Уроки дядюшки Шео

      Первый в этом году поход в Хогсмид нагрянул внезапно, как неучтённая в методическом плане проверочная работа на уроке у прислушавшегося к воле своей левой пятки профессора Снейпа. То есть, вроде все и знали, что рано или поздно что-то такое случится, и вроде бы даже смирились с этим, но факт того, что этот кошмар произойдёт вот прям сейчас, сию же секунду…       Удивительно, но в это воскресенье, впервые за всё существование Хогвартса, дети упустили время своего законного выходного. Когда декан Гриффиндора зычным голосом объявила, что сам поход в соседнюю деревню начнётся через полчаса, и попросила всех собирающихся прогуляться к этому времени быть около главного входа, на Большой Зал опустилась тишина, близкая к абсолютной. В ней слышно было, как Рон Уизли спешно дожёвывал свою порцию бекона, и как где-то под потолком кружила какая-то мечтательная муха, периодически тараня иллюзорное ясно-голубое небо, и, конечно же, сталкиваясь с суровой реальностью каменного потолка. Ученики с третьего курса и старше недоуменно переглядывались, силясь понять, как же так случилось, что они все забыли об этом знаменательном событии.       Впрочем, спустя всего лишь полминуты привычный шум разговоров – попросту говоря, галдёж – вернулся под своды самого большого помещения древнего замка, и даже стал более громким и звучным. А еще спустя полминуты толпа школьников, напоминая собой приливную волну, помчалась по направлению к выходу, устраивая в дверных проёмах кратковременные заторы, которые, однако, рассасывались уже после первых трёх подзатыльников, которыми друг друга щедро награждали самые нетерпеливые участники этих маленьких давок.       Успеть попасть в Хогсмид хотелось всем.       На месте остались только ученики первых и вторых курсов. И если первачки немного нервно оглядывались на устроивших в принципе весёлое нарушение дисциплины старших товарищей, а некоторые и вовсе часто моргали, смахивая слёзы обиды на то, что их в Хогсмид не пускают, то уже более опытные второкурсники с удовольствием доедали тосты с джемом и запивали их чаем, кайфуя только от того, что в новеньких чашках (явно недавно закупленных на сезонной распродаже) плескался не мерзкий тыквенный сок, а вкусный и сладкий чай с лимоном.       В коридоре между тем послышался чей-то громкий голос: похоже, кому-то полученный в давке подзатыльник не пришёлся по нраву, и теперь этот кто-то искал своего обидчика, пылая жаждой мести. Минерва почти обречённо закатила глаза, будто прося небо о терпении (небо, судя по оставшейся статичной иллюзии на потолке, было к её мольбам глухо и слепо), и понеслась разруливать ситуацию, пока она не переросла в конфликт и не сорвала внезапно-долгожданный поход. Амбридж скривилась, но накалять ситуацию не стала и промолчала – она уже поняла, что в Хогвартсе её не любили. А просыпаться ещё раз в компании своих «сестёр по духу», болотных жаб, Инспектор не желала категорически. Профессор Шеогорат что-то недовольно пробурчал себе под нос и всыпал в свой чай седьмую ложечку сахара. На это кулинарное извращение с диким ужасом на дне глаз смотрел профессор Снейп – и если бы кто-нибудь сейчас сумел бы преодолеть его крайне качественную ментальную защиту, то он бы с удивлением узнал, что мрачный зельевар, кошмар студентов и даже даэдрапоклонник в данный момент давил в себе желание схватить в руки крест (и даже неважно, какой – католический, православный или ещё какой-нибудь) и, размахивая им, шептать или орать «Чур меня, чур меня!» - любимую мантру-оберег Долохова, которой он достаточно регулярно на тусовках Пожирателей приветствовал Волдеморта… Ну, если он вчера принимал на грудь анисовки, и в помещении, где проводилось собрание, было не очень светло. Сладкое зельевар любил в меру, и смотреть на устроенное профессором Защиты кулинарное извращение Северусу было невмоготу.       Сивилла Трелони в меру меланхолично звенела своими многочисленными бусами, а Дамблдор – как и обычно – улыбался в свою бороду так таинственно, что Джоконда, увидев эту улыбку, тихо повесилась бы в тёмном уголке от зависти ещё разок – ведь, как известно всем интересующимся этой историей магам, Лиза дель Джоконда погибла именно от того, что, увидев как одна из её подруг ухитрилась улыбнуться загадочнее её, она в порыве депрессии залпом выпила целый пузырёк аква тофаны… И с тех пор пребывала в виде призрака, обитала в одном итальянском старинном замке, в котором регулярно устраивала истерики, швыряя в стенки попавшиеся под её полупрозрачную руку предметы, антикварные и не очень – и этим доводила впечатлительных магглов, по тем или иным причинам оказавшихся в замке, до икоты, нервного тика и вызова экстрасенсов.       День обещал быть насыщенным, суетливым, бестолковым и радостным – в общем, чудесным типичным Хогвартским выходным. ***       Свободный домовой эльф Добби в тот же день также решил прогуляться по Хогсмиду. При поступлении на работу в Хогвартс он настоял на включение в «социальный пакет» (это жуткое словосочетание его заставила вызубрить Гермиона, и оно, как ни странно, помогло – услышавший эту белиберду принимавший эльфа на работу в Хогвартс директор подписывал договор со всеми требованиями Добби, хохоча как Люциус Малфой, в шестнадцатилетнем возрасте случайно сваривший в личной лаборатории вместо модернизированного зелья Сна-Без-Сновидений крайне забористый и крайне летучий галлюциноген, и, естественно, нанюхавшийся в процессе варки паров этого чудо-снадобья – это, конечно, было уже давновато, но Добби этот случай помнил) и выходного дня – хотя бы одного в год. И отпуска.       Отпуск у Добби был нескоро – в июле, а вот настоящий выходной наступил уже сегодня. Винки, конечно, осуждающе качала головой и бурчала, что, мол, приличные домовики всяких выходных себе не устраивают, когда работа есть, и вообще, позор это… Но что она понимает? Глупая-глупая домовушка, сама не понимающая всей выгоды положения «свободного эльфа».       И вот сейчас, надев свой парадный, связанный руками Гермионы, свитер канареечно-жёлтого цвета с то ли ирландским четырёхлистным клевером (но тогда было непонятно, почему клевер был розовым), то ли уродливой петунией, то ли упоротой бабочкой без усиков, на груди, эльф неспешно прогуливался по направлению к «Трём Мётлам». Свитер был дорог Добби как подарок на получение работы – оплачиваемой работы! – в замке, и поэтому надевал он его только в самых важных случаях, как, например, выходной или очередное спасение Гарри Поттера. Но пока Поттер вполне успешно ухитрялся спасать себя сам, ну или вообще пока не встревал во всяческие приключения, на которые у него была то ли магическим даром обусловленная чуйка, то ли не в меру активные вторые девяносто, которые ни в коем разе не желали оставаться унылыми булками – и поэтому черёд свитера настал только сегодня.       По улице весело сновали студенты, за окнами магазинчиков видна была шумная и даже немного деловая суета, всюду слышался громкий смех и гомон. Было достаточно прохладно, но на удивление ясно, и солнечные лучи слепили привыкшие к таинственным теням коридоров Хогвартса глаза.       Засмотревшись на толпу, Добби не заметил, как врезался в кого-то. «Кто-то» сдавленно охнул и явно от души и не менее явно непечатно выругался на незнакомом эльфу языке – костлявая тушка эльфа явно попала ему прямиком по колену.       Добби слегка испуганно вскинул голову и посмотрел на темноволосого молодого мужчину в тёмной одежде, который сейчас, судя по неописуемому выражению его лица, явно усиленно подавлял желание попрыгать на одной ноге, хватаясь за другую, пострадавшую. Подавив это желание, наряду с желанием орать, мужчина перевёл взгляд на виновника происшествия. Добби поёжился. Глаза мужчины были вроде бы самыми обычными, карими, но было на их дне что-то такое… Странное. И жуткое. Что-то, что гипнотизировало, не отпускало, не давало отвести взгляд. Что-то, от чего хотелось поклониться мужчине со всем доступным уважением и исполнить любой его приказ, что-то, что с ленивым интересом смотрело, кажется, насквозь. Что-то, от чего хотелось убегать, что-то тёмное, непонятное… и интересное.       Но тут мужчина моргнул, и нечто из его зрачков исчезло, заменившись на бесшабашный блеск и хулиганские весёлые искры. Мужчина улыбнулся и вполне вежливо произнёс:       - Простите меня, пожалуйста, уважаемый, я засмотрелся на эту прелестную суету и не смог вовремя Вас заметить.       Добби подозрительно сощурился. Вежливость от мага (а это явно был маг, магглов в Хогсмиде даже во времена Святой Инквизиции не видывали) по отношению к домовому эльфу была вещью странной и очень непривычной. И заставляла искать подвох. Подвох, правда, пока находился слабо, но это отнюдь не умаляло разыгравшейся паранойи эльфа. А мужчина, умело игнорируя настороженную рожу, которую Добби очень старательно корчил, продолжал:       - Такое оживление, такая суета, такое количество столь молодых чародеев! Для меня это очень непривычное зрелище – я, понимаете ли, иностранец – и оттого такое интересное!       Добби, услышав слово «иностранец», оттаял и кивнул, принимая извинения. Как коренной англичанин (ну и что, что он эльф – это не отменяет того, что он родился и вырос на Туманном Альбионе!), он искренне считал, что в Англии всё самое чудесное, невероятное и требующее всеобщего восхищения и поклонения. И версию того, что иностранный маг загляделся на то, как проводят свой выходной студенты лучшей в мире школы магов, и именно поэтому не заметил его, он принял легко.       Поэтому эльф так же легко согласился указать несчастному, не имевшему чести родится на территории Великобритании, Сэму Гевену место, где «можно неплохо прогреть кости».       Сэм, на взгляд свободного домового эльфа, оказался отличным парнем. Он с явным удовольствием дегустировал различные виды алкоголя в «Кабаньей голове», и даже – в качестве извинений за то, что не смотрел, куда шёл – каждый вид алкоголя он покупал и себе, и эльфу. А ещё он знал множество интереснейших историй разной степени приличности – и как же всё-таки хорошо, что студенты в «Кабанью голову» до совершеннолетия не пускались. Ближе к вечеру пьяненький, наслушавшийся историй и насмеявшийся до икоты Добби уже считал Сэма своим лучшим другом. Наравне с Гермионой и Гарри – а это уже о чём-то да говорило… ***       За крайне эпическим возвращением свободного домового эльфа Добби обратно в Хогвартс наблюдали две смутные, почти невидимые для всех, кроме себе подобных, фигуры. И если один из наблюдавших на каждое невписывание мелкой тушки в очередной поворот, каждое столкновение с предметами, каждый нетрезвый ик, и каждую строчку песенки, пропетой мимо нот и ритма, только довольно улыбался и удовлетворённо щурился, то второй явно едва сдерживался от дикого истерического ржача.       Наконец, эльф добрался до своей коморки, которая раньше была кладовочкой из серии «швабру запихиваем в этот шкафчик всемером», поприветствовал дверцу лбом (судя по раздавшемуся звуку, лоб у Добби был как минимум медным), дополз до койко-места (оно же бывшее исполнителем функции шкафа – небольшой старый сундук с проржавевшим насквозь, и оттого априори не закрывающимся замком, на крышке которого и лежал матрасик) и, увидев подушку, моментально отрубился.       И если бы не чьё-то сдавленное хихиканье, обещающее в недалёком будущем всяческие пакости, и эхом гуляющее по коридорам древнего замка, можно было бы сказать, что всё по-прежнему.       - Ну что, друг мой, - тёмная фигура, прямо-таки пропитанная довольством, обратилась к своему уже еле дышащему от сдерживаемого смеха спутнику: - Порадовал ли я тебя?       - Не то слово, как порадовал, - полузадушенным голосом отозвался «друг», и отдышавшись, продолжил: – А я голову ломал, кого же ты выберешь, а то всё крутился вокруг, крутился… Честно говоря, подозревал почти весь преподавательский состав, ну, за исключением Снейпа и Дамблдора. И, если честно, склонялся больше к кандидатуре Хагрида. Но ты… Отчебучил такой финт ушами… Надо же – домовик! Снимаю шляпу, на этот раз ты ещё более упоротый чем я!..       Довольный таинственный человек (а человек) ли? хмыкнул. Судя по всему, то, что его признали «более упоротым», пришлось ему крайне по душе. Как, впрочем, и беседа, и причина для этой беседы. ***       Альбус Дамблдор не был доволен прошедшим днём. Впрочем, тем, что происходило в стенах вверенного ему замка, он был недоволен ещё с начала августа, когда невероятно остро встала проблема поиска нового преподавателя ЗоТС. Он, вообще-то, тогда уже даже был готов отдать пост Снейпу, потому что даже мерзко-розовая жаба Амбридж, манерно поджав губы (что в её исполнении выглядело настолько ужасно, что Альбус был готов лишить себя зрения посредством маггловского миксера), отказалась от проклятой должности, как бы министр её не уговаривал. А других кандидатов, по сути, и не было. Аластор при одном упоминании преподавательской деятельности валился в истерику (кажется, многомесячное пребывание в собственном сундуке сорвало последние винтики в башке аврора, и теперь его крыша пребывала в свободном парении, по настроению выполняя фигуры высшего пилотажа, включая небезызвестный финт Вронского), Ремус после того как едва не покусал Гарри Поттера в своей волчьей ипостаси, окончательно стал считать себя не имеющим права быть рядом с детьми, Сириус вообще зэк. Беглый зэк. И если бы он был ну хоть амнистирован, Дамблдор смог бы притащить Блэка в школу, благо, преценденты были – вот Снейп, судимость в личном деле имеет, а преподаёт же! – то вот статус беглеца закрывал эту возможность. А как председатель Визенгамота, Альбус Сириусу амнистию тоже дать не мог – за что, за побег что ли? Ну не Молли Уизли же было тащить на эту должность, хотя, если начистоту, по сравнению с той же Амбридж грозный, вооружённый кухонной утварью матриарх рыжего семейства была бы куда как лучшим учителем. По крайней мере, в этом случае все ученики бы знали, что получить сковородкой по кумполу – это очень больно и гриндилоу, и боггарту, и всяким там Пожирателям Смерти во главе с Волдемортом, чтоб ему, полузмею безносому, линялось каждый месяц.       И вот, когда в седую голову светлейшего волшебника уже забегала крамольная мысль украсть у Тома какого-нибудь из его Пожирателей, ну или на крайний случай всё-таки уговорить Слизнорта вновь вести зелья, а на Снейпа таки спихнуть ЗоТС, наконец-то удача улыбнулась Альбусу. По крайней мере, он тогда так посчитал.       Бодрый и весёлый джентельмен, представившийся как «мистер Шеогорат», заявился прямиком в Хогвартс, и сходу предложил заполнить своей личностью вакантное место в преподавательском составе. Альбус возрадовался и быстро согласился, проигнорировав взвывшую благим матом интуицию – положение было безвыходным, а мистер Шеогорат был настоящим спасением, и плевать, если с ним что-то не так, на этот случай в школе есть Гарри Поттер, на личном счету которого уже два лично нейтрализованных профессора, и ещё два - к отстранению от учебной деятельности которых он хоть не имел прямого отношения (ну, по крайней мере, не сжигал посредством материнской защиты и не сталкивал пинками в Тайную Комнату, откуда после Локхарта достали невменяемым, Рон нервно косился на спокойно и даже несколько отстранённо улыбающегося Поттера, и оба ученика упорно, как советские партизаны, молчали в ответ на все расспросы, что же именно такого случилось с Гилдероем), зато его самое непосредственное и крайне деятельное участие было неоспоримым.       И вначале всё было хорошо. А художественно скрипящий зубами Северус (до полноценного «Полёта валькирий» было ещё далеко, но некоторые ноты определённо угадывались) никого не интересовал. Все привыкли уже. Новый учитель взялся обучать молодёжь с явным энтузиазмом и фантазией, и даже немного поплёвывал на программы Министерства, апробированные Фаджем, что, если честно, не могло не радовать Дамблдора, знающего о надвигающейся войне и искренне желающего дать детям больше шансов на выживание в ней.       А потом в Хогвартсе начала происходить какая-то, мягко говоря, галиматья. Сначала незаметная, но с каждым днём она всё более явно обретала черты того, что магглы часто характеризовали словосочетанием «неведомая хрень». А интуиция Альбуса всё так же орала, крыла хозяина семиэтажным матом и билась в истерике…       Голова шла кругом и болела от всевозможных напастей, одной из главных среди которых был внезапно открывшийся именно сейчас пророческий Дар Поттера – что было совсем некстати, за хороших оракулов, умеющих владеть своим Даром, шла нешуточная борьба, и, прознай та же Франция о том, что Гарри уже не нужно дышать всякими парами или спать, чтобы глядеть в «сумерки грядущего», никто бы просто не позволил делать из Мальчика-Который-Выжил Мальчика-Который-Героически-Убился-Об-Волдеморта, а то бы и просто забрали подростка с целью «оградить несформировавшуюся и хрупкую психику провидца от ужасов вашей войны» (и это был ещё не самый скверный вариант развития) – и таким образом Великий План директора, любовно выстраиваемый уже много лет, со свистом и гаком полетел бы к чертям собачьим. Слишком ценным ресурсом были провидцы такого уровня, слишком редко они появлялись, и слишком много добра и пользы могли причинить. Вот все магические страны и тщательным образом следили за появлением новых пророков, даже не на своей территории – и после тщательно задабривали разнообразными плюшками, активно переманивая к себе, стремясь заполучить такой козырь в политических играх и такой рычаг влияния на весь мир в целом. Ибо кто предупреждён – тот вооружён.       Также немалые неприятности доставляли и странные глазастые тени в библиотеке, на которые регулярно жаловалась мадам Пинс, и расшалившийся Пивз, и те самые дурацкие лимоны, которые, мать их, просто-напросто вырастали на той картине на радость Флитвику и старшекурсникам Райвенкло, которые вознамерились изучить этот феномен. И это только самые выдающиеся пункты из немалого списка мелких пакостей, которые жизнь, карма и судьба устроили директору. Из менее раздражающих, но всё равно неприятных казусов был, например, тот же Снейп, который в последнее время выглядел ну просто возмутительно здоровым и довольным жизнью, и который куда как меньше зверствовал, и даже пару дней назад добавил балл Гриффиндору! В шоке тогда были, помниться, все – начиная от самой второкурсницы, которая интуитивно сделала зелье так, как сделал бы его небезызвестный в узких кругах Принц-Полукровка( бедная девочка, мадам Помфри её полдня потом отпаивала успокоительным), и заканчивая на редкость крикливой рассадой мандрагор в теплицах Спраут, и отдельно кошки Филча, которая хоть и была по-прежнему на редкость тощим и облезлым созданием, но что-то с ней было явно не то. Или, может, это просто уже паранойя разыгралась?..       И та же интуиция настойчиво взвизгивала, что это ещё не конец. Далеко не конец. Только начало. И что грядёт… Да писец и грядёт. В лучшем случае.       И вот сейчас – Альбус чувствовал, что что-то происходило. Прямо сейчас, в эту вот самую секунду. Но – что? Где? – было абсолютно непонятно. И поэтому принимать меры было невозможно.       Что злило и расстраивало неимоверно. ***       В тёмном-тёмном, определённо мрачном и определённо готичном замке, в тёмной-тёмной, также мрачной и готичной комнате, в тёмном-тёмном, не менее мрачном и готичном шкафу в обнимку с гигантской змеёй сидел Тёмный Лорд Волдеморт и мелко-мелко дрожал, прислушиваясь к тому, как страшное, жуткое и ужасное Нечто процарапывало ногтями толстую металлическую дверь с начерченной на ней целой связкой запитанных кровью рун, повышающих прочность и держащих сильнейшие щиты.       Судя по скрежету, двери оставалось недолго. Руны искрили, светились всеми цветами радуги, и вообще было видно что вся навороченная магическая защита уже была на последнем издыхании.       Забаррикадировавшийся в шкафу Волдеморт поёжился и отвинтил крышку с бутылки, полной святой воды. Сейчас он был готов дорого продать свою жизнь, и обороняться собирался любыми средствами, включая дикие вопли, чеснок, соль и осиновые колья – ибо, как выяснилось опытным путём, Авады это ужасное Нечто не брали. Нечто в ответ на прилетавшие в него Авады только пошло хихикало и приговаривало нечто вроде «Пупсик, ты такой шалун!».       Нужно было только дождаться рассвета… Оставалось всего-то с час вытерпеть, ну максимум с полтора. ***       Рассвет в Хогвартсе ознаменовался диким воплем, отдалённо напоминавшим кукареканье (что вообще-то для фениксов не особо характерно) феникса Фоукса, который, то ли вообразив себя петухом, то ли ещё что-то решив своими птичьими мозгами, дико и торжествующе заорал, да так, что даже профессор Снейп, в тот самый момент укоризненно и в меру назидательно снившийся близнецам Уизли, поёжился и поплотнее закутался в одеяло, натянув на голову подушку.       Гриффиндорцы в своей башне вскочили все, потому что магглорожденные, услышав долетевший до них вопль Фоукса, решили, что это надрывается пожарная сирена, и устроили панику. Паника оказалась крайне заразительной, и вскоре уже все гриффиндорцы пребывали в истерике. На шум прибежала Минерва, понеслось разбирательство… На завтрак ученики алого факультета должны были прийти накачанные успокоительным под завязку… Ну, кроме Поттера и близнецов Уизли. И если с Поттером всё было понятно – пожар он явно бы увидел заранее, и поэтому ложной тревоге не поддался (даже жаль, что другие гриффиндорцы так и не смогли выстроить эту логическую цепочку), то вот Уизли… Близнецы имели, как говориться, бледный вид и макаронную походку, и регулярно отчётливо зеленели, явно вспоминая что-то. Поэтому вместо ударной дозы успокоительного мадам Помфри прописала им по чашке крепкого кофе (пожалуй, за всю историю школы это был первый случай, когда ученики легально пили вредный для них кофе) и отпустила с миром.       Другие факультеты отреагировали менее шумно, но тоже проснулись все. Естественно, что с ними проснулись и профессора. Поэтому завтрак был ранний, но и студенты, и учителя сонными на нём не выглядели. С такой-то побудкой и такой утренней пробежкой…       Альбус Дамблдор тяжело вздохнул и выпил ещё порцию зелья от мигрени. День только начался, а он уже чувствовал себя уставшим и больным стариком. В ушах до сих пор звенело. Эх, на пенсию бы ему, доброму-предоброму волшебнику, пойти бы, да куда ж эти молодые без его мудрого руководства?       Фоукс ехидно блеснул своими глазками-бусинками и аккуратно перелетел со шкафа, на котором он после крика устроил себе убежище на случай гнева директора, на свой любимый насест.       Директор и не подозревал, что фениксу идея быть главным хогвардским будильником страсть как пришлась по душе.