*On the ground of an ocean we burried our love...
Время было час и двадцать минут ночи, продолжалась эвакуация пассажиров, начавшаяся около 12:40. Капитан отдал приказ собирать людей на шлюпочной палубе еще в полночь, но это оказалось не так то легко. Тогда еще не все верили в то, что могло произойти нечто столь серьезное и уж тем более представляющее угрозу для жизни. Некоторые вовсе считали подготовку шлюпок и возню со спасательными жилетами чушью и излишней мерой предосторожности, потому как стюардами не озвучивалась истинная причина этой процессии во избежание переполохов. По началу спокойствие людей шло команде на руку, так как не создавалась паника, теперь же все понимали, что времени становиться все меньше, многих до сих пор нет на палубе, а действовать нужно было незамедлительно. Томас Эндрюс и Брюс Исмей ходили в толпе и настойчиво призывали пассажиров надевать спасательные жилеты, и не мешкая занимать места в шлюпках. Лайтоллер и Мёрдок действовали согласно приказу капитана первым делом спасать женщин и детей, и не подозревали, что им это дастся с таким же трудом, как и тем, кого они должны сажать в шлюпки. Они были вынуждены наблюдать тысячи маленьких душераздирающих трагедий, в которых люди прощались друг с другом, надеясь на лучшее, подозревая о худшем. Мужья и отцы обещали женам и детям, что они скоро обязательно встретятся, но понимали, что скорее всего это неправда. Спастись могла только половина и только половина осознавала это до конца. Женщин пытались отцепить от мужчин, за которых они отчаянно держались мертвой хваткой и сквозь рыдания возражали, что никуда без них не пойдут. Многих получалось уговорить, но некоторые были непреклонны в своих доблестных намерениях или вместе спасаться, или вместе погибать. Томас долго смотрел на все это, застыв на месте, а потом словно во сне медленными шагами побрел во внутрь, сам не зная куда. Жизни людей пролетали перед глазами, немыслимым казалось то, как еще сегодня днем он слышал звонкий смех и видел счастье на лицах, а сейчас ничего кроме глубокой печали, пронизывающих до костей страха и ужаса в тех же глазах. С этой мыслью невозможно было примириться. Проще не становилось, только больнее с каждой минутой, с каждым новым миллиметром погружения под воду.***
Неизвестно сколько бы еще Роуз оставалась взаперти, если бы не ее горничная Труди. Молодая девушка была весьма удивлена, застав свою госпожу сидящей на полу, закрытой в собственной каюте и при том тогда, когда остальные в панике покидают все помещения. Роуз, быстро разузнав у девушки о происходящем, и ничего той не объяснив, но на прощание крепко обняв, тут же выбежала. Пробегая по длинным коридорам, она заставала других пассажиров, но уже с ног до головы одетых в теплые вещи. Кто-то был полностью экипирован, на ком-то пальто и шубы видимо в спешке были надеты поверх ночных пижам и халатов. Девушка обратила внимание на то, что по сравнению с остальными была одета слишком легко и в скором времени, вероятно, пожалеет об этом, но возвращаться ради такой мелочи она уже ни за что бы не стала. Преодолев бесконечные коридоры, Роуз выбежала на лестницу главного холла и когда начала спускаться ее равновесие дало понять, что ступени как будто находятся не в том положении, что раньше. «Боже...неужели мы правда тонем…», - остановившись подумала она, только теперь в полной мере осознавая весь ужас случившегося. Придя в себя и выбежав на шлюпочную палубу, девушка увидела мать, которая бросилась к ней на встречу. — Девочка моя, я себе места не находила! Где ты была? — Это не важно. Уже …приказано садиться в шлюпки? — Роуз рассеянно оглядывала толпы людей и помощников капитана, подготавливающих спасательные судна. — Давно, — сзади прозвучал ненавистный голос. — Неужели! Мне-то неоткуда было знать! Каледон взял невесту за руку и оттащил в сторону. — Это было для твоего же блага. Тебе нужно было одуматься. — Ты, очевидно, собирался это сказать на моих похоронах?! Потому что, если бы не Труди это было бы последнее место, где бы ты меня увидел! И не вздумай лгать о том, что собирался вернуться за мной! Роуз уже собиралась уйти, как мужчина снова схватил ее за руку. — Ты не посмеешь снова уйти! Это так не кончится! — Все закончится именно так и здесь! Силами все более нарастающего гнева она яростно оттолкнула от себя не ожидавшего того Кэла. Подбегая к борту Роуз увидела, как ее мать садится в шлюпку, в которой уже сидела Молли Браун. Рут несколько раз обращалась к дочери и просила ее сесть, но та стояла окаменев, словно позабыла кто она и где. Все мысли резко возвратились только лишь к одному человеку, чьего лица та никак не могла отыскать в толпе. В ее голове закралась страшная мысль — она не может спастись, только не без него. Рут непонимающе глядела на нее, неистово кричала ей, но Роуз не слышала. Силой вырываясь из своих мыслей, она лишь подняла глаза на Молли, которая, как всегда все поняв, улыбнулась и кивнула ей. По щеке девушки потекла слеза и она улыбнулась женщине в ответ. — П-прощай, мама...Я люблю тебя! Походка ее была быстрой и твердой, она почти бежала, но внутри кроме боли и печали не отыскивалось ничего иного, на глаза продолжали выступать слезы, когда до нее доносились крики матери. Она лишь надеялась, что ее новоиспеченная подруга расскажет той обо всем и хоть как-то утешит. Пытаясь самой успокоиться, Ссобираясь с мыслями, Роуз стала быстро соображать, где искать Эндрюса. Ясным было как белый день, что на таком огромном корабле они вероятнее всего разминутся и тот затонет быстрее, чем они отыщут друг друга, но выбора не было, кроме одного — решить куда идти. Тут на глаза ей попался активно помогающий Мёрдоку в рассадке пассажиров Брюс Исмей. — Мистер Исмей! Вы не знаете, где мистер Эндрюс? Его нет на палубе. — Ох, боюсь я не смогу вам помочь. Он исчез, когда мы инструктировали пассажиров, и больше я его не видел. Быть может, стоит начать с его каюты? — Вы знаете где она? — Каюта 36, палуба А! — Спасибо! И еще… простите меня за то… за те слова, пожалуйста. Я не должна… — Пустяки, правда. Не теряйте времени, спасайте себя! — И вы! Удачи! — Роуз не выдержала и, сама себе дивясь, обняла мужчину на прощание. Исмей был растроган этим, так они простояли несколько секунд. Он долго провожал ее взглядом, когда она убегала, после чего снова принялся за дело.***
Когда час или более назад Брайд доложил капитану Смиту о том, что ближайшее к ним судно Карпатия сможет прибыть на место крушения только через пять часов это повергло его в леденящий ужас. Он, насколько мог, не подал вида, чтобы не вызвать еще большую тревогу у парнишки, но внутри все начало умирать. Осознание того, что физически спастись смогут не все, что теперь было абсолютно предопределено ввиду слишком позднего прибытия единственной помощи, разрывало Смита изнутри на миллиарды маленьких частей. Они не могли ничего сделать тогда, не смогут сейчас и за какой-бы спасительный трос они не цеплялись — он обязательно обрывался. Он винил одного себя во всем, потому что был капитаном. По-другому он не мог, как не смог бы любой нормальный капитан. Быть может, не будь той фатальной угрозы для всех, он бы и к этому отнесся иначе, но в таких обстоятельствах, пав в самый ад, его воспаленный ужасом разум все более гиперболизировал происходящее, свою вину и это стало сводить с ума. Медленно. Уже тихо пряталось в глазах легкое безумие. Его отрешенность видели, его безмолвие слышали, но никто не успел ничего понять. Капитану казалось, что он уже слышал еще не наступившую тишину. Тишину, которая ляжет на океан через несколько часов. Пустота в голове, в теле, в душе, в сердце, в памяти. Капитан все вспомнит лишь с последним вздохом…***
Роуз какое-то время бродила по витиеватым, стремительно затопляющимся водой коридорам нижней палубы после того, как последовала совету мистера Исмея. Она бы вряд ли решила спуститься вниз, однако один стюард заверил ее, что видел, как мистер Эндрюс последний раз делал распоряжения именно там. Сперва встретились несколько человек, пара стюардов, пытающихся вывести заблудившихся пассажиров на верхнюю палубу, позже все окончательно опустело. Отсутствие жизни, длинные коридоры, тишина, за исключением шума быстро поступающей воды, сильно пугали. Пугало и то, что то единственное, ради чего она здесь, до сих пор не удавалось отыскать, а дорога была каждая минута. Ледяная вода иглами пронизывала тело, уровень поднимался все выше. Роуз уже не без усилий добралась до лестницы и, быстро взбежав по ней, понеслась дальше. Она понимала, что пока она ищет, он уже может спокойно стоять на шлюпочной палубе, цел и невредим, но нужно было удостовериться в том, что его нет где-то еще. Бегло осмотрев главный холл и обеденный салон, она вошла в ресторан и приостановилась. Все было таким же красивым, как и прежде. Как в самый первый день, когда все еще было совсем новое и нетронутое любопытной рукой. В таком величии, элегантности и чистоте лайнер встречал свой конец. Словно усопший, облаченный в погребальное одеяние. Она окинула взором каждый предмет, расчувствовавшись, последний раз проводя рукой по гладкому резному столу, который еще вчера так радушно собирал вокруг себя множество гостей. Ее взгляд остановился на двери курительного салона. Уже не зная стоит ли идти туда, стоит ли идти куда-то вообще, чувствуя усталость и щемящее отчаяние внутри, она медленно подошла к двери и обессиленно толкнула ее одной рукой. Вдруг она замерла. Возле камина, глядя на карманные часы, стоял он. Роуз казалось, что ей все снится. Когда она стала неторопливо приближаться к Эндрюсу, он лишь слегка повернул голову, прислушиваясь, а потом обернулся. Роуз подошла к нему совсем близко, глядя своими большими, полными слез глазами в его глаза. Молча они смотрели друг на друга. Она пыталась прочесть что-нибудь в его печальном взгляде и видела в них тысячи разных эмоций, таких мучительных и болезненных. Роуз всем телом ощущала, как все его чувства, его горе, страдания, страх, сожаление передаются ей, и она, расплакавшись, упала Томасу на грудь. Он крепко обнял ее, прислонившись губами к рыжим волосам, чувствуя, как слеза бежит по щеке. — Почему же вы здесь и не спасаетесь? — слегка отстраняясь, чтобы увидеть его лицо, спросила Роуз. — Когда я целиком осознал, что теряю Титаник, то понял, что должен хотя бы попытаться сохранить то, что мне также дорого, как и он сам. Но а не найдя, не знал, что мне теперь остается. В один миг ничего, что имело смысл, больше не было у меня в руках и я... я решил остаться с тем, кого подвел, - по мере того, как он говорил, его голос становился все более отрешенным, наполняясь горечью, будто Эндрюс снова возвращался в начало страшных событий. — Уверена, он знает, что это не ваша вина. Человек, вложивший в него столько души и любви, не может его подвести. Роуз взяла его за руку и нежно улыбнулась, надеясь, что ее слова смогут стать для него хоть слабым, но утешением. Эндрюс, чье выражение лица до этого было отражением тяжелейшего душевного потрясения, поднял глаза на Роуз и в них она увидела вновь загорающийся свет. — А я… тоже искала, думая, что впустую. — Но стой, а как же твой... мистер Хокли? Вы ведь... — он говорил удивленно, делая акцент на каждом слове, будто напоминая Роуз о чем-то, что она забыла. — Да, это... такая долгая история, к сожалению или к счастью, без счастливого конца. Одним словом, я искала, — Роуз многозначительно посмотрела на мужчину, намекая на истинный смысл своих слов. — Так стало быть … кто ищет, тот найдет? — улыбнувшись произнес Томас, гладя Роуз по голове. — Тысячу раз да! Роуз вдруг поняла, какой большой смысл имеет это выражение для нее. Она искала не только любовь, все эти дни она искала себя и свое собственное значение настоящего счастья. И сейчас, когда, казалось бы, весь мир рушился, она наконец почувствовала себя счастливой. — Столько дней не решалась сказать несколько слов. Тех, что люди обычно говорят, когда становится поздно. Как сейчас… Я знаю, что этого нельзя говорить, но мне уже ничто не кажется правильным. У вас есть семья, вы принадлежите другой. Мне непозволительно даже думать о вас, но таково уж мое невезение, что мне остается быть женой нелюбимого мужа или одинокой и преданной чужому. И я все равно говорю, что люблю вас. Было страшно. Счастье, испытываемое секунду назад улетучилось, уступая место бешенному страху с приходом мысли о том, что вот- вот решится ее судьба. От волнения ее взгляд бегал от глаз мужчины к его костюму, а оттуда на всевозможные предметы вокруг. Она ждала, что он скажет и ожидание казалось бесконечным. Казалось, он тянет, а значит не решается сказать о худшем, и от этих, очень стремительно обрастающих всё новыми догадками и подозрениями мыслей, ее начинало трясти. На самом же деле Томас с упоением разглядывал Роуз, то, какая она именно сейчас и находил в ней все больше прекрасного. Не проронив ни слова, он приблизил ее к себе и поцеловал, крепко обнимая. Роуз была ошеломлена, хоть в душе и молилась, чтобы он сделал это. Она обвила шею мужчины руками, не отпуская от себя и еще не до конца веря в то, что все это не сон. — Ты же помнишь, что мы все еще тонем? — улыбнувшись, напомнил Томас.