А кто сказал, что будет просто?

      Самое страшное происходит не после смерти, оно случается, если ты как раз-таки выживаешь и начинаешь бороться с последствиями. Или имитировать борьбу. На что-то большее пока что не хватает сил (и неизвестно, хватит ли их когда-нибудь вообще). Случилось непоправимое, когда острая лапка гигантского клоуна-паука ударила в Эдварда, когда Ричи рывком бросился вперед, снося лучшего друга из-под вымеренного выпада Оно. Клоун пронзил бы грудь Эдди насквозь, так покрытый хитином острый шип смазано врезался в поясницу, пролетая мимо, лишь ощутимо царапая Ричи по лицу, с по-идиотски счастливым выражением на нем. Очки слетели с кучерявой головы, отправившись в крутое пике на дно пещеры, но комику всецело плевать на сохранность необходимого предмета. Ему не нужно было видеть мир сейчас. Он и так знал, что тот прекрасен, потому что Тозиер будто выполнил какое-то предназначение, возложенное на него еще двадцать семь лет назад — спас самого неповоротливого мальчишку во всем треклятом Дерри от верной смерти. Спас Эдса Каспбрака, он же теперь гребаный герой! Ричард с улыбкой, самую малость истеричной, выдающей все нотки едва отступившей паники, посмотрел на Эдди, которого продолжал обнимать за пояс. Глаза были закрыты, меж бровей пролегла мученическая складка, губы напряглись так, как будто Эдди страдал от нестерпимой боли, не в силах даже заговорить.       Ричи присмотрелся: что-то темное мерцало на его ладонях. Густое и липкое, застывающее странной субстанцией. Кровь? С ужасом Тозиер приподнял Эдварда, разглядывая его спину, разорванные края одежды и мерзкую, глубокую рану. Он смягчил ранение, очевидно, но не избежал его полностью. С перепуга Ричи казалось, что инопланетный монстр вовсе выдрал кусок спины из тела друга, но куда страшнее была следующая пришедшая в голову мысль. Могло ведь и не казаться. Все внутри обдало жадной, всепоглощающей злостью. На себя за недостаточность сделанного — можно, нужно было стараться лучше. На дерьмовое отродье паршивого блокбастера — без него все сложилось бы иначе. Эдди не был бы на грани смерти и жизни, они бы никогда не уехали из своего городка вот так, порознь, забыв о каждой проведенной вместе минуте.       Ричи Тозиер не позволил бы себе забыть об Эдварде. А теперь им всем, в особенности им обоим, придется разгребать последствия даже после победы над Оно. Придется учиться жить по-другому, потому что если бы в Клубе Неудачников составлялись бы ранжированные списки по критерию невезучести, Каспбрак занял бы первое место.       Потому что Эдди больше никогда не сможет ходить после полученной травмы, и Ричи медленно осел на пол больничного коридора под испуганный вскрик Беверли. Его невидящий взгляд, все еще без очков, забытых в обрушившихся лабиринтах дерривских подземелий, был направлен на вышедшего из реанимации доктора. Из-за него. Эдди стал калекой по его вине, это Ричи оставил его без ног, без работы, — потому что кому нужен такой работник, который неизвестно когда сможет вернуться к своим обязанностям, аналитик по рискам с инвалидностью? — без… Ричи понимал, что от навернувшихся слез начало жечь слизистую глаз, он просто закрыл грязными ладонями лицо. На пальцах по-прежнему оставалась не смытая спекшаяся кровь. Он почти в одиночку дотащил Эдди до машины, когда Майк и Билли помогли пронести бессознательное тело под низкими каменными сводами. Он вдавливал в пол педаль газа, летя на такой скорости, которая по меркам тихого Дерри превосходила скорость света.       И все практически зря… Эдди жив. Ричард готов умереть от радости, услышав, что его другу ничего больше не угрожало. Но он обязан был его возненавидеть, ведь на него он отвлекся, выбежав из своего безопасного укрытия, его полез спасать с тем дурацким копьем от кованного забора. Они оба справились, они справились все вместе, Бэн, Майк, Бев и Билли, даже Стэн справился со всем так, как смог, никто даже не думал как-то его судить… Но Ричи хотелось кричать от вставшего комом в горле отчаяния. Как отреагировал бы любой человек, придя в себя и осознав, что больше ты не способен пошевелить конечностями ниже пояса? Не почувствуешь даже укола или укуса змеи? За трое суток ежедневного и еженощного дежурства рядом с палатой Каспбрака Ричард почти умудрился убедить себя, поддавшись бесконечным увещеваниям друзей, что самое главное — жизнь и дружба. Они спасли бесчисленное количество живущих в городке детишек, спаслись сами, все так счастливо и приторно сладко, что легко поддаться соблазну поверить в лучшее. Ричи спустился с небес на землю, зайдя в комнату едва проснувшегося Эдса, едва успев присесть. Над головой разлетелся вдребезги брошенный стеклянный стакан, гостя обдало градом осколков и ливнем из апельсинового свежевыжатого сока, акварельными разводами упавшего на белый больничный халат.       Ну конечно. Ричи только открыл рот, чтобы произнести заученную искреннюю тираду о своих сожалениях, о том, какой он омерзительный друг, но всеми силами постарается помочь Эдварду вернуться в норму… как вдруг заметил широко распахнутые от удивления и почти страха глаза друга. Лицо его выглядело бледнее обычного.       — Ричи? О Господи, научись стучаться, я же мог тебя прибить! — тем точным броском закончилась утренняя рефлексия Эдварда, единственный доступный способ выразить все свое отчаяние. Потому что остаться инвалидом, когда тебе уже за сорок, по сути, привыкать жить заново без какой-то надежды на исцеление — это хреново. Максимально хреново по всем возможным пунктам и характеристикам.       Разумеется, Эдди бросил стакан не в него. Бросил он его просто так, осознав свое положение прошлым вечером, после беседы с лечащим врачом. Разумеется, он не злился, не на Ричарда, которого был готов обнять от теплящейся внутри благодарности. В его немощности не было ничьей вины, кроме глупой воли случая. Ричард сидел на краю его койки еще целый час, посвящая Каспбрака во все пропущенные им детали событий. Они выиграли, Вселенское Зло повержено. Билли был вынужден вернуться к жене, а вот с супругой Эдди ребята так и не решились связываться, не зная, что ей сообщить. По официальной версии, представленной докторам, Эдвард неудачно прыгнул с друзьями с утеса в местное озеро. Малоправдоподобная история, но все же лучше, чем танцующий клоун-убийца. В общем, эта часть легенды возлагалась на фантазию Эдди, потому подробности никто особенно не продумывал, времени не хватало на то, чтобы лишний раз перевести дух.       — А Бен и Беверли пока в городе, сняли номер в местном отельчике. Ну и, само собой, Майкл… — но Эдвард поторопился его перебить.       — Номер? Я правильно услышал?       — Ага, голубкам понадобилось почти тридцать лет, чтобы сообразить, как запросто свое счастье можно профукать. Сочувствую их соседям, в здешних хостелах акустика оставляет желать…       — Ричи! — Эдди возмущенно фыркнул, морщась каждые пару минут от тянущего напряжения в травмированных мышцах. В общем-то, такая чувствительность была хорошим знаком, значит, не все сигналы нервных окончаний разрушились и были слабые, но все-таки хоть какие-то, шансы на реабилитацию.       Через неделю заявилась законная супруга Эдди, разрушив потрясающую интимность, воцарившуюся между ними. Она была ужасно, отвратительно похожа на вездесущую Соню Каспбрак, ставя всем своим существом в тупик выбитого из колеи Тозиера. Во-первых, как мир смог вынести существование двух подобных женщин не просто в одном пространственно-временном секторе, но еще и в одной стране? Должна была начаться, как минимум, настоящая война. Второй пункт был куда серьезнее и удивительнее. Как после стольких лет мучительного сожительства бок-о-бок с Соней, с матерью-одиночкой, реально поставившей перед собой цель удушить собственное чадо паталогической заботой, как после всего этого можно было снова так ошибиться? Связать жизнь с очередной бабой, имеющей пунктик насчет гиперопеки какого-нибудь слабенького мужика?       — Вдруг это как «стокгольмский синдром»? — предложил Ричард, облокотившись руками о высокую спинку стула, за которым он стоял. Положив руку одна на другую, он пристроил на них свой подбородок. — Ну как с Бев, помнишь, Эдс? Она столько лет прожила с психопатом, который ее бил, да еще и бренд на его имя оформила. И это после того, что сталось с ее ублюдочным отцом. Ты к психотерапевту ходить пробовал?       — Не помогает, — вдруг честно ответил мужчина, потирая подбородок, как бы закрываясь от чужого внимания. Ни на чем не фокусируясь, он осмотрел палату, переводя взгляд с одного предмета на другой, словно отвлекаясь от нужды подбирать слова. Двухмесячные занятия с психоаналитиком и групповая терапия. По настоянию жены, которая была уверена, что все проблемы супруга кроются в глубоких детских травмах, но никак не в ее собственной истеричной тревожности, какой она окружала его двадцать четыре на семь. — Да и сейчас подавно не поможет, — Эдди огорченно хлопнул по покрывалу, под которым скрывались неподвижные ненавистные ноги. Он практически никогда не поднимал его, только после долгих просьб и разговоров с врачами или медсестрами, и то далеко не всегда. Упрямиться он выучился на хорошем для того примере в лице Ричарда. — Ты прав, видеть я ее сейчас не могу, тошнит от ее приторного «Эддичка, Эддичка», но не выгонять же. Она вроде как меня любит, заботится.       — Поражаюсь твоей откровенности, — Ричи показательно присвистнул, разом делая серьезное и задумчивое лицо. Эдди аж замер от непонимания причудливых перемен в собеседнике, потому что выглядел тот так, как будто ему в самом деле раскрыли как минимум государственную тайну.       — Ты сейчас о чем? — неловко поежившись, поинтересовался Эдди.       — Ну как же? Ты сейчас прямым текстом признался в мазохистских наклонностях, и я это, конечно, учту. Ты мне еще в детстве казался маленьким извращенцем, но присвоить себе мамми-кинк с уклоном в БДСМ…! Все мои лучшие темы для шуточек.       — Ричи, будь, черт возьми, другом. И захлопнись уже, наконец.       Но разговор принес свои плоды, чему Ричи был рад. Не зря пришлось пожертвовать спланированной программой выступлений, послав к чертям все графики и потраченные на маркетологов деньги. Стать знаменитым ведущим ток-шоу со своими стендапами успеется, а спасать друга от ошибки всей жизни нужно было прямо сейчас. Они, Мира и Эдвард, решили взять тайм-аут в отношениях и тем паче в семейной жизни, точнее в кои-то веки о необходимости этого решил Эдди, поставив ошалевшую от его грубости Миру Пока-Еще-Каспбрак, как обращался к ней Ричи, перед фактом. Вдруг таким же способом этот олух смог бы решиться через пару лет на развод, оставить совершенно нелюбимую им женщину в прошлом. Слишком сильный шок, ему нужно переварить очень и очень многое, прежде чем снова почувствовать себя — собой. Жена только и могла удрученно кивать после продолжавшейся целый час ругани, слышной в коридоре и всех соседних палатах. Кивать, заливаясь слезами, и видя все отчаяние в этих глазах, Ричи почти испытывал сочувствие, жалость к этой женщине. Она просто такая сама по себе, идентичная копия матери Каспбрака. Сука, не осознающая того, как себя ведет и что делает с другими.       Как раньше уже не получится. Это понимал и сам Эдди, он второй раз в жизни уделал всемогущее существо, питавшееся людскими страхами, Пожирателя Миров и причину всех несчастий в родном городишке. Снова стал героем и почувствовал себя способным на что-то важное. Снова ломать себя и привыкать жить… вот так? Нет уж, таким способом он разве что вернется к ежеминутным приступам астмы. Но зловредный внутренний голосок нашептывал, не затыкаясь, что всех этих умозаключений и доводов он понабрался от Тозиера. Что без Ричи он бы остался женатым работягой без особых притязаний. Или был бы мертв.       И одному Богу известно, что из этого наихудший вариант.       И все-таки наихудшим моментом в жизни Эдварда стал вовсе не тот, когда он впервые услышал поставленный светилами медицины Дерри диагноз. Выписка была чем-то сродни свету в конце туннеля, чертой, за которой расстилалась неизвестность. Что полагалось делать человеку в подобных обстоятельствах? Приспосабливаться к полученной инвалидности, стараться не замкнуться в себе, проводить больше времени с друзьями и, возможно, потихоньку спиваться. Представлявшаяся картинка походила на вырезку из комедийного фильма нулевых или сериала-ситкома. Увы, все существование Эдди скорее подходило под жанр психологического триллера, драмы и, конечно, ужасы, так что применить взятые из масс-культуры знания на практике не получилось. Как минимум потому что реальность всегда суровее: например, здесь не появляется просто так удобная и красивая инвалидная коляска. Сначала пришлось выбирать ее из каталога, под комментарии и не думавшего угомониться Тозиера, лишенного чувства такта. Серьезно, если бы этот человек умел разговаривать с рождения, то уже на руках акушерки пошутил бы про вагину своей матери.       — Давай, решайся! — Ричи уговаривал взять розовую коляску, получив тем самым буклетом по затылку в десятый раз. — Я видел у тебя пару рубашек, которые точно к ней подойдут, будешь самым стильным. К тому же, какой бы сранью не был Дерри, уж калеку даже за пидорство тут не побьют…       — Черт, Ричи, нет! Я сказал н-е-т, никакого розового, никаких неоновых колес, никаких сидений с мультяшными пони! Это не шутка какая-нибудь, это…       — Полный пиздец, — закончил Тозиер вместо замявшегося, будто споткнувшегося по середине предложения, друга. Он виновато отвел взгляд в сторону, снимая с носа новые очки и протирая их краем футболки. — Я знаю, но почему бы тогда не сделать из этого шутку самим?       Его рука замерла в воздухе — он почти накрыл выступающее под покрывалом колено Эдди, но быстро переориентировался, схватив его ладонь. Сжал, потирая пальцем костяшки, руки у обоих были ужасно холодными. Оба этого не замечали, а Каспбрак, совсем как в детстве, вжал голову в плечи, смотря как-то зашуганно, снова став неудачником и объектом для шуток всей школы. Перед Ричардом снова предстал ребенок, которого дома ждет вечно недовольная родительница, на протяжении всех лет имеющая непотребным образом его мозги. Ребенок, чье имя он когда-то вырезал на Мосте Поцелуев рядом со своим через заветный математический символ. Ричард улыбнулся. Тоже совсем как раньше. В груди потеплело, сжатые руки тоже постепенно согревались.       — Мы справимся. Ты справишься, Эдс. Все уже хорошо и будет только лучше, — так уверенно сказал Ричи, что не поверить ему было попросту невозможно. Они выбрали обычную хромированную расцветку, темно-синюю обивку для сидения. И розовую резину для держателей на ручках, для того, кто помогал бы Эдварду в передвижении. Особенно оценила этот яркий акцент Беверли, которая, на пару с Беном, приходила в любую выдававшуюся свободную минутку. Именно она выразила всеобщее мнение о грядущем расставании Эда с женой. Бев прекрасно знала, что значит умирать в отношениях, чувствовать себя запертым в клетке, пусть и с весьма комфортной жердочкой. Это все проклятие этого города, длившееся до самой кончины Пеннивайза, так как пусть они и выжили, по-прежнему оставались несчастными.       Никакой счастливой старости им не грозило. Тогда. Теперь все иначе, и лучше всего это подтверждают их новые поступки. Пользующийся успехом фильм по мотивам книги Билла, который сам переписал концовку без советов окружающих, целующиеся и льнувшие друг к дружке Бен и Беверли, едва не светившиеся от счастья, как никогда веселый и вечно смеющийся Майк. Больше никаких сомнений и чувства вины, потерь памяти и смертей. Последний раз теперь неразлучная парочка приходила, чтобы попрощаться — для официального оформления развода Бев было необходимо вернуться домой вместе со своим адвокатом, и Хенском попросту не мог позволить ей переступить порог этого филиала ее эксклюзивного Ада в одиночестве, без опоры на его сильное плечо рядом. Никто из парней не удивился бы, если к следующей их уже запланированной встрече ребята вернутся с новенькими кольцами на соответствующих пальцах и заявят о помолвке. Тозиер даже осмелился попросить выбрать церквушку с пандусом, если они хотят видеть весь Клуб Неудачников в сборе и без конфузов. Как Бен будет любить Беверли Марш всю свою жизни, так и Ричи никогда не научится прикусывать длинный язык.       — Ладно, давай-ка собирать вещи, у нас билеты на послезавтра. И чего ты так на меня смотришь? Неужели не нравится Калифорния? — «Человек с тысячью голосами» и покоритель сердец всей своей многотысячной аудитории поклонников замер на пороге квартиры, снятой Майком на неделю. Продолжить жить в Дерри отважился он один, у остальных жизнь сложилась за пределами маленькой родины, и бросать ее ради чувства ностальгии никому в голову не пришло. Из всех Неудачников последними уезжали Ричи и Эд, решившие до отъезда пожить вместе. Оба согласились, что это во имя экономии. Оба понимали, что Эдди сейчас попросту не справился бы самостоятельно.       Вот и сейчас он сидел за кухонным столиком, и разгром позади него свидетельствовал о попытке заварить себе кофе, пока сосед отлучался за необходимыми покупками в магазин неподалеку. К слову, попытка увенчалась успехом, так как все-таки сделанный крепкий напиток наполнял стоявшую по центру столешницы кружку. Выставленный напоказ трофей, мол, вот, любуйся, чему я смог научиться.       — С какой стати мне ехать к тебе? Вообще-то у меня есть свой дом, — начал было Каспбрак, до того, как его наглым образом перебили.       — К которому прилагается сохнущая по тебе свиноматка… о черт, прости-прости, правда, я ничего против нее не имею. Но она явно не тот, кто тебе сейчас нужен. Поехали. Сан-Франциско классное место. Сфоткаем тебя на фоне Золотых Ворот, наконец-то заведем тебе инстаграм. Давай, решайся, Эдс! — Ричи плюхнулся на соседний стул, кидая на пол полиэтиленовый пакет с продуктами. Эдди задумчиво отхлебнул кофе. Все лучшие последствия в истории человечества случаются только как результат взвешенных решений. Непродуманность крайне редко идет на пользу, особенно в таких сложных вопросах, как переезд в другой город, уход с работы и сожительство с лучшим другом детства.       Но это же Ричи. Ричи Тозиер, ждущий положительного ответа на свое предложение с таким нетерпением, что забыл о нужде моргать, пожирающий жалобным взглядом смутившегося Каспбрака. Да. Черт возьми, да. Он поставил кружку на стол, едва спохватившись о ее сохранности, когда Балабол кинулся к нему с объятиями. От неснятой куртки несло сигаретами, и пользующийся своей прошедшей без вести астмой, Эдвард глубоко вздохнул. Плевать в каком уголке мира, рядом с Ричардом он мог почувствовать себя как дома. Как будто Ричард и есть его дом, как бы двояко не звучало это признание. В слух подобное Эдди не произнес бы и под страхом смертной казни, но мысленно, отчаянно краснея при этом, согласиться с собой приходилось. Сложно сопротивляться чему-то настолько сильному.       После прошедших двух месяцев Эдвард вынужден признаться себе в другом — двояко это не звучало. Все ощущалось достаточно прямолинейно уже тогда. Даже выглядело все однозначно, если судить по реакции Майка, провожавших их до машины. «Удачи вам, парни, я за вас рад. Правда, приезжайте в любое время». Эдвард тогда был, как на иголках, не представляя, каких мук будет стоить ему полет на самолете в нынешнем состоянии, поэтому принял слова Хэнлона как обычную попытку приободрить. Все же знают, какой он неврастеник и ипохондрик. Очевидно, Майк говорил совершенно об иных вещах. Два его близких друга неделю жили, как парочка из клишированной романтической истории, а потом вовсе свалили вместе в закат, как в какое-нибудь свадебное путешествие! Какие еще тут могли быть смыслы? Но для Каспбрака, как выяснилось, могли.       И все-таки. Все перевернулось с ног на голову спустя ровно шестьдесят четыре дня их пребывания в штате Калифорния, в огромном, по меркам бывшей квартиры Эдди, доме. Очередное наполненное теплым солнечным светом утро встретило его в гостиной. Он спокойно вытянулся на довольно широком диване, лениво почитывая очередную книгу с кричащим на обложке словом «бестселлер». Пока что сюжет походил на стандартную подростковую фантастику, но и напрягать мозги над чем-то серьезным и суровым не то, чтобы хотелось. Пока что книга и Эд прекрасно друг друга устраивали.       Новенькая коляска стояла напротив, пока не начались типичные для осени неожиданные холода и бесконечные дожди, Ричи спокойно относился к тому, что старая использовалась как для прогулок, так и для перемещения под крышей. Потом его стали раздражать постоянные следы слякоти от шин, темневшие тут и там в коридорах, к тому же самому Каспбраку было за это ужасно неловко. В общем, Тозиер, поймав как-то вечером Эдди, лежащим на полу с тряпкой, пытающимся избавиться от грязи, даже не советуясь с ним, купил вторую. Вклад, как он сказал, в их общие спокойные будни, и не принимал никакие попытки оспорить свои доводы или выписать чек. Это не какая-то благотворительность, а подарок. Каждый имеет право делать любые подарки кому угодно, не так ли?       Эдвард смог погрузиться в лихо закрутившийся сюжет, не замечая ничего вокруг, поэтому испуганно подскочил на месте, когда что-то теплое и влажное коснулось его щеки, и следом раздалось звонкое чмокание, оглушившее одно ухо. Присевший рядом с диваном на корточки Ричи победоносно ухмылялся.       — Ты выглядел таким милым, я не мог удержаться! Обожаю смотреть, какие рожицы ты корчишь во время чтения, хоть снимай.       — Подожди, ты следишь за мной, когда я читаю? — все еще не придя в себя от случившегося — гребаный Тозиер только что поцеловал его! — Эдди стер будто въевшийся в кожу след с щеки. Черт, но он продолжал чувствовать губы, прижатые к его коже.       — Все имеют право на свои слабости, — прошептал пойманный на слове Ричард, не выглядевший, однако, ни капли не смущенным своим признанием. Продолжая сидеть не в самом удобном, как казалось, положении, он наклонился вперед, утыкаясь носом в отросшие темные волосы замершего Эда. Секунда. Вторая. Настенные часы отсчитывали то ли время, то ли повышающуюся в комнате температуру, так как обоим становилось все сложнее дышать. Оставив еще один поцелуй, на этот раз совершенно бесшумный, на макушке, Ричи выпрямился. Сердце стучало где-то в горле, по ощущениям, решив работать на износ. — У меня сегодня выходной, так что на завтрак будут твои любимые блинчики. Позову, как все будет готово.       Еще одно из самых первых открытий, которые подарила им совместная жизнь, — Ричи не умел шутить, даже сценарии к выступлениям писались целиком за него, но умел восхитительно вкусно готовить. Коллекция его кулинарных навыков включала в себя блюда различной сложности, от простой яичницы до шедевров ресторанного уровня. И все-таки блины и оладьи ассоциировались с чем-то особенным. Они готовились сугубо в те дни, когда обоим не надо было никуда спешить. Эдварда не надо было везти в больницу, не надо было бежать в аптеку за обезболивающим, всегда заканчивающимся неожиданно, а сам Ричи не выступал вечером в каком-нибудь очередном концертном зале. Только тогда он нацеплял этот глупый фартук с рисунком фигуристого тела топ-модели и обнаженной грудью, вгонявшим в краску любого нормального человека, и доставал небольшую сковородку.       Но никогда прежде он не позволял себе ничего подобного. И все же дело было, скорее всего, не в самом поцелуе, относиться ко всем замашкам Ричарда стоило менее строго, как к чему-то должному. Сложности возникли из-за собственной реакции — Эдди понравилось. То чувство комфорта, уюта и ничем не омрачаемого счастья, росшее и крепнувшее в нем день ото дня, вдруг достигло своего пика, вылившись в отчетливую влюбленность. Он задумывался над этим и прежде, но всегда гнал рассуждения прочь: это от безысходности, он никому даром не нужный калека, который воображает любовь с единственным помогающим ему живым существом. Это лишь последствия совместного проживания и контакта чуть ли не по двадцать часов в сутки. Но разве от разыгравшейся фантазии могло охватывать такой удушающей волной возбуждения? «Бля, чувак, тебе просто стоит подрочить», — Ричи бы как-нибудь так отреагировал на все эти подростковые терзания, но, если уж быть совсем откровенным, до последних недель Эд не задумывался, возможно ли у него… что-нибудь.       Когда у тебя отнимаются ноги, и ты становишься колясочником, решившим вдруг погрязнуть в разводном процессе, последнее, о чем ты будешь думать: а стоит ли у меня все еще член? Как выяснилось, травмы спины, причиненные инфернальными существами, имели широкий спектр последствий. Быть может, Оно также огрело его и по голове одной из своих клешней? Иначе чем объяснить тот факт, что в благодарность за всю заботу Эдвард умудрился по уши влюбиться в друга, а от шуточного, судя по всему, поцелуя испытал возбуждение? Не посещавшее его очень давно, но вылившееся в позорную реакцию школьника в пубертатном периоде. От отвращения к себе хотелось взвыть.       За завтраком Каспбраку удалось совладать с собой и немного успокоиться, заливая тарелку кленовым сиропом. Все такое родное. Шеф-повар, не снимая своего извращенного фартука, курил прямо на кухне, одновременно дожевывая закинутый в рот кусок. У немногих людей в мире имела такая способность, совмещать прием пищи с такой вредной привычкой. Вкус сладких блинов смешивался с сигаретным дымом, создавая мало кому доступный, но любопытный контраст. Ричи посмотрел на увлеченного едой Эдварда, на притащенную им с собой книжку, раскрытую на нужной странице и, таким образом, положенную на стол. Все важные события обязаны происходить либо на кухне, либо в постели.       — Эдди, ты должен знать, что ты — гребаная ведьма, — сказал он, стряхивая лишний пепел и улыбаясь во все тридцать два зуба.       Эд поднял на него вопросительный взгляд, и поймал себя на том, что к виду Ричи без очков привыкнуть оказалось сложнее, чем предполагалось. Вот и сейчас он не ожидал увидеть неискаженный оправой и толстыми стеклами веселый блеск карих глаз. Контактные линзы творили чудеса, но это не отменяло сформировавшееся к ним устойчивое раздражение. У Эдди были астма и список других психосоматических заболеваний, а Ричи дразнили четырехглазым. Теперь у Эдварда инвалидность, а Ричард стал красавчиком, за которым женщины должны бегать толпами.       — А? Почему? — сказанное так не сочеталось ни с одним из их недавних разговоров, что Эд и обидеться не мог. Удивительно растерянно он выглядел, хлопая своими ресничками.       — Потому что я в таком случае блядская святая инквизиция, потому что хочу тебя жарить.       — Вообще ведьм сжигали, а не… подожди, что?!       — Что? — Ричи с вызовом вскинул голову. По разные стороны стола, как по разные стороны баррикад, передача хода. Свалившая информация была точно ушат ледяной воды за шиворот и одновременно подавалась как само собой полагающееся. Предсказуемое. Их тянуло, одного к другому, и если не с самого детства, то как минимум последний месяц, казалось, будет достаточно одного толчка, чтобы все завертелось само собой. Но молчание затягивалось дольше положенного, и Ричи с ужасом осознавал, что исход мог быть и другим. Эдди не готов, Эдди не хочет, он убежденный гетеросексуал и прямо сейчас принимает решение съехать в комфортный пансион, или, что намного хуже, вернуться к жене, разорвав контакты с гомосексуальным другом. Втюрившимся в него окончательно, снова. Ричи решил идти на попятную, тяжело вздохнув. — Нет, я имел ввиду…       — Бип-бип, Ричи, — Эдвард схватился руками за легко поддавшиеся их движению колеса, отталкиваясь, выруливая из-за стола и подъезжая к сидящему Тозиеру. Они почти напротив, на одном уровне, и каким бы упертым не был Эд, он вовсе не дурак. Улыбка коснулась его искусанных губ. — Ты все такой же идиот.       — В этом секрет моего шарма, сладкий, — поджимая губы, усмехнулся Ричи, пожимая плечами. О, кажется, он наконец-то мог себе позволить притянуть Эдварда ближе, руша условные границы личного пространства, за которыми начиналась некоторая интимность. Прикосновения иного характера, от которых у обоих табунами проносились мурашки.       — Да-да, я в курсе, этим ты меня и покорил, — Эдди притянул его к себе за шею, обвивая руками, зарываясь в непослушные жесткие кудри. Он выдохнул ему прямо в приоткрытые в предвкушении губы. — Ричи. Иногда, от скуки, я читал надписи на том мосту, ну, в детстве… и, в общем-то, я только теперь вспомнил…       Ричард не дал ему договорить, поцеловав в губы. Это могло произойти и раньше, признание и все приятное, что обычно следует за ним, и никто не был бы против, но случается тогда, когда ему полагается. Взаимно. Они не расстроены, что часть жизни прожита не так и не с теми людьми, ведь впереди осталась другая ее половина. У них куча шрамов и травм, и снаружи, физических повреждений, едва не меньше, чем других, которые излечиваются сложнее. Они спаслись, тогда и теперь. Настало время работы над ошибками.       — Я обязан это сказать первым, почти двадцать семь лет ждал. Я люблю тебя, Эдди Каспбрак, — перетащив Эда обоюдными усилиями к себе на колени, Ричи поцеловал его за ухом. Господи боже мой, он был обязан отыграться и зацеловать его до потери сознания, пока будет хватать воздуха. — И я уверен, что ты трахаешься получше своей мамашки.       Отвешивать тычки и подзатыльники абсолютно точно заслужившему их Ричи всегда было особенным удовольствием. Делать то же самое, но понимая, что Ричи от и до твой, — приятнее в неисчислимое количество раз.