Dynasties

Сигюн выглядела безупречно, даже учитывая то, что платье не соответствовало асгардским веяниям моды. Оно было из фатина на плотной телесной подкладке. Юбка его была широкая, с выразительными крупными складками, однако недостаточно большая, чтобы Сигюн превратилась в ней в несуразное пирожное. Руки и грудь были закрыты, никаких интригующих вырезов. Сигюн хотела скрыть как можно больше участков своей кожи. Невеста коснулась платья рукой. На ощупь оно было довольно приятным, и даже вышивка не кололась и не доставляла дискомфорта. Она провела пальцами по узорам, выполненным мерцающей нитью. Сердце ее вдруг переполнила жгучая тоска. На фатине тонкими нитями была вышита карта Ванахейма. Сигюн могла различить здесь царский дворец, Великий лес, озеро Ермунгарда, Барлийскую топь, Серебряное море, Драконьи зубы и горную, буйную реку Клат-Ха. Сигюн любила Ванахейм до треска под ребрами. Такое платье — своеобразный способ показать свою принадлежность и почтить родной край. А также проститься с ним. — Ты выглядишь просто изумительно, Сигюн, — нежная рука Хнос легла на плечо принцессы. — Скажи же, Герсими, это платье волшебное, — лицо ее очертила такая искренняя и широкая улыбка, что Сигюн на секунду даже перестало быть противно. Но лишь на секунду. — Мастер и вправду настоящий гений, не иначе, — Герсими подошла к Сигюн с другой стороны, рассматривая узор внимательнее. — Вышивка просто потрясающая. Надо будет заказать у него платье. Я готова буду заплатить любые деньги, — Герсими плавно откинула каштановый волос на спину и, сложив губы уточкой, задумчиво глянула на Сигюн в отражении. — Только знаешь, я бы все же добавила игривости в образ. Какой-нибудь интригующий вырез. Все же это свадьба, а жених должен находиться в постоянном предвкушении брачной ночи. От последнего слова Сигюн передернуло. Она выпрямилась, как струна, и казалось, зазвучит, если тронешь. Герсими говорила об этом таким будничным тоном, что Сигюн захотелось вытолкнуть ее из спальни. Ну конечно, она-то выходила замуж по любви и вовсе не за монстра. Да и вообще свой первый опыт она получила еще до свадьбы. У Сигюн же живот скручивало каждый раз, когда она думала о том, что ее ждет. — Но у нее видно щиколотки, — Хнос указала на туфли Сигюн, выглядывающие из-под укороченного снизу и удлиненного сзади подола. — По-моему, это очень необычное решение. Твое свадебное платье было совсем другим, Герсими. Сигюн хотелось завизжать и затопать ногами. Она любила своих кузин, но сейчас они не помогали, только действовали на нервы своей бесконечной, пустой болтовней. Спасение подоспело неожиданно. — Принцесса, — Уна, всё утро крутившаяся как белка в колесе, вошла в спальню с ларцом в руках. Тем самым, в котором Локи вручил Сигюн свой дар. — Ваша матушка скоро будет здесь, чтобы заплести ваши волосы, — она бухнула ларец на трюмо и положила рядом две красные ленты. По ванахеймской традиции мать должна была вплести в волосы невесты красные ленты. Они символизировали переход девушки из одной семьи в другую, а также то, что отныне ее сердце «пышет любовью» к новоиспеченному мужу. — Тогда мы оставим тебя, — Герсими встала перед Сигюн и взяла ее за руки. Ее хитрые, улыбчивые глаза уставились на принцессу. — Всё будет хорошо. Вот увидишь, — шепнула она, а потом наклонилась и чмокнула бледную щеку Сигюн. Голубое шелковое платье Герсими стекало с ее бедер, словно водопад, когда она делала шаг. Она попрощалась с Уной и покинула комнату. Хнос тоже повернулась к Сигюн. На лице ее застыло выражение грусти, но она попыталась скрыть его за ободряющей улыбкой. — Мама всегда говорила, что свадьба — это веселый праздник, — сказала она. — Для твоей мамы, может, и так. Она не пошла бы под венец за человека, что ей противен, и тебя ни за что не выдала бы замуж насильно, — угрюмо ответила Сигюн, отворачиваясь от зеркала и садясь на краешек застеленной кровати. Когда Фрея узнала о том, что Сигюн выдают за Локи, она пришла к Фрейру и Герд со скандалом. Богиня любви не могла позволить, чтобы ее племянница выходила замуж за нелюбимого человека. Сигюн возлагала на нее большие надежды, но даже ее гнев не смог вразумить отца. — Может, он не так плох, как все говорят… — неуверенно шепнула Хнос, но, словив яростный взгляд Сигюн, замолчала и поджала губы. Дверь открылась, и на залитый солнцем ковер ступила нога Герд. В платье из плотной богатой ткани темно-фиолетового цвета она выглядела изысканно и роскошно. Нехарактерный для нее вырез обнажал красивые плечи и поднятую корсетом грудь, на которой блестели на солнце массивные золотые украшения. Она остановилась, сложив руки в широких рукавах на животе, и выжидающе посмотрела на Хнос. Девушка в последний раз глянула на Сигюн, покорно склонила голову перед королевой и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Герд оглядела Сигюн пытливым взглядом. Она выступала против столь подчеркнутого выделения принадлежности Сигюн к ванахеймскому роду. Герд считала необходимым отразить в платье образовавшуюся связь с новой семьей, но Сигюн наотрез отказалась от золота в своих одеждах. Воспротивилась также и изумрудным тонам. Герд была недовольна. Принцесса как всегда показала свое пренебрежение к правилам приличия, однако Фригг поддержала Сигюн, заявляя, что нет ничего зазорного в желании почтить свой род. В этой битве Сигюн выиграла, но победа в войне уже была в руках Герд. — Поднимись, — Герд плавным жестом попросила Сигюн встать. Принцесса выполнила просьбу. Герд вывела ее в середину комнаты и оглядела с ног до головы, обходя ее со всех сторон. — Ты выглядишь словно утопленница, — заключила она. — Бледная, и под глазами темные круги, — Герд подошла к трюмо, где взяла в руки красные ленты. — Я плохо спала, — подчеркнуто вежливо ответила Сигюн, сглатывая огромный ком, собравшийся в ее горле. — Уна, — Герд обернулась, обращаясь к фрейлине. Девушка сделала шаг вперед, выражая свою готовность выслушать поручение. — Приготовь компрессы для принцессы. Нельзя выходить замуж в таком виде. Уна покорно склонила голову и юрко выскользнула из спальни, оставляя Герд и Сигюн один на один. Королева отодвинула стул и кивнула на него, приглашая Сигюн сесть. На негнущихся ногах принцесса сделала, как было велено. Напряженное молчание давило со всех сторон. Герд встала сзади с расческой в руках и пропустила волнистые локоны Сигюн сквозь пальцы. Девушка думала, что мать не будет осторожна, что она обязательно сделает больно и выдернет ей больше половины всех волос, но Герд обращалась с ними на удивление бережно, даже приятно. Сигюн удалось немного расслабиться. Ленты на фоне белоснежных волос казались кроваво-красными. Герд взяла передние пряди, заплела их в аккуратные тонкие косички и, обвив их лентами, скрепила сзади. Открыв ларец, она достала из него подарок Локи. Сигюн думала, что гребень будет невероятно тяжелым, но ее ожидания не оправдались. Герд вставила его в волосы совсем незаметно для самой Сигюн. Гребень красиво обрамлял ее голову и создавал вокруг нее ореол из золота, жемчуга и драгоценных камней. Волосы текли из-под него на хрупкую спину и плечи, словно водопад из молока и сливок. — Ты готова, — Герд положила расческу на стол, бросила на отражение Сигюн последний взгляд и отвернулась, подходя к открытой двери балкона, откуда доносился возбужденный гомон горожан, готовящихся к празднику. — И это всё? — Сигюн порывисто обернулась к ней, устремив взгляд на застывшую у окна фигуру. Камни в сложной прическе Герд в свете солнца переливались великолепным блеском, словно бы она вплела в свои волосы сами звезды. — Это всё, что ты мне скажешь? — Что ты еще хочешь услышать? — голос Герд звучал до боли равнодушно. Она так и не повернулась. — Не знаю! — Сигюн вскочила, сжав кулаки. — Какого-нибудь родительского наставления, совета. Что угодно. Ты выдаешь замуж свою единственную дочь. Или это совсем ничего не значит? Молчание звенело в комнате несколько секунд, казавшихся вечностью. Наконец Герд обернулась, и лицо ее не выражало ничего: ни триумфа, ни радости, ни грусти, ни отвращения, ни надменности. Она просто смотрела, и Сигюн сразу же пожалела, что вообще завела этот разговор. А затем Герд усмехнулась как-то горько и скептично. Сигюн опешила, в конец растерявшись. — Будто бы мои советы хоть когда-то имели действие, — она мотнула головой и развела руками. — Но если ты так жаждешь услышать мое родительское наставление, то вот оно: не недооценивай силу молчания и терпения. — Так я и знала, — Сигюн разочарованно мотнула головой. — Хочешь, чтобы я стала покорной и удобной для него и всех остальных. — Пока ты слишком молода и глупа, чтобы это понять, но порой нужно долго молчать, чтобы твое слово стало что-то значить, и много вытерпеть, чтобы получить уважение. — Мне не нужно его уважение, — сквозь зубы процедила Сигюн. — Тогда не плачься из-за того, что собственный муж воспринимает тебя исключительно как свою шлюху, — отрезала Герд, затыкая Сигюн на полуслове. — Ты думаешь, что одна такая несчастная? Думаешь, твой отец всегда был богом солнца и плодородия? Думаешь, в начале нашего брака мы жили душа в душу? — глаза Герд многозначительно расширились, а улыбка стала злой и безумной. — Мне приходилось выстраивать все по крупицам, приходилось справляться с его гневом, с его амбициями. Я терпела унижение, меня затыкали, со мной не считались, меня принимали за бремя, свалившееся на голову так некстати. Он вел войны, бросался в битвы одну за другой, пока я сидела во дворце и вскармливала грудью первенца, на рождение которого он даже не соизволил явиться, — лицо ее искривилось от гнева и обиды, но затем триумфальная улыбка очертила ее губы. — Однако где мы теперь? — она подняла глаза на растерянное и совершенно сбитое с толку лицо Сигюн. Герд видела, как принцесса пыталась сопоставить Фрейра, которого знала сама, с Фрейром, о котором рассказывала Герд. Однако образы эти были в ее понимании совершенно несовместимы. Дверь отворилась, и в комнату зашла Уна с благоухающей травами ванночкой в руках. — Подумай о том, что я сказала, прежде чем снова решишься на какую-нибудь глупость, — произнесла Герд, встречаясь глазами с Сигюн, и, развернувшись на каблуках, вышла из спальни, оставив за собой шлейф из цветочных духов и тяжелых мыслей.

***

В жизни Локи стало подозрительно много белого. Этот цвет буквально стал его проклятьем. Локи вертел в руках бутон белой розы, без интереса рассматривая лепестки. Фригг отчего-то решила, что устроить белую свадьбу было хорошим решением. Белые розы были всюду, и, хотя на фоне золота Асгарда эти цветы смотрелись выигрышно и богато, а чувства стиля Фригг, которая отвечала за праздничное убранство, было не занимать, Локи уже тошнило от всего этого бело-цветочного великолепия. Он сжал розу в кулаке, чувствуя, как она выпускает весь свой ароматный сок, а потом без интереса бросил на пол, где ее, помятую и изуродованную, раздавил ботинок шныряющей из угла в угол прислуги. — Вижу, ты взволнован, — голос Одина прозвучал совсем рядом с Локи, но трикстер даже не обернулся на него. Он услышал, что Всеотец подходит к нему, еще тогда, когда он был в противоположной стороне тронного зала, потому Локи совсем не удивился. — Неужели? — брови Локи дернулись. — Тогда я настоятельно советую тебе проверить свой глаз у лекаря. Он начинает барахлить, иначе как еще объяснить, что ты видишь то, чего нет? Возраст, знаешь ли… — Не ёрничай, Локи, — Один опустился в кресло рядом, сжав в руке копье. — Твой сарказм здесь неуместен. — Как неуместно все, что со мной связано, — скептично заметил он, устало подпирая голову кулаком. Свадьба еще даже не началась, а он уже был вымотан до предела. Один на его выпад предпочел ничем не отвечать. Он лишь задержал свой взгляд на профиле Локи дольше обычного, явно о чем-то размышляя, а потом вдруг покачал головой. Так разочарованно и устало. И, несмотря на то, что Локи видел этот жест в свой адрес уже тысячу раз, менее неприятно и тягостно от этого не становилось. — Какой же ты еще мальчишка… — вздохнул Всеотец. — Сами Норны тебе благоприятствуют и дают шанс на искупление… — Искупление? — Локи это слово ударило как хлыст. Он посмотрел на Одина впервые с их встречи, и маска холодной учтивости дала трещину. — Перестань прикрываться псевдозаботой о моей душе. Тебе нет до нее дела. — Если бы ты откинул спесь и злобу, то увидел, что это не так, — Один оставался непоколебимо спокоен и яростный взгляд Локи выдерживал с завидной стойкостью. — Не-ет, — протянул Локи, болезненно рассмеявшись. — Ты принимаешь меня за глупца? Думаешь, я не знаю, к чему весь этот цирк с женитьбой? Укрепление мира с Ванахеймом? — Локи цокнул языком и покачал головой. — Мир с ним крепок и нерушим уже несколько веков. А вот попытка установить контроль надо мной… Уже больше похоже на правду. Удивительно лишь то, что нашелся кто-то, кто согласился отдать свою дочь мне в жены. Думаю, любимому ребенку родитель не пожелал бы такой участи. Значит, она такая же паршивая овца. Вот мы и нашли точки соприкосновения. Один молчал несколько долгих секунд, и Локи уже подумал, что он ничего не ответит. Не в силах больше выдерживать его тяжелое присутствие, Локи взял свой рогатый шлем в руки и поднялся с места. Слуги засуетились расторопнее, а значит, первые гости начали прибывать. Локи одернул свой изумрудный плащ и уже собирался уйти, но слова Одина прилетели ему прямо в спину. — Пожалуй, точек соприкосновения у вас даже слишком много. Оно и к лучшему. Быть может, через неё тебе удастся узнать себя получше. Локи раздраженно прикрыл глаза и надел шлем. Не оборачиваясь на отца, он поспешил покинуть зал, борясь со смешанными чувствами. Белые розы в вазонах задевали его рукава и окутывали ненавязчивым морозным запахом. Как же его уже тошнит от белого…

***

Чертог Одина трещал по швам от обилия собравшегося в нем народа. Сигюн время от времени поглядывала в щелку из комнаты, что была выделена ей для ожидания начала церемонии, и с ужасом понимала, что на нее будет смотреть тысяча глаз разом. Здесь собрались представители разных миров, разных рас. Среди белых роз пестрели платья всевозможных цветов и кроев, блестели камни разной степени дороговизны. Сигюн отошла от двери, нервно сминая в руке юбку платья. Она никогда не причисляла себя к робкому десятку, но сейчас паника подступала к ней, как вода во время прилива. Может быть, ещё не поздно сбежать? — Не смей, — суровый голос Герд врезался в мозг Сигюн словно игла. Она вздрогнула, обернувшись к матери. Она, что, сказала это вслух? Или Герд научилась читать мысли? Царица встала со своего места, подошла к принцессе и отцепила ее руку от платья. — Глупая привычка, — недовольно фыркнула она, разглаживая юбку ладонью. «Так вот в чем дело…» — Сигюн незаметно выдохнула. — Успокойся и перестань уже метаться, — Герд отошла от нее и вернулась на софу, изящно забросив ногу на ногу. Носок ее туфель-лодочек капризно выглянул из-под богато расшитого золотой нитью подола. Сигюн отвернулась. Она бы хотела, чтобы сейчас с ней в комнате вместо родителей оказались Фьёльнир, Фрея или хотя бы Уна. Они бы смогли успокоить ее с большим успехом, чем это делали Герд и Фрейр. Герд вообще никогда не была способна на приободрение, а Фрейр нуждался в поддержке не меньше, чем Сигюн. За все это время он, не обронив ни слова, стоял мрачнее тучи напротив окна, сцепив руки в замок. Сигюн хотела его обнять, но побоялась, что сделает только хуже, если отец почувствует ее дрожь. Вдруг дверь, в щелку которой смотрела принцесса, отворилась, и в комнату зашла скромно, но красиво одетая Уна. Её рыжие волосы были сцеплены за спиной и полыхали как языки пламени. Тонкий поясок обхватывал ее чистый, высокий лоб. Она встретилась глазами с Сигюн, поджала губы и кивнула. — Уже пора? — Сигюн услышала голос Фрейра впервые за этот день. Уна кивнула снова на этот раз Фрейру. Герд поднялась, одергивая подол. Родители встали позади Сигюн. По традиции они должны пройти путь до алтаря одной семьей в последний раз. От осознания этого Сигюн стало дурно. Рука отца плавно легла ей на спину. Он не подталкивал ее, не торопил. Просто показывал так, что он рядом. Даже Герд была терпелива и снисходительна к её нерешительности. Сигюн сделала шаг к дверям и толкнула их рукой. Свет и блеск ослепил ей глаза, и она на секунду зажмурилась. Сотни любопытных взглядов устремились на нее. Кто-то даже вставал на цыпочки и вытягивал шеи. Лица, замороженные светскими улыбками, смешались перед Сигюн в одну неразборчивую кашу. Стояла тишина. В Асгарде все свадьбы проходят так возмутительно неловко, или только ее удостоилась такой чести? Не так она себе представляла этот день. Кто-то самый сообразительный из всей толпы принялся хлопать в ладоши, за ним подтянулись остальные, и, наконец, раздались приветствующие аплодисменты. Звенящая тишина рассосалась, и дышать стало значительно легче. Сигюн шла вперед на ватных ногах. Рука отца грела ей спину. Среди кучи незнакомых лиц Сигюн заметила Герсими и Хнос. Поймав ее взгляд, они сжали кулаки в подбадривающем жесте. Фрея стояла рядом с ними, сияя своей лунной красотой. В тонких пальцах она крутила белую розу, задумчиво прикладывала ее к губам. Её серебряный взгляд наблюдал за Сигюн со смесью ласки и тоски, но было в нем что-то ещё. Что-то, чего Сигюн не могла понять. Фьёльнир тоже был неподалеку и казался непривычно серьезным и сосредоточенным. Сшитый специально для него праздничный камзол смотрелся на нем великолепно. Его одеяние, прямая спина и широкие плечи выдавали будущего короля. А ведь Сигюн даже не будет с ним рядом, когда придет время передать ему престол… В груди у принцессы больно кольнуло. Однако горечь, резко охватившая ее, быстро отошла на второй план, уступая чувству безысходности и беспомощности своего положения. Локи стоял на небольшом возвышении в зеленом (вечно этот чертов зеленый) камзоле с золотыми металлическими вставками и в своем неизменном рогатом шлеме (будь он проклят). Солнце, лившееся из огромного аркообразного окна, выплескивало в зал весь свой сок, делая стены еще более золотыми, а розы еще более белыми. Кристальные, баснословно большие люстры впитывали в себя этот блеск и рассыпали по высокому потолку радужные блики. Нити в платье Сигюн тоже блестели. Она подумала, что, наверное, была красивой невестой. У ступеней Сигюн остановилась и посмотрела на отца. Фрейр тоже посмотрел на нее, ласково и грустно. Он не хотел для нее такой участи, не хотел отдавать ее Локи, но почему-то делал это. «Почему, папа?» Вздрогнув, будто его ударило током, Фрейр опустил глаза и взял ее руки в свои теплые ладони. Он наклонился, прикоснулся к ее белым, как снег, пальцам сухими губами. Усы немного кольнули нежную кожу. Отстранившись, он помог ей подняться по ступеням и вместе с Герд отошел в сторону. Сигюн еле сдерживалась, чтобы не разреветься. В уголках глаз уже собрались крупные капли, а горло сдавило терновником, но она сжала кулаки и встала напротив своего почти мужа. Сигюн не поднимала на него глаз, рассматривала только его вычищенные ботинки. Она бы умерла на месте, если бы позволила ему увидеть свои слезы и то, как ей грустно, больно и обидно. Широкая фигура Одина выросла по левое плечо от нее. Появление седоволосого царя вызвало в толпе вздох трепета и благоговения. Аплодисменты стихли так же быстро и неловко, как и начались. — Сегодня, — голос Одина звучал громогласно и эхом отскакивал от сводчатого потолка и стен, расписанных асгардскими узорами. — Мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями создания нового священного союза. Сигюн услышала, как Локи хмыкнул. А еще она чувствовала, как насмешливо он на нее смотрит. Этот взгляд ядом проникал ей под кожу. Сигюн знала: он считает ее слабой плаксой. Если она сейчас же не соберет себя по кусочкам в одно целое, то только подтвердит его мнение. Сигюн выдохнула и подняла глаза на Локи, ныряя в холодное серо-зеленое море. Выносить это было невозможно. Все ее естество противилось и отвергало человека, стоящего перед ней. На его губах растеклась полная превосходства ухмылка. Пока Один вещал что-то о том, как великолепен и нерушим этот союз, как он важен для всех Девяти миров, Локи схватил руку Сигюн и притянул ближе. Они и вправду стояли слишком далеко для двух «любящих друг друга» людей, но у Сигюн от возмущения отнялся язык. Она задрала голову (Локи был слишком высокий) и кинула на него свирепый взгляд. Премерзкая ухмылочка его стала изогнутее. Сигюн захотелось вцепиться в улыбающуюся рожу ногтями. Что здесь веселого? — Клянусь, — вдруг совсем неожиданно прозвучал голос Локи, разрезая сознание Сигюн словно нож масло. Что, уже клятва? Один слегка повернулся корпусом к Сигюн. Взгляд его, пытливый и внимательный, ввинтился в ее хрупкую фигуру. Кожей принцесса почувствовала, как беспокойно засуетилась рядом ее семья. — Клянёшься ли ты, Сигюн, дочь Фрейра и Герд, принцесса Ванахейма, перед всеми свидетелями, стоящими здесь, любить и беречь своего супруга все годы, что Норны уготовили для вас… Сигюн еле удержалась, чтобы не скривиться от того, как пафосно и пошло это звучало, учитывая все положение вещей. — Уважать его… «Что, простите?» — Хранить верность до скончания веков. «До скончания?» Повисла тишина. Такая глубокая, что можно было услышать шелест подолов и чужое дыхание. Все смотрели на нее. Даже стражники, которые всегда оставались беспристрастными. Локи настойчиво сжал пальцы на ее запястье. Руку обожгло холодом, и Сигюн нахмурилась. «Я не хочу!» — отчаянно завопило ее сознание. Глаза метнулись к широко распахнутым дверям, где толпилась прислуга и где стояли ряды стражников, облаченных в золотые доспехи. Нет, там нет прохода. Совсем внезапно среди тысячи лиц она увидела одно. Лицо ее отца, чьи глаза смотрели на нее с такой отчаянной мольбой, что у Сигюн сжалось сердце. Принцесса поменялась в лице. Паника сменилась обреченностью, и она обратила глаза на своего почти супруга. Насмешка в его взгляде была вытравлена раздраженностью и злостью. Рука Сигюн онемела от холода. — Клянусь. Клятва эта прозвучала как приговор. Облегченный вздох волной прокатился по толпе. Даже Один, всегда сохранявший железное спокойствие, вдруг заметно расслабил напряженные плечи. Он поднес им большую позолоченную чашу, где алело бордово-красное вино. По давней асгардской традиции, которая, разумеется, имела какой-то высокий смысл, молодожены должны были испить вино из одной чаши. Сигюн сделала глоток, но не почувствовала ни вкуса, ни жара. Локи же вовсе слегка пригубил. Каждое его движение выражало то, как он хочет, чтобы всё это бессмысленное представление наконец-то закончилось. На белой подушке им поднесли кольца. Локи посмотрел на них с нескрываемым презрением. Он дождался, пока Один даст команду и нетерпеливо взял тонкое золотое кольцо в руку. Без толики нежности он схватил ладонь Сигюн, и она снова почувствовала холод. Локи, казалось, никакой странности не заметил и быстро нанизал кольцо на ее палец. Сигюн уже собиралась взять перстень, предназначенный для Локи, но остановилась, потому что поняла, что новоиспеченный супруг не выпускает ее руки. Она недоуменно подняла глаза на мужчину. Локи застыл на месте как мраморное изваяние. Он опустил глаза на ее руку и с каким-то странным выражением лица смотрел на кольцо на ее пальце. Сигюн не знала, осознавал ли он свою новую роль или просто боролся с желанием откусить ее безымянный палец вместе с кольцом, но вскоре он небрежно отбросил ее руку, и ничего понять Сигюн не успела. Невеста взяла кольцо в руки. Массивный перстень с большим зеленым камнем оказался неожиданно тяжелым. Сигюн подождала, пока Локи сам протянет ей свою руку. Касаться его лишний раз у нее не было никакого желания. Поняв ее, Локи закатил глаза и поднял ладонь тыльной стороной вверх. Сигюн еле заметно мотнула головой в ответ и, стараясь не дотрагиваться до Локи, окольцевала его. Справедливости ради она признала, что пальцы у него были удивительные: худые, длинные, музыкальные. Однако мысль эта улетучилась, как только она посмотрела вверх, уколовшись об его взгляд, и поняла, что следует дальше. Громогласный голос Одина подтвердил ее опасения, попросив молодоженов скрепить союз поцелуем. Сигюн застыла, совершенно не зная, что делать. Ей доводилось целоваться когда-то давно. Это был молодой парень из вольных народов, который отбился от своего племени, чтобы поохотиться одному. Он был дикий, пылкий и до одури свободный. Сначала он до чертиков пугал Сигюн, также сбежавшую из дворца, чтобы побродить в лесу одной. Леди Хильд учила ее опасаться вольных народов. Но ее влекло к новому знакомому неимоверно, и она быстро привыкла к его сумасбродности. Он называл её пташкой и заводил в такие места, о которых Сигюн даже подозревать не могла. Именно он научил её диким танцам у пылающего костра. А потом, когда у горизонта забрезжил рассвет и им обоим пришла пора прощаться, он поцеловал ее пылко и страстно, так что у Сигюн подкосились ноги, а губы еще долго пылали жаром. Больше они не виделись, хотя Сигюн старательно искала с ним встречи. Это маленькое приключение она жадно хранила глубоко в своем сердце и никому о нем не рассказывала. Ладони Локи схватили Сигюн за плечи. В его глазах блеснуло какое-то пугающее чувство. Сигюн запаниковала и попыталась высвободиться, но силы были неравны. Локи предугадал ее действия и пресёк их на корню. Он заключил ее в плотное кольцо, и она была вынуждена прижаться к нему всем телом. Он наклонился и прикоснулся губами к ее губам. Сигюн ожидала, что губы его будут жесткие, сухие и обветренные, но все оказалось совсем не так. Они были мягкие, несмотря на то, что Локи прижимался к ней очень сильно, и очень холодные. Словно бы ее целовал мертвец. Сигюн сжала зубы, зажмурилась и просто стала ждать, когда все это закончится. Несколько долгих секунд, и Локи наконец отстранился. На сей раз принц не усмехнулся, даже не посмотрел в ее сторону. В глазах его застыло бесконечное раздражение. Один ударил Гунгниром оземь, и вслед за звонким стуком раздался гром аплодисментов. Сигюн с ужасом поняла, что теперь она жена.