***
В комнате тишину прерывали тихие шлепки и тяжёлое дыхание обоих. Только Дазай не сдерживался — с его губ срывались тихие стоны. Ода лишь больше заводился и двигался с каждым разом быстрее. Его немного грубые пальцы проводили по голым бедрам, а потом сжимали. Дазай бы сравнил это с разрядом тока. Он сильнее выгибался, будто бы прося больше прикосновений. Ему это было нужно. Пару часов, чтобы забыться и выкинуть себя из этого мира. Ода заставлял его любить жизнь. Дазай зарылся в каштановые волосы, крепко сжимая их, зажмурился, и дрогнул в сладкой истоме. После нескольких глубоких движений, он почувствовал что-то тёплое на своем животе. Они лежали около получаса в тишине. Просто глубоко дышали, наслаждаясь тем, что никто не мог их потревожить. Но Дазай нашёл в себе силы перевернуться на бок. Ода молча прижал его к себе и поцеловал в лоб. — Уходи из мафии, — он ласково погладил Дазая по волосам, как собственного ребёнка. — Почему ты просишь об этом? Ода замолчал. Молчание затянулось. Дазай по-детски нетерпеливо заёрзал. — Это не лучшее место для тебя, — он ещё немного помолчал, — я тоже собираюсь уходить. Дазай поднял голову и удивлённо взглянул на него. Ода одарил его тёплой улыбкой, а потом осторожно приложил указательный палец к его губам. — Не говори пока никому. Когда-нибудь мы просто уйдём. Займёмся чем-то полезным, — Ода воодушевлённо говорил, не собираясь останавливаться, — мы можем помогать людям. — Помогать? Дазай разразился смехом. Он убивал людей десятками. Все его руки были в крови. — Единственная моя цель это смерть. — Что, если я дам тебе другую? — Ода зарылся одной рукой в его волосы, заставляя поднять голову и посмотреть ему прямо в глаза. Его рука, с немного жёсткими подушечками пальцев, которые умело обхватывали волосы, не причиняла боль, касалась волос ласково и аккуратно, — ты должен спасти себя. Дазай вдруг стал серьёзным. — Если тебе нужна цель, то живи ради меня. Он посмотрел в глаза Оды: чистые, глубокие карие глаза. Они выражали ясную веру и непоколебимость, а ещё что-то едва уловимое. То чувство, которое Дазай ещё не испытывал.***
Больше на него никто так не смотрел. — Это была глупая цель, Ода. Время отбирало свои года, делая Дазая взрослее. Его голос стал серьёзнее и мужественнее, но так и не переставал дрожать каждый раз, когда Дазай приходил сюда. Он опустил руку, но она все ещё чувствовала холод плиты. Она все ещё помнила прикосновения к огненным волосам. Дазай молча упал на колени и уперся лбом о холодный камень. Ветер перестал завывать, а мир остановился. Дазай раз за разом вспоминал взгляд Оды. Взгляд человека, который поверил в него. Взгляд человека, который был влюблен в него. Дазай непоколебимо знал лишь одно: Ода бы вытащил его из любой передряги. Он каждый раз самолично вытаскивал его из ванны наполненной кровью. Шептал на ухо почти бессознательному телу, как любит, и как Дазай ему нужен, прижимая к себе, пока скорая мчалась на красный. Дазай помнил каждое признание Оды, когда находился между жизнью и смертью, и цветы, которые он ему постоянно приносил: гортензии. Они стояли на столике в больничной палате, пока новые раны затягивались. Просыпаясь с утра, Дазай видел их, и в голове звучал ласковый мужской шёпот: «живи ради меня. Мы уйдем». Это была мечта Оды, но они разделили её на двоих. Ода бы сделал все, что угодно ради Дазая. И лучше бы не мог. Потому что из них двоих не смог лишь Дазай.***
Дазай обессиленно уткнулся лбом в мужское плечо. Руки вновь были в бинтах. — Мне нужно ещё время. Ода молча гладил его по голове. В ушах звенело от собственной слабости и осознания, что ты являешься звеном, которое тянет отношения вниз. Дазая держало в мафии. Будто бы уйти оттуда, это вырвать себя с корнями — болезненно и неприятно. Всю жизнь он прожил в месте, где рамки добра и зла стёрты. Убивать стало привычкой. Отказаться от неё — отказаться от части себя и научиться жить по-новому. Пока Дазай был не способен на такое, но в глубине души он слишком сильно хотел пойти за Одой. Когда-нибудь это обязательно случится, просто не сейчас. — Мы подождём. Дазай вцепился в руку Оды, будто бы не верил его преданности. — Ещё пару месяцев, — Дазай поднял голову, и его взгляд стал яснее, — мы действительно уйдём. Я найду в себе силы. Ода молча наклонился и коснулся его губ. Осторожно и нежно, так, как касался их после того, как Дазай наносил себе новые порезы. Он трепетно целовал его, и Дазай не верил себе и тому, что нашёл человека, который так искренне его полюбил. Рука Оды легла на его шею, притягивая ещё ближе. И тогда в душе нашлось место для спокойствия и умиротворения. Вот-вот всё должно стать хорошо.***
Никто из них не знал, что этот поцелуй окажется последним, а боль пустит в душе Дазая новые корни. Постепенно мир возвращался к своему ритму жизни. Ничего не изменилось. Всё то же солнце светило, но не грело, словно дразня. Вдалеке слышался шум машин. И холодный японский ветер уносил вместе с пожелтевшими листьями чьи-то слезы.