– Джим, это ты из тура привез? – с улыбкой удивления спросила женщина, принимая кружку горячего кофе. Обычно во время туров у обоих немного времени на осмотр достопримечательностей и тем более покупку сувениров. Мужчина, садясь с такой же кружкой на высокий стул напротив, легонько кивнул. Он не видел Кристину несколько месяцев, и вот теперь, когда тур ее группы, наконец, закончился, взгляд ее темных глаз, казалось, стоил ожидания в вечность.
Электрический прибор приглушает монотонное гудение и щелкает выключателем, но в углу гостиной проигрыватель все еще еле слышно крутит винил Pink Floyd, пока звук льющегося кипятка отражается от стенок чашки и рассеивается по помещению. На экране телефона светится оповещение о нескольких пропущенных и смс от Шона и Мика, содержащих явно не пожелания добра. Мужчина пропускал дни работы в студии, догоняя график по ночам и оставляя записки рядом с ударными Клоуна, просто чтобы показать, что он еще жив и работает. Ведь пока это все, что от него требуется. Он садится за стойку и делает глоток, не обращая на световой индикатор никакого внимания. Музыка вьется, изгибается причудливыми формами, но не наполняет пустоту, и все же тишина закончившейся пластинки вдруг захлестывает с головой. Мужчина поднимает звукосниматель, но оставляет винил на проигрывателе, будто там ему самое место. Из приоткрытого окна веет холодом, затекшие мышцы ноют, и решение принять ванну приходит естественно и легко. Он достает из комода свежее жесткое полотенце и поднимается по деревянным ступеням. Из зеркала ванной на него смотрел усталый мужчина. Мешки под глазами, проблески седины в светлых волосах и бороде, которые он никак не успевает подкрасить, несмотря на достаточное количество свободного времени. Он заметно осунулся в последние пару месяцев, не поддерживая определенного расписания.Сильные руки обнимали узкие женские плечи и перебирали мягкие черные волосы. Было поздно, на экран телевизора, на котором Декстер приговаривал очередного убийцу, двое уже давно не обращали должного внимания. Хриплый голос нашептывал в темноте на ушко: – Натараджа – один из самых популярных образов Шивы. Считается, что каждое движение тандавы, то есть танца, имеет определенное значение, а из самого танца берут начало создание и разрушение. – И ты веришь в это? – Я не знаю. Но мне нравится идея о том, что наш мир – это танец бога.
Он открыл краны и пустил по трубам воду. В ожидании время начинает ползти со скоростью младенца. Накатывало смутное раздражение: ванна наполнялась недостаточно быстро. Мужчина опустил в прозрачную воду руку, чтобы проверить температуру, но так и не достал ее из ванны, присев на пол и опершись о белые стенки. Раздраженная от перепада температур кожа краснела, но это как раз то, что ему было нужно. Мужчина неторопливо снял одежду и позволил всему телу почувствовать легкое жжение. Горячая вода щипала. Кажется, физическое было единственным чувством, ощущаемым в полной мере. Эмоции же, настроения, аффекты – он никак не мог окунуться в них целиком и полностью. Все будто бы приходило извне, из прочитанных книг и просмотренных фильмов, и никогда не было глубоким: вместо того, чтобы тащить на дно или парить в невесомости воды, они лишь рассекали ее пером. Это была сухая теория чувств, страницы которой заметно обветшали со временем. Даже желание испытать все на практике незаметно перестало выедать внутренности. Вода прибывала, и давление в легких ощущалось все сильнее, расходилось по всему телу. Он встал на колени, опустил лицо в воду. Хотелось кричать. Вода заливалась в уши, и перед глазами была лишь размытая картинка белой поверхности.– Джим, посмотри на меня, – ее голос чуть ли не молил. Кристина взяла его лицо в руки и продолжила. – Так больше нельзя. Мы больше так не можем. Эти отношения иссушили нас обоих, и ты знаешь, что дальше только регресс. Это было похоже на оглашение приговора или озвучивание доктором диагноза. В обоих случаях вы уже знаете, что вас ждет, возможно, даже давно, но все равно это самое мгновение выбивает из легких воздух одним точным ударом. Джим знал, что это произойдет. Он ждал этого, но в глубине его души всегда было место для маленькой надежды на спасение. Теперь же, когда все мосты сожжены, остается только учиться плавать. – Это тупик. И я не вижу из него другого выхода. Шепот заполнял весь дом и отражался от всех стен. Слова продолжали возвращаться, и, казалось, им не было конца.
Давление усиливалось, он слышал стук собственного сердца. Волосы в невесомости воды парили вокруг лица. Жжение прошло, но оно было так необходимо. Хотелось больше. Хотелось, чтобы оно пронизывало до самых костей. Хотелось, чтобы вместе с ним ушла и пустота.Это тупик. И я не вижу из него другого выхода. – Да. Да, ничего. Пожалуй, ты права. Как всегда. – Ее глаза излучали горечь и сожаление, но к этому все и вело. Джим лишь слегка, возможно, в последний раз, улыбнулся сквозь боль и убрал за ухо ее черную прядку.
Он закрыл глаза и закричал.***
Оставленный на кухне кофе медленно остывал. Приглушенный искусственный свет бликом ложился на статуэтку индуистского бога, отраженный в блестящей поверхности. За окном ждала тьма. Она, медленно разрастаясь, просачивалась сквозь панорамные окна и заполняла собой пространство дома, окутывая, будто коконом, кухню, где еще был включен свет. Навеянный запах ночи и сырого дерева держал на том краю, где забытье граничит с забвением, и не давал раствориться в этой тьме. Снаружи ветер качал ветви деревьев. Шел дождь.