Игра в четыре руки

Эта фраза произнесена была таким слащавым тоном, что я не удивился бы, если в портал на самом деле протиснулся бы раскормленный вальяжный котяра. Но вошел … Вошел Томми. — Ангел? — Возмутился я незамедлительно. — Демон? — полувопросительно-полупрезрительно уронил вошедший. Селеста кивнула ему на свободное кресло напротив меня. — Томми Джо Рэтлифф. — Нейтрально сообщила она информацию, явно для меня лишнюю. Зачем мне еще и какой-то Рэтлифф? — Адам Ламберт. — Тот же нейтральный тон, сопровождаемый взглядом на этого котеночка. — Вся информация по порученному вам делу выслана на ваши электронные адреса. Всю последующую информацию получаете по запросу в установленном порядке. Организационные вопросы решаете на месте, самостоятельно, по мере их возникновения. — Я требую сразу же расставить приоритеты в нашем тандеме! — Ангелоподобный мой, как оказалось, напарник, норовисто вскинул маленький аппетитный подбородок. И весь он тоже был такой, ну, в общем, аппетитный. — Еще чего? — Сыграл я возмущение. — По исторически сложившейся традиции демоны всегда располагаются сверху. Томми, еще и Джо, уставился на меня роскошными карими глазищами, медленно заливаясь пунцовым румянцем. Какой хорошенький! Селеста неопределенно хмыкнула, а Рэтлифф воскликнул: — Я отказываюсь работать с этим мужланом! — А я согласен! — Такой разгневанный котеночек — с овальным, красивым личиком, кареглазый, ростом немногим ниже меня, стройненький, ладненький, с трогательно надутыми розовыми губками и роскошными переливами длинных прядей светлых волос, ммм, просто чистой воды ангел, как есть! И я ему сразу не понравился, а это еще интереснее, захватывающе и интригующе. — Я согласен, Селеста! Томми, гм, Джо, присмотрит за мной, чтобы я вел себя прилично и не перегибал палку, ввязываясь в чисто человеческие отношения, да? А если я ее все-таки, перегну? — Что перегнешь? — Не понял Томми, зато поняла Селеста и нахмурила свои брови. — Палку. — Пояснил я, глядя на него в упор. Хотел расставить приоритеты — пожалуйста, я всегда готов. — Палку перегну. — Так, все, Адам. — Ясное дело, лимит нашего времени исчерпан. — Разговаривать нам больше не о чем, задача поставлена, никакие отказы не принимаются ни на какой стадии ее выполнения. Всего хорошего. — Осень в Нью-Йорке. — Задумчиво произнес я, стоя на оживленном перекрестке одного из самых противоречивых мегаполисов человеческого мира. Рядом стоял Томми, а вокруг сновали эти загадочные существа — люди. Им было совершенно все равно, в какую сторону бежать, сколько дел переделать и насколько правдивую иллюзию своей заполненной проблемами жизни создать. Самое главное наше преимущество — наблюдать, оставаясь невидимыми. — Помню, я смотрел такое кино. — Добавил я. — С таким же названием. — Искоса взглянул я на своего ангела. — Про любовь. Ангел пожал плечами. Весь такой сильный и независимый. — Ну и что? Дело у нас тоже основано на этой самой любви. — Немножко, правда, с поправкой на мужские статьи. — Подначил я Томми. — Как ты думаешь, у нас будут с этим сложности? — При чем тут… При чем тут это? — Ангел дернул шикарной выгнутой дугой бровью. — Любовь — она и есть любовь, без всяких поправок. — Философски, друг мой. — Я зевнул. Когда ангелы начинают рассуждать о любви, всегда получается преснятина. Вот явно не хватает им перчинки. Или опыта. Или того и другого. — Итак, что у нас в информации? — Пусть хотя бы озвучит положение дел, на что еще он сгодится. Мистер Рэтлифф. — Итак, — мистер охотно включился в работу. Еще бы, это же не на абстрактные темы рассуждать. Интересно, а он вообще, целоваться умеет? На этих неприличных мыслях мне стало немного жарко, потому что весь внешний вид Томми Джо вполне располагал к эротическим фантазиям. А человеческий вид подразумевает и человеческие чувства и навыки, здесь даже Архангел не подкопается. — Брайан Кинни и Джастин Тейлор. — Шпарит наизусть, заучка. — Переехали из Питтсбурга, полгода назад. До этого пять лет… — Чего пять лет? — Не понял я, почему он остановился. — Трахались? — В том числе. — Наконец отмер мой ангелочек. — Если быть кристально честными, как раз это у них получалось лучше всего. — А сейчас что, разучились? Так не бывает, мой юный девственник! — Я не юный! — Пылко возразил Томми. — О, а я надеялся, что ты произнесешь «я не девственник!» — С придыханием ответил я ему, приближая свое лицо к его. — Так, ты мешаешь мне работать! — Хорошо, прости. — Напустил я на себя покорный вид. — Продолжим. — На протяжении пяти лет эта пара пережила многое. К моменту переезда в Нью-Йорк, откуда, собственно, начинается наша задача, они чуть было не поженились, но потом, Джастин решил, что в крупном городе, среди всех этих человеческих знаменитостей, он сможет полнее реализовать свой талант и мастерство. И получить признание. — Актер? — Поморщился я. — Художник. — Задумчиво ответил Томми. — Причем, весьма талантливый. Да, в оценке человеческих способностей в мире искусства ангелам можно доверять безоговорочно. Искусство у них вообще, в неоплатном долгу, это верно. — А Брайан? — Спросил я. — Сложно. — Как-то внезапно Томми перешел на немногословный стиль общения. — Ясно одно — они любят друг друга. — Романтично. Ну, и какую они там придумали нам задачу? Томми как-то странно посмотрел на меня. Глаза его потемнели и стали печальными. — Брайан Кинни умирает от рецидива смертельного заболевания, а Джастин… Он доживает до глубокой старости, не переставая любить своего единственного мужчину. — Неплохо. — Воодушевился я. — Более чем. Значит так, распределим обязанности в зависимости от наших возможностей. — Я не буду в этом участвовать. — Тихо, но упрямо произнес ангел. — Что? — Пререкаться с ним мне совершенно не хотелось. Хотелось поскорее с этим делом разобраться и попутно, возможно, попробовать завалить этого блондинчика в постель. Подумаешь, недотрога! — Что слышал. — Блондинчик отвел взгляд в сторону. — Это неправильно и я не буду участвовать в этой задаче. Это не… неправильно. — Оспариваешь решения Небесной канцелярии? — Я даже немного пожалел Томми. скорее всего, новичок в этих задачах, зря Селеста подбросила его мне. Ничего толкового из нашего баланса не выйдет. Томми тоже по-своему, проявляет слишком много этой пресловутой человечности, которая нашему небу, как кость в горле. — Смело. Совершенно неожиданно, Томми Джо развернулся и двинулся прочь с нашего перекрестка. Да, точно, юный, наивный, неиспорченный. Ангел. Мне стало грустно и расхотелось шутить. Сколько тысячелетий я лично наблюдаю за жизнью людей. Я — демон. Никакой не падший, конечно, это уже после, мое существование облеклось такими романтичными подробностями, опять-таки, не без помощи ангелов, которые решили, что противостояние светлого и темного дает безупречный баланс, что в искусстве, что в литературе. Демон — порождение тьмы, но подчиняющееся небу. Легко запутаться, но понять можно. Небом мы по неизвестно откуда пошедшей привычке условно называем все высшие силы, которые вносят определенный порядок и предрешенность в земное существование человека. А вносят они это при помощи нас, и темных, и светлых, в зависимости от расстановки шахматных фигур перед началом партии. Мы — инструменты, которые двигают эти фигуры на доске. Мы знаем итог этой партии, и весь ее ход — наша фантазия. Фантазия в рамках определенных небом, конечно. Поэтому я с легкой грустью наблюдал, как Томми решительно добрался до мостовой, и тут его словно эластичным тросом отбросило назад, на перекресток, где его терпеливо дожидался я. — Извини, Томми. — Я сказал это без всякого стеба и сарказма. — Тебе никак не выйти из игры. — Брайан! — Джастин вбежал в студию, нагруженный пакетами из супермаркета. — Бросай свои дела и помоги мне с ужином! Брайан выглянул из-за компьютерного монитора. — Слушай, Джастин, я тут хотел с тобой посоветоваться. — Он с наслаждением потянулся, закидывая руки за шею и разминая затекшие мышцы. Джастин мельком глянул и тут же подумал, что лучшей бы идеей было немножко полежать в кроватке перед ужином, то есть, конечно, не просто так полежать без дела, а вполне с определенными целями и задачами. Но у Брайана Кинни возникла необходимость посоветоваться. — О чем? — Джастин выгрузил пакеты и сел на угол стола. — Мы же, вроде бы все уже обсудили. — Видишь ли, — да, такой мягкий вкрадчивый тон не сулит ничего хорошего, Джастин уже давно назубок выучил все оттенки голоса своего возлюбленного, а их у него было гораздо больше пятидесяти. — Я думаю, что ты не совсем меня услышал в тот раз, когда мы беседовали с тобой о моем возвращении в Питтс. — Опять! — Джастин возмущенно сложил руки на груди. — Брайан, я не хочу снова возвращаться к этому разговору! Снова и снова толочь воду в ступе, перемалывая одни и те же слова. Почему тебе не хочется жить здесь, в Нью-Йорке? Или ты хочешь просто уехать от меня и снова жить так, как привык, как тебе нравится — в одиночку? — Нет, — Брайан не изменил мягкости своего голоса. — Я не хочу жить без тебя. Но мне не очень нравится мое вынужденное безделье. — Но ты же работаешь! Пусть и дистанционно, так это даже лучше! — Я привык к более напряженным трудовым будням. Мне не хватает движения. А открывать филиал здесь — сам видишь, это дохлый номер. Мое агентство слишком маленькое, чтобы выдержать местную конкуренцию. Джастин склонился над лицом. — Значит, мы придумаем что-то еще. Пока не откроется моя выставка, мы не сможем понять, нужно ли еще нам искать счастья в Нью-Йорке… В любом случае, мы всегда можем вернуться домой. — Домой? — Брайан медленно улыбался своей фирменной улыбкой, полной нескрываемого эротизма и вызова. — Домой… — Не забывай, — Джастин легонько прижал свой палец к губам Брайана и тот так же невесомо поцеловал их, — Мы уже обо всем договорись и все решили еще полгода назад. Никаких отступных я не приму. Поцелуй только разжег дремавшую страсть. Все отступило, ушло на задний план, скрылось в закулисье сцены мира. Существовали только они вдвоем, со своими прикосновениями кожи к коже, со своими запахами, шепотами, смешками и стонами. — Солнышко, — засмеялся почти раздетый Брайан, — А кто-то собирался готовить ужин… — Потом, — уже невнятно отозвался Джастин, поднимая на него ярко-голубой взгляд, уже поддернутый поволокой, — Сейчас я хочу это… Джастин сполз по Брайану вниз, опускаясь на колени, и уткнулся туда, где впечатляющая эрекция манила и притягивала его сильнейшим магнитом. — Сейчас я сделаю так, как хочу я… Хотел этого все это гребаное совещание с директором выставки… — Да, — протянул уже густым, низким, от накатившей волны желания, Брайан, — Ты не рассказал мне как оно прошло… — К черту разговоры, Брайан, прекрати выпендриваться! Джастин больше уже не отвлекался на разговоры, а сидящий в своем кресле Кинни, не удерживал своего возбуждения. Он сам приподнялся и толкнулся бедрами навстречу раскрытым губам своего любовника. Джастин всегда любил их оральные ласки. Для него, как для настоящего, без всяких примесей, чистокровного гей, они уже сами по себе были проявлением полноценного секса, а не всего лишь прелюдией к проникновению. Поэтому, он не медля, погрузил член Брайана в свой рот сразу забирая его на всю его немаленькую длину. Тут же ловким движением, обвил его своим языком и принялся облизывать, понемногу поднимаясь по стволу вверх и выпуская его, блестящим от его слюны, набухшим, толстым и вкусным. Просто до одурения вкусным. — Ммм, — промычал Джастин и снова охватил член, уже рукой, в то время, как откинувшийся в кресле назад Брайан, выставил свою безупречную шею и снова забросил руки назад за нее. — Обожаю… И Брайана, собственно, уже повело от одного только особенно сильного движения, которым его возлюбленный сжал член снизу, лаская. И снова Джастин ощутил средоточие брайановской мужской силы в своей собственной глотке и пропустил член еще глубже, и Брайан, сменив позу, сам начал двигаться у него во рту, набирая темп и придерживая его светловолосую голову у своего паха. Еще несколько движений и Джастин оторвался от него, подняв голову и смотря на него снизу глазами, ставшими еще ярче от только что полученного оргазма, который они традиционно поделили пополам. — Обещаешь? — Все что угодно, Солнышко! — Брайан потянул его вверх на себя, целуя. — Никаких решений до открытия моей выставки, никаких этих «давай еще раз обсудим» и никаких телодвижений, о которых бы я не знал. Брайан засмеялся, но смех его трудно было назвать жизнерадостным. — Вот что, что, а о моих телодвижениях ты знаешь все. А если не знаешь, значит, и я сам не знаю о них.