Маленькая смерть

Слова, сказанные Габриэлем в сторону Азирафеля, всё ещё крутились в голове у демона. После того, что произошло в раю, его вера в непорочность высших ангелов была серьёзно подорвана, и ничто ее не спасло бы. Единственный, в чью святость он верил на протяжении вот уже шести тысяч лет и будет продолжать верить, - его лучший друг. По мнению змея, именно он светлее всех, кто наверху, чище самых светлых помыслов. Чище младенцев. Чище любого прихода. Размышляя над этим, демон злился и не сдерживал тихого шипения. Со стороны это смотрелось отчасти смешно, ведь сущность его все ещё была в обличье Азирафеля, которому не было присуще такое поведение. Хотя всё же можно отметить, что аура ангела была тёмной, и хмурое светлое лицо выглядело устрашающе. Он думал о том, как же все фальшиво в раю. В аду, может, и плохо в плане проживания (один только запах серы чего стоит), но ты знаешь, что и от кого ожидать. Наверху же концентрация лести и скрытой агрессии до безобразия высока, и, по мнению Кроули, можно было предположить, что некоторые из ангелов являлись даже более грозными змеями, чем он сам. Захлопнув за собой дверь книжного магазина и напугав тем самым некоторых мимо проходящих людей, он по щелчку пальцев закрыл ее на замок, и от удара табличка "открыто" сама по себе слетела с гвоздика: так его не станут донимать навязчивые посетители. До встречи с Азирафелем у него было еще немного времени в этом теле, именно поэтому в данный момент он находился в обители ангела, а не в своей квартире, в которую он, к слову, не горел особым желанием возвращаться. Пройдя мимо пыльных стеллажей и стопок книг, демон завернул за угол и подошел к рабочему месту святого. Именно здесь они выпивали незадолго до всей этой заварушки с концом света, и Адам постарался воссоздать все в точности как и было. По крайней мере, он старался. Это было видно и по наличию новых книг, выбивающихся на фоне старых своими светлыми корешками, и по обстановке. Возможно, теперь тут было даже более чисто, чем до неудавшегося Армагеддона. Взгляд упал на любимую кружку ангела, и, облокотившись о стол, демон очертил ее края подушечкой пальца. Сейчас, после чуда, сотворенного Адамом, нельзя было сказать, что когда-то в ней было застывшее какао, покрывшееся плотным слоем зацветшей плесени. Он осмотрел какие-то записки, пометки на столе и обернулся к небольшой софе, которая больше походила на обычное кресло. Именно на ней он и сидел в тот вечер. Цокнув, Кроули оторвался от стола, решив, что сейчас необходимо расслабиться. В какой-то момент он подумал, что друг не обидится, если в его запасах пропадет одна-другая бутылка вина. Уже распивая ее из горла на полюбившемся диванчике напротив стола, демон опьянел. Он еле сдерживал себя, дабы ничего не сломать, - так сильно его бесила ситуация с Габриэлем. Понятное дело, что нужно выставить кого-то виноватым в том, что война отменяется, но не до такой же степени. Змей уже начинал догадываться, что, скорее всего, это не первая ситуация, когда с Азирафелем обращаются подобным образом, и это выводило его из себя еще сильнее. Подорвавшись со своего места, он с силой пнул стоящую на полу стопку древних книг, которые были готовы рассыпаться в любой момент. Но нечистому было все равно, градус вина уже ударил в голову, притупляя разум. Сделав еще один большой глоток и осушив добрую часть бутылки, он задумался. "Кому вообще в голову могло бы прийти обижать такого, как этот ангел? Кому он мог не понравиться? " - размышлял демон. Даже Кроули был безнадежно влюблен в эту милую ему натуру. Отчего-то он зацепился за эту мысль, решив ее проверить. Появилась необходимость взглянуть на ангела, а небольшое чудо могло помочь ему всегда, когда бы ни пожелал этот змей. Потому-то перед ним сейчас стояло зеркало, в котором красовалось обличье Азирафеля в полный рост. Он приблизился к нему, рассматривая знакомые черты лица: от алкоголя слегка порозовели щеки, а глаза застекленели, и всё это было безумно знакомо демону. Он также окинул хмельным взглядом одежду, в которой находился, и понял, что ему до одури жарко. Снять пиджак демону не составило труда. После он приступил к рубашке: расстегивая пуговицы, Кроули пытливо исследовал открывавшиеся участки кожи, кусая губы. Разве не этого желала его сущность все шесть тысяч лет? Кончиками пальцев он прошелся по обнажённой шее, начиная с затылка и переходя на ключицы. Он чувствовал все то, что чувствовал бы его друг, если бы касался себя, и осознание распаляло его, заставляя забыть обо всем на свете. Проводя ладонью ниже, по груди, животу, он лишь дразняще огладил край брюк. Демон касался тела, что желал большую часть своей жизни и, понимая, что это, скорее всего, первый и последний раз, тяжело вздохнул. Его сущность требовала своего, когда как остатки разума старались сопротивляться алкоголю и явно проигрывали в этой схватке. Змей скинул светлую рубашку на пол, поворачиваясь к зеркалу вполоборота и касаясь молочной кожи на чувствительных плечах. Они притягивали к себе взгляд, и Кроули не смог не провести обеими руками по бокам вверх, начиная с края брюк и заканчивая грудью. По телу забегали мурашки, поднимая светлые волоски дыбом, отчего он закусил губу. Краем ногтя он случайно зацепил горошинку соска, подавляя в себе глубокий вздох. Сжав его парой пальцев, демон гулко сглотнул, наблюдая, как он напрягается и как сужается его ореол, покрываясь бугорками мурашек. Прикосновения к телу оставались все такими же аккуратными, словно щадящими, но остатки сознания покидали его прямо пропорционально нарастающей силе возбуждения. В брюках ощущалось неудобство, и демон, судорожно вздохнув, расправился с ремнем и ширинкой, наблюдая через зеркало за Азирафелем, который будто лишает себя остатков одежды. В следующий миг в стеклянной поверхности отражался уже полностью нагой ангел, тело которого было подвластно Кроули. Он зажмурился на секунду и вновь принялся кусать губы, явно не веря, что это возможно. От вида перед ним Кроули ощутил, как сильно хочет кончить. Он не тот, кто отказывает себе в своих желаниях, потому-то вскоре, не мучая себя, он провел ладонью по члену, достаточно сильно сжимая его и освобождая от нежной кожи головку. Концентрируясь на ощущениях, он прижался лбом к прохладной зеркальной поверхности, не опуская взгляда с отражения. Сделав несколько движений рукой, демон выпустил судорожный вздох, отчего небольшой участок зеркала запотел. Водя большим пальцем по головке, он размазал по ней каплю выделившейся естественной смазки, блеск которой гипнотизировал. - Азирафель, - шептал имя святого демон, не боясь, что его могут услышать. Возобновившиеся движения рукой стали более порывистые, и Кроули был явно готов вскоре попортить антиквариат, стоявший перед ним. Естественно, что это его нисколько не волновало, зато все мысли могли сосредоточится на возлюбленном ангеле, в обличье которого он находился. В очередной раз зажмурившись, демон сильно закусил губу, с тихим стоном изливаясь на зеркало. Постояв пару секунд в том же положении у раритета, Кроули постарался отдышаться. Отчего-то ему стало тяжело как морально, так и физически, что контрастировало с расслаблением после мастурбации. Он сел на софу, и голова по волшебству прояснилась, когда демон начал трезветь, возвращая весь выпитый алкоголь в бутылку. С помощью того же чуда он избавился от следов преступления, вскоре окидывая взглядом уже чистую комнату. Кроули закрыл лицо руками, потер глаза и зарылся в свои волосы: ему стало противно от самого себя. Змей-искуситель погряз в своих желаниях и не смог совладать ими. К тому же, на него напали мысли о реакции ангела: а если он вдруг узнает? Демон чувствовал вину перед другом из-за того, что сделал. Демон буквально рассыпался по частицам где-то внутри, ощущая бездонную пустоту. Сейчас, когда он дорвался до того, что желал, Кроули жалел о содеянном. Его накрывало осознание того, что, на самом деле, он так ничего и не получил, а лишь наоборот испортил всё то, что он так старался построить за долгие тысячелетия. Он боялся представить, что его будет ждать, если ангел узнает. Его не пугало, что Азирафель мог бы злиться, он страшился скорее презрения в родных светлых глазах. В этот момент змей боялся, как никогда раньше, потерять друга из-за своей глупости, и этот груз наверняка будет тянуться за ним до конца его существования.