Дом без номера

Даниэль Тиден. Записи 1920-2019 Сейчас, когда я пишу все это, сидя в темноте в номере мюнхенского отеля, события того вечера кажутся мне странно осязаемыми, объемными. Бывают моменты, которые выступают из памяти, как горельефы на стене здания, и вечер в игорном доме — как раз из таких. Граф вышел, когда мы с Сен-Жаном ещё играли. Просто встал, коротко переговорил с кем-то из знакомых, посмеялся над чьей-то шуткой, с кем-то договорился о встрече и вышел. В его уходе не было ничего демонстративного, ничего, похожего на эмоциональный порыв или протест. Естественно. Он никогда не удостоил бы меня такой бурной реакции. Он просто отправился дальше по своим делам, дав мне понять, что на этот вечер в моём присутствии больше не нуждаются. В очередной раз я удивился тому воздействию, которое оказывали на меня самые простые действия этого человека. Не зная, почему, я почувствовал себя кем-то вроде дворецкого, которому жестом дали понять, что на сегодня он свободен. Слегка озадаченный, я даже не сразу осознал, что Сен-Жан проиграл партию. Он моргнул, резко вдохнул, поднимаясь из-за стола и едва заметно побледнел. Все присутствующие торопливо зашумели, заговорили о чём-то своём, спеша разрядить обстановку и отвернуться от зелёного стола, за которым то ли развернулась небывалая драма, то ли произошла какая-то несусветная нелепость. Остаток вечера вышел сумбурным. Мы с Сен-Жаном не перекинулись больше ни единым словом, да я и не пытался этого сделать. А он сам, углубившийся в кружок своих приятелей, казался мне каким-то суетливым и растерянным. Летиции к тому времени и след простыл, и я, в свою очередь, поторопился убраться восвояси. Выйдя на улицу, я чувствовал странную неловкость. Мне хотелось думать, что всё произошедшее удалось свести к недоразумению или шутке, но в самом воздухе, казалось, висела какая-то недосказанность, и, идя по совершенно пустой улице, я ощущал на себе несуществующие укоризненные взгляды. Придя в отель, я обнаружил номер графа запертым. Я не стал стучаться, просто прочитал сквозь запертую дверь, что его там нет. Тогда я зашёл к себе, заказал ужин и совершенно без сил отправился в ванную. Я был голоден, почти вся аура оказалась истрачена на манипуляции с беднягой Сен-Жаном, и я чувствовал себя полным идиотом. Выйдя из ванной, я решил, что лягу спать, а подзаряжусь завтра. И, когда я уже собирался лечь в постель, в дверь тихо постучали. Я быстро развернулся к двери и вдруг уловил отголосок уже знакомой ауры. По телу пробежало приятное волнение, смешанное с удивлением. Я бесшумно метнулся к двери и распахнул её. Летиция, стоя на пороге, вздрогнула от неожиданности. На долю секунды в её глазах промелькнул испуг, но она молниеносно взяла себя в руки и уставилась на меня твёрдо, в упор. Она была похожа на изящную хищную птицу. Я пригласил её войти и предложил вина. Она лишь мотнула головой. Прошла мимо меня в номер, бегло огляделась и встала посреди комнаты, скрестив руки на груди и слегка задрав подбородок, что придавало ей капризный и отчасти скучающий вид. Но я, пробуя её ауру по капле, знал, как сильно она волнуется, стоя одна посреди вражеской территории и отчаянно впившись в меня своими почти неподвижными зрачками. Я сразу всё понял, и густое бархатистое тепло разлилось внутри щекочущей, невесомой рябью. — Я, признаться, удивлён вашим появлением, — спокойно сказал я, отчасти, ломая комедию, отчасти — чтобы помочь ей. — Вы не удивлены и нечего врать, — раздельно и ровно сказала Летиция и выжидающе посмотрела на меня, как игрок, только что сделавший ход. А следующий был за мной. Я осторожно приблизился и, повторяя её позу, скрестил руки на груди. Я не мог удержаться от улыбки, беззастенчиво разглядывая её и, держу пари, в тот момент я выглядел абсолютно карикатурным злодеем из дамского романа. Точь в точь, разумеется, как она ожидала. Голод немного сковывал меня, лёгкие дуновения её ауры заставляли мысли путаться. — Вы выиграли партию, — наконец, выговорила она, — получить выигрыш — ваше полное право. Она думала, что шокирует меня, и ей нетерпелось насладиться произведённым на меня эффектом. Летиция играла с огнём, как бывалый гурман, с полным знанием дела, и я даже зауважал её как коллегу по увлечению. Но вслух ничего не сказал. Откровенно говоря, меня слегка повело, и сдерживаться становилось совсем уже невыносимо. Колышущиеся облачка ауры окутывали, гладили покрытую мурашками кожу, терзали, дразнили. А Летиция торжествовала, неверно истолковывая моё молчание, выражение лица и учащённое дыхание. А самое невыносимое, самое влекущее и мучительное было то, что она не просто мстила своему жениху в тот момент. Она искренне хотела меня. Она шла сюда, осознанно решив шагнуть вниз со своей неприступной скалы. Искупаться в адреналине и похоти, как в раскалённой лаве. Превратить своё унижение в совершенно инфернальный триумф. Я читал её, изнемогая от жажды и искушения, испытывая такое невыносимое и безумное желание, какого даже не предполагал в себе раньше. Это я-то, ага. А ещё — я впервые видел кого-то, похожего на себя самого. Ход мыслей, душевная организация и темперамент Летиции были мне полностью понятны, потому что были, в сущности, точь в точь мои собственные. На меня смотрело моё отражение. Мой энергетический двойник в обличье женщины. Именно поэтому я так сильно хотел её. Всю. Ауру, тело и душу. И именно поэтому мне было особенно легко и приятно отказаться от неё. — Нет, — медленно произнёс я, с восхищением глядя в её пылающее лицо, — этого не будет, мадемуазель. Я свой выигрыш получил сполна. Я жалел, что согласился на такую ставку, до того, как вы пришли. Но вот вы здесь, и наш разговор и есть мой выигрыш. Я больше ни о чем не жалею. А своего жениха вы бы всё равно бросили. Вот и всё. Вы освободились от своих кандалов, осчастливили меня, и теперь вам пора. Я с трудом держался на ногах, но, собрав всю волю и остатки сил, распахнул перед ней дверь. Повисла пауза. Летиция застыла, будто перед броском. Она смотрела на меня взглядом убийцы, готовая ударить. Я гадал, есть ли в её расшитой бисером сумочке маленький револьвер. Она слегка прищурилась, вглядываясь мне в глаза. С минуту мы стояли так. Вдруг, она покачала головой и беззвучно усмехнулась. И молнией скользнула мимо меня в холл, к лифту. Обернулась на секунду и тут же скрылась за узорчатыми зеркальными дверями. Более не в силах лечь спать, я наскоро оделся и бросился наобум, на ночные улицы. Утром я нашёл графа в кафе напротив, через улицу от нашего отеля. Он завтракал на нарядной террасе на самом берегу озера, и усыпанный цветами мост под деревянной крышей, казалось, парил над блестящей солнечной гладью, совсем рядом. Я молча приблизился. Баранцов жестом пригласил меня сесть. Я опустился в плетеное кресло напротив него и посмотрел вдаль. Полупрозрачная голубая дымка, вся пронизанная рассеянным солнцем, окутывала противоположный берег. Утро было прекрасным, идиллическим. Подошёл официант, и я заказал круассаны и кофе. — Зачем вы это сделали? — без предисловий спросил граф, закуривая сигару и пристально глядя на меня. Теперь я был ему интересен. Я вскинул взгляд. — Да будет вам известно, — насмешливо проговорил я, — что прошлой ночью я никого не убил исключительно из уважения к вам и нашей с вами дружбе. Он не изменился в лице, только брезгливая тень пробежала у рта. — Польщён. Ну так? — Зачем я это сделал? Вы о Сен-Жане, конечно. Граф Николай вздохнул. — Мне известно, зачем. Но я хочу услышать это от вас. Хочу, чтобы вы сами это сформулировали.