fukurou

В это утро Гвиневра чувствует себя хуже, чем за всю жизнь. Замок Барокко сверкает сегодня невероятнейшими красками - тысячи оттенков зеленого, желтого, красного, голубого и оранжевого хаотично мелькают перед глазами. Это и разноцветные флажки, и пёстрые ковры, и вычищенные до ослепляющего блеска позолоченные статуи фонтанов перед главным входом, из-за которых казалось, что даже сама вода будто заискрилась, засверкала оттенками синевы. Все кусты идеально выстрижены (никакой лишней веточки или листочка), дорожки почищены чуть ли не от каждой пылинки, повсюду ходят ряженые, одетые с иголочки слуги и мельтешат, суетятся, заканчивают приготовления к, по мнению многих из них, знаменательному дню. А свадьба принца Ланселота - действительно знаменательный день. Возвращение домой из путешествия по Землям Рассвета было невероятно долгим и утомительным, но, кажется, это никак не отразилось на принце. С раннего утра он вертелся перед зеркалом, примерял свадебные наряды один за другим и советовался с сестрой по поводу аксессуаров, улыбаясь по-особенному ярко своему отражению, так, что у Гвиневры внутри всё сжималось. Сегодня же праздник, да? Только она совсем не счастлива в этот день, хотя должна - ведь её брат счастлив. Они же семья. Гвиневра выдыхает, чувствуя, как развевается на ветру подол её розового платья. Её тоже принарядили сегодня в честь праздника: нежные шелка с позолотой идеально подчеркивали фигуру и придавали женственности, как и ожерелье с колокольчиками на шее, и браслеты с лотосами на запястьях. Пришлось пожертвовать рыжим цветом волос и привычной прической ради двух небольших пучков по бокам и роскошных тёмных локонов сзади в китайском стиле, но это того однозначно стоило - смотреть на себя в зеркало было приятнее обычного. Дело шло уже ближе к полудню, когда завершались последние приготовления. По обычаям принц должен появиться на бракосочетании вместе со своей суженой, поэтому Ланселот отправился в Лебединый Замок сразу после примерки наряда на сегодняшний праздник. Заняться особо было нечем, поэтому Гвиневра просто слоняется по внутреннему дворику, ожидая самое отвратительное событие в её жизни. Конечно, ей больно. А кому на её месте не было бы? Девушке быстро надоедает смотреть за сидящими на стриженых кустах птицами и она проходит мимо, вглубь сада, ближе к фонтану с серебряной статуей Водолея, из которой непрерывно течет вода. Полюбился он Гвиневре уже давно - она с детства любила наблюдать за сияющими в солнечных лучах брызгами и приходила сюда постоянно, по любому поводу и без. Наверное, это наталкивает её на размышления, всегда думалось ей. Сейчас, наверное, тоже. Но больше всего ей хочется подойти и утопиться в этой кристально-чистой воде, будто она смоет все страдания и всю боль с её лица. Тонкие ладони зачерпывают воду из мраморной чаши фонтана. Гвиневра вглядывается в размытое отражение в воде, и её тошнит от самой себя. Почему всё сложилось именно так? Почему? Это потому что её чувства неправильные? Это потому что она сама неправильная? Это наказание? Любовь - это каторга, это грех, это боль и беспомощность, невозможность отпустить другого и дать свободу самому себе. Любовь - слово, проклятое слово, и каждый слог, каждую букву в нём Гвиневра ненавидит всем сердцем. Отражения своего в воде она уже не видит - оно расплывается кругами из-за капающих с розоватых щёк слезинок, и девушка яростно выплёскивает жидкость из ладоней обратно в фонтан. Ей противно, ей плохо, ей хочется уничтожить себя, но она не хочет портить праздник брату и его невесте своим ужасным настроением. Особенно брату. Одетта поистине прекрасная леди с великолепными манерами, привлекательной внешностью и доброй улыбкой. Она никогда не сделает кому-то плохо или больно, никого не обидит, никому не пожелает зла, зато Гвиневре очень хочется пожелать ей сдохнуть. Но девушка сразу представляет расстроенное выражение лица Ланселота, и её отпускает. Несколько часов она сидит возле фонтана на зелёной траве, упираясь спиной в мраморную чашу, предаваясь своим мыслям, и не замечает, как постепенно распаляется закатное солнце и в свои законные владения вступает вечер. Приходит слуга, сообщает о начале торжества и просит вернуться в замок - принц волнуется. Гвиневре совсем не хочется туда идти. Видеть брата грустным тоскливо, но видеть, как он счастлив не с ней - самоубийство. Слуга уходит после обещания девушки подойти через несколько минут. Она умывается прохладной водой, в последний, прощальный раз окидывает любимое место унылым взором и уходит, надеясь, что не видно красноты глаз от пролитых слёз. В замке она сразу видит будущих супругов и еле натягивает на себя улыбку. Обнимает сначала Одетту небрежным и быстрым прикосновением, а потом брата - крепко, желая раствориться в нём, впитаться в его кожу, кости и внутренности. Ланселот что-то щебечет своей невесте, и в голосе его столько нежности и любви, что Гвиневре хочется стать пеплом под его ногами в эту же секунду. Она не имеет права на него, на его любовь, на его взгляд, жест, слово. Она не может быть с ним так же, как Одетта, потому что она сестра, а не любовница. Не жена, не партнёрша. Сестра. Кровная. Их узы крепче, чем родственные, но никогда не станут чем-то большим. Так делать нельзя. Так делать запрещено. Мерзость. Любовь - это слабость, отчаяние, бегство от себя и своих желаний, желание уничтожать других и саморазрушение. Любовь - слово, проклятое слово, но почему-то Гвиневра каждый раз лихорадочно шепчет его в надежде, что что-то изменится. Она уходит в свою комнату, вновь обещая, что вернется на праздник. Запирает плотно дверь, занавешивает окна, зажигает свечи в канделябре на прикроватной тумбе. Подходит к письменному столу, где лежит распечатанный конверт от семьи Паксли, и берет его в руки. Просьбы о помолвке с четвертым сыном семьи, Госсеном, идут уже не первый год, но Гвиневра постоянно отказывала. Она знала, что небезразлична парню, да и ей самой рядом с ним было весело и комфортно, вот только ей на него совсем наплевать. Ему уже, кажется, тоже - тренировки с клинками захватывают Госсена с головой, какая ему семейная жизнь? А Гвиневра так вообще любит собственного брата. И не полюбит никого больше - она знает. На встречу с Паксли она согласилась только из-за Ланселота, который яро настаивал на этом и строил печальную гримасу, слыша твёрдый отказ сестры. Других женихов она просто отшивала в письмах, говоря, что не готова ещё к созданию семьи, слишком рано и вообще ей не хочется. И ей действительно не хочется, по крайней мере с ними. С тем, с кем хочется - невозможно. Они же семья. Брат и сестра. Кровные узы, к сожалению, просто так нельзя стереть. На мгновение Гвиневра представила себя в свадебном платье рядом с братом, и ей стало чуть легче. Ещё легче стало, когда перед глазами заплясали языки пламени, и конверт сгорел в огне свечи. К чёрту Паксли, к чёрту всех. Она никогда не сможет быть вместе с Ланселотом - и пусть она не будет ни с кем. Плевать - так думает она, но петля узлом завязывается у неё на шее, стоит ей, слегка отодвинув занавеску, краем глаза выглянуть в окно, во двор, куда переместилось свадебное торжество. Брат выглядит неотразимо в своем ослепительном белом костюме, и всё внимание девушки занимает лишь он. Идеальный, как и всегда - его отточенные грациозные движения, прекрасные белокурые волосы и перекатывающийся мячиком смех пробуждают в Гвиневре низменные, грязные инстинкты и жажду, желание быть рядом, владеть им и принадлежать ему и только ему. А его губы, нежно и желанно целующие Одетту, как целуют тех, кого и вправду любят больше, чем себя, жгуче зудят ранами на теле. Ранами, которых Гвиневра никогда не почувствует. Боже, неужели она и вправду думала когда-то, что сможет с этим жить? От окна она отпрыгивает, словно ошпаренная кипятком, и голова её разрывается от двух мыслей - прийти на празднование и убить всех гостей прямо сейчас или убиться самой, спрыгнуть к чертовой матери с самой высокой башни замка вниз головой. Ей страшно, она боится людей, она боится себя и своих чувств, своих желаний, которые начинают выходить из-под контроля, и она не может, не может, не может. Перед глазами мельтешат тысячи образов из миллионных в её голове, все самые смелые и желанные фантазии, и ни одной из них нет места в жизни - вот Ланселот целует её, аккуратно притягивает за талию к себе и прижимает, и Гвиневра ощущает вздымающейся грудью его крепкий стан, и ей хочется ближе, ещё ближе и плотнее, и закаменеть бы именно так, прилипнув губами к его губам, чёрт возьми, навечно. А вот другой образ, который навязчиво преследовал девушку с начала её созревания и которого она так стыдилась после, невольно краснея при каждой встрече с Ланселотом - она, избавленная от чертовски мешающего платья, медленно стягивает с себя влажное от вожделения нижнее белье и усаживается на колени к горячо любимому и столь же обнаженному брату, царапает коготками его пресс и затем, приподнявшись, позволяет горячей и желанной плоти войти внутрь себя, ощущая всем своим естеством и звериным началом дикую, неконтролируемую страсть. Боже, ей так стыдно, так стыдно, но она не может ничего с этим сделать. Ноги её уже не держат, и она прижимается к стене возле окна, съезжает по ней вниз, не контролируя себя. На улице шумно, гремят торжественные вздохи и крики, поздравления, тосты, а она будто и не слышит всего этого - только раздвигает персиковые бёдра и ласкает себя через ткань трусиков одной рукой, пока другая лезет под платье вверх, скользя по нежному животу, и мягко массирует грудь. Боже, ей так стыдно, так стыдно, но обуздать себя очень сложно, практически невозможно, особенно ей. На последнем особенно сладком тихом стоне она содрогается, и пелена наслаждения застилает ей глаза на несколько секунд, топит в желанной и жизненно необходимой нирване. А после Гвиневра сворачивается клубочком на полу и беззвучно плачет, глотает вздохи и всхлипы от невероятнейшего отвращения к себе. Так нельзя, так нельзя, нельзя... Боже, прости меня. Прости меня. Прости меня. Это так мерзко, так противно, так грязно. Почему всё сложилось именно так? Почему? Неужели она не заслуживает быть счастливой? Неужели она не имеет права любить и быть любимой в ответ? Разве она неправильная? Медленно, но верно Гвиневра заставляет себя, изнеможённую и истощённую, иссушенную собственными демонами в голове, подняться с пола. Привычно достаёт из шкафа новое нижнее бельё и сразу переодевает, затем вытаскивает всю сменную одежду и кидает на кровать, из-под которой после выуживает небольших размеров чёрную сумку с лежащей внутри небольшой суммы накопленных за десяток с лишним лет сбережений. Пакует вещи, проверяет, всё ли на месте, напоследок забирает с собой парочку интересных книжек. Последним штрихом Гвиневра вылавливает в прикроватной тумбе потрёпанный иссиня-чёрный плащ, в который сразу же укутывается, и вешает лямку сумки на плечо, чуть придерживая. Вновь смотрит в окно. Гости весело щебечут что-то между собой, пока молодожёны держатся за руки, наслаждаясь приятным вечером и пряным вином в своих бокалах. Девушка бросает жадный взор на брата, желая запомнить его таким же прекрасным, каким он был всегда, на всю жизнь, отпечатывая его образ на сетчатке глаза и прямиком в мозг, в самое подсознание. Как жаль, что она никогда не сможет ласково потрепать эти прекрасные светлые локоны. Ну что же, счастья молодым. А Гвиневре нужно бежать. С детства она знала о тайном проходе в её комнате и о нескольких таких же по всему замку - отец часто наказывал её за непослушание и детские шалости, запирая в комнате на несколько часов, что было только на руку юной волшебнице. Небольшая дверца за книжной полкой вела прямо в излюбленный сад, чем девочка с радостью пользовалась, сбегая от невзгод. Сейчас эта дверца как никогда кстати поможет при последнем побеге от всех - от себя, своей семьи, своих чувств и своего проклятия в виде брата, но самое главное - от своей порочности, мерзости и грязи, которую она держала внутри себя огромным монстром на свинцовых цепях всё это время. И ключом к этому станет лежащая на письменном столе непримечательная книга в красной кожаной обложке - сборник детских сказок, полюбившийся Гвиневре с детства. Будучи ребенком, она никогда не убирала эту книгу обратно на место, продолжая перечитывать вновь и вновь уже выученные наизусть строчки о принцессах, рыцарях и драконах, пока однажды от скуки ей не захотелось идеально убраться в своей комнате. Пожалуй, это было лучшее её решение тогда. Аккуратно взяв книгу со стола, девушка кладёт её на самую верхнюю книжную полку в огромном шкафу, к таким же по внешнему виду книгам. Где-то за ним гулко начинают скрипеть механизмы и шестерёнки, и Гвиневра молится, чтобы ничего не заклинило. Голоса с двора тем временем утихли, очевидно, все направились с прохладной улицы обратно в тёплые стены замка для продолжения торжества, и с каждой минутой у девушки остаётся всё меньше времени для побега. Впрочем, ей повезло - шкаф отъезжает в сторону и его всё же заклинивает, но уже ближе к концу проёма, оставляя приличное место для выхода, чем Гвиневра с радостью пользуется. Тайный путь представляет собой узкую (буквально на одного человека) лестницу, которая по спирали спускается вниз, к небольшому подвалу и люку, ведущему прямиком в один из тупиков садового лабиринта. Теперь дело остаётся за малым. На ступеньках девушка подбирает оставленную собой когда-то давно в этом месте лампу и зажигает её с помощью магии, затем дёргает рычаг на стене слева двумя руками, и книжный шкаф затворяется, оставляя позади целую историю, целую эпоху в жизни Гвиневры. Она знает, что нужно, необходимо уходить. Бросить всё и бежать со всех ног, бежать быстрее, чем когда-либо, чтобы забыть, закопать, утопить в своей душе все чувства. Пережить, пережевать и выплюнуть из себя эту болезнь, отравляющую жизнь ей и окружающим. Умереть, сжечь себя изнутри, чтобы переродиться и воскреснуть, восстать из пепла с новой, чистой душой. Вот только всё равно ей хочется вернуться назад, снова делая вид, будто ничего и не было. Будто и не хотелось ей бежать, не хотелось смерти Одетты, не хотелось наложить на себя руки. Всю свою сознательную жизнь она жила узницей в плену своей чёртовой любви, потому что брат слишком... другой. Ничьих чувств, эмоций, ничьего одобрения она не ждала так сильно, будто самый заветный подарок, чем его. Никто ей не нужен, кроме него. Чёрт. Звук упавшей книги с той стороны потайного хода выводит девушку из размышлений, и белые с позолотой туфельки мчатся по ступенькам со скоростью света вниз, к свободе. Гвиневра открывает массивную дверь в подвал, затем ставит фонарь рядом с отсыревшей деревянной лестницей, поднимается к тяжёлому люку и силой выталкивает его. Раздаётся грохот (достаточно громкий, но вряд ли слышимый в замке), на волосы и одежду падают сухие листья и жухлая трава - маскировка для неопытного глаза. Гвиневра встряхивает головой, смотрит вниз, на фонарь, и решает оставить его там, выбираясь на поверхность и захлопывая за собой люк. Перед глазами стелется небольшая полянка, за которой давно никто не ухаживал - везде слоями лежит валежник, который копился, наверное, на протяжении нескольких лет, и иногда виднеются кочки с пожелтевшей травой. В этот забытый богом тупик заходят никто из гостей, редко кто из замковой прислуги и чаще всего - одна Гвиневра. Наверное, она одна из немногих, кто знает не только про этот потайной ход, но и в принципе про это ответвление в садовом лабиринте - даже на карте замка Барокко он отмечен не был, поэтому сразу понятно, откуда здесь такая контрастирующая со всем сияющим чистотой двором неухоженность: вряд ли какой-нибудь рядовой слуга доберётся сюда без знающего человека. Интересно, а знает ли Ланселот об этом ходе? Боже... Нельзя думать о нём, нельзя, нельзя. Сбросить наваждение Гвиневре удаётся довольно быстро, стоит только громкой музыке и аплодисментам раздаться из замка. Она испуганно оглядывается по сторонам, скользит взором по окнам, чтобы убедиться в своей незамеченности, и спешит к одному из невысоких стриженых кустов, перепрыгивая его. Здесь она подбегает к огромному железному забору, окружавшему весь замок Барокко, ныряет в проделанную в нём когда-то давно дыру и наконец-то ощущает лёгкую свободу где-то в сердце, приятно ноющем и покалывающем будто после изнурительных физических упражнений. Будучи подростком, Гвиневра часто сбегала из замка в близлежащий город, чтобы развеяться, отдохнуть, собраться с мыслями и пообщаться с людьми. Все знали её там, как жизнерадостную и прелестную девушку, любимейшую дочь и волнующуюся сестру, и никто - как болезненно влюбленную грешницу, отчаянно жаждущую любви собственного брата, как невинную скромницу, несколько раз пытавшуюся покончить с собой, и как потенциально опасную волшебницу, состояние которой может за несколько мгновений превратиться в безумное из-за собственных удушающих мыслей. Теперь, конечно, появляться там нельзя, иначе о побеге узнают слишком рано. Ей нужно уходить, чем дальше - тем лучше, в те земли, куда не ступала нога ни её семьи, ни тем более её брата. Туда, где никто никогда не найдёт её, где она сможет навсегда забыть о своих ненавистных чувствах. Туда, где ни одно живое существо не узнает её. Ей хочется сбежать от боли, от иллюзий, навязанных себе самой. Скинуть с себя пелену фантазий, что возможно, когда-нибудь, через триста лет Ланселот ответит на её чувства. До последнего дня Гвиневра не верила, что у брата действительно есть невеста, которую он любит слишком сильно, и сегодня получила доказательство своей наивности и глупости - тот поцелуй, до сих пор стоявший перед глазами, выжигающий слова проклятий на языке. У неё изначально не было шанса, и она понимает это. Сознание плавится от долгожданной свободы, которая путами сковывает руки и ноги, тянет назад, в пучину бездны, к своим лютейшим демонам. Слёзы наворачиваются на глаза, но девушка вытирает их ладонями, прикусывая губу - боже, она такая доверчивая, такая безнадёжная, ну почему, почему, почему? Тряхнув головой и поправив лямку, она бежит со всех ног в чащу дремучего леса, находящуюся сразу же за замком. Спотыкается в темноте о корни и опавшие ветки, падает, разбивает колени, тут же встаёт и снова бежит, путается в плаще, наступая на его края, не останавливаясь ни на секунду. Прыгает через камни, залезает по толстым веткам на дерево и мечтает в эту секунду воспарить к небесам, словно гигантская птица, вырвавшаяся из плена каменной, безмолвной крепости, холодной, словно могильная плита. Где-то вдали, среди камней, густой травы и стволов деревьев, виднеется слабое желтоватое свечение, и Гвиневра на всех парах спешит туда. Спрыгивает с ветки дерева, продирается сквозь мелкие кустарники и выходит к небольшому озерцу, над которым блекло мерцают светлячки. Два ручейка слёз стекают по её щекам, и она давит всхлип где-то в груди, стараясь сдержать подкатывающую к горлу истерику. Получается с трудом, но девушка держится до последнего, хоть искажённое расстроенным выражением лицо и выдаёт её с потрохами. Удивительные метаморфозы - за день она превратилась из весёлой, самоуверенной и дерзкой волшебницы в невнятную размазню, способную разве что сбегать от проблем и утирать сопли самой себе, пока жизнь нещадно сыплет в неё ударами. Один человек, однажды вознёсший Гвиневру до небес, теперь растоптал, разорвал в клочья разум, сердце и душу, и она ничего, абсолютно ничего не может с этим сделать. Если бы в её силах было заставить брата полюбить... Если бы в её силах было бы, чёрт возьми, хоть что-нибудь, кроме попыток бунта, она не сидела бы сейчас возле озера, упираясь многострадальными коленками в сырую землю, и не рыдала. Но она сидит. И плачет так, как не плакала никогда в своей жизни, сотрясаясь всем телом и буквально чувствуя, как боль раздирает её изнутри. Она беспомощна. Бессильна. Абсолютно одинока. И всё же она предательски оборачивается назад, надеясь, что брат найдёт её. Узнает о побеге, вернётся и скажет, что это - всего лишь злая шутка, а глупая сестрёнка восприняла всё близко к сердцу. И не было никакой свадьбы на самом деле. Но Ланселот не приходил. Ни через час, ни через два. Гвиневре думается, что он наверняка даже не заметил её отсутствия на празднике, пока наслаждался своим новым семейным положением, пряным вином в бокале и самое главное - своей новоявленной женой. К горлу подкатил ком. Гвиневра росла в семье, где с детства её окружали заботой, вниманием и любовью. Она не могла остаться проигнорированной или незамеченной - родители и слуги всегда уделяли время для игры с маленькой принцессой, а брат-прилипала постоянно находился рядом, то и дело норовя защитить от всего мира. Наверное, тогда она впервые почувствовала себя странно. Ведь никто до Ланселота и даже после не обращался с ней, словно с какой-то диковинной драгоценностью, никто не ценил её так, как он. Никто не мог сравниться с ним, потому что он - единственный, кто смотрел на Гвиневру и видел её настоящую, со всеми недостатками, с тем самым эгоизмом и той самой самовлюбленностью. А ещё ему единственному нравились огненно-рыжие волосы девушки, которые она так ненавидела в детстве и так полюбила в юношестве. Вот только чем старше становились они, тем хрупче становилась их связь, слабея с каждым днём. Подростком Гвиневру отправили в проклятую Магическую Академию, где она стала лучшей из лучших, а Ланселот занимался с учителями фехтования в замке, постепенно забывая о младшей сестре. В детстве он обещал ей, что во взрослой жизни они будут вместе путешествовать по Землям Рассвета, сражаться с монстрами и спасать людей из лап злых сил, но стоило детству кончиться, как обещание кануло в лету, и на замену пришли другие цели. И Гвиневра в них явно не входила. Ведь иначе, вернувшись после нескольких лет обучения магии, она не узнала бы, что Ланселот сбежал из замка невесть куда вместе со своей немногочисленной армией. В тот момент она почувствовала себя по-настоящему преданной. Сетовала на судьбу, плакала, молила всех известных богов о возвращении брата. И спустя некоторое время, наполнившись решимостью, она, не медля ни минуты, собрала все необходимые вещи и тоже сбежала вслед за ним. Прямо как сейчас, да. Только теперь она бежала от: него и себя. Само собой, себя - в первую очередь. Пускай это и невозможно, пускай придётся превозмогать и жить с вечной болью, переступать через себя, заглушать в себе эмоции и рыдать ночами - плевать. Гвиневра уже выплакивает из себя последние силы и страдания, уже скребёт ногтями землю и шепчет, молит, просит о помощи. Ей так плохо, так больно от этой иссушающей любви, от ревности и собственной никчёмности, что она готова выть волком, лишь бы это всё закончилось.

Но разве она - неправильная?

Спустя некоторое время непрерывного плача Гвиневра думает, что так продолжаться больше не может. Она делает глубокий вдох, наполняя лёгкие кислородом, и старается успокоиться. Получается не сразу - пару-тройку раз она чуть не срывается снова на отчаянные рыдания, но, впившись пальцами добела в лямку на плече, возвращается в прежнее состояние и пытается заново. Через несколько минут она поднимается, отряхивает красные коленки от налипшей земли и поправляет плащ.

Разве её любовь - неправильная?

Медленно подойдя к озеру, она зачерпывает воду в ладони и плескает на лицо и колени, смывает грязь. Поднимает голову наверх, с любопытством рассматривая давно взошедшую луну, ласкающую своими слабыми лучами кожу, и улыбается.

Разве любить - плохо?

Она знает, что брат её любит. Знает, что он души в ней не чает, что она - самая обожаемая и любимая сестра для него, что он искренне переживает за неё, что целый месяц после её отъезда он не находил себе места, порываясь обучаться ненавистной магии вместе с ней. Она знает, что брат её любит, но это не та любовь, которой ей хотелось бы. А самое заветное желание для неё - чтобы Ланселот увидел в ней девушку. Не сестру, не родственницу и не близкую подругу, как это было всегда, а девушку. Любимую, единственную и неповторимую, которой он будет гордиться, которую будет хвалить и целовать. Только её одну. И больше никого. И ей хочется, чтобы брат хотя бы на несколько мгновений, на долю секунды подумал о ней именно так и сходил с ума, объезжая все города и страны Земель Рассвета, обыскивая углы каждого здания, каждой таверны в поисках малейших зацепок о её местоположении. Даже если он вскоре забудет о ней и перестанет искать - плевать. Ей хочется хоть на миг стать ему нужной, жизненно важной, необходимой для него. Неотъемлемой частью его механизма, без которой он сломается и не будет работать. Хотя бы маленьким кусочком, крошечной молекулой промелькнуть в его жизни и испариться, исчезнуть навсегда, храня в себе всю память о своей любви до конца дней. Даже если для этого понадобится бросить всё, она готова. Её чувства не исчезнут, как бы ей не хотелось. Они росли в ней, словно привередливый кустарник роз - долго и трепетно, с заботой и любовью, с теплом и особенной нежностью, подаренными братом. Как она может отказаться от всего этого, бросить всё то, что взращивала в себе так тщательно и длительно, загубить собственными руками на корню все светлые чувства и забыть лучшие моменты своей жизни? Жить прошлым нельзя, и Гвиневра знает это, поэтому колеблется, словно корабль посреди шторма, не понимая, чего же она по-настоящему хочет - разорвать все цепи, сковывающие её любовью к Ланселоту, и воспарить к небу, или же жить забитой птицей всё оставшееся время на земле, бережно храня у себя в сердце драгоценные воспоминания. Возможно, кто-то другой сможет показать ей абсолютно иную жизнь. Кто-то, совершенно не похожий на брата ни характером, ни лицом, с абсолютно другими манерами и ценностями в жизни. Иной человек, в силах которого будет залечить чересчур травмированное и покалеченное сердце Гвиневры, отремонтировать и поставить на место, чтобы механизм снова работал без сбоев. Возможно, она самостоятельно будет искать его среди массы остальных людей, но это явно будет потом. А сейчас девушка, снова глубоко вздохнув, улыбается дующему навстречу слабому ветру и уходит от озера, продвигаясь через непроходимые лесные дебри. По этому пути она никогда не ходила ранее, боясь заплутать, но сейчас абсолютно точно ощущает шестым чувством и знает - далеко-далеко, за тысячи миль впереди, находятся стены Магической Академии, любимой и ненавидимой одновременно. В холле наверняка до сих пор висит портрет Гвиневры наравне с портретами других лучших учеников за всю историю существования этого здания, а учителя вспоминают с улыбкой на лице и уважением. Возвращаться туда ей категорически не хочется, да и незачем - вряд ли кто-то ждёт её там и желает видеть, разве что самый строгий профессор Горд, с которым у Гвиневры сложились довольно дружественные отношения. Конечно, вряд ли он простит её, если вдруг узнает, что одна из его любимых учениц отправилась в ненавистный техно-город Эрудитио к заклятым врагам Академии в поисках нового смысла жизни, друзей и, возможно, любви. И она надеется, что в суете будущих дней она сможет забыть и навсегда уничтожить прошлую себя.