Beguiled Again

Бен не мог быть счастливее по возвращению в Йельский университет. Его летний перерыв оказался смесью уныния (помощь церкви, пока её секретарь находилась в декретном отпуске) и нелепости (недельная прогулка с пьяными Эйбом и Калебом по Атлантик Сити). Но он провел больше времени, думая о своей дипломной работе, нежели о чем-то еще. Он даже отправил несколько электронных писем научному руководителю, доктору Арнольду. Доктору Арнольду всегда требовалось время на ответ, и Бен подозревал, что его фаворит в отделе, Пегги Шиппен, отвечает на большинство из них. С разочарованием он обнаружил отсутствие ответа на письмо, отправленное в конце июля о новом источнике. Как только Бен и его родители закончили разгрузку машины и они отбыли обратно в Сетокет, он направился прямиком в английское отделение. Несмотря на надежды, Линсли-Читтенден, ЛЧ, практически опустел за неделю до начала занятий. В присутствии единственного человека — скучающей студентки, изучающей работу — Бен прошел по коридору к кабинету Арнольда, замкнутым дверям с погашенным светом. Ничто из этого не удивляло Бена до тех пор, пока солнечный луч не пронзил окно и он смог увидеть внутреннюю часть комнаты. Он прижался лицом к крошечному окошку в двери, уверенный, что ему показалось. В офисе ничего нет — ни книг, ни бумаг, ни ступки, ни пестика, унаследованных Арнольдом от отца-фармацевта. Одни пустынные книжные полки и чистый стол с аккуратно приставленным стулом. Когда Бен отступил, он понял, что на табличке с именем пустота. Что за херь. Где он? Он сменил офис? Ага. Вероятно, заполучил кабинет побольше. Ученица в главном офисе может знать. Глубоко вздохнув, Бен направился обратно по коридору. Теперь, когда он не был полностью сосредоточен на том, чтобы добраться до кабинета доктора Арнольда, он заметил открытую дверь. Бен поспешил в кабинет доктора Ли, и благослови его Господь, мужчина сидел за своим ободранным и поцарапанным столом. Стопки книг держали каждый угол, как крепостные укрепления. Бен слабо постучал в дверную раму и улыбнулся, когда доктор Ли выглянул. — Здравствуйте, доктор Ли. Я искал доктора Арнольда. Он в новом офисе? Доктор Ли мрачно осмотрел Бена, его улыбка не повлияла на настроение мужчины. — Новый офис доктора Арнольда в Нью-Йорке. Бен почувствовал как кровь отлила от его лица, хотя биение сердца ускорилось. — Простите? — Нью-Йорк. Вы, должно быть, проезжали через него по пути сюда. Ли остановился, а затем драматично вздохнул, прежде чем продолжить. Бен затаил дыхание, задаваясь вопросом, может ли это быть странной шуткой. — Он довольно неожиданно покинул нас в начале месяца, приняв работу в Колумбии. — Но он был научным руководителем по моей дипломной работе. Челюсть Бена сжалась, когда он вспомнил совершенно пустой офис Арнольда. — Где он оставил то, что было в его кабинете и что он не взял с собой? Доктор Ли пожал плечами. — Вы можете заглянуть внутрь и посмотреть, не оставил ли он что-то там — возможно, офис не заперт, — но я понятия не имею. Может Джери знает. Что же касается нового руководителя, — доктор Ли наклонился вперед в скрипнувшем кресле, проявляя подлинный интерес впервые с тех пор, как Бен приехал. — Я был бы рад проконсультировать вас. «Катон» Аддисона, верно? Бен не знал, что и сказать. Мысль о том, что все заметки и книги, которые он одолжил Арнольду, могут исчезнуть, заставила его мечтать ударить что-нибудь посильнее. — Я подумаю об этом. Спасибо, доктор Ли. Он промчался по коридору и обнаружил, что доктор Ли прав: дверь не заперта. Оказавшись внутри, он стоял в темноте и пытался отдышаться, пытался убедить себя, что когда включится свет, каким-то образом пустота будет заполнена книгами, папками и компьютерными дисками. Но когда он включил свет — ничего. Короткие книжные полки под окном пустовали, а стол издевался над ним своей наготой. Бен прошел позади блестящего стола из прессованной древесины и металла и открыл все ящики. Справа внизу висят папки с файлами, но все они распахнулись без намека на что-то внутри. Похоже всё, что оставил Арнольд — скрепки для бумаг. Напомнив себе что изучающая работу студентка ни в чем не виновата, Бен поспешил в офис департамента с твёрдым намерением вытрясти из нее ответы. К счастью для ученицы, к ней присоединилась Джери, что позволило Бену избежать собственного потенциального гнева. Ему повезло — Джери всегда знала, что происходит, и имела доброе сердце в придачу. Она тайком раздавала бессонным студентам кофе из факультетского кофейника. — Очень рад видеть тебя, Джери. — Бен! Отлично, что ты вернулся! Как прошло лето? — Хорошо. Доктор Арнольд оставил мне что-нибудь до своего ухода? Джери сжала челюсти под круглыми, румяными щеками. Бен осознал, что несмотря на испытания, которому студенты и преподаватели регулярно подвергают её, это был первый раз, когда он видит Джери в настроении помимо добродушия, и теперь она была в ярости. — Хаос — единственное, что остановил доктор Арнольд. Я не знаю, сможем ли мы покрыть все его уроки, даже если старшие преподаватели согласны учить. Последний раз когда они делали это был десятилетия назад. — Но он должен был оставить что-то. Хоть одну коробку, затерянную в углу. Джери только покачала головой, и он попытался не закричать. — Я оставил кучу своих заметок и других исследований с ним. Два компьютерных диска, пара папок скрепленных кольцами и несколько книг. Хмурый взгляд Джери усилился. — Он забрал все. Включая мою кружку Красавчика Дэна, которую я ему одолжила. Исчезли. Года работы исчезли. Составленные ресурсы, сделанные заметки, изложенные идеи. «Взгляд на литературу под другим углом обязательно будет опубликован», говорил доктор Арнольд. Всё пропало. Я поеду в Нью-Йорк, выбью дверь ему в лицо и заберу, если потребуется, силой. Не могу блять поверить что он сделал это со мной. Я думал… Что ж, нахуй то, что я думал. — Предполагается что чуть позже зайдет Пегги Шиппен, — сказала Джери, коснувшись его руки, которая и вправду дрожала, так он был зол. — Если кто-то что-то знает, это она. Бен кивнул и снова попытался успокоиться. — Спасибо. Думаю, я побуду и посмотрю, смогу ли застать ее. — Хочешь я принесу чашку кофе? — Спасибо, Джери, но нет. Мне нужен свежий воздух. Подожду ее снаружи. Некоторое время, десять или пятнадцать минут, Бен шел по дорожке в тени деревьев, размышляя обо всем что может случиться с его работой. Одни из возможностей: Арнольд взял ее с собой либо с целью кражи, либо в спешке. Если это последнее, Бен мог бы сбежать в город и забрать, или даже попросить Калеба поехать на выходных. Если Арнольд украл ее для собственного использования, Бен не знал, что делать — обвинять профессора в краже его идеи будучи студентом не лучшая идея для того, кто надеется провести в академии оставшуюся жизнь. Но мысль о том, чтобы позволить Арнольду использовать свою работу, собранную тяжёлым трудом, заставила Бена подташнивать от ярости. Конечно, он мог бы оставить это кому-то здесь, в Нью-Хейвене, и поскольку точно не Джери, Пегги осталась наиболее вероятным кандидатом. Последний вариант состоял в том, что его фотокопии оказались в мусорной корзине, а его книги — в какой-то библиотеке. Необходимость воссоздать весь труд вызвала у Бена изнеможение при одной только мысли. Потому что «Катон» не был чем-то, чем он просто интересовался — это была одержимость. В седьмом классе он развил страсть к древнему Риму, которая никогда не была заменена каким-либо другим интересом, хотя в конечном итоге сплелась с его любовью к литературе 18-го века. Поэтому, проведя год в старшей школе, влюбившись в Свифта, Дефо и раскопав пьесу Джозефа Аддисона, Бен был поражен. Неважно, что это почти забытая пьеса, которую никто не изучал всерьез, и конечно, ни одна театральная труппа не сыграла бы. Пьеса Аддисона о защитнике Римской Республики была его настоящей любовью, и в течение многих лет он собирал книги и статьи, связанные с пьесой и драматургом. Но теперь, за исключением его личной копии произведения, без которой он редко куда ходил, все исчезло. Начав потеть, Бен сел на ограждение как можно ближе к двери, все еще в тени. Он начал мысленно составлять список книг и статей, которые нужно заменить, это показалось более разумной идеей, чем пытаться угадать, сколько времени понадобится Эйбу и Калебу — оба в Нью-Йорке — чтобы выяснить, где живет Арнольд. Или, по крайней мере, где находится его офис. Эйб мог бы найти кабинет — он начал Колумбийскую школу права в этом семестре, поэтому у него есть законная причина бродить по академическим зданиям. И Калеб, ну, ему к черту не нужна законная причина. Уволят ли Калеба с работы в «Бесстрашном», если охрана вышвырнет его из Колумбийского кампуса? Прежде чем он смог обдумать последствия теоретического изгнания Калеба из Колумбии, Бен увидел, как Пегги идет по тропинке перед Макклеллан-Холлом. Он спрыгнул с забора и направился прямо к ней. — Привет, Пегги, — позвал он. — Могу я секунду поговорить с тобой? Она нахмурилась и продолжила идти к двери ЛЧ, но Бен встал на пути. Вздохнув, Пегги сменила курс на ограждение и плюхнулась на него, прежде чем зажечь сигарету в направлении ближайшей пепельницы. Как бы Бен ни думал о пропавшем исследовании, он все еще не мог удержаться и оценил тот факт, что она считается самой красивой женщиной в Йельском университете, как и одной из самых умных. Он до сих пор не мог поверить, что ему удалось переспать с ней в прошлом году на рождественской вечеринке английского факультета. Больше ничего из этого не вышло, что его не беспокоило, но будучи студентом английского языка и ассистентом преподавателя, они часто видели друг друга и всегда были дружелюбны. Поэтому ее хладнокровность несколько удивила Бена. Он сел рядом с ней на забор, не зная, с чего начать, и она приступила к очевидной для него теме. — А вот и я. Говори. Если это не про Б.А., потому что я ничего не знаю. Он ушел и сказал, что не хочет видеть всех нас. Он покончил с Йельским университетом и с людьми. — Но что насчет моих вещей? — Спросил Бен, смущенный отношением Пегги и всем, что произошло с тех пор, как он прибыл в ЛЧ. — Он оставил с тобой что-нибудь из этого: книги, компьютерные диски, папки? Пегги фыркнула. — Он оставил меня только несчастной. Послушай, Бен, я в кампусе только для заполнения документов, чтобы я могла взять академический отпуск и выяснить собственные проблемы. Я провела последние три недели с нервным срывом и у меня над головой висит диссертация, так что уж извини, если я не знаю что случилось с копиями, покрытыми твоим розовым хайлайтером. Теперь до Бена дошло, что если слухи правдивы — Пегги и Арнольд спали — она, вероятно, разбита горем. — Мне очень жаль, что ты так себя чувствуешь. Но ты отправилась в Колумбию. У тебя есть номер телефона кого-то, кто может помочь мне выследить доктора Арнольда? — Бен, послушай — у меня нет ничего, что могло бы тебе помочь. Б.А. слышать о тебе не хочет. Твоё дерьмо уничтожено, потому что он слишком туп, чтобы сохранить его. Иди, попроси доктора Ли быть твоим наставником и двигайся, блять, дальше. Бен сглотнул и подумал о дыхании, не желая кричать ругань, которую ему так хочется высказать Пегги. Я понимаю, она пытается справиться со своим дерьмом, но разве она не понимает? Я потерял всю свою работу, работу нескольких лет. И нет другого специалиста 18-го века в отделе английского языка. Доктор Ли? Ха! Он иногда играет в конце 18-го века, но его реальный фокус — викторианство. Бесполезный. С таким же успехом я могу не делать дипломную работу, вместо того чтобы написать ее вместе с ним. — Да, я подумаю над этим, — ответил он сквозь стиснутые зубы. — Увидимся. ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА: Дипломная работа это вариант в Йельском университете вместо того, чтобы проходить курс выпускных семинаров. Подавляющее большинство студентов посещают занятия. Только огромные трудяги предпочитают делать то, что, по сути, является высшим уровнем диссертации на старшем курсе. Все ученики называют Линсли-Читтенден-холл «ЛЧ». Железнодорожный забор — это йельская традиция, хотя тот, на котором сидят Бен и Пегги, не оригинал. Красавчик Дэн — это имя талисмана бульдога Йельского университета. П.С.: Похоже, я никогда не упоминал почему «Катон» и почему «Катон» важен. Как говорит Бен, это практически забытая пьеса. Фактически, единственные люди, которые все еще думают о ней — это историки конца 18-го века в Америке. Пьеса Джозефа Аддисона имела огромный успех в колониальной Америке, которую патриоты очень полюбили за историю о принципиальном человеке, противостоящем тирании. Это была любимая пьеса Джорджа Вашингтона, и он даже организовал ее для армии зимой, которую они провели в Вэлли-Фордж. Предполагаемые заключительные слова Натана Хейла, в которых он сожалел, что потерял только одну жизнь для своей страны — сказал ли он их, или они были позже сказаны за него, — вдохновлены диалогом из «Катон», пьесой, которую Хейл очень хорошо знал и, вероятно, был в состоянии процитировать по памяти. Если бы студент сегодня действительно писал диссертацию об этой пьесе, почти наверняка было бы упомянуто ее значение для американских революционеров, хотя я решил, что было бы слишком неловко говорить профессору Вашингтону о Джордже Вашингтоне в Вэлли-Фордж, так что я пропускаю это. Хотя изучение Беном сыновней любви в пьесе, безусловно, применимо к реальному Вашингтону и его отношениям с людьми и Америкой в ​​целом. Прочесть пьесу на английском и бесплатно можно в Project Gutenberg.