Ничего плохого

— Матиас, мне кажется, что-то не так с Бэзилом. Глубоко задумавшийся о чем-то смутном, Матиас вернулся туда, откуда начал свое мысленное путешествие — за обеденный стол, где сидевшая рядом Василика осторожно шептала: — За этим обедом он почти ничего не съел. Матиас поморгал, медленно вдумываясь в ее слова. Их старый добрый Бэзил — и ничего не съел? Бэзил никогда прежде не отказывал себе в пище — за ним водился невинный грех чревоугодия, который ему, конечно же, прощали за мужество, преданность и находчивость. — Может быть, он просто устал, — предположил он. — Или не удержался и успел поесть до ужина. С ним такое постоянно случается. — Да, но после этого он всегда ест за ужином как ни в чем не бывало, а сейчас не положил в рот ни крошки. Это было очень странно, но еще больше Матиас был удивлен тем, что Василика заметила эту странность. Она всегда была очень чуткой — или просто он стал невнимателен к своим друзьям. — Эй, Бэзил, неужели тебе не нравится сегодня блюда? — прогрохотал голос Констанции –очевидно, от нее тоже не укрылась эта странность. — Ты совсем ни к чему не притронулся. Не болен ли ты? Бэзил со вздохом отодвинул тарелку и помотал головой. — Нет аппетита, — сказал он, и громко заурчавший живот немедленно выдал его маленькую ложь. — Хорошо, хорошо, аппетит у меня есть. По правде говоря, друзья, я умираю с голоду. Все притихли, явно ожидая продолжения. Поняв, что ему не отвертеться, Бэзил повесил голову. — Мне кажется, я слишком много думаю о еде. Раньше я никогда не сдерживался за столом, но почему-то только сейчас подумал, как плохо это смотрится со стороны. — Отчего же плохо? — ласково спросила Василика. — Вовсе наоборот, так хорошо плотно поесть после трудного дня. — Может быть, поварам и нравится смотреть, как в чужих желудках исчезают плоды их трудов, — невесело заспорил Бэзил, — но большинству, полагаю, не так уж приятно наблюдать за чужим обжорством. — Да что это ты такое говоришь? — всерьез обеспокоенный, на этот раз не выдержал Матиас. — Уверяю тебя, нет никакой причины сдерживать себя. Голодные времена давно прошли, теперь у нас большие запасы лакомств. Прошу тебя, Бэзил, не отказывай себе ни в чем!.. На лице Бэзила отразилось сомнение, однако он все еще не торопился приняться за остывающую еду. — Но разве я не стану от этого «ходячим животом»? Разве я никого не раздражаю тем, что постоянно жую? — Во-первых, спешу тебя поправить, делаешь ты это вовсе не постоянно, иначе бы ты не успел поучаствовать во всех своих славных подвигах, — быстро отозвался Матиас. — А во-вторых, я не знаю ни одного зверя, которого ты бы раздражал — кроме, разумеется, повергнутых тобой противников. И если кто-то из нас когда-то задел тебя неудачной шуткой, то мы искренне просим прощения. Мы никогда не думали всерьез, что… Его монолог прервало оглушительное чавканье: это Бэзил, очевидно, проникшись речами Матиаса, набросился на еду, словно голодал до этого по меньшей мере неделю. — Если вы уверяете, что вам не противен мой вид, и вы не станете думать обо мне хуже… — только и успел пробормотать он, прежде чем отправить в рот большой кусок моркови, оборвавший его дальнейшие рассуждения. — Уверяем, — кротко отозвалась Василика, а Матиас только и мог, что уверенно добавить: — Мы все знаем, что в случае нужды ты разделишь последний кусок с каждым из нас. Вот что самое главное. А пока еды всем хватает, можно есть в свое удовольствие — сколько вздумается!