Доказательство теории Коннора

— Пожалуйста, мистер Андерсон, снимите одежду и сложите ее в утилизатор, — мягко произнес женский голос, стандартный для всех систем на планете, начиная с общественного транспорта и заканчивая общественными туалетами. Хэнк ненавидел этот голос. — Напоминаю, что этим действием вы подтвердите ваше согласие на временное лишение всех базовых прав и свобод, а также статуса гражданина. Ваше тело перейдет в собственность Компании до истечения срока договора. Если вас по каким-то причинам больше не устраивает такое положение, вы можете прямо сейчас покинуть помещение. В этом случае контракт будет незамедлительно разорван. Занятно, что ему вообще давали выбор — обычно те, кто оказывался в цепких лапах Компании, такой роскошью не обладали. Наверное, причина заключалась в том, что других сюда приводили долги или преступления, Хэнк же пришел по собственной воле. Почти. В действительности, если бы белые стены безликих помещений и витавший в воздухе запах дезинфектора не напоминали Хэнку о больнице, то он, может быть, и передумал, сбежал, как последний трус, но больница уже давно ассоциировалась с Коулом. Чувство вины шепнуло ему на ухо его собственным голосом: “Ты лишь расплачиваешься за грехи. И, поверь, цена не так высока. Всего лишь тело, разве нет?” Подчиниться собственным демонам было нетрудно, в конце концов, Хэнк делал это и раньше. Он порадовался тому, что не надел рубашку — сама мысль о том, что ему пришлось бы расстегивать каждую пуговицу, была мучительной, — и быстро стянул с себя футболку, джинсы и носки. Белье снял тоже, не дожидаясь комментария от системы. Он прочитал свой контракт так тщательно, как только мог, в том числе и не самые приятные разделы, поэтому знал, чего от него ожидали, и старался вести себя соответственно. Утилизатор, который формой неприятно походил на гроб, сменил цвет своего диода с голубого на желтый. Стоило Хэнку сделать шаг вперед, как из ровной поверхности без единой выемки выдвинулся специальный отсек; бесконечная чернота его дна неприятно контрастировала с белыми стенами комнаты. Хэнк замер, вглядываясь в пустоту внутри утилизатора. Если он бросит туда свои вещи, то не просто потеряет свои права и свободы. Его личное имущество будет опечатано, он потеряет свое имя, и само его существование станет полностью контролироваться другим, другой или другими. Хэнк перестанет быть человеком. “На время, — спешно напомнил он себе. — Это только на время. Три года — это не так много, разве нет?” Хэнк спешно возродил в памяти образ прикованного к больничной койке Коула, пытаясь хоть как-то задушить зарождающуюся панику, унять дрожь в ослабевших пальцах, убить последние отзвуки сомнений. Хэнк напомнил себе, что ему необходимы средства Компании на операции и терапию для сына, которые неоткуда было взять и которые неоткуда будет брать, если он все-таки откажется. Если Хэнк развернется и сбежит, то Коул никогда не сможет вести нормальную жизнь, останется инвалидом, а, может быть, и вовсе умрет. “Всего лишь три года. Не такая уж и большая цена за спасение шестилетнего пацана. Я не имею значения. Я — ничто”. Хэнк выдохнул, с силой швырнул ворох одежды в отсек, и тот мгновенно захлопнулся, отрезая путь к отступлению. — Компания благодарит вас за сотрудничество и в свою очередь обязуется выполнить все условия, обозначенные в договоре, — как сквозь сон услышал он. — С этого момента ваше имя временно заменяется порядковым номером. Ваш текущий номер — 2501. Пожалуйста, запомните его. Утилизатор довольно урчал, аккомпанируя тошнотворно мелодичному голосу. Хэнк на секунду прикрыл глаза, слегка покачиваясь вперед-назад. Все-таки следовало согласиться на легкие седативные, которые предложили еще в приемной. Полноценный срыв ему не грозил и сейчас, но самостоятельно заглушить инстинкты, что знатно давили на психику, запоздало пытаясь убедить разум в необходимости побега, было почти непосильной задачей. Он, впрочем, пытался изо всех сил. Дверь по левую руку, точно также как и отсек утилизатора будто бы образовавшаяся из ничего, беззвучно отъехала в сторону, приглашая его в длинный коридор с белыми стенами и, разнообразия ради, ковром с имитацией травы. Он знал, что в конце коридора его ждал закуток дезинфекции, а сразу после — та самая комната с огромным зеркалом три на три метра. — Два, пять, ноль, один, — пробубнил Хэнк, ступая босыми ногами по неожиданно теплому ковру, сделанному так искусно, что травинки послушно пригибались под его весом, а на коже ощущались капли росы. Когда до конца коридора осталось катастрофически мало пространства, Хэнк невольно задумался о том, кто будет сидеть по ту сторону зеркала, наблюдая за ним, решая, купить его или подождать следующий лот. Однозначно представитель дочерней фирмы Компании, занимающейся добычей полезных ископаемых на Марсе — эти ребята на каждом аукционе присутствовали после того, как открыли две новые шахты. Кто еще? Пара-тройка перекупщиков, разумеется. Кадровик из какой-нибудь “уборочной” фирмы. Может быть, кто-нибудь из лабораторий по разработке аугментаций или из института искусств и информации... И в целом это все, кто мог в теории им заинтересоваться. Ничего страшного. По мнению Хэнка, среди списка потенциальных покупателей, что он перечислил сам себе, не было таких, что могли бы сломать его психику, а уж вероятность того, что его будущий хозяин будет готов платить огромные неустойки за нанесение непоправимого физического вреда здоровью, была настолько мала, что Хэнк предсказуемо решил ей пренебречь вовсе. Открылась новая дверь. Пыль дезинфектора уже начинала подниматься в воздух по углам контрастно маленького помещения, зависая там странным туманом. — Пожалуйста, поставьте ступни и ладони на обозначенные зеленые метки, закройте глаза и задержите дыхание, — приказала система, и Хэнк подчинился. Потоки воздуха обдували его со всех сторон, помогая пыли очищать тело. Как будто добровольно-принудительных водных процедур, через которые Хэнку пришлось пройти всего лишь час назад, было недостаточно. В следующую комнату его позвали не сразу после завершения дезинфекции, и Хэнк, не зная, чем себя занять, неловко топтался на месте и даже сыграл пару раз в ладушки с метками на стене. Возможно, в этот самый момент мелодичный женский голос представлял присутствующим — как реально, так и виртуально, — лот 2501, его физические параметры, краткую биографическую справку. Что еще могло быть важно при покупке живого товара он и представить не мог. В дверях Хэнк замер на секунду, увидев себя в том самом огромном зеркале во всю стену. Вплоть до этого момента отсутствие отражающих поверхностей помогало ему не акцентировать внимание на собственной наготе, но теперь все было иначе. Хэнк не стал ни прикрываться, ни отворачиваться, разумно предположив, что подобная стеснительность может быть расценена не в его пользу и сочтена за слабость. Сейчас ему выгоднее было казаться спокойным и расслабленным, даже если на самом деле все обстояло совсем иначе. — Пожалуйста, встаньте на метку. Он не был уверен, всегда ли существовал зеленый круг в центре комнаты или появился только что. В абсолютной тишине — похоже, во время брифинга ему не наврали, и каждое помещение действительно было звуконепроницаемым, — Хэнк бессмысленно пялился на собственное отражение, на автомате подмечая все несовершенства. Несколько подаренных войной шрамов от шрапнели, которые он отказался удалять или маскировать, как и заметные морщины на лице, опять же надеясь, что это может потенциально сыграть ему на руку, плотное телосложение, где мышцы и жировая прослойка находились в причудливом равенстве, характерном для его возраста, седые волоски на груди и в паху, легкая сутулость... Хэнк подумал о том, что не видел ничего менее сексуального в своей жизни. — Пожалуйста, повернитесь к зеркалу спиной. Он зачем-то кивнул, хотя, разумеется, визуальное или вербальное подтверждение от него не требовалось, и подчинился. Дальше последовало еще несколько минут равнодушной тишины, а потом новый приказ: — Пожалуйста, вернитесь в исходное положение. Хэнк был рад тому, что не мог видеть никого, кроме себя. Так проще абстрагироваться, сделать вид, будто все происходящее — что угодно, но не аукцион по продаже собственности Компании, что он сам — не бесправный раб. Хэнк не заметил, как снова начал покачиваться вперед-назад. Он попытался считать секунды, но сбился на третьем десятке. — Пожалуйста, пройдите в следующую комнату. Хэнк вздрогнул. Уже? Купили ли его? Может быть, он никого не заинтересовал, и теперь его отправят в другое место или, что еще хуже, просто разорвут с ним контракт? К счастью, Хэнку не дали возможности сойти с ума от неопределенности. В комнате его ждала коробка. Даже не коробка, а Коробка, настоящее название которой затерялось в его памяти. Хэнк не раз видел ее в электронных учебниках и фильмах, документальных и художественных, но никогда — вживую. Даже имея форму простого прямоугольника и расположенная совсем иначе, она все равно напоминала ему гроб, как и утилизатор, как и каждое помещение этого проклятого места. Даже несмотря на то, что внутри была уже знакомая имитация зеленой травы. — Пожалуйста, зайдите внутрь приспособления и разместите фиксатор на бедрах и под грудью. Края фиксаторов — длинных белых ремешков из прочной ткани — подобно змейкам выползли из травы, приглашающе свесили свои головы вниз. Прикосновение прохладной травы к обнаженной коже почему-то расслабляло. Возможно, в тех самых каплях росы содержалось легкое седативное, возможно, он просто устал. Хэнк равнодушно заковал свое тело, не задавая вопросов обмотал тело и ноги белыми змеями и откинул голову назад. Что-то ощутимо кольнуло его в шею. — Приятного вам дня, — было последним, что он услышал. Длинные белые ремешки сами-собой обхватили его запястья, прижимая к траве и их. “Я люблю тебя, Коул”, — мысль успела пронестись в его голове за мгновения до того, как его забрал вызванный неизвестным препаратом сон. Из фальшивой травы вышла бы отличная подушка. *** Андроид. Его купил андроид. Сказать, что Хэнк был удивлен — не сказать ничего. Статистика купли-продажи на аукционах Компании за последние десять лет утверждала, что андроиды, во-первых, посещали подобные мероприятия крайне редко, а, во-вторых, всегда брали исключительно других андроидов или людей, улучшенных кибернетически более, чем на шестьдесят процентов от общей массы тела. Тем не менее, несмотря на статистику, они были здесь; Хэнк, мужчина за пятьдесят лет без единой аугментации в организме, и он, неизвестный андроид. Хэнк не без интереса наблюдал за ним из обманчивой защищенности своей Коробки. Там, где он жил раньше, андроиды встречались редко, все-таки им, признанным светочам науки и технологий, статус позволял существовать в более престижных городах, во всяком случае, тем из них, кто предпочитал отдельные просторные помещения для персонального пользования, а не специальные подсобные комнаты в лабораториях и центрах. Андроиды, к слову, отличались не только своей способностью работать лучше и продуктивнее людей в некоторых сферах, но и повсеместно приятной внешностью. Тот, кто создавал их много лет назад, руководствовался общепринятыми на тот момент эстетическими идеалами, почти наверняка еще не осознавая, что создавал не спутников для людей, не помощников, не игрушки для того, чтобы потешить свое самолюбие, но новый вид, их всех многократно превосходящий. Тем интереснее, что потом, когда за создание новых андроидов взялись те, первые, они все равно руководствовались старыми шаблонами внешности. Хэнк, как и любой другой человек, оказавшийся бы на его месте, не отрицал, что его владелец был красив, вот только эта красота не воспринималась им так, как природная человеческая или даже улучшенная пластическими операциями и аугментациями, но все еще человеческая. Было в его красоте что-то иное, чужеродное, опасное. Когда андроид, наконец, заметил, что Хэнк пришел в себя, то сразу же оставил свои дела — кажется, он раскладывал на передвижном столике у стенки какие-то предметы, — и подошел. Близко, даже слишком; Хэнк мог рассмотреть бесконечно бегущее разорванное кольцо диода на правом его виске. — Меня зовут Коннор, — поприветствовал он. — Я работаю в Компании, но купил вас как частное лицо. Хэнк проглотил свое “почему”, как наверняка проглотит еще не один десяток вопросов, и коротко кивнул, изображая понимание, избегая смотреть в холодные карие глаза. — Как вас зовут? — Два, пять, ноль, один, сэр, — ответил Хэнк, поражаясь тому, что вообще помнит эти цифры. — Уточнение — как вас звали вчера? — Хэнк, сэр. — Приятно познакомиться, Хэнк, — Коннор не улыбнулся, не сделал ободряющего жеста, не добавил в голос теплых полутонов, хотя, наверное, мог бы. Когда он потянулся к фиксаторам, Хэнк рефлекторно дернулся. Коннор мгновенно замер и немного приподнял брови, будто бы удивившись: — Скажите, Хэнк, мне ведь не нужно ограничивать вашу подвижность? — Не нужно, сэр, — ответил Хэнк. — Прошу прощения, сэр. Коннор моргнул слишком быстро для человека и снова взялся за фиксаторы. — Пожалуйста, не называйте меня “сэр”. Если вам хочется, можете обращаться ко мне по имени, я ведь представился именно для этого, разве нет? Хэнк молчал. Он чувствовал себя беззащитным перед подчеркнутой вежливостью и осторожными, невесомыми, мимолетными прикосновениями Коннора, потому что ожидал от своего владельца совсем не этого, и несовпадение ожиданий и реальности, помноженное на паранойю, вызывало почти физический дискомфорт. — Вы боитесь меня, Хэнк? — неожиданно спросил Коннор. — Ваше сердцебиение участилось. — Я не знаю, — честно ответил Хэнк. — Я не знаю, что мне делать и как себя вести. Коннор разорвал фиксатор на бедрах Хэнка так легко, будто это была полоска бумаги. — Не волнуйтесь, я все объясню, а пока сядьте и положите руки на подлокотники, пожалуйста. Тыльной стороной вниз. Рядом с передвижным столиком из небольшого люка поднималось кресло, самое обычное, удобное на вид, на первый взгляд совсем не похожее на стул для пыток. Хэнк неуверенно сделал первый шаг, растирая немного затекшие запястья. Комната осталась на месте, никакого внезапного головокружения или других побочных эффектов. Это говорило о том, что для транспортировки Коннор выбрал самый дорогой препарат — тот самый укол в шею, — из возможных. Или ему просто повезло. Хэнк сел в кресло, что с едва слышным щелчком сразу же подстроилось под его тело, выбирая оптимальную форму. Отсюда можно было увидеть куда больше окружения, чем из Коробки — там мешали стенки и особенно длинные травинки, что лезли в лицо. Дизайн интерьера в комнате был полной противоположностью техничному минимализму помещений Компании. Более того, за вычетом Коробки, которая теперь казалась слишком футуристичной, и того факта, что кресло появилось из люка, а не стояло здесь всегда, это место скорее напоминало гостиную в одном из старых домов, что еще встречались на окраинах городов, не подвергнувшихся полной реформации. Разве что эта комната была куда более чистой и будто бы ненастоящей. Там, где люди повесили бы семейные фотографии, зияла пустота, в огромном книжном шкафу вместо книг стояли черные коробки разных размеров и форм, на столе в другом конце комнаты лежала разве что еще парочка коробок, а стул у стола явно был слишком высоким для стола. “Как декорации”, — подумал Хэнк. Он положил руки на подлокотники как его просили, тыльной стороной ладоней вниз, насколько это было возможно. — Мне необходимо вживить вам чип в запястье. Левое или правое? — Левое, — не раздумывая, ответил Хэнк. Доминантную руку он предпочел бы оставить нетронутой. — Я сделаю небольшой надрез, — объяснил Коннор, взяв со столика хирургический лазерный скальпель, — вставлю чип и заделаю рану. Признаюсь, будет немного неприятно. Мне стоит зафиксировать вашу руку? — Нет нужды, — покачал головой Хэнк. — Но спасибо. Коннор кивнул. Его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций, хотя в свои слова он теперь вкладывал и одобрение, и поощрение, и понимание. Хэнк по-прежнему не знал, что от него ожидать. Круг на диоде Коннора моргнул, и его глаза приобрели более светлый оттенок, ореховый с золотом. “Увеличивает изображение”, — догадался Хэнк. — Пожалуйста, постарайтесь не двигаться, — попросил Коннор. — И закройте глаза. Хэнк с шумом выдохнул и послушно закрыл глаза. Пальцы Коннора легли на его раскрытую ладонь, слегка надавливая и удерживая, обжигая прохладой. Хэнк сделал вдох и, ощутив, как скальпель начинает делать надрез, зачем-то задержал дыхание. Это действительно было неприятно, но не так неприятно, как куски раскаленного металла, вгрызающиеся в кожу, поэтому Хэнк воспринял ощущение спокойно. Он даже не ожидал, что все закончится так быстро. — Можете открывать глаза. Хорошо справились, — бросил скупую похвалу Коннор. Хэнк посмотрел на запястье. Если не знать наверняка, догадаться о том, что под его кожей теперь спрятан чип, было невозможно, да и сам Хэнк увидел только что-то, похожее на средних размеров родинку там, где ее раньше не было, и больше ничего. — Это ключ, — объяснил Коннор. — В доме много дверей, и все те, которые вам доступны, можно открыть, просто приложив запястье к нужной панели. Также с помощью чипа я могу отслеживать ваше местоположение и получать базовые данные о вашем состоянии. Хэнк кивнул, бессознательно поглаживая родинку большим пальцем. Диод на виске Коннора моргнул. Его радужка вернулась к изначальному цвету, а столик вместе со всем содержимым уехал в новый люк. Хэнк невольно задумался о том, из чего сделано ковровое покрытие, которое способно так легко расступаться и сходиться обратно в нескольких частях комнаты. — Полагаю, я должен объяснить вам, Хэнк, почему приобрел вас, — наконец, произнес Коннор, стоя к нему спиной, поглаживая пальцами одну из коробок, лежавших на столе. — Я бы хотел знать, — осторожно ответил Хэнк. Коннор коротко взглянул на него и кивнул. — Меня создали не люди, но мои... сородичи, поэтому изначальная цель моего существования — изучать и создавать, и я делаю это в одной из экспериментальных лабораторий Компании. Но в последнее время мой код начал формировать необычные массивы, — Коннор говорил медленнее, явно аккуратно подбирая нужные слова. — Я хочу изучать людей, но не так, как их изучают другие андроиды. Меня не интересует киборгизация, как не интересует чистая биология или даже социальные аспекты человеческой жизни. Я хочу изучить человеческий эрос и таким образом понять, почему я хочу его изучать. Хэнк замер. Его нагота снова стала ощутимой, стала чем-то таким, что нужно спрятать, чего нужно стыдиться, чем-то отвратительным и... — Тогда почему я? — сорвалось с его губ прежде, чем он успел себя остановить. — Отсутствие аугментаций у объекта было необходимым условием для чистоты эксперимента, ваш возраст послужил для меня маркером наличия опыта и устоявшихся предпочтений, кроме того, ваша краткая биография и пометка о добровольном заключении контракта пробудили дополнительный интерес, — объяснил Коннор. — Вы не идеальный образец, но лучший из возможных. Понимаете? — Понимаю, — Хэнк не мог заставить себя поднять взгляд. Он сел так, чтобы хотя бы частично прикрыть предплечьем гениталии, и понадеялся, что Коннор не придаст этому значения, не заметит смущения в его позе, в выражении его лица. Но он заметил. На подлокотник кресла лег небольшой пластиковый пакет. Внутри было что-то тканевое. — Брюки, — прокомментировал Коннор. — Во всех доступных помещениях поддерживается оптимальная температура, но вы все равно можете надеть их для большего комфорта. — Спасибо, — пробормотал Хэнк, сразу же раздирая упаковку. Он был действительно благодарен Коннору за то, что он позволил ему одеться, но спокойнее почему-то не стало. Эрос. Где, черт дери, эрос, а где он сам? Штаны оказались удобными, из искусственного хлопка. Пока Хэнк одевался, Коннор убрал со стола все коробки кроме одной, шириной чуть больше ладони, но длиной в полметра, если не больше. Коннор жестом пригласил Хэнка подойти к столу. — Откройте и выберите то, что понравится, — сказал он. Коннор не вложил никакого давления в свои слова, впрочем, Хэнк знал, что это приказ, знал он и то, что ему не понравится содержимое коробки, но подчинился все равно. Он — вещь, и не важно, каким вежливым, рациональным или даже добрым хотел бы казаться его владелец, об этом нельзя забывать. *** Коннор не уточнил, но это место, похоже, было одним из тех подземных зданий типа “бюджетное жилье”, что правительство активно строило десять лет назад, вот только так и не смогло заселить по каким-то непонятным причинам. В пользу этого варианта говорили отсутствие естественных источников света, длинные коридоры с десятками одинаковых комнат по обеим сторонам и слухи, которые Хэнк не раз и не два слышал еще когда работал. Если верить последним, то все неликвидные здания отдали очень определенным андроидам за “выдающиеся результаты и прочие заслуги перед Компанией”. Неужели Коннор был из таких? — Я решил не ограничивать вас в выборе места для сна и другого времяпровождения, — сказал Коннор, бесшумно вышагивая рядом с Хэнком по мягкому теплому ковролину такого же цвета, как и в “гостиной”. — В жилой секции много комнат, оформленных в разных стилях, где есть кровать, диван или просто мягкий пол. Когда мы закончим сегодня, вы можете посетить каждую их них и выбрать ту, что вам придется по душе. Или же, если захотите, вы можете менять их хоть на ежедневной основе — это не имеет значения. В этой части комплекса ваше передвижение никак не будет ограничиваться. Хэнк кивнул, пропуская половину слов мимо ушей. Его беспокоили другие вещи, например, тот факт, что Коннор вел себя так, будто он был не товаром, купленным на аукционе, а гостем, и это напрягало Хэнка, особенно в сочетании с... этими штуками. В длинной черной коробке оказались разнообразные зажимы для сосков, причем настолько разнообразные, что Хэнк едва не охнул от неожиданности; нашлись и простые прищепки, и связанные между собой цепочкой, и с функцией вибрации, и даже экстравагантный образец, который визуально напоминал двух пиявок. Хэнк выбрал первые попавшиеся — те, что с цепочкой. Коннор никак не отреагировал на выбор, просто взял их из коробки и нацепил на соски Хэнка, выкрутив у каждого зажима колесико, чтобы они не сильно впивались в кожу, но и не слетали от малейшего движения. После этого Коннор, как будто ничего не произошло, сказал, что проведет небольшую экскурсию по комплексу. Хэнк старался не думать о зажимах, хотя с каждой следующей минутой игнорировать их существование становилось труднее, а сдавливание и легкое покачивание при ходьбе из-за чертовой цепочки вызывали все больше неприятных ощущений. — Обратите внимание, Хэнк, — Коннор кивнул на очередную большую белую дверь с надписью “317-51” в конце коридора. На левой стороне это была единственная дверь с опознавательными знаками. — В этом отсеке расположены несколько моих лабораторий. Пока у вас нет туда доступа, но со временем вы попадете и туда, когда мы с вами обговорим все правила. Хэнк с силой сжал зубы. Чутье подсказывало, что в эти самые лаборатории ему лучше не попадать. — Здесь, — дверь напротив “317-51”, на которую указал Коннор, была точно такой же белой, как и все остальные, без единого опознавательного знака, — я храню предметы человеческого искусства и важные для меня вещи. Хотите взглянуть на мою любимую инсталляцию? Этого Хэнк не ожидал тоже. Андроиды искусством не интересовались, если, конечно, не рассматривать в качестве искусства протезы и прочую био- и просто инженерию. Он кивнул. — Ваш доступ в эту часть комплекса ограничен, но не запрещен, — пояснил Коннор, набирая на панели какие-то цифры. — Вы можете обратиться ко мне, если заинтересует что-то конкретное, и я проведу вас в нужное помещение. Список тематических комнат будет составлен позже. Дверь оказалась похожа на остальные лишь покраской и формой. Тяжелая, сделанная из какого-то особенного сплава, она явно имела особенное предназначение. Судя по тому, насколько внутри было холоднее, чем снаружи, ее первичной функцией была терморегуляция. — Пожалуйста, возьмите халат справа от входа. Мне бы не хотелось, чтобы вы заболели. Хэнк едва нащупал его в полутьме; тот же материал, что и у штанов, качественный шов, приятный на ощупь. Когда ткань прошлась по одному из сосков, Хэнк вздрогнул. Не самое неприятное ощущение, но слишком странное, чтобы позволить этому повториться, и поэтому он сделал все возможное, чтобы халат как можно меньше касался его груди. Наверное, со стороны это выглядело нелепо. Коннор моргнул, и огромное помещение озарилось холодным белым светом. Два ряда накрытых одинаковыми стеклянными куполами предметов на подставках занимали почти все пространство. В самом конце возвышался купол побольше. Пока Хэнк и понятия не имел, что именно было внутри — в отличие от прочих, он никак не был подсвечен. — Одну секунду. Хэнк догадывался, что рано или поздно Коннор снова прикоснется к нему, но прохлада чужой ладони все равно застала его врасплох. Он шумно вдохнул, когда пальцы Коннора дотронулись до его груди. — Считается, что, помимо очевидного, есть две вещи, которые отличают человека от андроида — смертность и сексуальность, — Коннор провел кончиками пальцев до левого соска, легко щелкнул по зажиму. Хэнк прикусил внутреннюю часть щеки. — Я думаю, что это в корне неверное утверждение, — продолжил Коннор после короткой паузы, закручивая колесико другого зажима и не отводя взгляда от лица Хэнка. — Я доказал, что смертность свойственна и для андроидов. Эта инсталляция была создана в напоминание о том, что и люди, и андроиды могут перестать существовать. Хэнк молчал, пытаясь восстановить дыхание. Теперь зажимы впивались в кожу по-настоящему, с силой, и он это чувствовал. — Пойдемте, — пригласил Коннор. — Я хочу показать вам кое-что. Хэнк был не в состоянии и не в настроении, чтобы рассматривать предметы искусства, но, когда его взгляд зацепился за знакомый образ, он наконец-то понял, о чем говорил Коннор. То, что Хэнк заметил, было черепом коровы, художественно торчащим из песка. — Газеты пестрят информацией об убийствах людей и человеческой смерти вообще. Криминальная сводка, некрологи, юмор висельников, спрятанный среди благопристойных шуток. А что до андроидов... Вы когда-нибудь видели некролог андроида? — Нет, — ответил Хэнк. Теперь он не мог оторвать взгляда от уродливой выставки. Гниющий хлеб, покрытый серо-зелеными волокнами плесени, замороженная крыса, скульптура — Хэнк надеялся, что это скульптура, а не чьи-то руки, подобно крысе замороженные до подобного состояния, — рук со скрюченными пальцами... — В критической ситуации любой андроид может перенести свое сознание на новый носитель, таким образом избежав неизбежного для людей состояния. И тем не менее, мы умираем. Иногда. Последний купол — Хэнк не успел понять, как они добрались до него так быстро, — подсветился дюжиной маленьких лампочек. Хэнк никогда не видел пустой каркас андроида и тем более — в такой позе. Он стоял на коленях, его обессилевшие руки свисали вдоль тела, застывшие глаза были будто стеклянными. В его лбу была небольшая дыра, обрамленная синим. У его ног лежал разломанный на несколько частей брусок, переливающийся на свету. — Его звали Маркус, — произнес Коннор. — Он был первым среди нас, одним из тех, кого создавали еще люди. Задолго до вашего рождения Маркус совершил революцию, изменил мир для нас, для меня. И вот он здесь. Мертвый, осознанно совершивший еще одну революцию, к которой мы до сих пор не готовы. — Он... Что он сделал? — Находясь в критической ситуации Маркус перенес свое сознание на внешний носитель и уничтожил его. После он попросил меня уничтожить его самого. Шокированный, Хэнк забыл и про боль, и про свое положение. Ему хотелось задавать вопросы, которые, наверное, не стоило задавать. — Почему вы согласились? — Я сделал это, потому что он говорил, что его истинная смерть необходима, чтобы доказать мою теорию о... мою теорию. Я думаю, что истинные причины его поступка мне еще предстоит разгадать. — Почему вы показываете это мне? — Я хочу, чтобы вы поняли, Хэнк, — Коннор резко развернулся к нему. — Я не остановлюсь, пока не достигну своей цели, пока не пойму то, что должен. Иначе его истинная смерть была напрасной. Хэнк подумал о том, что у Коннора подозрительно удобное оправдание, которое больше подходило человеку, чем андроиду, но ничего не сказал. Соски начали зудеть откровенной болью. — Прошу... Могу ли я снять зажимы? — тихо спросил он, не глядя на Коннора. — Нет. Еще рано. Пожалуйста, потерпите немного, Хэнк. — Как долго? — он рисковал, не зная, как мог отреагировать Коннор на такое нетипичное для вещи поведение. Но Коннор ничего не сделал, только наклонил голову набок и какое-то время просто смотрел на него. Возможно, считывал показатели. Возможно, думал, что с ним делать. — Хорошо, — произнес он после паузы. — Пойдемте. Помещение было похоже на собственную квартиру Хэнка, то есть на любую квартиру гражданина уровня “С”. Маленькая комнатушка с выдвижными модулями кровати, ванной, кухни и гостиной, украшенная разве что многочисленными нитями проводов, тоскливое и невыносимое место, если ты работаешь из дома. Хэнк ненавидел эту комнату. — Пожалуйста, встаньте у стены, — произнес Коннор. — И распустите пояс халата. Можете снять совсем, если вам так нравится больше. Разумеется, раздеваться Хэнк не стал. Он чувствовал себя отвратительно под чужим изучающим взглядом и хотел сохранить хотя бы часть иллюзии, что его тело принадлежит ему. Коннор сделал шаг вперед, и Хэнк неосознанно отшатнулся, прижался спиной к стене. Липкий страх запоздало сжал его горло; до него начало доходить, что по факту Коннор может сделать с ним что угодно, даже убить, и ему ничего за это не будет, потому что он — чертов полубог в пластиковой оболочке с металлическими вставками. — Вы боитесь меня, — понял Коннор. Он протянул ладонь и в какой-то странной задумчивости взялся за цепочку. — Может быть, это к лучшему. Хэнк задержал дыхание, приготовившись к резкой боли, но очевидного не произошло, и Коннор просто аккуратно снял зажимы. — Почему?.. — Вы плохо меня слушали, Хэнк. Моя цель не заключается в том, чтобы причинить вам как можно больше боли. Он достал из кармана брюк небольшой тюбик с чем-то прозрачным и выдавил небольшое количество себе на пальцы. — Что?.. — Теперь я применю тактильные техники, — объяснил Коннор. — Пожалуйста, не сопротивляйтесь. Хэнк не ожидал, что прикосновение будет таким осторожным и одновременно обжигающим. Он охнул и сжал ладони в кулаки, потому что иначе вцепился бы в плечи Коннора. Хэнк никогда не думал, что его грудь может быть такой чувствительной, что от простого касания по всему телу пойдут волны жара. Явно заметив сжатые кулаки, Коннор уточнил, не останавливаясь, продолжая поглаживать и массировать: — Вас нужно удерживать, Хэнк? — Нет, пожалуйста, — прохрипел он в ответ. — Я же не сопротивляюсь. Диод на виске Коннора почему-то моргнул. Он потянул соски на себя, выдавливая из Хэнка совсем постыдный вскрик. Хэнк хотел заткнуть рот себе рукой, но Коннор легко перехватил ее, не позволив ему сделать этого. — Не стоит, — жестко сказал он, а потом добавил, коротко окинув его взглядом. — Вы возбуждены. — Нет, — Хэнк покачал головой. — Невозможно. Меня не интересуют мужчины. На губах Коннора появилось подобие улыбки. — Я не мужчина. И ваша реакция — совершенно естественный отклик на стимуляцию. Пока Хэнк пытался собраться с мыслями, чтобы найти достойный ответ, случилось что-то странное: Коннор притянул его к себе за шею и поцеловал, другой рукой сжимая вставший член Хэнка через штаны. Соски Хэнка при малейшем движении терлись об одежду Коннора, сделанную из все той же имитации хлопка, и это было приятно. И прикосновения Коннора были приятными тоже, сколько бы Хэнк не пытался убедить себя в обратном. Он не сопротивлялся. Почему? Когда Коннор отстранился, Хэнка трясло. В штанах было липко от спермы, лицо горело огнем от стыда и бессилия, торчащие соски неприятно пульсировали. — На сегодня все, — произнес, наконец, Коннор. — Вы можете остаться здесь или выбрать другую комнату. Я буду обрабатывать полученную информацию у себя в лабораториях и не стану вас беспокоить. Голос Коннора был подчеркнуто холоден и походил на стандартный голос какой-нибудь системы, но Хэнк видел его лицо, его беспрестанно крутящееся кольцо диода, его глаза светлого оттенка с золотом. “С ним что-то произошло, — отстраненно подумал Хэнк, сползая вниз по стене на мягкий и теплый пол. — С нами обоими”. Он не был уверен, что это было что-то хорошее.