Невинная юность

      Двое подростков стремительно несутся по узким улицам Чайнатауна, петляя между многочисленными прохожими - китаец в яркой, буквально выжигающей глаза, худи и девушка в одежде поскромнее, но на несколько размеров больше нужного. Он крепко держит её за руку, чтобы та не потерялась в толпе и не попалась преследующим их мужчинам в строгих чёрных костюмах. Когда ты уличный оборванец, мафию разозлить проще простого, но у Шортера нет времени на раздумья. Им с Марией надо оторваться от “хвоста”, а его недавно выкрашенный в фиолетовый цвет ирокез совсем не помогает делу - он как маячок в этом море людей ведёт преследователей попятам.       Беря очередной крутой поворот, Шортер быстро оглядывается на Марию и увиденное совсем ему не нравится. Она на пределе: дыхание сбилось, и просто глубокие вдохи сменились на гортанные хрипы, пот струится по вискам, и спотыкается она всё чаще и чаще. Он крепче сжимает чужую мокрую ладошку, раздражённо цыкнув. Мария при всех своих имеющихся плюсах совсем не подготовлена к босяцкой жизни. Она не любит и не стремится любить драться, пусть и понимает, что нужно уметь самой себя защищать. Любые тренировки с ножами оборачиваются насмешками других ребят, на забегах по Чайнатауну она лениво плетётся в конце. Зато всегда молчаливая и послушная. Даже сейчас - совсем выбилась из сил, но не жалуется, а верно следует за ним.       Шаги мужчин становятся громче прямо пропорционально снижению скорости подростков. Остановившись в одной из подворотен, Шортер даёт Марии небольшую передышку, а сам бегает глазами по непривлекательным кирпичным стенам, в надежде найти выход. Взгляд цепляется за снятую с петель трухлявую дверь, аккуратно пристроенную рядом с не менее плачевно выглядящим проёмом. Он тянет Марию за локоть в сторону проёма со скрошившейся в нескольких местах лестницей, и она устало закатывает глаза. Складывается ощущение, что они убегают уже целую вечность, и она быстрее умрёт от разрыва сердца, чем от пули в затылок. Шортер упрямо тащит её вверх по ступеням, и они оказываются в давно заброшенной квартире. Мебели почти не осталось, кроме небольшого платяного шкафа, в который Шортер грубо запихивает Марию, а сам бросается открывать окно на пожарную лестницу. Вдруг повезёт, и мафиози решат, что подростки покинули комнату именно этим путём, и не станут досконально прочёсывать комнату. Туда же Шортер скинул свою худи и, оставшись в майке, нырнул в шкаф. Мария за это короткое время успела перевести дух и недоверчиво смотрит на него, сомневаясь в успехе наспех придуманного плана.       - Если будем сидеть тихо, они нас не заметят, - еле слышно выдыхает Шортер.       Мария, пусть и не желая признавать страх, но всё равно теснее прижимается к нему, а в шкафу и так не очень много места. Единственный источник света - узкая щель между дверцами, через которую ей видно мафию, таких же взмыленных, как и она сама пару минут назад. Половицы скрипят под тяжёлыми шагами мужчин, пока они по периметру обходят помещение, брезгливо переворачивая носками ботинок сваленные у стен мешки с мусором и старые тряпки.       Мария крепче вцепляется в Шортера, как утопающий за спасательный круг, когда один из преследователей подходит опасно близко к их убежищу. Он что-то ворчит про то, что “будет он ещё из-за каких-то сопляков в мусоре копаться”, но Мария от ужаса только дышит чаще, стараясь делать это как можно тише, и уткнувшись Шортеру куда-то в шею.       Тот же застыл как истукан и не слышит ничего, кроме оглушительного стука сердца. Кровь пульсирует в висках, а внутренности буквально скручиваются в узел, отдавая волнами в низ живота. Крупные вены на руках вздулись, и он готов взорваться от возникшего в шкафу напряжения. Дыхание Марии обжигает кожу на шее, усугубляя и без того очевидную ситуацию. Шортер начинает мысленно считать до 10 в попытке успокоиться, когда всё ещё присутствующие в квартире мафиози, как он и рассчитывал, решают продолжить преследование через окно, и их крики становятся тише.       Мария немного отодвигается, шепчет осторожно:       - Давай подождём, а потом выйдем, вдруг они вернутся... Шортер, какого чёрта?!       Он готов поклясться, что даже в полумраке шкафа видит, как её покрытое испариной лицо заливается румянцем. Грудь ходит ходуном в такт дыханию, и это бросается в глаза настолько сильно, что даже будь на ней доспех вместо футболки, Шортер смог бы всё представить сам. В подробностях.       - А что я сделаю?! - нервно шипит он. - Мы с тобой маринуемся в этом душном ящике, ты ещё и прилипла ко мне! Это вовсе не потому, что...       ...Не потому, что за несколько лет проведённых в Чайнатауне твоя кожа не впитала ароматы многочисленных специй; не потому, что я могу по-хозяйски приобнять тебя за плечо на глазах у других и при этом не получить локтем под дых; не потому, что твоя сдержанность и тяжёлый взгляд вызывают у меня трепет и восхищение; не потому, что ты как глоток свежего воздуха в толпе одинаковых лиц; не потому, что мы прижаты друг к другу так близко, что я могу почувствовать твоё дыхание и запах дешёвого шампуня...       -… ты мне нравишься.       Шортер не сразу понимает, что произносит последние слова вслух и замирает, не зная, какая последует реакция. Он опускает взгляд и напряжённо рассматривает носы своих стёртых кроссовок. Напротив него Мария молча перетаптывается на месте, задевая его обувь своей. Она шумно выдыхает, и от этого у Шортера по телу бежит толпа мурашек, усиливая возбуждение. Он весь как оголённый нерв, чувствует движение воздуха вокруг и жар, исходящий от собственного тела. Мария не торопится с ответом, и он собирается с силами, чтобы обернуть скомканное признание в шутку и наконец-то выбраться на свободу.       - Да не принимай близко к сердцу... Я это не серьёзно...       Мария прерывает его на середине фразы, осторожно касаясь ладони. Шортер вздрагивает и пытается попятиться назад, но за спиной только стенка злополучного шкафа. Он упирается в неё, что позволяет Марии приблизиться ещё на полшага. Их лбы соприкасаются, и Шортер может разглядеть, как дрожат ресницы Марии, и как она судорожно облизывает пересохшие губы. Время кажется бесконечным ровно до того момента, как они оба делают движение навстречу друг другу.       Поцелуй вышел с привкусом дешёвых сигарет и юношеских надежд.