Наказание для двоих

      После того, как турецкие представители предъявили Балт-рейну перечень обязательных условий капитуляции, министр Луис просто не мог поверить услышанному. Несмотря на белый флаг, развивающийся над Сент-Мишелем, главнокомандующий вторжением в империю Заганос-паша, ставший теперь турецким султаном, всё равно решил уничтожить империю, только теперь не оружием, а «мирным» договором? Зачем? Что им движет? Это слишком жестоко даже для мстителя.       Смертельные приговоры множеству пленных, как простым солдатам, так и балт-рейнской элите. Про попавшего в плен императора ничего не говорилось в этой бумаге, впрочем, как и про премьер-министра. Холодным, презрительным к проигравшим, пробиравшим до кости взглядом, турецкий правитель разглядывал уставших и ужасно напуганных пленников.       Кто-то еще зачем-то старался сохранять лицо, другие же встретили новость с болезненным смирением, но страх их всё же выдавал. Нашлись и такие, кто от отчаяния решился спастись бегством. Впрочем, далеко уйти им не удалось. Охранявшие пленников турецкие стражи, забили неудавшихся беглецов до смерти. Запахло кровью; слишком остро восприняли случившееся, те, кто еще не успел поддаться панике.       Зрелище стало поистине вопиющим. Некогда великая нация стала выглядеть жалкой в глазах победителей. Словно Заганос только и думал, как унизить Балт-рейн еще больше. Луис прикрыл глаза, но тут же ощутил на себе пристальный леденящий взгляд. Заганос проявлял к нему особый интерес, явно оценивая реакцию министра на происходящее. Невыносимо тяжело, но Луис изо всех сил надеялся сохранить достоинство, ведь больше у него ничего не осталось…       Их взгляды всё-таки встретились. И именно в этот момент губы султана тронуло подобие улыбки. Не похоже, чтобы Луис боялся Заганоса, а если и боялся, то у него вышло умело это скрыть, ведь дрожащую руку так изящно спрятала просторная накидка.       Пленных быстро разместили по камерам, в том числе и приговоренных к смертной казни, коих оказалось большинство, других же обещали сделать рабами для представителей турецкого пашалоу. Большие и скученные камеры выглядели жутко, но мало кто обращал внимание на неудобства. Завтра их жизням придет конец, и многие до сих пор не готовы принять эту новость.       Знать не отделили от простых солдат, тюремщики били пленников под любым предлогом и всячески унижали. Аристократы чувствовали себя особенно плохо из-за тесных, грязных и мрачных помещений и, конечно, из-за ужасного обращения, с которым они не сталкивались никогда в жизни.       Но их судьба больше не волновала Заганоса, хотя на казни некоторых особ, он решил завтра всё-таки посмотреть. Знает ли самодовольная знать, что их конец будет особенно непростым? Заганос злобно смеялся, сидя у себя в кабинете. Совсем скоро его отец будет по-настоящему отомщен, но всё же, отчего-то неприятный осадок так никуда и не исчез. Словно месть так и осталась неполной, неоконченной…       Густой утренний туман возле Сент-Мишеля и знакомый голос, зовущий за собой, теплая улыбка и мягкая рука, которая исчезла, стоило лишь ее коснуться.       Пробуждение стало резким и неприятным. Луис не заметил, как успел заснуть сидя на холодном подоконнике, который предпочел жесткой, поставленной недалеко кровати. Шея немного затекла, стал ощущаться вечерний холодок. Можно было легко подхватить простуду, если продолжать оставаться в таком положении. Вот только: стоит ли вообще беспокоиться о здоровье, если завтра его приговорят к смерти? Ужасная усталость не давала нормально соображать, а тело едва находилось в сознании. Пришлось разместиться на небольшой тюремной кровати.       Надо же, окно с видом на площадь исполнения приговоров… Сколько же близких людей завтра он потеряет? И сколько людей потеряет Балт-рейн? Он, как премьер-министр, должен стать свидетелем расправы над ними. Перед собственной смертью его решили, как следует запугать. Но тогда, почему такие условия содержания?       Камера не была ужасной, скорее, она была чистая и аккуратная. На столике рядом с кроватью стоял кувшин с водой, пара стаканов и даже была простая еда. Но Луис так и не решился к ней притронуться. Его разместили в отдельную камеру, тогда как других согнали в ужасные застенки.       Заганосу что-то от него нужно, Луис в этом абсолютно уверен. Но только что именно? Представить сложно, но можно попытаться. Луис прикрыл уставшие глаза, чтобы привести мысли хоть немного в порядок. Не получалось. Последнее время министр совсем забыл про сон, если только сном не назвать некоторые моменты, когда он просто терял сознание от сильной усталости.       Слишком много всего произошло, привычная жизнь перевернулась с ног наголову. И это, учитывая, что Луис так и не смог смириться с поражением Балт-рейна в Великой Румелианской войне. Впрочем, до утра на ненужные мысли оставалось достаточно времени.       Немного передохнув и снова открыв глаза, причем, веки болезненно вздрогнули, Луис посмотрел на площадь, на которой должна решиться судьба его страны.       Утро скоро наступит.       Поспать так и не получилось, но и не то, чтобы пленник пытался… Из тяжелых мыслей, преследовавших всю ночь, министра вырвал шум и возня на площади перед окном.       Приготовления к казни были неспешны, но Луис наблюдал, пусть происходящее на площади его ужасало, но он не мог позволить себе отворачиваться.       Пленников гнали на площадь как какой-то скот, у многих одежда уже пришла в негодность, а на их оголившихся телах были заметны следы жестокости тюремщиков.       Генералов и видных представителей верхушки балт-рейнской знати построили в линию. Приговоренные к смертной казни послушно ожидали своей очереди на эшафот. Их было немало, палачей, похоже, ждало много работы. Уставшие, напуганные, они выражали собой само отчаяние.       Луис понял, что возненавидел Заганоса как раз в те минуты.       «Тебе стало недостаточно одной победы и нашей безоговорочной капитуляции, султан Заганос?! Мне отвратительно, что я проиграл именно тебе».       Луис поежился, в камере стало прохладно, а он ночью снял накидку. Идя за ней, он услышал движения за дверью и знакомый голос, дававший распоряжение страже.       − Надо же какие гости, султан Заганос собственной персоной. Зачем пожаловали?       Переступая порог тюремной камеры, Заганос поймал себя на мысли, что давно был в предвкушении этой встречи. Прошлый раз они толком не поговорили. Несмотря на свои методы, благодаря которым Луис оказался здесь, Заганос явно доволен, что министр теперь в его руках и решил не торопиться.       − У меня к вам разговор, премьер-министр Балт-рейна, − с нескрываемым интересом, начал Заганос, не сводя с Луиса свой пристальный взгляд.       Султан для пленника стал неприятной, впрочем, ожидаемой компанией. Не взял с собой охрану, оставил стражей за дверью и пришел к нему не под конец казни, а сразу после объявления о ее начале. На Луисе не было ни кандалов, ни тяжелых колодок как на других пленных, его движения ничем не скованны. Заганос не хотел видеть на нем оковы. Это тоже было прихотью, как и оставить этому человеку жизнь.       − И что же такого важного вы хотели сообщить перед … моей кончиной? — губы Луиса тронула задиристая полуулыбка.       − Хм, − предпочитающий холод и дистанцию в обращении, султан быстро сократил расстояние между ними, внезапно для пленника оказался слишком близко. Ход, похожий на поведение самого Луиса, вот только знакомая тактика манипуляции задела чье-то самолюбие. Луис мгновенно разозлился.       Они стояли так близко к друг другу. Лицо Заганоса исказила злая насмешка, кажется, он, внезапно для себя самого, поддался тем эмоциям, которым не хотел. К тому же, ему понравилось реакция Луиса.       − Выглядите не то, чтобы очень. Судя по всему, не спали всю ночь, министр, − без намека на улыбку отметил Заганос, изучая пленника с более близкого ракурса. − Отчего же? Думаете ваше отношение что-либо изменит? Как же наивно и так на вас непохоже.       Луис сделал шаг назад, он смотрел на Заганоса с ненавистью, которую и не подумал скрывать.       − Вам от меня теперь не сбежать, − неожиданно Заганос схватил его за локоть и почти грубо прижал к себе. Разница в росте с такого близкого ракурса стала еще более заметна, и Луис посмотрел на Заганоса сверху вниз.       − Не думал, что вы до такого опуститесь. Немыслимое насилие над теми, кто более не представляет угрозы Турецкой стратократии. Планируете сделать Турцию новым Балт-рейном? Не вы ли ненавидели Балт-рейн и все его пороки? Но что-то вам всё же пришлось по душе, господин турецкий султан.       − Ничего страшного не случится, если мы кое-что у вас переймём, например, вашу распущенность. — Беззастенчиво погладив министра по щеке, и словно издеваясь султан продолжил: − Я могу сделать с тобой всё, что захочу, а твоему драгоценному Балт-рейну пришел конец, теперь ты всего лишь пленник, мой трофей в этой войне. − Луис отвел свой некогда уверенный взгляд.       Каково это, видеть, как твои соотечественники погибают, надеюсь, ты уже успел оценить здешнюю панораму грядущего «представления»? — наклоняясь ближе к уху министра, Заганос усмехаясь добавил, заметив для себя кое-что в глазах цвета изумруда. — Только вот тебе всё равно; эти люди, они ничего для тебя не значили, лишь фигуры на твоей доске. Интересно, какой же фигурой был для тебя я?       Заганос и не думал отпускать министра, но и тот не оказывал никакого сопротивления.       − И в каком качестве буду участвовать в вашем «представлении» я, господин султан?       − А ты, похоже, привык уходить от ответа, и, полагаю, ответственности. Император тебя разбаловал. Но ничего, это исправимо.       − Что вы планируете делать?       − Думаете вправе задавать мне этот вопрос, министр? Пожалуй, сделаю вам поблажку и отвечу: я заставлю Балт-рейн пожалеть о содеянном. И сделаю все, чтобы Новой Турции никто не посмел бросить вызов…       Участь Балт-рейна как нашего заклятого врага и самого сильного конкурента за разделение сфер влияния в Румериане, станет показательной. Виновные в жестокой захватнической политики будут наказаны соразмерно их преступлениям.       Их взгляды снова встретились. Луис, несмотря на свое положение, совсем не думал скрывать своего презрения к нынешнему турецкому правителю.       − Физическое устранение не лучший выход, вам так не кажется?       − Уверен, вы поступили бы точно также. Мне не нужны проблемы в будущем. Ваша страна либо становится послушной, либо исчезает с карты Румерианы как государство.       Победитель получает всё. На меньшее я не согласен.        − Казните нашего императора?       − Будет зависеть от вашего поведения.       − Полагаю, вы шутите?       − Это вы стали слишком серьезны. Как думаете, что я намерен сделать с вами? — здесь Заганос погладил Луиса по торчащей темно-зеленой бородке. Через секунду Заганос ощутил неприятный удар по щеке.       − Можете даже не пробовать играть со мной в эти игры, так вы ничего не добьетесь, — холодность в голосе и сталь во взгляде, Заганос явно не ожидал увидеть подобные эмоции, он думал Луис струсит, станет умолять его о пощаде как сделали бы многие другие на его месте.       Министр умел себя держать, несмотря на положение, в котором вынужден оказаться. Заганосу это нравилось, его давно привлекал Луис. Выразительные глаза цвета изумрудов были как никогда печальны. Похоже, Луис ни за что не примет предложение, которое собирался ему сделать Заганос. Сейчас султан отчетливо это видел.       Реакция Луиса не оставляла место двусмысленности, ситуация была до боли простой и от этого столь безнадежной.       Его отвергли? У Заганоса такое впервые, он стал несколько отрешён, осознавая неприятную для себя правду. С трудом приведя мысли в порядок, Заганос продолжил, стараясь сделать свой голос наиболее угрожающим.       − Я не планирую с вами играть. Если вы не заметили, мы в разных положениях.       − Зачем тогда пришли? Собрались наблюдать казнь отсюда? Лицезреть всё воочию, не этого ли удовольствия вы так давно желали? − нахмуренное лицо Заганоса приобретало темные краски.       − Месть Балт-рейну давно не то, что меня заботит. Я сумел преодолеть эту тягу…       Политику агрессии удалось подавить ответной войной. Вы сожалеете, министр?       − Мы проиграли, и я не могу не сожалеть о том, что это допустил.       − Вас предали, аристократия все так же глупа и бесполезна. Что-то не меняется даже со временем. Из-за вашей ошибки много людей сегодня умрут.       − Они умрут не из-за моей ошибки, а по вашему приказу.       − Вас не должно это заботить. Думайте лучше о себе. Считаете − это место неподходящим для разговора? Тогда давайте прогуляемся, − здесь Луис удивленно посмотрел на Заганоса, тот явно не шутил.       Коридор ведущий из камеры был плохо освещен и выглядел бесконечным. Луис больше не испытывал того изначального страха смерти, который не давал ему покоя всю ночь. Если даже Заганос придумает для него нечто ужасное, он примет это. Луис как никто другой отлично понимал, что за все приходится платить.       Заганос шел впереди, двое охранников и пленник шли за ним. На руки Луису так и не надели тяжелые кандалы, но путь ощущался выматывающим.       − Вы едва идете, министр, — голос Заганоса звучал издевательски-холодно. − Хотите сказать, вам не всё равно до чужих жизней? Вы самолично отправляли людей на смерть, развязали с нами войну и столько лет поддерживали политику агрессии.       − Если вы так считаете, то зачем же моя камера имеет панорамный вид на площадь исполнения смертных приговоров?       − Думал вы испугаетесь за собственную участь. — Заганос вдруг остановился и развернулся лицом к Луису. — Я никак не могу вас понять, − его холодная ладонь снова прикоснулась к бородке министра.       Заганос назло повторил тот же жест, из-за которого Луис ранее ударил его. Теперь же бывший премьер-министр Балт-рейна просто отвел взгляд. Рядом была стража, он не стал рисковать или просто уже смирился?       Комната, в которую Заганос привел Луиса была небольших размеров и скромно обставлена, мрачные тона отделки ложились контрастом в сравнении с привычной броской роскошью турецкого стиля. Это помещение являлось частью тюремных застенок, и от него точно не стоило ожидать ничего хорошего.       Посредине плохо меблированной комнаты стоял стол с двумя стульями по бокам. Жестом Заганос пригласил Луиса присесть, тот нехотя согласился.       − И что вы намереваетесь мне сообщить, султан?       − Предлагаю вам служить мне как до этого служили вашему императору.       − И зачем же мне это?       − Так вы не умрете вместе со всеми, − в этот момент Заганос даже позволил себе улыбнуться. — В любом случае, можно обсудить ваши полномочия, уверен, ваш интеллект принесет моей стране пользу. Но не рассчитывайте, что я позволю вам самовольничать. Я собираюсь использовать всевозможные ресурсы во благо исключительной империи, которой должна стать Турция.       Видел карту, которую вы нарисовали для Румерианы, в общем мне вполне понятны ваши амбиции.       − Желаете властвовать не только над Турцией, но и над Румерианой? …       − Предположу на пару с вами этого можно достичь. Впрочем, у вас нет выбора. Подчинитесь мне или умрите.       − Вы же, надеюсь понимаете, что на ваше предложение я могу ответить только отказом.       − Предпочтете гордость здравому смыслу?       Луис просто молчал. Заганос наблюдал, также не желая нарушить тишину и обозначившееся в воздухе напряжение.       − Султан Заганос, вы предлагаете мне предательство?       − У вас нет выбора.       − Уверен, выбор есть у каждого, и я свой давно сделал. Я хотел привести Балт-рейн к победе, но, увы, не удалось. Никому другому я служить не стану.       − Если это ваше решение, то свое… я озвучу вам позднее.       Заганос сразу же вышел из комнаты, предварительно давая распоряжения страже. Разговор можно считать несостоявшемся. Хуже того, у Заганоса едва хватало самообладания, чтобы унять гнев. Почему он так зол, он же предвидел отказ, тогда, на что он вообще рассчитывал?       Надо было действовать иначе, причем с самого начала. Но что теперь об этом? Всего-то нужно показать этому зарвавшемуся наглецу, что ему здесь не Балт-рейн, а Заганос не его император и совсем не намерен терпеть его непростой характер, гордость и привычную надменность.       Луис еще какое-то время сидел за столом в той самой комнате, его лицо выдавало тревогу и мрачные мысли. Нет, с Заганосом невозможно было договориться. Что теперь его ждет? Он же просто не мог совершить ещё одну ошибку?!       В окружении своих людей, наблюдая за ужасными казнями Заганос был как обычно хмур и, несмотря на долгожданную месть Балт-рейну, по нему нельзя было сказать, что он доволен. Заганос презрительно наблюдал как умирают мучительной смертью те, кого он особенно ненавидел и считал виновниками несправедливой политики, проводимой Балт-рейном.       Раньше пленных лишали жизни путем отрубания головы, вот только с балтийцами Заганос решил обойтись более жестоко. После войны, Заганос планировал сделать виновным во всех понесенных потерях и неудачах исключительно проигравших. Сейчас лучше всего, если турки станут ненавидеть балтийцев, и до сих пор продолжат видеть в них угрозу. Так, можно будет тратить куда больше средств на развитие новейшего вооружения и оснащение армии. Месть как таковая свершилась, но в своих завоеваниях одним Балт-рейном Заганос ограничиться не планировал.       Отрубание конечностей или их сжигание, снятие или многочисленные проколы кожи, казни на кресте и другие ужасные публичные пытки перед смертью, которые обычно предпочитали использовать сами балтийцы, тогда как турки ограничивались обезглавливанием.       Но даже яркое зрелище, должное стать незабываемым для всех очевидцев, не слишком отвлекало султана от навязчивых мыслей. Он снова и снова представлял перед собой бывшего премьер-министра Балт-рейна. Луис обязан был принять его предложение, только вот он предпочел отказаться от очевидного милосердия султана, которое тот проявлял крайне редко. «Чертов гордец, ну ничего, здесь я тебя быстро научу что-такое покорность». — Заганос с особым наслаждением смотрел на муки приговоренных, на их слезы и крики отчаяния. Некоторые думали своими мольбами и унижениями перед палачами им удастся хоть что-то изменить. Турецкого султана и его ближайшее окружение эти никчемные попытки лишь развлекали. Некоторые представители знатных турецких семей не явились на казнь, также на казнь были приглашены далеко не все союзники. Сейчас Заганосу как никогда прежде нужны лишь те, кто готов повиноваться, вне зависимости от собственных убеждений.       С его места, ставшего почти троном, разумеется, был самый лучший вид, не только на место казни, но и на тех, кто всё время был подле султана. Заганос расширил сеть шпионов, и теперь они наблюдали уже за теми, в чьей лояльности султан не был уверен.       Очередная слишком мерзкая казнь и предсмертный крик приговоренного определенно произвели должное впечатление даже на султана.       «Ты бы предпочел такой конец? Я никогда не поверю в подобную чушь. Конечно, ты отлично лжешь, похоже, даже себя научился обманывать. Мне не составит труда подчинить тебя своей воле, только для этого мне предстоит прибегнуть к силе. Неприятно, тем более, это слишком просто».       Буквально, до самого конца султан надеялся, что Луис будет сотрудничать, возможно не сразу, но Заганос готов был ждать столько, сколько бы потребовалось. Но ответ пленника стал принципиальным отказом.       Предсказать поведение этого человека сложно, будучи достойным соперником, Луис долгое время самолично занимался всей внешней и внутренней политикой Балт-рейна. Заганосу даже вместе с Махмутом довольно трудно было его победить. И всё же, в конце концов, совместными усилиями, это сделать удалось, но потребовалось два года напряженной работы, не говоря уже о потерях, людских и финансовых.       Заганос знал, что победа без хитрости невозможна, вот только эту хитрость можно было назвать подлостью. В любом случае, Заганос остался вполне доволен результатом. Заманить Луиса в ловушку, подстроенную его же людьми, на деле, оказалось не такой уж и сложной задачей. Главное, балтиец не ожидал такого поворота, не был готов к предательству, за что, в итоге, и поплатился.       «Может мне стоит показать тебе конец твоей империи, бывший министр? Вытащить тебя сюда, на площадь, к твоим соотечественникам, заставить посмотреть, как они мучаются перед смертью и что делают с ними палачи. Из-за моего появления, ты практически ничего не успел увидеть. Я понял, ты во многом винишь себя за проигрыш в войне, уверен, все эти казни заставили бы тебя испытать то, что ты ранее никогда не испытывал.       Страх за собственную участь, не говоря уже про стыд и сожаления. Так и вижу, как ты стоишь передо мной на коленях, умоляя о пощаде… от который сам недавно посмел отказаться. Вышло бы отличное зрелище. Вот только здесь слишком много ненужных свидетелей.       Мне не нужно показывать тебе казни, чтобы запугать, есть куда более простой способ».       После ухода Заганоса Луис терпеливо ожидал своей участи в новом небольшом помещении. Ждать пришлось долго, окно было лишь одно, и выходило оно не на центральную площадь напротив дворца, где проходили казни, а во внутренний дворик тюрьмы. Спустя несколько часов ему принесли пищу, которую оставили на столе. К еде Луис остался равнодушен. Если ни так давно у него появилась решимость принять свою судьбу, то что же стало с ней сейчас?       Луис понимал, как должно быть, ужасно сейчас выглядит, он не спал целую ночь, не менял одежду, у него не было никакой возможности привести себя в порядок. Ощущая тошноту мужчина невольно заметил, что его рука снова…дрожит. Как раз в этот момент к нему зашла стража, объявляя приказ следовать за ними. Поднявшись со стула у Луиса немного закружилась голова, но он молча подчинился.       Как оказалось, тело давно поглотил страх, сковывая движения, и Луис едва мог идти. Такое позорное чувство, балтиец только и надеялся на скорый конец. По особому распоряжению султана его заковали в кандалы, крепя железные браслеты на руки и ноги и соединяя их тяжёлой цепью. После такого Луис был в ужасе, он не мог ни о чем думать кроме грядущей расправы. Идти стало гораздо труднее, весь этот образ вызывал у министра отвращение. Вот только отвели его вовсе не туда, куда министр рассчитывал.       Вместо эшафота Луиса посадили в экипаж и привезли во дворец. Идя по огромным коридорам дворца в сопровождении стражи, Луис вынуждено наблюдал и по достоинству оценил всю роскошь этого места. Дворцу было уже несколько веков, он представлял собой торжество восточного стиля, яркое и богатое убранство которого вряд ли кого оставило равнодушным. Только вот Луис привык к совсем другой роскоши, и он явно не был поклонником восточного стиля, впрочем, как и многие другие балтийцы до сих пор считавших турок варварами, и судя по всему, вполне заслужено.       Идти в кандалах было тяжело, еще немного, и, Луис сделался уверен, он свалится на безупречный плиточный паркет. И, похоже, так и случилось. Луис не помнил те мгновения, когда лишился чувств от сильной усталости.       Открыв глаза Луис обнаружил себя лежащим на довольно просторной двуспальной кровати в привычной одежде и привязанным по рукам и ногам прочными ремнями-фиксаторами. На запястьях и на щиколотках, насколько вообще можно было увидеть из такой огранивающей любые движения позы, были браслеты из твердого драгоценного металла, они неестественно ярко блестели, на них были причудливые узоры.       «Что за…?» − понимая насколько глупо это выглядело Луис все равно рефлекторно дернулся, надеясь освободиться или хотя бы принять позу поудобней. У него, конечно же, ничего не вышло. Хуже ремней, сковывающих движение и браслетов плотно прилегающих к коже, был кляп. Во рту из-за него сразу стало неприятно, а нормально дышать сделалось затруднительно.       В такой неудобной позе Луис вынуждено провел какое-то время, снова теряя сознание. Появление кого-то рядом заставило мужчину открыть глаза и болезненно поморщиться. Конечно же, это был Заганос. Первое, что сделал султан — это снял с него кляп.       − Вы уже закончили казнь моих соотечественников и пришли заняться мной?       − Хм.       − Ничего не ответите? — кажется, даже теперь, несмотря на своё связанное, откровенно унизительное положение, на удивление, у Луиса выходило сохранять спокойствие, пусть и во многом напускное. Вот только, премьер-министр Балт-рейна явно недооценил проницательность турецкого султана.       − Я не обязан отвечать. Участь других пленных не имеет к тебе никакого отношения. Переживай лучше за себя.       Как думаешь для чего ты здесь? И чтоб ты знал, сейчас ты лежишь на моей кровати. − Заганос довольно гаденько ухмыльнулся: − Давай, меня интересуют любые твои догадки.       − … − Луис опустил взгляд. Ему явно не нравилась эта игра, и уж тем более не могло нравиться унизительное положение, в котором он оказался по прихоти мужчины, находящегося напротив, и с, привычным холодным равнодушием, оценивавшим его реакции.       − Неужто мне удалось тебя смутить?! Но меня не устраивает, что ты молчишь. Мы знаешь ли в разных положениях, и если я задаю тебе прямой вопрос, то требую от тебя незамедлительный на него ответ. Ну так что?       − Мои предположения не имеют смысла. Тем более, я уже говорил, что не планирую играть в вашу игру. Или думали, меня напугает ваше со мной обращение? Привязали меня, будто я сбегу. Да и … кляп? Вы смешон.       «Смеешь говорить со мной подобным образом?! Ты же не можешь не понимать положения, в котором сейчас находишься!       Как же меня раздражает твое нахальство. Типичный аристократ, считающий себя особенным, если бы не выдающийся интеллект, ты закончил бы также, как и другие. Впрочем, дело не только в интеллекте…       Ничего, скоро я преподам тебе урок, который ты нескоро забудешь, и конечно же, у тебя будет достаточно времени для раскаяния!» − под собственную усмешку Заганос навис над министром Луисом, дергая его за застежку плащ-накидки, грубо срывая вещь.       − Тогда, с твоего позволения, я начну.       − Что ты задумал?! — страх, недоумение и неприятие, Луис старался отрицать происходящее, ему просто сложно было поверить в свою нынешнюю абсолютную беспомощность перед врагом. Луис не мог освободиться, браслеты сразу же отлично справились со своей ролью, рукам и ногам довольно быстро сделалось больно из-за этих бессмысленных отчаянных попыток.       Теперь уже Заганос смотрел на него свысока, а на тонких губах отражалась издевательская насмешка. Султан быстро начал раздевать министра, ловкие движения, холодные, грубые, едва уловимые прикосновения… Луис стал испытывать сковывающий всё тело страх, правда, до конца не мог поверить, что Заганос всё же решится на подобное насилие. Насколько Луису было известно, мужчины Заганоса никогда не интересовали, как, впрочем, и женщины. Турецкий правитель был одержим лишь политикой и местью, если говорить точнее, то Турцию он сделал своим инструментом в осуществлении задуманного.       Именно поэтому Луис первоначально полагал, что султан с ним просто играет, ведь, наверняка, знает, что премьер-министр Балт-рейна не равнодушен к вниманию мужчин. Когда же Луис окончательно поверил в серьезность столь гнусного намерения султана? Может тогда, когда ощутил чужие холодные руки на своей обнаженной груди.       Эти же руки властно прогуливались по его телу, ощупывали, настойчиво прикасались к его соскам, и вот, наконец, остановились, дошли до всё ещё не снятых с пленника, штанов.       − Хорошо! Я понял, Заганос. Тебе лучше сейчас же остановиться, − стараясь не показывать своего страха, попросил Луис, заметно нахмурившись.       − Хм … хах, звучит почти как приказ. А вы довольно забавный, бывший премьер-министр, − не особо задумываясь, с холодным равнодушием, Заганос занялся штанами пленника. Конечно, равнодушие султан умудрялся изображать, причем весьма умело. Он так давно привык к притворству. Впрочем, они оба к нему слишком привыкли. Со штанами он справился также быстро, как и с другой одеждой пленника, осторожно используя нож, чтобы разрезать ткань.       — Наконец-то я сделал то, что уже давно хотел. У вас, оказывается, довольно неплохое тело, признаюсь, до этого думал вы куда менее привлекательны.       Луис впервые столкнулся с подобным обращением, хоть Заганос ему ничего еще и не сделал. Но сделает, иначе зачем он здесь? Более того, Луис просто не мог поверить, что ко всему прочему, Заганос это еще и планировал. Реально ли происходящее? Может из-за того, что Луис не спал уже около трех суток, не заметил, как снова заснул в тюремной камере? У него уже довольно давно не было близости, и это вполне объясняет причину появления столь странного и неприятного сна. А еще и стресс, голод и постоянно подавляемый страх перед новым хозяином Румерианы, являвшимся поклонником разнузданной жестокости.       Шутка, игра болезненного разума, самое банальное унижение − всё это давно слишком далеко зашло, тем более, Заганос только что достал из кармана своей одежды пузырек с вязкой жидкостью. Конечно, это не могло быть ничем другим. Заганос коварно оскалился. После Луис ощутил прохладу от вылитой на его живот, очевидно, смазки. Пленник нервозно сглотнул.       Что он должен сказать в данной ситуации?! Как повлиять на турецкого правителя, что он вообще может сделать, чтобы Заганос изменил свое решение? Повлиять на того, кто сам привык быть гениальным манипулятором?       Раньше Луис думал о Заганосе как об интересном и опасном враге. Конечно, он никогда не предполагал, что может оказаться в такой ситуации. Заганос, несмотря на мрачную репутацию ядовитого паши, виделся министру человеком пусть и жестоким, но достойным противником, не способным опуститься до подобного насилия. Позже, когда Балт-рейн проиграл Турции, оказавшись в плену у победителей, Луис был в шоке от того, как султан решил обращаться с военнопленными; а позже он услышал, что Заганос отдал приказ казнить их на центральной площади. Похоже, что с ним султан решил просто поиграть подольше.       Правда, самого Луиса не мучали в мрачных застенках, ему отвели отдельную камеру и поставили стражу у входа, приносили еду и воду, но аппетита у пленника совсем не было. Ночью он слышал крики. Турки настолько сильно их ненавидели? Нет, конечно, нет. Но из Заганоса вышел подходящий лидер. Человек, способный добиться своего любой ценой, везде сможет найти применение своим талантам.       Луис искренне надеялся, что сегодня для него все закончится. Вот только, тревожные мысли о том, как именно, не давали покоя бессонной ночью. Придя к нему на рассвете, Заганос наслаждался своей победой и даже не думал скрывать своего пренебрежения. Пусть и наедине, Заганос открыто оскорбил министра, вынудил ударить…       А сейчас ситуация вообще вышла за всевозможные рамки. И пути назад больше не было. Для пленника уж точно. Попытки отговорить султана остались без какого-либо ответа с его стороны. Он просто продолжал делать то, что задумал. Луис сначала решил, что Заганос намеренно так его унижает, дразнит, запугивает… Но, когда пленник начал осознавать всю серьезность собственной ошибки, он был в ужасе от дальнейшей перспективы.       Отчего же так больно… Заганос медлил, словно решил выжидать до последнего, но Луис не понимал, не хотел признавать очевидную истину, для него она была попросту недопустима.       − Ваш голос звучит иначе, когда вы напуганы. Не притворяйтесь, я прекрасно вижу, что вы испытываете, бывший премьер-министр Балт-рейна. Можете не стараться, вам не удастся меня «переубедить». Хех, я не ошибся, выбрав вас своей целью.       − За-зачем тебе это?! — вкрадчивый голос премьер-министра дрогнул, Луису стало неприятно, и он отвел взгляд, явно не желая возможных насмешек и осуждения.       − Хм, странный вопрос. Вы теперь принадлежите мне, и я могу делать с вами всё, что сочту нужным; я говорил вам, разве у вас не отличная память? Если есть претензии, то предъявлять их нужно точно не мне. Как насчет вашего императора? Без вас он оказался абсолютно бесполезен для Балт-рейна, позволил трусливым приближенным поднять флаг капитуляции. Лучше бы вы обеспечили собственную безопасность, чем беспокоиться о человеке неспособном управлять империей.       − Что ты с ним сделал?       − Переживаете за него, понимая всю его никчемность?! Мне даже вдруг стало интересно какие отношения вас связывали? Он позволял тебе управлять его страной, а взамен…       Гобальт был тебе не просто начальником, но и любовником? — несмотря на издевательский тон Заганос требовал ответа, причем незамедлительно, словно проводил допрос. На миг султан сам забыл зачем всё это начал.       − Какой же ты всё-таки ублюдок, Заганос, — но было непохоже, что Заганос на это обиделся, он продолжал также холодно и с некой злой насмешкой в голосе:       − Вряд ли он выбрал тебя из-за симпатии, ему нужен был талантливый политик, решать неразрешимые проблемы погибающей империи, а учитывая твой характер, в случае неудачи, на тебя можно было свалить всю вину. Хотя… − тут Заганос, не без извращенного удовольствия, пробежался по обнаженному телу пленника своим холодным оценивающим взглядом. Позволив себе слегка ухмыльнуться Заганос соизволил продолжить:       − Если взглянуть на такого тебя, то можно и изменить мнение. — Луис практически оскорбленно снова нашел в себе силы посмотреть в лиловые глаза турецкого правителя. В них были злость и ненависть, а еще непроглядная отталкивающая пустота. Просить пощады бессмысленно, Заганос хочет вовсю насладиться его муками.       Утрата контроля над ситуацией, и то, что Луис никак не желал мириться с его властью, не скрывая своего к ней презрения, сказалось на настроении Заганоса крайне негативно. Этот человек в какой уже раз посмел разрушить его замыслы. Гордость Луиса начала вызывать в Заганосе враждебную нетерпимость.       − Дрожишь, а сперва говорил со мной так задиристо, словно происходящее здесь, в моей спальне тебя, и правда, не касается. Эту игру начал ты, не я. Поэтому не смей просить меня остановиться!       − Как ты можешь быть таким чудовищем, Заганос?       − Хм. Ты всегда так беспечен? Но, уже неважно. Сейчас я планирую научить тебя «правильно себя вести». Я твой новый господин, а то, что ты вознамерился отрицать очевидное, вызывает во мне гнев. Ничего, я легко это исправлю.       И ещё, знай, кляп я снял совсем не для того, чтобы дать тебе возможность оправдаться.       Заганос растирал смазку по весьма напряженному телу пленника. Луис начал ощутимо подрагивать, когда Заганос перешел к смазыванию его промежности, начиная проникать в нервно сжимающее пальцы нутро пленника. Чуть было болезненно не вскрикнув, пленник вовремя прикусил губу. Умолять Заганоса дело бесполезное, если не сказать постыдное. В тот момент Луис думал, что ни за что на такое не пойдет.       Пальцы Заганоса грубо разрабатывали тугой проход, султан не жалел смазки. Все его движения настойчивые и стремительные, доставляли пленнику, который и не думал расслабляться, неприятную боль. Ничего похожего на нормальную близость. Тогда Луис думал, что это самые унизительные в его жизни моменты… И ничего хуже уже просто не может быть.       Как следует смазав проход, Заганос достал из принесенного свертка что-то похожее на фаллос. Не очень-то и большой, но Луис понял, что несмотря на то, что это далеко не его «первый раз», он совсем не готов к подобному насильственному обращению. Не только разум, но всё его тело отвергало эту самую, навязываемую ему Заганосом, близость. Вот только султан продолжал, несмотря ни на что.       Хорошо смазанную «игрушку» Заганос вводил довольно медленно, при этом не отрывая от балтийца свой взгляд. Луис вскрикнул лишь пару раз, он всеми силами старался не показывать насколько ему было по-настоящему больно и страшно в тот момент. Под собственную ухмылку, Заганос продолжил, начиная двигать «игрушкой», получше растягивая пленника.       − Остановись. Хватит. Прошу тебя, больше не надо, − взмолился пленник.       − Ты довольно узкий. Думал у тебя куда больше подобного опыта. Ну чтож, я вполне доволен. — Убрав игрушку, Заганос достал простую плеть, а на изумлённый взгляд министра нашел быстрый ответ: − Сегодня ты плохо себя со мной вел даже посмел ударить. Неужто полагал − это так просто сойдет тебе с рук?       Удары посыпались один за другим. Возможно, было не так уж больно, но страх сделал своё дело и скоро пленнику стало невыносимо. Поначалу Заганос выбирал места для ударов, но позже, он стал бить практически везде.       Слишком жестоко для первого раза. Султану быстро и слишком сильно понравилось видеть Луиса напуганным, слышать, как он вскрикивает удар за ударом, как рефлекторно изгибается, надеясь уйти от боли. Заганос также обратил внимание на то, что из-за активного сопротивления или попыток таковое совершить, у пленника до крови стиралась кожа на запястьях. И это тоже, наверняка, доставляло ему неприятное беспокойство.       Слезы блестели в глазах цвета изумрудов, иногда капли стекали по щекам. Конечно, Заганос был уверен, Луис ни за что не хотел ему этого показывать. Проведя рукой, по исполосованной ударами плети, груди пленника, Заганос ощутил, что Луис был ужасно напряжен. И вот теперь Заганос решает развернуть его на грудь, частично отцепляя оковы и медленно переворачивая уже довольно измотанное тело.       Удары, приходившиеся сзади оказались для пленника наиболее болезненные, хотя может просто воспринимались им как более унизительные? Заганосу было в общем-то всё равно, ему нравилось слышать крики балтийца. Когда он закончил, практически всё тело министра было покрыто розовыми полосками, на многих из которых были заметны следы крови.       Заганос улыбнулся, явно положительно оценив свою работу. Несчастье вражеского министра его забавляло:       − Быстро же ты сдался, я думал − продержишься подольше. Совсем не привык к боли, оттого тебе так тяжело ее переносить. Отлично, лучше просто не придумаешь! Мне, правда, повезло с тобой. Не смотри так угрожающе, ты теперь всего лишь жалкий пленник.       И, да… Мы ещё не перешли к самому главному. Хочу, чтобы ты навсегда запомнил кому теперь принадлежишь и отбросил гордость, кажущуюся нелепой для твоего нынешнего положения. Вот ещё что, обращайся ко мне только с должным уважением и почтением, «господин султан» меня вполне устроит. Почему ты молчишь?! Ты обязан ответить, что всё прекрасно понял.       − Хах, даже не надейся, никого послушания ты от меня не дождешься. Не думал, что у маркиза Камю вырастет такой ублюдок, — сколько же отчаяния прозвучало в тот момент в голосе министра.       − Кажется, я рано прекратил порку. Тогда, сейчас я ее «слегка» разноображу, − султан пошел куда-то вглубь спальни. Розги бьют гораздо больнее плети, но это…       − Следующий раз стоит их вымочить в соленой воде для гораздо лучшего эффекта, − Заганос осмотрел новое средство для осуществления наказаний, слегка ударив себя по руке, проверяя одну из розог. − Довольно неплохо, и этот приятный звук. Уверен, тебе понравится. По крайней мере, такое наказание мало кого в состоянии оставить равнодушным, что и говорить про тебя, с твоей-то, особенной чувствительностью или думал не замечу? Теперь я сделаю всё, чтобы ты сорвал свой мягкий вкрадчивый голос. А может оставить его тебе до самой приятной для меня части?       Луис поверить не мог, что Заганос обходиться с ним как с каким-то нашкодившим мальчишкой. Плетка, так теперь ещё … и розги, когда же Заганос, наконец, насытиться его болью и страданиями? Почему из всех пленных балтийцев именно его Заганос избрал своей жертвой? Обозленная балт-рейнская знать, кажется, предупреждала Луиса о подобной перспективе, но он не воспринял всерьез их слова, о чем теперь должен пожалеть…       Заганос уже признался в своем давнем желании унизить Луиса таким образом, значит даже если бы министр и принял предложение о предательстве, его бы всё равно ждала именно эта участь. Да и к чему Заганосу ещё один советник, у него их и без Луиса хватает. Многие жаждут внимания султана, надеясь заполучить его милость.       План Заганоса был прост до невероятности, любой выбор министра Луиса означал цугцванг. Из неприятных мыслей вырвала новая «порция» боли. Удар, заставил мягкую плоть сразу кровоточить, а самого пленника ужасно громко вскрикнуть. Бил Заганос абсолютно везде, а боль от ударов стала поистине адской. Луис больше не мог таить ни собственных слез, не сдерживать собственных криков.       Удары, приходящиеся пониже спины, особенно сильно задевали его гордость, Заганос это знал, а поэтому зад министра быстро сделался излюбленным местом для их нанесения. Остановился Заганос только тогда, когда заметил, что его пленник уже почти сорвал голос. Как и изначально рассчитывал султан — это был для него, так сказать, «переломный момент», отправная точка для того, чтобы теперь разрешить себе полностью овладеть дерзким балтийцем.       Снова обмазав пальцы смазкой, Заганос продолжил растягивать узкую дырочку ануса, а второй рукой занялся его членом. Сам-то султан был уже достаточно возбужден, но решил, как следует подготовить ещё и пленника. Луиса крайне возмущали попытки Заганоса его возбудить. Но разгоряченное умелыми, пусть и насильственными манипуляциями нутро сдалось, впрочем, на другое Заганос и не рассчитывал.       − Ну вот, смотри-ка, уже такой твердый. Признайся, тебе давно хотелось, чтобы кто-то грубо тобою овладел, только пресловутая гордость останавливала.       Твое тело так отзывчиво реагирует на прикосновения даже самые поверхностные. Просто скажи, что я прав, признайся, какой на самом деле ты грязный извращенец! Красивым девушкам предпочитал привлекательных юношей, но они вряд ли бы осмелились сделать то, чего тебе хотелось на самом деле.       − Какие нелепые выводы… Занимаясь медициной, ты хорошо изучил строение человеческого тела, и конечно не можешь не понимать, чем вызвано моё возбуждение. — Нахмурившись, Заганос смог лишний раз убедиться, что внушению Луис поддается плохо. Но он обязательно найдет другой рычаг воздействия на пленника.       − Желаешь оправдаться даже в такой момент и снова грубишь? Не рассчитывай получить снисхождение, давно пора лишить тебя голоса. Сегодня ты и так наговорил много из того, чего не следует говорить пленнику. За это, я заставлю тебя умолять, прося моего прощения. Готовься, Вирджилио Луис.       − Хах, да пошёл ты, зарвавшийся мальчишка! …       Следующий удар по ягодицам министра Луиса, Заганос нанес рукой. Повторив это действие ещё пару раз, Заганос приспустил с себя штаны. Его член был уже наготове, более того, Заганосу уже давно приходилось сдерживаться. Несмотря на предварительную растяжку, проход был по-прежнему весьма и весьма узок, и Заганосу приходилось терпеть дискомфорт…       Вот только видеть слезы и слышать отчаянные крики пленника, ощущать его жаркое нутро, осознавать, что этот эксцентричный человек отныне принадлежит тебе − это сглаживало неприятные ощущения. Луис, и правда, быстро и окончательно сорвал свой голос от насилия Заганоса, прямо как султан изначально и планировал. Всё теперь действительно зависело лишь от одной его власти над этим, ослабленным болью телом.       Заганос втрахивал балтийца в постель так долго, как только мог. Луис давно не способен был определить сколько времени прошло. Но вот, закончив свои над ним издевательства и осмотрев результаты работы, довольно хмыкнув, султан направился к выходу из спальни. Кровь вперемежку со спермой, и собственная невероятно сильная боль и дрожь, Луис не мог соображать, окружающее его пространство плыло перед глазами.       − Разве… теперь ты не убьешь меня, «господин султан»?       Заганос тут же остановился и ответил даже не поворачиваясь к пленнику лицом ответил:       − Ты ещё в состоянии говорить? Следующий раз ты так легко не отделаешься.       − Следующий…?! То есть, это не всё? Тебе не хватило?! — лицо министра исказил ужас осознания, его конечности были по-прежнему скованны, но на фоне общей картины он уже перестал ощущать от этого боль.       − А тебе? Ты перепачкан в своей сперме, как и в моей. Не удивляйся так. Глупо было полагать, что этим всё и кончится. Я не намерен от тебя избавляться. Как бы то ни было, ты мой, драгоценный трофей. Не забывай, мне потребовалось много труда, чтобы вывести тебя из игры и заполучить. Так что, советую не расслабляться.       Но пока я дам тебе время на отдых. Ожидай пока вернусь, другого тебе не остается, − добавил Заганос с презрительной насмешкой, оглядывая избитого и изнасилованного пленника, которому точно никак не выбраться из удерживающих его оков.       − Убей меня, Заганос, умоляю, − не выдержал пленник, выглядел он на тот момент самым жалким образом.       − Не «Заганос», а «господин султан»? Снова хочешь, чтобы тебя выпороли? Будешь таким же непослушным «мальчишкой» наказания станут куда суровее. Прими это к сведению, уверен, у тебя отличная память, и ты обязательно запомнишь мои слова.       Луис долгое время пролежал в полусознательном состоянии. Когда ему немного полегчало, кровь и сперма уже почти полностью вытекли из его ануса, и слезы перестали капать из глаз. Приподняться даже самую малость на кровати у него из-за оков так и не вышло… Ужасно грязный, министр Луис ненавидел себя как никогда прежде.       Зачем турецкому султану всё это нужно? Он же давно осуществил свою месть Балт-рейну, в чём сейчас состоял его замысел? Луис не сделал Заганосу ничего плохого, они никогда не были личными врагами лишь представителями враждующих государств. Почему тогда у Заганоса такая сильная к нему ненависть?       Эту ночь пленник не спал. Испытываемая им боль не позволила бы заснуть, если бы министр Луис и попытался. Слезы, изредка, но всё же текли из глаз, ослабленное тело ощутимо пробирала дрожь, было время о многом подумать. Заганос пришел только ближе к утру. Он был немного в шоке от того, что пленник, очевидно, сделал себе ещё хуже, когда пытался высвободиться из удерживающих оков. Кожа под «браслетами» слега посинела и была испещрена темно розовыми полосами.       − Больно? — спросил Заганос, стараясь при этом звучать как можно более равнодушно.       − А сам как думаешь?       − Опять дерзишь. Зачем? Не думай, что проникнусь к тебе жалостью. Тем более, ты не заслуживаешь сочувствия.       − Хаха, ты тоже не святой.       − Мне помогло то, что я победил: тебя и твой Балт-рейн.       − Но мог бы…и не победить.       − Исключено. Мой план был лучше твоего. Аристократия Балт-рейна всё также безмозгла, ничего не изменилось.       − … Я их не виню. Они были напуганы. Не всем суждено быть гениями. Ты должен это понимать, как правитель государства, состоящего из обычных людей.       − За меня не переживай, я никогда бы не оказался в такой ситуации. А вот то, что ты оправдываешь своих врагов, признаюсь, я думал о тебе другое.       − Сравнивал с собой?       − Теперь это уже не имеет никакого значения. Ты мой пленник, а я твой господин, к которому ты снова предпочитаешь не выказывать должного почтения.       − Почтение нужно заслужить, насилием ты можешь добиться только вынужденного подчинения.       − Едва в состоянии говорить и всё равно смеешь со мной спорить… Похоже, понравилось, когда я грубо тобой овладел. Мы же с тобой предпочитаем насильственное решение проблем, более того, мне нет дела до твоих чувств, просто не зли меня и делай как приказано.       В любом случае, сейчас ты не подходишь даже для этого. Мне предстоит тебя хорошенько помыть, ну и — подготовить. Только предупреждаю, я не буду столь милосерден как в прошлый раз, а использую твоё никчемное тело по полной. И да, ты ответишь мне за все оскорбления, а после будешь звать меня исключительно «господин султан».       − Хах! Для чего тебе всё это? Не мог найти кого получше или хотя бы своего возраста?! Говоришь понравилось мне, когда как это ты брал меня так словно этого только и жаждал? Твоя история «трещит по швам». И почему «именно так», Заганос? Есть же много других способов пыток?       − Ты бы не выдержал пыток, а я не хочу, чтобы ты умер «так легко».       «Почему? Зачем я сказал ему именно это? — Заганосу невозможно было и представить, что бы он сам почувствовал, если бы Луис действительно умер».       − Не слишком похоже на настоящую причину.       − Хех. Даже не думай меня перехитрить. Я не считаю нужным отчитываться перед кем бы то ни было, и уж тем более перед таким жалким пленником как ты. Посмотри на себя! Сперма уже хорошо подсохла. И твоя кровь кое-где на коже ещё такая яркая. — Говоря это, Заганос начал ощупывать министра Луиса, надавливая на некоторые, особенно заметные его ранки.       − Что такое? Даже не вскрикнешь? И куда же делась твоя чувствительность? А если здесь, − Заганос большим пальцем надавил на кровавый след на ягодице министра, оставленный грубым ударом розги. Вот тогда пленник вынужден был вскрикнуть.       − Агх!       − Ну вот и славно. Покричи для меня ещё. — Заганос продолжал ощупывать раны довольно долго. Нет, конечно, здесь не только дело было в наказании, Заганос желал удостовериться в несерьезности повреждений. Но уже осмотрев получше половину из нанесенных розгой следов, понял, что надо обработать их специальной мазью, ведь ранки оказались глубже, чем он мог рассчитывать.       − Лежи спокойно.       − Какой же ты мерзавец!       − Просто смирись уже и тебе самому станет проще. Участь пленника схожа с участью раба, а ты до сих пор ведешь себя как премьер-министр. Расслабься и получай удовольствие от моих рук, − Заганос прикоснулся к той самой дырочке прохода, проникая внутрь сразу двумя пальцами, снова заставив министра болезненно вскрикнуть.       − АГХ!!!       − Вот и отлично, она еще такая влажная, твоя грязная дырка. Скажешь ещё что-нибудь, сделаю гораздо больнее, − пригрозил Заганос, угадывая намерения министра по его озлобленному взгляду. Но злость уже заметно начало вытеснять отчаяние.       «Похоже, сломить твою волю на деле не такая уж и сложная задача».       После того, как Заганос хорошенько смазал министра внутри, он, наконец, снял с пленника удерживающие оковы. Под ними кожа оказалась стертой в кровь. Заганос недовольно нахмурился:       «И всё-таки ты и не думаешь мне подчиняться. Я должен показать тебе, насколько глупо было меня злить».       − Пошли, здесь недалеко.       Хм, чего уставился?! Я не собираюсь тебе хоть сколько-нибудь помогать.       − Я не…уверен, что дойду.       − Дойдешь, никуда ты не денешься. Твое тело пока еще в состоянии это сделать.       Если же вздумаешь не подчиниться или вознамеришься оказывать мне сопротивление, я изобью тебя до полусмерти.       Министр Луис едва слез с высокой кровати, конечности его плохо слушались и ужасно затекли от оков, и он быстро понял, что не может даже стоять на ногах, не то, чтобы куда-то идти. Падая, он приземлился на колени. Больно, наверняка останутся синяки.       − Отвратительно! — Заганос сделал вид, что зол, но на самом деле он был доволен происходящим. Ему снова представилась возможность во всех красках продемонстрировать свою абсолютную власть над этим человеком. Буквально через пару минут Заганос взял в руки плеть. Удары посыпались на пленника один за другим. Бил Заганос на этот раз сильно и слишком резко. Луис был ужасно напуган, он, и правда, пытался подняться из последних, оставшихся у него, к тому моменту, сил. Вышло не сразу. Но Заганос отступил и убрал плеть.       Схватив обнаженного пленника за окровавленное запястье, Заганос потащил его в сторону комнаты для купаний. Идти оказалось совсем недалеко, вот только Луису путь показался вечностью. В таком отвратительном состоянии его могли увидеть приближенные Заганоса, дворцовая стража, да кто угодно ещё… Правда, Заганос выбрал такой маршрут, заставляя следовать министра по особому тайному коридору, чтобы их уж точно никто не смог застать врасплох. Но Луис, конечно же, этого знать не мог.       Но вот, они пришли, и Заганос толкнул его на холодный, украшенный роскошными плитками пол, выполненными в турецком стиле. Больно…приземление на пол было не из приятных, всё тело отдавало судорогой, пленник едва в состоянии нормально дышать. Он не мог не догадываться, что это, конечно, далеко не всё, что Заганос задумывал сделать с ним на этот раз.       Заганос облил пленника холодной водой. Всё его тело тряслось то ли от страха, то ли от холода, то ли от всего сразу. Принеся необходимые предметы для мытья, Заганос решил сделать это прямо на полу, хотя рядом стояли удобные, отделанные плиткой лежаки. Его руки также властно проникали в нутро министра, как и прежде. Луису было ужасно больно, его хриплые крики об этом явно свидетельствовали. Но Заганос продолжал с холодной стремительностью. В итоге он полностью помыл пленника. Тот то и дело брыкался, сам того явно не желая, но из-за ужасных ощущений, которые он был никак не в состоянии вытерпеть, происходило то, что происходило.       Заганос надавливал на ранки сильнее в те мгновения, но Луис и не думал прекращать. Когда Заганос закончил, пленник едва оставался в сознании. Нет, идти он больше никак не смог бы. Пол был опасно скользким. Заганос не стал рисковать, ему пришлось нести балтийца на руках. Конечно, султан уже мечтал, как накажет пленника за эту, его недопустимую телесную слабость. Кстати, несмотря на высокий рост, Луис не был тяжелым.       Вот они снова в спальне. У Луиса глаза были закрыты, под ними слегка заметными полосками вырисовывались отеки. Заганос вздохнул: «Почему ты только не согласился? Зачем отверг мое предложение? Если всё дело в пресловутой гордости, то я быстро тебя от нее избавлю».       Следующее, что сделал султан после того, как положил министра на кровать, с силой ударил по заду. Султан думал повторить, но Луис уже очнувшись, болезненно повернулся.       − Как же ты меня раздражаешь, не думал, что ты окажешься настолько слабым. Пожалуй, следует наказать тебя за то, что разочаровал меня.       Заганос снова заключил министра в оковы. Пусть раны были обработаны мазью, боль от соприкосновения с металлическими браслетами стала довольно ощутимой. Ненадолго отлучившись, Заганос на этот раз принес целый набор «игрушек» и поместил на прикроватную тумбу со словами:       − Теперь часто придется пользоваться ими для твоего «воспитания», пусть будут всегда под рукой.       − Ты же … это несерьезно?! Не думал, что ты можешь быть настолько мерзким ублюдком.       − Хах! Да что ты?! Разве я приказал тебе «думать»? Посмеешь снова «плохо себя вести», жестокость наказаний будет идти по нарастающей. Я планирую получить максимум удовольствия от всего этого, и, если вздумаешь мне помешать, пеняй на себя.       К тому же, не забывай, я в любое время могу расторгнуть мирный договор с твоей страной, вернуться в вашу столицу со всей своей армией и стереть Балт-рейн с карты Румерианы. Как тебе такая перспектива? Ещё раз осмелишься попросить меня о смерти или хуже сам что-то такое выкинешь, я это обязательно осуществлю. Только учти, умереть тебе я не дам и обязательно возьму с собой, чтобы ты лично смог удостовериться в том, что я всегда выполняю обещания.       Но, а если, наконец, решишь принять неизбежное, то быстро ко мне привыкнешь и даже сам станешь просить о подобной близости. С чего бы мне начать? Ах да, я хочу, чтобы ты уважительно ко мне относился. — Заганос достал пару интересных игрушек. Несмотря на наличие удерживающих браслетов, Луис сильно дернулся. На что Заганос рассмеялся:       − Ну чтож, приступим. Сперва я разъясню тебе правила нашего дальнейшего взаимодействия:       во-первых, ты должен ко мне обращаться не иначе как «господин султан», во-вторых, быть благодарным и безропотно принимать всё, чтобы я с тобой не вознамерился сделать. И последнее, такое же, донельзя простое правило: всегда подчиняйся любым моим приказам, какими «оскорбительными» они бы тебе не показались. Надеюсь, у тебя хватит ума следовать этим простым требованиям.       Сегодня Заганос решил использовать целый набор «игрушек»: анальные шарики, пробку, стек, кольцо и огромного размера фаллос (который значительно искалечит ещё такой узкий и неподготовленный к подобным играм проход министра).       На следующий день после использования всех этих игрушек, Заганос решит смилостивиться над пленником и не станет его насиловать. Всего лишь хорошенько промоет его тело, используя на этот раз клизму, дабы хорошенько отчистить проход от скопившегося кровяного гноя и спермы, ну и легкую, «особую» генитальную плетку, которой хорошенько пройдется по, и без того исполосованному заду, чтобы пленник не особенно расслаблялся во время «отдыха».       Порка вообще станет так называемым ежедневным «воспитанием» пленника, даже потом, годы спустя, Луис не сможет смотреть на орудия порки без внутреннего содрогания. У Заганоса скоро появятся любимые «игрушки», например, небольшие бусы с анальными шариками, которые как покажет ему практика, будут отлично стимулировать проход пленника, а вместе с членом Заганоса и вовсе доводить тело до исступления. И без того тихо звучащий голос Луиса, постоянно будет отдавать той самой, ласкающий слух хрипотцой.       Начал Заганос с того, что заставил Луиса принять колено-преклонное положение. Держатели пришлось несколько отодвинуть и получше закрепить настолько, чтобы у пленника не вышло бы даже немного изменить выбранную Заганосом позу.       Луис не видел, какую из вышеперечисленных игрушек Заганос решил выбрать для него первой. Почувствовал лишь неприятное проникновение, Заганос смазал только игрушку, правда, смазал достаточно, но сам проход министра оставил без внимания. Конечно, Луис совсем не был возбужден, напротив, всё его тело сжималась, словно стараясь вытолкнуть из себя инородный предмет. Заганос медленно вводил игрушку. Пробка оказалась слишком широкая для узкого прохода, поэтому Заганос заставил пленника раздвинуть ноги пошире, и сам как можно более широко раздвинул его ягодицы, дырочка была явно непривыкшей к таким проникновениям.       Пленник начал болезненно вскрикивать, находясь внутри «игрушка» делала ему отвратительно больно, а эта поза…заставляла чувствовать невероятный стыд. Введя пробку до конца, Заганос двигал ей внутри министра, приступая к стимуляции простаты. Ну а после, взялся надрачивать член балтийца всё-таки начавший реагировать на массаж простаты. Луис возбудился и через какое-то время уже готов был кончить, но Заганос не позволил ему этого, быстро надевая особое кольцо на эрегированный член, закрепляя у основания.       − Ещё нет. У меня на тебя большие планы, − Заганос рассмеялся, и, сказав это, одновременно хлестко ударил министра по заду, в очередной раз, помогая пробке войти до конца, подтолкнув ее рукой.       − Агх!       − Похоже, мне снова понадобиться плетка. Слишком ты уж шумный, не то, чтобы мне не нравилось, но так тебя не хватит до основной части. — Исполнив свой замысел, Заганос нанес ещё пару-тройку сильных, хлестких ударов.       Внутри у пленника всё уже слишком болело еще после вчерашнего насилия, и он думал хуже просто некуда. У Луиса скоро начали давать о себе знать колени, внося свою лепту в общий болевой «букет».       Заганос играл каждой игрушкой внутри министра довольно продолжительное время, иногда позволял пленнику кончать, снимая кольцо с его члена, но быстро заставлял возбуждаться вновь. На удивление министра, Заганос чуть ли не с прошлого раза узнал все его чувствительные местечки и сразу же начал злоупотреблять этим, своим знанием. (Но только позже Заганос поймет какие места по-настоящему особенные для министра, и как именно следует их возбуждать, ну а пока он был не особо изобретателен. Все его ласки отдавали откровенной грубостью, пренебрежением или холодностью, но Луис сам по себе отличался повышенной чувствительностью, и у Заганоса всякий раз получалось воплощать задуманное).       Особенно понравилось Заганосу играть с анальными шариками, вводя их в министра один за другим, вдоволь наслаждаясь его криками. Большие и бесконечно длинные, когда Заганос ввел их до конца, пленника силой пришлось приводить в сознание. (Правда, такие игры оставили жестокий след на здоровье балтийца. В последующие годы у бедняги будут редкие, но продолжительные боли, сопровождаемые кровью и гноем. Не говоря уже про серьезную, психологическую травму. Беспричинные слезы, панические атаки, ужасные кошмары во сне и наяву, вот только одни из симптомов. Успокоительные не всегда помогали, а принимать чужую помощь в такие моменты, Луис совсем не хотел. Порой, он вынужден был по неделе проводить в постели…)       В последней части сегодняшней экзекуции Заганос приготовил огромный (в разы больше собственного члена) фаллос и взял стек. Вот здесь-то пленник и не выдержал, начал слезно умолять Заганоса о … пощаде. В ответ на это султан злобно рассмеялся. Заганос играл всем сразу, стеком ему нравилось задевать соски министра, то и дело нанося по ним хлесткие удары, пару раз снова прошелся по ягодицам пленника, и в довершении, занялся «воспитанием» грязной дырки, как Заганос определял ее вслух, чтобы ещё больше задеть и унизить пленника.       Самой ужасной частью экзекуции стало использование Заганосом огромного фаллоса. Несмотря на вполне достаточное количество смазки, даже само проникновение оказалось для министра сущим кошмаром. Каждый сантиметр широкой и бесконечно длинной «игрушки» казалось разрывал его внутри, проникая глубже и глубже.       Луис просто не мог не сорвать голос от сильной боли и внутреннего раздражения стенок. Введя «игрушку» до конца, Заганос не сразу начал ей двигать, давая пленнику более-менее свыкнуться с ужасными ощущениями.       − А теперь запомни, если еще раз обратишься ко мне без должного почтения, клянусь, я оставлю это в тебе на всю ночь. Ты меня понял?       − Да, господин султан. Агх-агххх!!! — Заганос решил, что просто ввести игрушку слишком мягкое наказание, и стал стараться ей хотя бы немного подвигать. Успокоился султан только тогда, когда, впервые вынув стимулятор увидел, что тот весь в крови.       Следующим его шагом стало скорейшее нанесение кровоостанавливающего средства внутрь министра, Заганос теперь делал это исключительно пальцами, намазать другие игрушки он боялся, их использование могло усугубить ситуацию. Луис снова слишком быстро потерял сознание, но на этот раз приводить его в чувства Заганос не решился. Так пленник «проспал» до утра.       Другими ранами Заганос не занимался. Решил подождать пока пленник не очнется. Вот только, на этот раз, он не ушел сразу, а остался сидеть рядом с потерявшим сознание балтийцем. Турецкий султан, казалось, мог только сейчас позволить себе так откровенно его рассматривать.