***
В Академии она почти не с кем не общалась. Не привыкла подпускать к себе людей, не приучена. Она одиночка до мозга и костей. Да, из-за того, что Шото была не лишена красоты, на неё заглядывались многие парни, но девушка талантливо делала вид, что не замечала. Или, действительно, не замечала. Она, вообще, старалась не замечать то, что её не касалось, смело идя к своей цели: становлению сильнейшей героиней, которая превзойдёт Всесильного. Глупая истина, вбитая в её черепную коробку ещё с рождения. Тодороки сталкивается с кем-то очень высоким и сильным, тут же падая на холодный и твёрдый кафель в коридоре. Место, на которое она приземлилась, неприятно саднило, а учебники и тетрадки разлетелись в разные стороны. Но на её лице до сих пор не проскользнуло и намёка на эмоции. – Смотри, куда идёшь! – возмущаются откуда-то сверху и пепельноволосая чувствует, как её грубо поднимают, перехватив на сгибе локтя. – Извини, – тихо произносит Тодороки, поднимая взгляд серых глаз на своего одноклассника. Она не против извиниться первой, прекрасно понимая, что в этом столкновении виновата именно она – задумалась и не смотрела под ноги. Но от её «извини» у Кацуки внутри всё закипает. Он и так чересчур эмоциональный и вспыльчивый, а эта девчонка его раздражала своим вечным беспристрастным выражением лица и изредка холодными замечаниями в его адрес. Последнее, Шото делала крайне редко, но всё-таки позволяла себе подобное. В такие моменты Бакугоу понимал, что она человек, а не робот. – Кто додумался дать такой слабачке, как ты столько учебников? – блондин наглым образом вырывает учебники из рук и впервые чувствует себя неловко. – Куда это нести? – В библиотеку, – на лице Тодороки проскальзывает тень удивления, сомнения и смятения, и Кацуки готов хоть каждый день делать что-то подобное, лишь бы снова увидеть намёк на проявление человеческих эмоций на лице одноклассницы. Вообще, парень не мог понять, в какой момент Тодороки Шото из «бесячей девки», «одноклассницы» стала просто «Шото». Такой Шото, которую он видел каждый день в Академии. С длинными пепельными волосами, собранными всегда в высокий хвост, выразительными серыми глазами и лёгким макияжем. Она никогда не ошибалась, была всегда крайне осторожной, а в бою опасной и безжалостной. Такой она ему нравилась. Холодная, под стать своей причуде – лёд. Правда, была она неправильная, сломанная какая-то. Работала только на одной половине тела. Кацуки отрицал любую возможность того, что он в неё влюбился, но почему же от его уверенности при виде девчонки ничего не оставалось, язык предательски заплетался, а смотреть ей в глаза стало главным страхом. Все странно озирались на Бакугоу и Тодороки, вышагивающих рядом и странно переглядывающихся. Нервы блондина можно было сравнить с очень тонкой ниточкой, которая вот-вот треснет. И наружу выльется всё, что он думает об этих грязных сплетниках, которые сразу же начали перешёптываться. – Не обращай внимания, – произносит девушка и открывает перед одноклассником дверь в библиотеку, потому что его руки были заняты, – людям свойственно завидовать, обсуждать чужую жизнь, не имея своей и строить ложные выводы. – Ага, – только и смог брякнуть Кацуки, некоторое время, неотрывно смотря на пепельноволосую, которая сейчас, в свете яркого солнца, была особенно красивой. Книги были отданы в руки библиотекарю, ученики первого класса Академии выслушали благодарности и послушно покинули это чахлое, увядающее место. Там всегда вкусно пахло старыми книгами, крепко сваренным кофе и вишнёвым пирогом. Хоть есть там было и нельзя, старый библиотекарь не мог себе в этом отказать. А ведь библиотека, действительно, чахла. Туда заглядывала только Шото и первогодки за учебниками. – Спасибо, – голос у неё привычно тихий и безэмоциональный, а вот Бакугоу орать хочется от тех чувств, что раздирали его изнутри, стоило девушке поблагодарить его за маленькую помощь.***
– Да ты как машина, Тодороки! – кричит темноволосый парень, утирая кровь с уголка губ, – никаких эмоций! Как ты сможешь защищать людей, если так презрительно относишься к окружающим! Кого ты сможешь защитить?! Его зрачки расширились, форма помялась и местами испачкалась от грязи и свежей зелени газона. Он кричал так истерично, как только мог, сжимая тонкое запястье пепельноволосой, а она продолжала смотреть на него тем же холодным, нечитаемым взглядом, сквозь непроницаемую маску безразличия. – Ты отвратительная, – брюнет шипит Шото прямо в ухо, толкая её в сторону. Удержаться на ногах не выходит, и она падает на твёрдый асфальт, разбивает колени и царапает ладони, но боли не чувствует. Физической, по крайней мере. Только внутри что-то ломается. Что-то очень крепкое, высокое и толстое – стена, отделяемая её от окружающего мира. – Пошлите, – выплёвывает парень из параллельного класса и за ним тут же собираются остальные ученики, оставляя Шото абсолютно одну, – Тодороки, не смей вмешиваться в наши дела. Хренова Жанна д`Арк. Ляпнуть что-то вроде: «необразованный, ты хоть знаешь, кто она такая?», – сил нет. И желания. А внутри всё продолжает рушиться, разламывается на мелкие кусочки, крошиться. Уж лучше бы это кости крошились, а не душа. Слёзы на глаза наворачиваются. Хотелось рыдать взахлёб, прижиматься к маме и целовать её руки, пока она успокаивающе гладит по голове. Но нужно было быть сильной, до последнего гордо поднимать голову и показывать всем, что Тодороки Шото – это вам не сопливая девчонка. Она поднимается с колен, отряхивает юбку и быстро, по пожарной лестнице, поднимается на третий этаж, оттуда проскальзывает на лестницу, ведущую на крышу. Любимое место в Академии – там она читала, когда был свободный урок или обедала, в гордом одиночестве, потому что не любила шумные столовые. Тодороки подходит к краю и опирается на выступ. Раненые колени и ладони неприятно щиплет, но это меньшая из проблем. Слёзы, тонкими струйками, стекают по щекам и подбородку. Она не меняется в лице – такое же беспристрастное выражение. Кацуки бешеным ураганом врывается на лестницу, громко хлопая дверью. Он озирается по сторонам и стоит только заприметить искомую фигуру, как былая уверенность постепенно рассеивается, подобно песку, утекающему сквозь пальцы. Тодороки испуганно оборачивается и замирает. Она думала – это тот парень из параллельного класса, пришёл окатить её новой волной оскорблений, но увидеть тут своего одноклассника было… весьма неожиданно. А ещё у него губа разбита, костяшки сбиты и немного помята форма. Шото так и не решается сдвинуться с места, стеклянным взглядом рассматривая Бакугоу. Слёзы продолжают капать с подбородка, и она не в силах остановить их. – Я… – блондин делает несколько решительных шагов в сторону пепельноволосой и застывает в паре сантиметров от неё, – ты бесишь меня, Тодороки. Похоже ли это на достойное признание? Наверное, да. Кацуки не тот парень, который будет распинаться о своих чувствах в оде на несколько листов. Он скажет всё кратко и по делу – остальное докажет действиями. Ему, вообще, проще действовать, чем говорить. Именно поэтому Бакугоу решительно нагибается и целует девушку. Нежно, почти неощутимо, тут же отстраняясь. От неё пахло мятой и ромашкой, а губы солоноватые на вкус от слёз, были такими податливыми и мягкими. – А ещё я избил того придурка, – со сбитым дыханием сообщает блондин, смотря прямо в серые глаза одноклассницы. Только вот вопрос: можно ли теперь назвать её просто одноклассницей? – Кацуки, – девушка впервые выглядит какой-то неуверенной, будто сомневается в чём-то, – ты же не знаешь меня. Тебе не понравится. И снова ей хотелось сказать совсем другое: «у меня странные волосы, которые я крашу, стоит отрасти красной половине, наношу тонну тонального крема, чтобы скрыть этот отвратительный ожог и линзы, чтобы никто не видел до тошноты противный аквамариновый глаз – тебе не понравится». – Это уже не тебе решать, – гневно произносит блондин, – ты неисправимая идиотка, Тодороки. – Возможно, – впервые за всё время обучения Шото соглашается с Кацуки, и он не скрывает лёгкую ухмылку.***
– Вот так, – Тодороки чувствовала себя обнажённой. Отросшие красные корни с одной стороны, уродский (как ей казалось) ожог и бирюзовый глаз – вот она, настоящая Тодороки Шото. Со всеми своими недостатками, слабостями и болью. Оголённая, как открытый нерв. Кацуки заворожённо смотрит на неё и не знает, что и сказать. Бакугоу понимает, что он, возможно, первый перед кем она так – напоказ, открывает свою душу. Именно душу – внешность тут никакого значения не имела. – Прекрати красить волосы, лицо и носить эти дурацкие линзы, – недовольно бубнит блондин, притягивая девушку к себе за талию и утыкаясь носом ей в живот, – ты же дочь Старателя, это твоя красная сторона – огненная причуда, да? – Да, – кротко кивает девушка, позволяя себе коснутся тонкими пальчиками непослушных волос Бакугоу, – я ей не пользуюсь из-за отца. Я – просто эксперимент, Катсуки. Эксперимент по созданию героя, сильнее Всесильного. Не находишь это забавным? Этот огонь внутри – отвратительный. Его огонь. – Идиотка, то, что ты его дочь – не значит, что огонь принадлежит ему, – парень легонько щёлкает Шото по носу и смеётся с её забавной реакции, – твоя причуда – только твоя.Не копи в себе это, пользуйся не только льдом, но и огнём. Она столько лет благополучно скрывала себе настоящую – ожог, глаза, волосы. В этих маленьких деталях и была настоящая Тодороки Шото. Примерная и показательная ученица, подающая большие надежды героиня, а тут врывается в её размеренную, немного неправильную жизнь, местный бунтарь – Бакугоу Катсуки и рушит установленные порядки, наводит свои. А Шото и не против.