопки, когда может не выйти у него самого…       Горесть чёрной скалой застыл в конце высокого коридора, обрамлённого плюющимися алым жаровнями. Тараэль замер в паре шагов перед ралаимом, силясь понять, заметили ли его вообще.       — Брат Горесть? Я должен увидеть Отца.       Здоровяк опустил к нему голову.       — Брат Гнев?       — Повеление Первого Провидца.       Словно нехотя Горесть отошёл на шаг, но даже не удосужился проводить его взглядом. Тараэль зыркнул на широкую спину и ступил вниз по лестнице, упирающейся в стену. Та заволновалась как потревоженная водная гладь, и истаяла, открывая путь.        Год назад, когда Отец собирал достойных в своих покоях, разумеется, никто не пустил Голосов дальше первого коридора, огороженного книжными полками от дальних залов. Но теперь нужно было идти куда-то в глубину, в самое логово ненавистной мрази. Мелькнула мысль, что Тараэль мог бы напасть сейчас, не дожидаясь экспедиции, ведь именно этого он и хотел — остаться с убийцей один на один. Но здесь мигом очнётся Горесть и поспешит на помощь хозяину, а следом и вся Ралата. Неопределённость «после», о которой едва ли приходилось думать, тут бы мгновенно напоролась на мечи обезумевших сектантов, успей родиться одно лишь намерение, не говоря о попытках предпринять действия. Телепортироваться отсюда не выйдет — Отец крепко запечатал все дыры, а перерезать весь культ, чтоб добраться до той самой единственной шеи… Реальнее казалось бы действительно содрать со лба клеймёную шкуру и посвятить себя служению Мальфасу, запрятавшись в панцирь Хранителя, как в недавнем дурацком сне…       Тараэль свернул вправо за стену книжных шкафов. Очертания сходились с видением, и первым показался круглый стол, заваленный всевозможными бумагами с записями и картами. Но дальше, в десяти шагах за ним, из полумрака вынырнуло нечто, заставившее его застыть на месте. Нагое человеческое тело, распятое в круглой раме и в своей серости практически слившееся с мрачностью стены, немым и мёртвым наблюдателем следило за всем, что творилось перед пустыми глазницами. К кадавру тут и там были приколоты иглами листки с записями, и Тараэль решился подойти ближе, но замер в нескольких шагах, почувствовав неладное. Человек, подобный зажатому меж двух стёкол насекомому, походил скорее на восковую куклу и будто никогда и не был живым. Что-то неестественное было в идеальном узоре синих вен, растянувшихся под прозрачной кожей, что-то ужасающее в самой сути этой человеческой болванки, лишённой любых отличительных черт. И что-то ещё, неопределимое и тревожащее, заговорившее с самым примитивным животным инстинктом и заставившее Тараэля пятиться. Воистину, нет меры безумию сумасшедшего ублюдка, затеявшего игру с самой человеческой природой…        — Брат Гнев?        Бесполый голос лизнул уши ядом. Тараэль удержался, чтобы не подскочить на месте, и глубоко опустил голову.        — Что привело тебя сюда?       Голос звучал будто со всех сторон, одновременно далеко и до колючего мороза по коже близко. Лёгкие с сопротивлением втянули потяжелевший воздух, позволив, наконец, ответить.       — Я потревожил тебя, Отец, за что прошу о прощении. Первый Провидец велел пересказать тебе видение, в котором я разобрал твой приказ.       За спиной зашуршало, и скрипнуло дерево. Аккуратные шаги послышались справа, и Тараэль краем глаз смог разобрать подол тёмной робы. Выходит, всё это время Отец сидел за круглым столом, спрятавшись за покрывалом чар, и наблюдал, как его агнец праздно бродит по его покоям...        — Что я приказал тебе в видении, брат Гнев?       — Найти Первого Провидца.       Голос, обрётший источник из плоти, звучал всё равно что из могилы. Тараэль поднял голову. Длинная фигура замерла перед распятым и свела за спиной руки, разглядывая тело.        — Это всё, что я сказал тебе?       — Да, Отец.       — Перескажи мне, что ты видел?       Вопрос, который должен был, но не удосужился задать Провидец, сбил сейчас с толку. Придётся всерьёз рассказывать о тропическом береге и его зыбучих песках, искренне надеясь на понимание и объяснения… Что же, затем он и пришёл.       — Я шёл по побережью. Над заливом парила небольшая скала, с неё срывался водопад, за мной был город из чёрного камня. Лес вокруг залива был южный, я видел такие деревья только в книгах. Затем я провалился под песок и оказался перед лестницей к твоим покоям, Отец. Дым закрыл путь в храм, так что я пошёл сюда. Ты встретил меня и сказал отыскать Первого Провидца. После я очнулся.       Фигура впереди зашевелилась — пришлось снова опустить голову, уткнувшись в пол. Шаги зазвучали ближе, пока не замерли перед самыми его ногами.       — Похоже, мир никогда не перестанет удивлять меня. Позволь…       К лицу потянулась затянутая в светлую ткань ладонь. Тараэль успел поднять взгляд, и на кратчайший момент зрение пропало, реагируя на лёгкое прикосновение пальцев ко лбу. Больше не изменилось ровно ничего. Уродливая маска висела на расстоянии вытянутой руки, белым пятном выделяясь на чёрном силуэте. Он поспешил опустить глаза. Фигура выждала миг и отвернулась обратно к телу.       — Я очистил твой взгляд, брат Гнев, — ответил Отец на незаданный вслух вопрос. — Соседние вероятности не станут больше тебя тревожить. Ступай. И готовься, ибо близок день Вознесения.       Тараэль склонил голову ещё глубже и развернулся через левое плечо. Ощущение цепкого взгляда провожало его своим весом до самого поворота за книжными шкафами, а выдохнуть получилось, только когда Горесть остался далеко позади. Какие к чёрту соседние вероятности? Откуда, когда он никогда не был способен к магии и «взгляд» его был слеп? Или внезапно прозрел, почуяв скорое разрешение? Но все вопросы были незначительны, второстепенны. Ведь главным оставалось одно — Отец не передумал. Тараэль всё ещё достоин вознестись с ним и остальными вместе. Всего каких-то несколько дней, и гнилая башка покатится по древним плитам старого храма. Всего несколько дней...