Ведьмак под Бренной

Рори нервничал. Сжимал и разжимал кулаки, оглаживал тонкие соломенные волосы, притоптывал ногой, пытаясь отбить ритм одной известной, но от этого не становившейся менее похабной, солдатской песни. Лицо у него было мёртвенно-бледное, издалека походившее на маску. Рори пошёл в армию добровольцем, несмотря на громогласные истерики матери и Милицы. Ему хотелось геройствовать в многочисленных битвах, как когда-то давным-давно дядя Яром. Но сейчас, когда они быстро, суетливо и шумно снимали лагерь, а командиры ставили солдат в строй, Рори понял, как ему хочется оказаться дома, обнять Милицу и никуда, никогда не уходить из дома. -Боишься? – спросил кто-то сбоку от него низким, но мягким голосом. -Что? – Рори резко развернулся, уронив копьё. Незнакомец, высокий и худощавый, с короткой чёрной бородой, подобрал копьё и отдал его Рори. – С-спасибо. -Нужно быть аккуратней и бережней со своим оружием, парень. Меня зовут Койон, а тебя? Ну, чего молчишь? Рори замер, глядя на глаза незнакомца. Кошачьи, ярко-жёлтые, чуть отливающие зелёным, и сильно выделяющиеся тёмно-красные хрусталики. На груди был медальон с каким-то животным, Рори не успел его разглядеть. Койон спрятал медальон под тёмную, кожаную куртку. «Не может быть! – подумал Рори. – Они никогда… Нет, не верю. Дядя часто по вечерам про них рассказывал…» -Меня зовут Рори. – выдавил наконец из себя он. И после секундного молчания, добавил. – Я доброволец. -Это я уже понял, - Койон рассмеялся. – Я тоже доброволец. Рори только сейчас заметил меч с длинной рукояткой, торчавшей из-за правого плеча Койона. Большое железное навершие изображало голову животного, как и медальон. Койон стоял чуть боком, и не было видно, кто это – кот или волк. -Скоро встретимся в поле с нильфами. – Койон опустил голову. – Ты боишься? Рори сжал древко копья обеими руками, чтобы не было видно, как они дрожат. Он мог запросто не отвечать, но что-то непонятное, чего он никогда не испытывал, двигало его на продолжение разговора. -Да. Боюсь. – Рори с минуту помолчал, удивляясь самому себе. Он хотел ответить «нет», но в последнюю секунду, уже открыв рот, решил откровенничать. – Говорят, их там больше ста тысяч, а это тьма тьмущая! Даже наш сотник так говорил. Это я подслушал… - Рори покраснел. - Их солдаты – это демоны во плоти. Это он тоже так говорил, а он знает. Он теверан, вот! – Койон улыбнулся уголком рта. - Они… Они не знают жалости или страха. Атакуют, атакуют, атакуют и так до того момента, пока от их врагов не останутся одни кости. – Рори не понимал, почему был так откровенен. Что-то такое было в этом человеке, что сразу располагало к себе. Койон улыбнулся ещё шире. Рори, приглянувшись, заметил у него на лице следы от оспы. «Значит это всё-таки не ведьмак? Дядя рассказывал, они не болеют, у них им… имунет!» -Не верь всему, Рори. Они такие же люди как ты, я, и вот эта орава. - Койон развёл руками, указывая на солдат, бегающих по лагерю. – У нильфов есть свои страхи. Как и у нас. Им есть, за что любить эту жизнь, поэтому умирать ради того, чтобы умереть они не будут. У них будут трястись ноги, когда они понесутся на нас. – Он помолчал, что-то обдумывая. - Не возводи их в ряды бессмертных, которым удары мечом или копьём – укус комара. Они – такие же, как ты. Только на другой стороне поля. Я тоже с ними сражался, и знаю о чём говорю. -А что ты скажешь на то, что их там в два, а то и в три раза, больше нас? Я слышал их там больше ста тысяч. Так сотник говорил. – Рори глянул на него исподлобья. Койон лишь пожал плечами. -Не думаю. Они могли разделить армию, на несколько частей. Или, может, не было у них никогда армии в сто тысяч солдат. Во что я, к слову и верю. – Голос у Койона был мягкий, успокаивающий, что Рори почти откинул все сомнения. -Откуда ты, Койон? -Я? Из Повисса. А ты? -Из деревни Ревность. Я помогал отцу на ферме. - Рори улыбнулся. На секунду он окунулся в приятное, но далёкое прошлое. -А я ведьмак. – Койон широко улыбнулся. – Помогаю людям, убивая монстров. Рори раскрыл рот от удивления. Минуту помолчал. -Но ведь. Ведь ведьмаки никогда… Никогда не ввязываются в политику и в войны. – Улыбка исчезла с лица ведьмака, но голос не стал жёстче и холодней. -Как видишь, я исключение. Мне это не так безразлично, как остальным ведьмакам. – После этих слов Койон замолчал, задумался о чём-то. Рори ободрился ещё больше. Все знают: ни один воин, даже самый искусный, не сравнится с ведьмаком! Один ведьмак стоит десятерых. Это все знают. -Что расселись! – рявкнул над ухом сотник. – Собираемся, дурни. Нильфгаард близко. Ну же, ну! – Он подбегал к тем, кто по его мнению, был слишком медлителен, орал им на ухо про Нильфгаард, и бежал дальше. Койон махнул рукой Рори на прощание, и пошёл в сторону своего десятка, расположившегося неподалёку и уже почти собравшегося. Сотники и десятники бегали в разные стороны, поднимали зазевавшихся солдат, ругались друг с другом, один десятник даже умудрился подраться с солдатом. Рори как можно быстрее собрался: поправил кожаную куртку, с наплечниками, обитыми сталью, надел шлем, капеллину, больно похожую на шляпу, повесил на пояс небольшой топорик. Издалека услышал окрик десятника: -Рори, мать твою так и перетак. А ну давай за мной, к отряду. Быстрее, что же ты как беременная черепаха, мы выдвигаемся. – Копьё выпало из рук Рори. Он тихо выругался, поднял оружие и, можно сказать, галопом поскакал к ругающемуся десятнику. Армия, огромная и неповоротливая, как старый медведь после спячки, выдвигалась на бой с Нильфгаардом. Рори в последний раз глянул в сторону Койона. Ведьмак собирался быстро, но спокойно, казалось, что он шёл не на бой, а на пикник. «Пока есть такие – всё будет хорошо, я верю. - Подумал Рори, а потом мысли ушли, осталось лишь смутное беспокойство, осевшее где-то глубоко». К их десятке присоединялись всё новые и новые бойцы. Они прибывали, толкались, кричали. Десятники брюзжали слюной друг на друга, отдавали приказы. Вскоре солдат стало чуть больше сотни. Отряд двинулся, стуча доспехами, ругаясь и молясь. -Песню начина-а-ай! – рявкнул сотник Гисо. Солдаты запели. Поначалу немного вяло, но вскоре песня разносилась на всю округу, запеваемая не только их сотней: Слышишь звон солдатских лат? На войну спешит солдат! Прочь, девчонка, кыш с дороги! Уноси скорее ноги, А не то прижму к груди! «Жми, родименький, не жди!»

***

Солнце пробивалось сквозь белые тучи с тяжестью и неохотой. Тучи закрыли собой всё небо, лишь в паре мест оставляя тонкие бреши и длинные серые борозды. Койон проверил, как меч вынимается из ножен за спиной, улыбнулся. -Не робейте парни. – начал свою речь сотник Шапко. – там, за холмами, стоят нильфы. Они пришли сюда жечь, убивать и насиловать. Это они, к слову, называют рогрес-с-ом. А мы, варвары, не хотим этот рогрес-с принимать. – Он помолчал, раздумывая, как продолжить – Мы защищаем не Королей и Королев, напыщенных Лордов и Леди. Мы все здесь с вами обычные люди. – В этот момент он проходил мимо Койона. – Мы сражаемся не как нильфы, за Императора Емгыра, или как его там. Мы сражаемся за свои семьи и дома. Вы скажите мне, сука, хотите вернуться домой и увидеть пожженные дома и мёртвых женщин, детей и стариков. – Солдаты дружно крикнули «нет». – То-то же. Не так страшен нильф как его малюют. Мы уже выигрывали их не единожды, да хотя бы под Содденом. – Сотник сплюнул. – Мы будем стоять во втором ряду. Одними из первых примем удар Нильфгаарда. Я вижу, как вы, сука, побледнели. Парни, – сотник глянул на них уверенно улыбаясь. – нильфы пришли с мечом. От меча, сука, и умрут. Я уже сражался с ними не один раз, да хотя бы, опять ж, под Содденом. Знаете, как дерутся нильфы? Как, сука, курицы. Как, сука, старые бабки. – Шапко начал яро жестикулировать. В отряде послышался редкий смех. – А вы курицы, сука? Нет, мать вашу так и перетак. Вы – солдаты Севера. Так пойдём, солдаты, и побьём их! Куриц, сука. Двинули, мать его, вперёд. Строй держать, строй. Песню начинай. Койон пел громче всех, и постепенно, как-то удивлённо, а потом задорно, солдаты вокруг начали рвать глотки.

***

Вокруг творился ад. Нильфгаардцев было очень много, они навалились на первые ряды армии, как стая бешеных собак на одинокого путника. Шапко по приказу Короля Фольтеста повёл солдат в самое пекло, на помощь постепенно разваливающемуся первому ряду армии. Воины в чёрной броне были везде. Казалось, что ещё чуть-чуть, и они полезут из земли. Стук доспехов, скрежет металла, свист тысяч стрел вдалеке, стук копыт, ржание коней, стоны и крики раненых, протяжный, низкий звук боевого рога, пение солдат. Вся эта какофония звуков закладывала уши и оглушала -Бей, убивай! -За Темерию! За Короля Фольтеста! -Редания! Койон ворвался в медленно разваливающийся строй нильфов мягким, но сильным прыжком. Широким взмахом разрубил двоих, и по инерции, в полуобороте, уклоняясь от удара копья, разрубил голову ещё одного. Не останавливаясь, разрубил древко копья, и заколол человека, удивлённо державшегося за свой новый «шест». Нильфы замерли на пару мгновений, так и умерли. Ведьмаку достаточно пары мгновений. -Вперё-ё-ёд, сука! За Север! – надрывал глотку сотник Шапко. – Бей чёрных! Бей! Койон атаковал противников максимально быстро, а точности ударов позавидовал бы самый лучший ювелир. Они пытались дотянуться до него, но он был сильнее и ловчее. Оружие свистело вокруг него. Ведьмак мог бы поклясться, что несколько раз мечи нильфов срезали у него немного волос с незащищённой шлемом головы. Нильфгаардский офицер злобными криками подгонял солдат вперёд. Его когда-то чёрные доспехи, с золотым солнцем на груди, и шлем с крыльями, стали красными от крови. Койон взбесился. Вскинув меч, он понёсся на офицера, по пути убивая попадавших под руку нильфов.

***

-Койон? -Чего, Цири? Она опёрлась о меч, воткнутый в землю. -Разве нужно уезжать из Каэр Морхена? Мне, тебе, Геральту, Трисс и всем остальным? -Нужно, Цири, нужно. -Но я ужасненько не хочу! Не хочу ехать в храм в Эл… Ммм… Элландер. К этой Нанеке. -Нэннеке, Цири. Её зовут Нэннеке. -Всё равно! Я хочу жить здесь. Хочу тренироваться, хочу стать ведьмачкой! Койон присел перед Цири на корточки, улыбнулся. -Цири. Ты должна уметь защищать себя, и мы этому тебя почти научили. Но помимо этого, ты должна уметь жить среди людей, чему тебя и научат в храме Нэннеке. Не должна ты, быть ведьмаком, которому оборачиваются в след и плюют, проклинают. Да и не выйдет это у тебя. -Но почему?! – воскликнула Цири обиженно. Койон помолчал. -Предназначение. Цири не нашла, что на это ответить, лишь прикусила губу, а взгляд стал очень задумчивым. Койон, чуть улыбаясь, обнял её и взъерошил пепельные волосы.

***

Койон нашёл щель в доспехах нильфгаардского офицера. Вольт, изящный удар, на обеих ногах перерезаны сухожилия. В развороте нанёс ему ещё три удара. Два со скрежетом и краткими искорками прошлись по броне, оставив на ней глубокие царапины. Третий удар нашёл лицо офицера, не спрятанное за забралом шлема. Пехотинцы, стоявшие рядом с офицером, попятились. Койон всё равно дотянулся. Армия Севера с боевым рёвом на устах ринулась вперёд, в самое пекло. Койон закричал вместе со всеми. -Каэдвен! -Аэдирн! -Север! -Arse! Ведьмак разрубал нильфгаардцев, а они умирали, не понимая, кто их убивает. Человек или демон? А может нетопырь? Невидимый, стремительный, он не двигался по земле, а летал, прорезая как нож масло ряды чёрных. Недалеко, буквально в метре от себя, Койон краем глаза заметил знакомую фигуру. Мальчишка Рори, без шлема, шёл, выставив копьё вперёд. Атаковал нильфгаардцев, прищуривая, нет, даже зажмуривая глаза от страха и ужаса. Он шёл с небольшой группкой солдат, такими же зелёными мальчишками, давно забывшими, что такое строй и организованность. Как и все остальные на этом поле. Койона обуяла ледяная, расчётливая ярость. Ещё трое противников, вставших у него на пути, упали под свирепыми ударами. Последний из трёх солдат ещё не успел упасть, а Койон, среди всей этой какофонии и анархии, уловил своим тонким слухом вой, слишком далёкий, но такой близкий, слишком громкий, но такой тихий. Бой менял всё. Рори стоял на коленях, постепенно заваливаясь на бок, в двух метрах от Койона. Окровавленное остриё копья торчало у него из спины. Он держался за древко обеими руками. Тяжело дышал, лицо побледнело, а тело дрожало. Кровь текла на живот, ноги и руки. В один момент Койона возненавидел всем сердцем Эмгыра вар Эмрейса и империю ещё сильнее. Возненавидел так, что сердце готово было разорваться на множество частей. Непростительная глупость для ведьмака - эмоции. «Как же я тогда глуп! – мелькнула и тут же угасла одинокая мысль, заглушённая очередным криком, звоном, треском и скрежетом.

***

На крупе у лошади, чёрной как вороново крыло, с обеих сторон болтались синие головы утопцев, распугивая птиц и беженцев, уныло шествующих по тракту. Койон ехал в ближайшую деревню, чтобы получить награду. Война оставила свой след везде. На дорогах кони и пехота оставили глубокие следы, леса срубили на постройку лагерей, от деревень и городков за много миль виднелся чёрный густой дым, за которым не видно неба. Запах гари разносился ещё дальше, заставляя изредка покашливать и морщить нос. По обеим сторонам тракта в рваной одежде, с грязными лицами, жёлтыми гнилыми зубами, ногами, стёртыми до крови, лежали выбившиеся из сил беженцы в рваной одежде, просящие воды, еды или денег. Где бедняки не лежали, солдаты наскоро сколотили виселицы для «военных преступников». А то и вовсе людей, полностью раздетых, грязных и синих, подвешивали на ветвях деревьев. Койон, увидев то, что принесли с собой нильфы, решил для себя всё. Кулаки у него сжимались, когда он видел беженцев. Детей с вздутыми животами от голода, плачущих женщин, потерявших мужей и отцов. Стариков, медленно хромающих за обозами, растянувшимися на мили. Ведьмак пришёл в ещё большую ярость, когда увидел, как чёрные убивали жителей деревни, в которую он направлялся. Он вырезал всех солдат до единого в одиночку, они даже не поняли ничего, так всё было быстро. К ним пришла сама смерть, злая и неумолимая. Староста деревни, бородатый мужчина пятидесяти лет, кланялся ему, чуть ли ноги и руки не целовал, обещал что вся деревня будет молиться за него ночами, вместо того чтобы спать. Предлагал «агромную нахраду, милсдарь, ахромную!». Он не принял денег. Попросил немного еды и воды на пару дней, а потом погнал лошадь на Север, в Вызиму, записаться в армию. Койон помнил слова Трисс, сказанные пять лет назад, в Каэр Морхене. Про нейтралитет ведьмаков, про войну, про разваливающийся мир, который нужно защищать. Койону, как и остальным ведьмакам, всегда было всё равно на заварушки в большой политике, на войны Королей с Королями и Королей с Императором. Но тогда, видя эту, горящую деревню, чувствуя колыхающиеся головы утопцев на крупе лошади, в голове у Койона что-то щёлкнуло. Он послал к чёрту все свои и ведьмачьи принципы.

***

Среди ночи Цири проснулась, крича и завывая, как раненый зверь. Ведьмаки, не сговариваясь, на ходу одеваясь, сбежались в её комнату. Койон и Геральт были первыми. Весемир, немного запыхавшийся – последним. Койон встал около кровати Цири, потом посмотрел на Геральта. -Видимо опять… -Что значит «опять», Койон? – с ноткой явного беспокойства спросил Эскель, выглядывая из-за плеча Геральта. -Опять транс. -Отойди, Койон. Подождём, – сказал уже отдышавшийся Весемир, выглядывая из-за спин Эскеля и Ламберта. – да и как ты это определил? Может ничего и не будет… -Я… Чувствую. – Весемир и остальные ведьмаки промолчали. Цири нервно заворочалась на кровати, глухо постанывая. Так продолжалось около пяти минут. Ведьмаки, ругаясь себе под нос, уже собрались уходить в спальни, когда Цири открыла свои широкие зелёные глаза и, широко улыбнувшись, показывая ровные, но чуть желтоватые зубы, заговорила чужим, злым голосом. Ведьмаки от этого голоса чуть вздрогнули, так он был противен и непривычен. -Ведьмак Геральт умрёт от трёх зубов. Ведьмак Койон умрёт от двух зубов. – И замолчала. Повернулась на бок, к стене, укрылась одеялом с головой и спокойно уснула. Пять ведьмаков тихо вышли из комнаты. Койон выходил последним. Он, почти без скрипа, закрыл дверь в комнату Цири. -Пойдёмте в буфет, – пробурчал Ламберт. – хочу что-нибудь выпить. -Водки бы. – в один голос прошептали Койон и Геральт. – Водки. Весемир глянул на них исподлобья. До самого буфета молчали, слушая, как беснуется метель за стенами замка.

***

Койон в полуобороте снёс голову нильфгаардцу, коротким взмахом меча. Присев, распотрошил двоих противников, сильным ударом. Понёсся вперёд кромсая и убивая. Движимый инерцией, один его удар перерезал глотку и взломал черепную коробку испуганному пехотинцу. -За Север! Бей! Убивай! -D’yabel! Койон уже не пытался разобрать, где противники, а где друзья. Он просто рубил, интуитивно понимая, кого следует убивать, а кого нет. В какой-то момент, нильфы, воодушевлённые поддержкой вступивших в бой резервов, начали давить, и Койон оказался окружён пятью бойцами. Ведьмак спокойно отрезал руку до места сгиба локтя одному, второго и третьего оставил без половины органов широким взмахом меча, прошедшим на уровне живота. Четвёртый понёсся на него, размахивая топором над головой. Койон по-кошачьи ловко увернулся, энергию от рывка использовал, чтобы финтом убить пятого, и в пируэте добить четвёртого. Самый первый его противник, что остался без половины руки, поднялся на ноги. В руке у него был кинжал. Койон быстрым и точным ударом снёс ему голову. Со спины услышал быстрый топот и свист рассекаемого воздуха. Уже разворачиваясь, понял, что не успевает ни увернуться, ни поставить блок. Койон перед самой своей грудью увидел гвизарму с двумя зубьями. Она врезалась в него, перебивая сердце, лёгкие и рёбра. Ведьмак упал на спину, закашлялся кровью. На небе расходились тучи, и лучи солнца храбрее начали пробиваться на землю.

***

-Он ещё дышит, несите его. Несите! Быстрее двигайтесь, недотёпы. Может… -Ему сердце перебили, Дит. -Но он дышит! Посмотри! И пульс есть… Койон смотрел на небо, полное белых туч, сквозь которые лениво пробивались лучи. Жизнь постепенно уходила, лениво и медленно. Умирающий ведьмак давал последние, судорожные попытки ухватиться за последние минуты, приподняться, глубоко, без острой боли вдохнуть. В голове мелькали две хаотичные, совершенно разные мысли – пророчество Цири про два зуба, от которых он умрёт, и шутка Ламберта про «больно щербатых чудовищ». Дышать стало намного тяжелее. Воздух со свистом выходил из лёгкого, не перебитого гвизармой. Из уголка рта потекла струйка тёмно-красной крови. Небо, постепенно освобождавшееся от туч, исчезло, появилась плотная, почти не пропускающая света, ткань палаты. «Нет! – хотелось закричать Койону, но ничего не получалось. Слова застревали в горле. – Я хочу видеть небо! Небо…» Рядом мелькнул низушек, две или три девушки. Солдаты перенесли его на кровавый операционный стол, на котором уже до Койона лежало немало людей. Низушек склонился над ведьмаком, параллельно отдавая приказы девушкам и что-то бурча себе под нос. На лице его читалось неприкрытое удивление. -Посмотрим, что тут можно сделать… - сказал он без особого энтузиазма. Сделать ничего было нельзя. Жизнь, дав Койону последний глоток воздуха, пропахшего медицинскими препаратами, кровью, травами, потом и смертью, ушла.